Она не отдала бы и волоска со своей головы за роскошные платья или драгоценности, но мысль о том, что ей никогда больше не нужно будет прикусывать свой язычок, или терять сон из-за того, что она слишком много наговорила, или задумываться над случайным шепотом, который она услышала, пытаясь выяснить, знает ли кто-то что-то ужасное о ней – эта мысль заслуживала того, чтобы отдать ей всю себя целиком и сердце в придачу.
Герцогиня Брукмур. Только помни, что ты будешь герцогиней.
Глава 11
Мистер Стикли вошел в строгий, элегантный офис фирмы "Стикли & Вульф", обставленный в классическом стиле, что полностью сочеталось с изящной архитектурой здания на Флит-Стрит. Здесь не было бумаг, загромождавших огромные полированные столы, не было слышно шепота клерков, деловито исполняющих более приземленные поручения в деятельной фирме.
"Стикли & Вульф" имели только одного клиента – одно предназначение в этом мире, можно было бы сказать. За прошедшие двадцать лет единственным занятием "Стикли & Вульф" было оберегание и управление трастом Пикеринга.
Были и другие клиенты, когда основатели фирмы "Стикли & Вульф" заседали в этом офисе. Мистер Стикли-старший был бдительным, внимательным к деталям партнером, в то время как мистер Вульф-старший был очаровательным представителем общества, привлекая новых высокопоставленных клиентов своим остроумием и приятной внешностью. Хотя среди клиентов и преобладали недавно овдовевшие женщины, это – все равно было выгодным бизнесом.
Однако мистер Стикли-младший не был заинтересован в счетах вдов, у которых была раздражающая тенденция на самом деле тратить деньги. Мистер Вульф-младший унаследовал от отца привлекательную внешность и шарм, но не тот врожденный шик, из-за которого его отца принимали даже в высшем обществе – особенно если к обеду было приглашено количество леди, превышающее количество джентльменов.
Мистер Вульф-младший был более склонен к тому, чтобы проводить свои вечера в игорном притоне с девицей легкого поведения на коленях – по крайней мере, пока он был достаточно трезв, чтобы хотеть девицу.
Так что один за другим, большой список клиентов, унаследованный от отцов, был утрачен сыновьями, до тех пор, пока не остался только траст Пикеринга. К счастью, сэр Хэмиш уже давно умер, поскольку его дело могло бы отправиться по тому же пути, куда проследовали дела веселых вдовушек.
По правде сказать, состояние дел замечательно устраивало как мистера Стикли, так и мистера Вульфа. Мистер Стикли холил и лелеял траст, вырастив его до нынешнего удивительного размера, в то время как мистер Вульф с удовольствием проигрывал свой гонорар, потому что всегда получал еще больше. В конце концов, шансы на то, что одна из правнучек Пикеринга поймает герцога, вполне заслуживали того, чтобы на них сыграть.
Стикли уселся в большое стеганое кожаное кресло, которое он так сильно любил и прислушался к желанной тишине безмятежного офиса. К счастью, Вульф редко присутствовал, за исключением случайных визитов, чтобы забрать свою долю для ночных расточительных загулов.
Стикли презирал Вульфа со всей изящной деликатностью человека, который никогда не осмелится таким же образом освободиться от запретов, но он не расстался бы с ним даже за весь мир. Кроме того факта, что ему придется использовать свои личные деньги, чтобы выкупить у Вульфа его половину фирмы, где еще он найдет кого-то, кто будет оставлять его в таком восхитительном одиночестве?
Вот почему, когда Вульф неожиданно влетел в офис час спустя, Стикли сумел посмотреть на бесполезного хама через линзы своих очков с некоторой степенью дружеского презрения.
– Эй, там, Стик. Я здесь, чтобы набить свой кошелек.
Стикли поднялся, не выказывая особой поспешности.
– Твой отец посылал тебя в Итон не для того, чтобы ты пытался уничтожить королевский английский язык.
Он подошел к сейфу, стараясь небрежно держаться спиной к креслу Вульфа. Стикли сменил комбинацию много лет назад, полностью намереваясь поделиться ею с Вульфом, если он попросит, но тот никогда не спрашивал. Следовательно, зачем ставить несчастного, морально нестабильного человека в ужасную ситуацию, связанную с необходимостью воздерживаться от желания очистить место для хранения ценностей?
Стикли вытащил небольшой мешочек с несколькими фунтовыми банкнотами и монетами. Он всегда был слишком щедрым с Вульфом, никогда не урезал содержание его "кошелька", как он называл это. Когда начали поступать прибыли от тщательно инвестированных средств траста, кошелек Вульфа увеличился соответственно.
Стикли и не мечтал о том, чтобы обмануть сына любимого партнера своего отца – хотя это было бы невероятно просто сделать. На самом же деле, на протяжении многих лет Стикли думал о многих способах, чтобы уменьшить гонорар Вульфа, но следовало высоко устанавливать свои моральные стандарты и никогда не позволять им колебаться, или ты потеряешься в грехе.
Стикли никогда не крадут.
Не поворачиваясь, он бросил кошелек через плечо, зная, что Вульф поймает его в воздухе. Сделав это, Стикли закрыл сейф и осторожно восстановил комбинацию, не забывая закрывать своей спиной этот процесс от Вульфа.
Затем он повернулся, ожидая увидеть Вульфа уже направляющимся к дверям. Вместо этого его нелепый привлекательный партнер непочтительно растянулся в парном кожаном кресле, вглядываясь в него прищуренными глазами.
– Ты начинаешь терять свои волосы в молодом возрасте, не так ли, Стик?
Стикли провел ладонью по голове до того, как смог остановить себя. Он резко отдернул руку вниз и проследовал к своей стороне огромного стола.
– Я не имею ни малейшего понятия, что ты имеешь в виду. – Он уселся прямо в центр прекрасного кресла, точным движением подвернув фалды своего сюртука. Затем Стикли поднял глаза и увидел, что Вульф нежно усмехается ему.
– Стик, не позволяй этому расстраивать тебя. Ни один из нас больше не юноша.
Разглядывая бледность, появившуюся на лице своего партнера от распутной жизни, Стикли резко кивнул.
– В самом деле.
– Думаю, что тебе нужна жена, Стик. – Вульф перекатился вперед, чтобы поставить оба локтя на нетронутую промокательную бумагу со своей стороны стола. Промокашка Стикли не была такой идеально чистой, но ведь он на самом деле пользовался ею. – Кто-то, кто подарит тебе пару маленьких Стикли – сына, чтобы унаследовать фирму и дочь, чтобы осветить дни твоей старости.
– Я совершенно доволен тем, что у меня уже есть, – парировал Стикли. – Ты, со своей стороны, можешь только выиграть, если привяжешь себя только к одной женщине. – Меньше вероятности умереть от противного сифилиса или быть застреленным каким-нибудь возражающим мужем.
Он не сказал этого вслух, но Вульф улыбнулся без раскаяния, словно слышал каждое слово.
– Стик, по крайней мере, когда я умру, кто-то это заметит. А ты просто останешься здесь, сидя за столом, до тех пор, пока не превратишься в одну из этих африканских мамок.
– Египетских мумий, – с раздражением поправил его Стикли. – И ты бы знал это, если бы когда-нибудь использовал газету для иной цели, кроме как набивать свои сапоги.
– Я даже этого не делаю. Мой камердинер набивает мои сапоги за меня. – Вульф откинулся назад в кресле и забросил оба вышеупомянутых сапога на промокашку, скрестив ноги в лодыжках. Он переплел пальцы за головой и, слегка нахмурившись, посмотрел на партнера через стол. – Стик, думаю, что я пренебрегал тобой.
Стикли замер. Умоляю, только не говори, что ты желаешь взять на себя больше ответственности за фирму!
Вульф кивнул, словно пришел к какому-то решению.
– Думаю, что мне пришло время взять на себя больше ответственности за фирму.
– Нет! – Стикли почти вскочил на ноги в знак протеста. Затем он заставил себя успокоиться, пока медленно усаживался поглубже в кресло. Не было необходимости паниковать. Это же Вульф, в конце концов. Дай ему страницу цифр, которые нужно подсчитать, и он уснет или сбежит через час.
Стикли сделал глубокий вздох и попытался приклеить на лицо терпеливую улыбку. Должно быть, это ему не слишком удалось, потому что взгляд Вульфа стал немного встревоженным. Отбросив улыбку, Стикли просто поджал губы.
– Вульф, пожалуйста, прости мой… аргумент. Конечно же, ты можешь принять на себя некоторые задачи. Я должен сказать, что со всем этим гвалтом по поводу помолвки мисс Милбери, мне может понадобиться помощь.
Вульф заморгал.
– Одну из девчонок Пикеринга собираются запрячь? Когда это произошло? Они же пробыли в городе всего один день.
Стикли еще крепче сжал губы.
– Они пробыли здесь уже неделю, и, очевидно, этого было достаточно для мисс Фебы Милбери, чтобы обеспечить привязанность некого маркиза Брукхейвена, который, если ты припоминаешь, вскоре унаследует…
Вульф махнул рукой.
– Да, я знаю, кто такой Брукхейвен – вероятно, даже лучше чем ты. – Другой рукой он вытер свой рот. – Для нас это неприятное положение, не так ли?
– Не обязательно. – Стикли вытащил небольшой золотой футляр из нагрудного кармана и снял свои очки. Хотя они были безупречно чисты, он автоматически начал протирать их. – Мы хорошо служили трасту все эти годы. Девушка, несомненно, не будет испытывать необходимости в средствах, если она выйдет замуж за Брукхейвена. Я не вижу причин, почему мы не сможем убедить ее оставить состояние в наших безопасных руках на неопределенный период.
Вульф с жалостью посмотрел на него.
– Стик, ты ничего не знаешь об аристократии, не так ли? Они все нищие, в долгах до корней волос, если, конечно, они у них остались.
Стикли слегка передернуло при напоминании о непостоянстве волос.
– Ерунда. Я прошелся сегодня мимо Бруукхейвена на улице. Он одет самым элегантным образом, и у него просто замечательный экипаж.
Вольф пренебрежительно махнул рукой.
– О, они хорошо скрывают это. Занимают деньги под свои ожидания – так они называют это – но они продолжают занимать снова и снова, и так или иначе, вдруг оказывается, что эти ожидания никогда не приносят плодов. Много земли, мало денег, как я это называю. Я поспорю, что как только Брукхейвен узнает о симпатичном приданом мисс Милбери, он распотрошит его, чтобы поддержать свое разрушающееся поместье и заплатить ровно столько своих долгов в "Уайтс", чтобы можно было занять еще.
Стикли посмотрел на свои руки, которые дрожали на промокашке.
– У него… у него есть разрушающееся поместье?
– У них у всех есть разрушающиеся поместья, старина Стик. Обширные мили, заполненные арендаторами и коттеджами, которым нужны новые крыши и плуги. Двадцать тысяч фунтов мисс Милбери рассеются, как облачко дыма.
Стикли не потрудился поправить сумму, которую назвал Вульф. Что Вульф не знает, то ему не повредит – или не потребует объяснений. Вместо этого он с отчаянием посмотрел на единственного человека в мире, на которого он мог рассчитывать в этот час нужды.
– Вульф, что мы собираемся делать?
Вульф наклонился вперед, его глаза были прищурены.
– Мы собираемся сделать ту единственную вещь, которую мы можем сделать. Мы собираемся расстроить эту свадьбу.
Глава 12
Когда Колдер вернулся в Брук-хаус, он как-то безразлично приказал Фортескью найти для мисс Милбери горничную, умеющую ухаживать за леди. После такого краткой заботе о будущем комфорте своей невесты, не сделав ни одной паузы в своем движении, маркиз исчез в собственном кабинете, чтобы снова погрузиться в заботы о фабриках.
Рейф наблюдал за тем, как его брат уходит, с обеспокоенным недоверием – но, почти не удивляясь – а затем повернулся к дворецкому.
– Форт, мисс Милбери – ну, она не из тех, кто будет жаловаться, даже если ей не понравится та, кого вы ей выберете… просто найдите какую-нибудь молодую и симпатичную, хорошо? Кого-то, с кем она может быть собой, кого-то, с кем она сможет…
Фортескью смотрел на него безо всякого выражения, как он всегда смотрел на Рейфа. Однако в этот раз в этих проницательных бледных глазах за морем отрешенности скрывалась тень догадки.
– Конечно, милорд. Я позабочусь о том, чтобы выбрать кого-то идеально подходящего… как всегда.
В переводе эти слова означали: "Я знаю это, я уже позаботился об этом, и здесь не только у тебя есть глаза".
Рейф упорствовал.
– Я говорю серьезно, Форт. Я хочу, чтобы у нее была веселая горничная, а не одна из тех строгих, скрипучих, старых особ, которые слишком туго затягивают корсет и заставят ее носить туфли, которые жмут, и…
По лицу Фортескью почти промелькнуло какое-то выражение. Это остановило Рейфа на середине предложения.
– Что?
Дворецкий откашлялся.
– Если ваша милость позволит мне сказать, то я уже выбрал подходящую девушку из нынешнего штата прислуги. Патриция не старше мисс Милбери, она разумная и привлекательная девушка, и обладает своего рода… добротой… – Фортескью внезапно замолчал.
Если Рейф не ошибался, то замороженный ублюдок даже немного изменился в лице, став из бледного не-таким-бледным.
Не может подобрать слов? Фортескью? Хо-хо! Возможно, что-то еще, кроме ледяной воды течет по венам обычно невозмутимого дворецкого. Рейф обдумывал возможность подразнить его, но не захотел, чтобы беднягу хватил удар от слишком большого наплыва непривычных эмоций. Кроме того, в настоящее время Рейф испытывал слишком большую симпатию к тем, кто страдал от неразделенной… хм, в общем, от чего угодно.
Рейф позволил себе приподнять один угол губ вверх.
– Ты хороший человек, Форт. Если ты когда-либо захочешь оставить эту обитель рабского труда, то я найму тебя сам.
Так как единственным способом, которым Фортескью мог бы взобраться еще выше нынешнего, захватывающего положения – это поступить на работу к самому Принцу-регенту, то это заявление стало испытанием для апломба дворецкого, из которого он вышел с достоинством, поприветствовав эту шутку словами:
– Я подумаю над этим, милорд.
Рейф обратил свой взгляд на как всегда закрытую дверь кабинета Колдера.
– Видишь ли, Форт, я скоро съезжаю. – Он сделал гримасу. – Нет места незаконнорожденному холостяку в одном доме с новобрачными.
– Я уверен, что его светлость предпочел бы, чтобы вы остались, лорд Рафаэль.
– О, это плохая идея, – выдохнул Рейф, думая о том, что будущая невеста его брата будет жить, и смеяться, и мечтать совсем рядом. – В самом деле, очень плохая.
Фортескью наткнулся на Патрицию, когда она чистила столбик перил у подножия величественной изогнутой лестницы. Девушка работала тщательно, стоя на коленях на полу, чтобы добиться досконального блеска всех изгибов, согласно требовательным стандартам Брук-Хауса.
Фортескью смотрел в безмолвном очаровании, как это занятие заставляло ее зад заманчиво раскачиваться в воздухе. Пялиться на горничных было против всех правил в этическом кодексе дворецкого. К несчастью, с того момента, как он услышал мелодичные ирландские переливы голоса Патриции О’Малли, интересующейся работой у входа для слуг за кухней, Фортескью обнаружил, что полностью не способен контролировать эту притягательность. Скрывать – да. Но контролировать, отрицать ее, обходиться без нее – нет.
Он последовал за этим нежным голосом с того места, где стоял в ожидании, чтобы забрать поднос с завтраком маркиза, и спрятался за нетерпеливым лакеем, который открыл дверь.
– Тогда убирайся отсюда, – приказал этот тип одетой в плащ фигуре, которая стояла, окутанная утренним туманом и скромным достоинством. – Нам здесь не нужны ирландцы.
При этих словах ее голова резко поднялась, дав возможность Фортескью увидеть алебастровую красоту лица и решительно сияющие зеленые глаза.
– Нет злодеяния в том, чтобы приехать из Ирландии, – холодно заявила девушка ухмыляющемуся лакею. – Хотя вам следует молить Бога, чтобы он простил ваше тщеславие.
Лакей сделал движение, чтобы закрыть дверь перед лицом говорившей. Фортескью удержал ее одной рукой, не осознавая, когда успел подойти так близко.
Прекрасная Патриция – которая сняла свой плащ, чтобы открыть волосы цвета солнечного заката, Боже помоги ему! – заняла должность самой младшей горничной с величавой благодарностью, хотя весь остальной штат прислуги смотрел на это с потрясением и изумлением. Брук-Хаусу не нужны были слуги, и, конечно же, не нужна была какая-то обычная ирландка, только что сошедшая с корабля.
Конечно же, ни у кого не хватило храбрости противоречить Фортескью, хотя все могли вдоволь посплетничать об этом между собой.
Он не должен был этого делать. Это было неслыханно на таком уровне служебного положения. Она была одним из тех необразованных созданий, которые считают себя достаточно счастливыми, если находят изнурительную работу на фабрике, не говоря уже о том, чтобы влиться в ряды создаваемого поколениями самого высшего класса прислуги в Британии.
И теперь, уже нарушив так много неписаных правил, он разрушал все большее их количество, позволяя своему взгляду бродить по ее гибкой фигуре, стоящей на коленях перед ступенькой. Ее внешность, переливы ее голоса – он был не в состоянии отрицать, что становился отчаянно слабовольным от малейшего вдоха девушки.
Блестящие волосы Патриции большей частью скрывались под пристойным чепцом, а униформа горничной Брук-Хауса не предназначалась для того, чтобы очаровывать, но даже все это не могло скрыть ее мягкой грации, или того, как ее темно-рыжие ресницы ложатся на прекрасные бледные щеки, или того, как движется ее тело, пока она чистит…
Девушка заметила его и застыла, глядя с изумлением. Фортескью сжал за спиной руки в кулаки и понадеялся, что взгляд не выдает ни одну из его эротических мыслей.
Через мгновение она подняла свои прекрасные брови.
– Мистер Фортескью… сэр? – Он заставил ее нервничать. Конечно, она тоже кое-что знала о нем – то что он возглавляет штат слуг и является человеком, от которого зависит ее будущее.
К счастью она хорошо справлялась с поручениями, хотя и не была специально обучена. Но это не продлится долго – не потому, что она не сумеет выполнять свою работу. Даже сейчас он замечал, что ее связи с родиной тянутся за ней, словно нити мечты. Она приехала, чтобы найти работу, чтобы помочь своей семье, но она не собирается здесь оставаться.
Если только он не совершит что-то, что сделает желание остаться непреодолимым.
Через мгновение он прочистит свое сухое горло. Через мгновение он будет в состоянии говорить, не напоминая изголодавшегося по любви, запинающегося школьника. Наконец его тело неохотно повиновалось. Фортескью откашлялся.
– Доброе утро, Патриция.
Ее взгляд метнулся к передним окнам в холле, затем обратно к нему.
– Добрый день, сэр.
День. Конечно же. Он продолжал смотреть на нее с каменным выражением лица, не в состоянии думать о том, что пришел сказать. Взгляд девушки из любопытного стал обеспокоенным. Фортескью мог видеть, как она забеспокоилась, что слишком далеко зашла, мягко поправив его.
Господи, она так прекрасна…
И так молода, и настолько в его непосредственном подчинении. Он стоял выше нее. Он был выше безвкусных связей с горничными. Его жизнь – это его служба маркизу. Он был почти рядом с самыми высокими на самой вершине, на высшей точке своей карьеры. Он был лучше, чем все это.
Горничная леди. Отлично.