- Чего я только не делал, пытаясь помочь ей - и все впустую! - В голосе Филиппа звучало презрение к самому себе. - Черт побери, я ведь не любил ее! Не любил - и чувствовал свою вину за это…
- Ты не любил ее? - переспросила Элоиза. Губы Филиппа горестно скривились:
- Как можно любить того, кого ты не знаешь? - Он посмотрел на Элоизу. - Я был женат на ней восемь лет, но совершенно ее не знал…
- Может, она просто не давала тебе узнать ее?
- Может, я недостаточно этого хотел?
- И все-таки твоей вины здесь нет, Филипп. - Элоиза сказала это не столько Филиппу, сколько самой себе. - Виновата болезнь Марины. Некоторые люди рождаются меланхоликами. Не знаю, откуда у них эта подавленность, но факт остается фактом.
Филипп недоверчиво посмотрел на нее.
- Я знаю, что говорю, - заметила Элоиза. - Я знала Марину в детстве, еще до того, как ты вообще узнал о ее существовании.
Теперь взгляд Филиппа стал таким пристально-внимательным, что Элоиза невольно поежилась.
- Я ни разу не видела, чтобы она смеялась, - продолжала она. - Ни разу! С тех пор, как я познакомилась с тобой, я стала больше думать о ней и все время удивлялась, почему воспоминания о Марине вызывают у меня какое-то странное чувство. Потом я поняла: это потому, что она никогда не смеялась. Ты можешь представить себе ребенка, который никогда не смеется?
С минуту Филипп молчал.
- Я тоже не припомню, - произнес он, наконец, - чтобы она когда-нибудь смеялась. Улыбаться иногда улыбалась, например, когда дети приходили проведать ее, но смеяться - ни разу.
Элоиза кивнула.
- Я не Марина, Филипп, - сказала она.
- Я знаю, - откликнулся он. - Я это сразу понял. Поэтому я и женился на тебе.
Элоизе хотелось услышать что-то другое, а не признание в том, что Филипп женился на ней потому, что она не страдает депрессией, однако она промолчала.
Филипп сосредоточенно хмурился. На лбу его залегли глубокие складки. Он провел по ним рукой, словно желая разгладить.
- Поначалу, - заговорил он, - я думал, что мне достаточно просто жены, которая не была бы подвержена депрессии, которая смотрела бы за детьми, которая бы не…
Он вдруг запнулся, как бы не желая продолжать фразу. Но Элоизе было важно услышать конец фразы - она чувствовала, что Филипп недоговаривает что-то серьезное.
- Которая бы что? - спросила она. Молчание Филиппа, казалось, длилось вечность.
- Я всем говорил, что Марина умерла от простуды, от воспаления легких… - наконец, с трудом заговорил он.
- А разве не от этого? - удивилась Элоиза.
- От этого. Но…
У Элоизы сжалось сердце - она вдруг поняла, что имеет в виду Филипп.
- Марина действительно умерла от простуды, - отрешенно повторил он. - Но я никому не говорил, почему она простудилась…
- Озеро, - едва слышно прошептала Элоиза. Слово это вырвалось у нее словно помимо ее воли.
Филипп кивнул:
- Она оказалась в озере не случайно.
Элоиза хотела было что-то сказать, но тут же прикрыла рукой рот. Неудивительно, что Филипп так испугался, когда она повела туда детей. Но если бы она знала…
- Я вовремя ее вытащил, - произнес Филипп. - Вовремя в том смысле, что она не успела утонуть. Но от простуды это ее не спасло. Через три дня она умерла. - Он грустно усмехнулся. - Даже пресловутый ивовый настой не помог…
- Какая жалость! - воскликнула Элоиза. Она действительно жалела Марину, хотя, если бы не ее смерть, она, Элоиза, не вышла бы замуж за Филиппа.
- Ты этого не понимаешь, Элоиза, - вздохнул Филипп. - И может быть, никогда не поймешь.
- Возможно. Я не знала никого, кто бы покончил с собой…
- Я не об этом! - резко, почти сердито выкрикнул Филипп. - Я о том, что ты не можешь представить себе, каково это - все время пытаться что-то сделать и ничего не добиваться. Чувствуешь себя словно затравленный зверь. Бог свидетель, я пытался - ради себя, ради Марины, ради детей. Я испробовал все, что только мог придумать; все, что кто-нибудь подсказывал мне, - ничего не помогало! Что бы я ни пытался предпринять, Марина только плакала и зарывалась еще глубже в свою чертову постель, натягивая на голову одеяло. Марина жила в темноте - шторы в ее комнате всегда были опущены, свет приглушен, пока однажды - словно по иронии судьбы, в ясный, солнечный день! - она не утопилась.
Глаза Элоизы удивленно округлились.
- Да, - продолжал Филипп, - день тогда выдался на редкость солнечный. Целый месяц небо было затянуто тучами, а когда, наконец, выдался погожий денек, она пошла и утопилась! - Филипп снова невесело коротко рассмеялся. - Словно она жила для того, чтобы испортить мне все солнечные дни!
- Филипп, не надо! - Элоиза взяла его за руку, но Филипп вырвал руку.
- Да и утопиться-то как следует и то не смогла! Впрочем, здесь уже моя вина - какого черта мне понадобилось ее вытаскивать? Умерла бы сразу, а то еще целых три дня мучила всех нас - мы все гадали, умрет она или будет жить! - Филипп фыркнул, скрестив руки на груди. - Но разумеется, она умерла - какой еще мог здесь быть исход? Обычно человек все же борется с болезнью, а у нее не было ни малейшего желания бороться! Я все ждал, когда она улыбнется - думал, хотя бы умрет с улыбкой на губах, добившись, наконец, того, чего ей единственно и хотелось всю жизнь…
- И что же? - Элоиза вдруг живо представила себе мертвую Марину с улыбкой на губах - зрелище действительно жуткое.
- Черта с два! Когда она умерла, на лице ее было все то же выражение - точнее, полное отсутствие всякого выражения. Полнейшая пустота…
- Какой ужас! - прошептала Элоиза. - Не дай Господь никому пережить то, что пережил ты!
Филипп долго смотрел на нее, смотрел прямо в глаза, словно искал там какой-то ответ, которого, возможно, он и не мог получить. Затем Филипп отвернулся и подошел к окну, где стал так же отрешенно-пристально смотреть на звездное небо.
- Дело было даже не в том, - вздохнул он, - что я не мог помочь ей победить душевную болезнь. - Я пытался полюбить Марину, хотел помогать ей не из чувства долга, а из сострадания к родному человеку… - В голосе Филиппа звучала скорбь. - Но с каждым днем я все больше жалел, что не женат на ком-нибудь другом… - Он прислонился разгоряченным лбом к стеклу. - Черт побери, любая другая жена для меня была бы лучше Марины!
Филипп снова погрузился в молчание - такое долгое, что Элоиза даже испугалась, все ли с ним в порядке.
- Филипп! - осторожно окликнула она его. Он обернулся.
- Вчера ты, кажется, сказала, что у тебя… у нас какая-то проблема…
- Я не имела в виду…
- Ты сказала, что у нас какая-то проблема, - повторил Филипп, словно не слыша ее. - Но черт побери, Элоиза, тебе, слава Богу, не пришлось пережить того, что пережил я. Ты не знаешь, что это такое - столько лет состоять в браке, который и браком-то нельзя назвать, жить в непонятной дурной бесконечности, без надежды на какие-нибудь перемены, и каждый вечер - одинокая постель, не согреваемая теплом близкого существа…
Он шагнул к Элоизе. В глазах Филиппа горел такой огонь, что этот взгляд буквально парализовал Элоизу.
- Не пережив всего этого, не смей даже произносить самого слова "проблема". По сравнению с тем, что я пережил, Элоиза, все остальные проблемы - детские игрушки. - Филипп помолчал, а когда заговорил, тон его стал мягче. - Может быть, для тебя в нашем браке и есть какие-то проблемы, для меня же он - рай, о каком я не смел и мечтать. И если ты скажешь, что для тебя это не так, я этого просто не вынесу!
- Филипп! - только и могла выдохнуть Элоиза.
Она бросилась в его объятия, словно желая слиться с ним в единое целое.
- Прости меня, Филипп… - повторяла она. - Прости ради Бога! - Слезы ее намочили его рубашку.
- Я не хочу снова быть несчастным, - бормотал Филипп, прижимая ее к груди. - Я не смогу… не выдержу…
- Мы будем счастливы, Филипп, - пообещала она. - Мы будем счастливы!
- Ты должна быть счастлива, - повторял он. Голос его был хриплым, будто слова исходили из самой глубины груди. - Обещай мне!
- Я уже счастлива, Филипп. Я счастлива. Клянусь!
Филипп отодвинулся от Элоизы и приподнял ее подбородок, словно в глазах жены хотел найти подтверждение сказанным ею словам.
- Я уже счастлива, Филипп, - повторила она. - Так счастлива, что и не могла раньше себе это представить. И я горжусь, что я - твоя жена.
Губы Филиппа задрожали - он явно боролся со слезами. У Элоизы перехватило дыхание. Ей ни разу не приходилось видеть плачущего взрослого мужчину, но вот уже первая слеза скатилась по щеке Филиппа, задрожала в уголке губ… Элоиза осторожно смахнула ее.
- Я люблю тебя, - прошептал он. - Люблю тебя, даже если ты меня не любишь, - не могу не любить…
- Но я люблю тебя, Филипп! - Элоиза стерла с его лица еще одну слезу.
Губы Филиппа зашевелились, словно он хотел что-то сказать, но вместо этого он просто крепко прижал к себе Элоизу, так крепко, что еще немного - и переломал бы ей кости. Филипп целовал ее в шею, с губ его слетало ее имя… Наконец, их губы слились.
Как долго длился их поцелуй, Элоиза и сама позже не могла бы сказать. Потом Филипп подхватил ее на руки и потащил прочь из галереи, вверх по лестнице, в спальню… Губы их при этом ни на мгновение не разъединялись.
- Ты мне нужна. - Филипп осторожно положил ее на кровать. - Нужна как хлеб, как вода, как воздух…
Элоизе хотелось сказать Филиппу, что он тоже нужен ей, но она не смогла произнести ни слова - губы Филиппа уже ласкали ее грудь, ласкали так, что Элоизе казалось, что она в каком-то другом, нездешнем мире. Внутри Элоизы поднималась волна желания. В этот момент она хотела только одного - отдать всю себя этому самому лучшему в мире мужчине, ее мужу, и взамен получить его всего.
Отпрянув от Элоизы, Филипп несколькими быстрыми движениями освободился от одежды и лег рядом с ней. Он крепко прижимал ее к себе, одна его рука гладила ее плечи, другая - волосы.
- Я люблю тебя, - снова прошептал он. - Ты не представляешь, как я тебя сейчас хочу! Так бы взял тебя и…
- Представляю, - усмехнулась она. - Я сама хочу тебя не меньше!
- Я умру без тебя, - прошептал он.
Элоиза была не в силах говорить, не в силах даже дышать. Из глаз ее хлынули слезы.
- Не надо плакать! - прошептал Филипп.
- Я не могу остановиться! - Голос Элоизы дрожал. - Я так тебя люблю, Филипп! Я даже не думала - хотя всегда надеялась, - что…
- Я тоже не думал, - сказал он. Несмотря на то что Элоиза не закончила фразу, Филипп знал, что она скажет: "Я никогда не думала, что это может случиться со мной".
- Я так счастлив! - Руки егo скользили по ее телу. - Я всю жизнь ждал тебя, Элоиза…
- Я знаю. Я тоже всю жизнь ждала тебя!
- Элоиза, - улыбнулся он, - предупреждаю: сегодня я буду делать это быстро. Медленно у меня просто не хватит терпения!
- Хорошо. - Элоиза раздвинула ноги, приглашая Филиппа. - Я сама не хочу медленно!
Через мгновение Филипп уже был внутри ее. У Элоизы перехватило дыхание.
- Ого! - сорвалось с ее губ.
- Ты сама хотела быстро! - лукаво усмехнулся он. Элоиза обхватила его ногами, он приподнял ее бедра, стремясь проникнуть как можно глубже.
- Лежи спокойно, - произнес он, - я сам все сделаю.
Движения их на этот раз не были изящными, они не попадали в такт, соприкосновения вспотевших тел производили отнюдь не мелодичные звуки. Но какая, в конце концов, разница? Главное, чтобы обоим было хорошо! Сейчас ими двигала не нежность, а страсть.
Ждать кульминации пришлось недолго. Элоизе хотелось продлить наслаждение, но с каждым движением Филиппа пожар внутри ее нарастал и требовал быстрой и бурной разрядки. Наконец, когда эта сладкая мука стала запредельной, Элоиза взорвалась, выгнувшись такой дугой, что сама не ожидала подобной гибкости от своего тела. Ей казалось, что она воспарила над кроватью, и, чтобы удержаться в полете, она ухватилась за плечи Филиппа.
Филипп "взорвался" внутри ее, снова пригвоздив ее к кровати. Но Элоиза не возражала - ей нравилось ощущать тяжесть тела Филиппа, чувствовать кожей его разгоряченную кожу.
Элоиза любила его. Это было так просто - как жизнь, как дыхание…
Элоиза любила Филиппа, Филипп любил ее - и ничто больше в этом мире не имело для нее значения - ни сейчас, ни раньше, ни потом…
- Я люблю тебя! - прошептал Филипп, отодвигаясь, наконец, от нее.
Элоиза вздохнула полной грудью. "Я люблю тебя". Это было все, что она хотела услышать.
ГЛАВА 19
…мои дни полны бесконечных развлечений. Я хожу по магазинам, посещаю званые обеды, меня приглашают в гости, и я принимаю гостей… По вечерам обычно бал или концерт, иногда небольшая вечеринка в кругу друзей. А когда я остаюсь дома одна, то тоже не скучаю - читаю что-нибудь. В общем, я живу яркой, насыщенной жизнью - жаловаться не приходится. Что еще человеку надо ?
Из письма Элоизы Бриджертон сэру Филиппу Крейну, написанного спустя шесть месяцев после начала их необычной переписки.
Элоиза была уверена, что эту неделю она запомнит на всю жизнь, хотя в ней не было ни каких-нибудь выдающихся событий, ни неожиданных подарков от мужа, ни встреч с новыми, интересными людьми. Внешне все было весьма обыденно - даже погода могла бы быть и получше.
Тем не менее, для Элоизы эта неделя изменила все.
Не то чтобы это произошло мгновенно, словно удар молнии… Перемена была постепенной, Элоиза не сразу и заметила ее.
Все началось через несколько дней после событий, описанных в предыдущей главе. Однажды, проснувшись поутру, Элоиза увидела, что Филипп, уже полностью одетый, сидит у ее кровати и смотрит на нее с улыбкой.
- Что ты делаешь? - Элоиза села на кровати, прикрывая грудь простыней.
- Смотрю на тебя.
- Неужели это так интересно? - удивилась она.
- Я могу смотреть на тебя часами!
Покраснев, Элоиза пробормотала что-то вроде "Дурачок!", но на самом деле ради того, чтобы слышать подобные признания от Филиппа, она готова была еще понежиться в кровати. Филипп, скорее всего, не стал бы возражать, но, поскольку он был одет, Элоиза решила, что и ей пора вставать.
- Я принес тебе горячие булочки. - Он протянул ей тарелку.
- Спасибо!
С наслаждением откусив кусочек булочки, Элоиза подумала о том, что хорошо бы Филипп принес еще и что-нибудь выпить. Но не успела она попросить его об этом, как услышала слова Филиппа:
- Я подумал: а не отправиться ли нам сегодня на прогулку?
- Вдвоем?
- Вообще-то я хотел прихватить с собой и детей…
Кусок булочки, который в этот момент жевала Элоиза, чуть было не встал у нее поперек горла. В первый раз со дня свадьбы - нет, в первый раз с тех пор, как Элоиза приехала к нему, - Филипп предлагал такое. Впервые Филипп не отстранялся от своих детей, предпочитая, чтобы за ними присматривал кто-нибудь другой, а сам шел на контакт с ними.
- Что ж, - проговорила она, - отличная идея!
- Я рад, что ты ее одобряешь. - Филипп поднялся. - Умывайся, одевайся, а я пока объявлю служанке, временно исполняющей обязанности гувернантки, что на сегодня она свободна.
- Я думаю, она очень обрадуется! - хмыкнула Элоиза. Судя по всему, Мэри совсем не хотелось быть гувернанткой, даже временно. Впрочем, среди служанок вряд ли нашлась бы хоть одна, которая с радостью взялась бы за эту работу: в памяти всех еще слишком свеж был случай с волосами несчастной мисс Локхарт, приклеенными к подушке.
Но делать было нечего. Назначая Мэри гувернанткой, Элоиза заставила детей поклясться, что они не позволят себе никаких выходок, и до сих пор близнецы держали эту клятву. Элоиза даже втайне надеялась, что Мэри, в конце концов, все-таки согласится, чтобы эта работа стала для нее постоянной. Тем более, что платили ей за это побольше, чем за махание шваброй.
Элоиза взглянула на дверь и с удивлением обнаружила, что Филипп еще не ушел.
- В чем дело? - спросила она. - Что-то не так?
Филипп казался растерянным. По лицу его пробежала тень.
- Знаешь, я сомневаюсь… - начал он.
- Ничего страшного, - перебила его Элоиза. - Каждый может передумать…
- Я не об этом. Я подумал, стоит ли брать детей. Сегодня в деревне нет ни ярмарки, ни праздника… Что мы будем там делать?
- Все, что хочешь, Филипп. Или ничего. Какая разница? Просто погуляем! В конце концов, все, что нужно детям, - это ты, Филипп.
Два часа спустя Филипп и Оливер стояли у лавки с вывеской "Портной Ларкинс. Мужское и дамское платье высшего качества", с нетерпением поджидая Элоизу и Аманду.
- Неужели обязательно ходить по портным? - проворчал Оливер таким тоном, каким, должно быть, протестовал бы, если бы его заставили облачиться в платье Аманды и заплести косу.
Филипп пожал плечами:
- Желание мамы - закон! Будь мужчиной, Оливер!
- В следующий раз, - проворчал тот, - мы с тобой сами будем выбирать, куда пойдем, папа! Когда мисс Бриджертон сказала, что станет моей новой мамой, я не думал, что мне придется ждать ее у магазинов!
Филипп едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
- Такова жизнь, сынок. Мужчины должны уступать женщинам. Ты же любишь маму?
Оливер обреченно вздохнул, словно ему приходилось идти на подобные жертвы каждый день.
Филипп заглянул в окно лавки. Судя по всему, закончить свои дела Элоиза и Аманда собирались еще не скоро.
- А насчет твоего предложения, - сказал он Оливеру, - чтобы мужчины выбирали, куда пойти, я только "за".
В этот момент из дверей вдруг показалась голова Элоизы.
- Оливер, ты не хочешь зайти на минутку? - окликнула она малыша.
- Не хочу! - Парнишка замотал головой так, что, казалось, она сейчас оторвется. Он умоляюще посмотрел на отца, но тот сурово сдвинул брови.
- Ты должен уступить маме, Оливер!
- Не слишком ли много уступок? - проворчал тот. Вид у парня был такой, словно его вели на эшафот.
Филипп откашлялся, чтобы скрыть смешок.
- А ты тоже пойдешь? - спросил Оливер.
Филипп хотел было ответить: "Еще не хватало!", - но вовремя сдержался.
- Нет. Я должен присматривать за нашим экипажем, - объяснил он.
Глаза Оливера сузились.
- А чего за ним присматривать?
- Ну мало ли что… Там все-таки все наши сегодняшние покупки!
Элоиза проворчала что-то себе под нос - что именно, Филипп не смог разобрать.
- Иди, Оливер. - Он легонько подтолкнул сына в спину. - Мама тебя зовет!
- Тебя, между прочим, я тоже зову! - откликнулась Элоиза. - Тебе нужны новые рубашки.
- Портной знает мой размер. Пусть доставит на дом. Мое присутствие вовсе не обязательно!
- Разве ты не хочешь сам выбрать материал?
Филипп поморщился:
- Я полностью доверяю твоему вкусу.
- Папа должен следить за экипажем! - деловито заявил Оливер, переступая порог.
- Филипп, - притворно погрозила ему Элоиза, - ты сейчас у меня получишь!..