Из глаз покатились слезы, но на середине щеки им что-то помешало двинуться дальше. Голова перевязана, и слезы лишь увлажняют бинт.
Клара зашевелилась в своем кресле, потом, судя по звуку, поднялась проверить, что с больной.
- Элен, дорогая, вы плачете? Это прекрасно!
Девушка среагировала на ее слова широко распахнутыми в недоумении глазами. Ну, у них, у австрийских медичек, и представление о прекрасном!
- Вы удивлены, что я так говорю? Но ведь ваши слезы сказали многое: вы в сознании, это раз. Вы пробуете сами определить, в каком оказались положении, значит, голова работает, это два. Вы не кричите от боли, следовательно, она немножко отпустила, правда? Вы уже вспомнили о близких и пожалели себя, представив их реакцию на случившееся, я угадала?
- Спасибо, Клара, - прошептала Элен, и снова ручеек слез потек по проторенному руслу.
- За что спасибо?
Клара достала салфетку и, как малому ребенку, вытерла Элен нос.
- Клара, скажите честно, не жалейте меня. Я буду ходить?
В ответ послышался добродушный смех.
- Вы еще спросите, будете ли вы жить? Будете! И жить, и ходить, и на лыжах кататься. Только на будущее учтите: когда работают ноги, не худо бы работать и голове. Разве можно после большого перерыва в занятиях спортом сразу браться за предельные нагрузки? Сумасшедшая девчонка! Могла таких бед натворить… - Клара очень правдоподобно изобразила сердитое недоумение.
Элен улыбнулась. И совершенно не обиделась на ее слова. Тем более что Клара права, чего уж там возражать… Рядом с Кларой - большой, сильной, доброй - Элен почувствовала себя действительно малым ребенком, да еще капризным, с мокрым, покрасневшим от слез носом.
- Что это на мне надето, Клара?
- Как что? Ваша ночная рубашка. Красивая вещь. Дорогая, наверное? Вы в ней прехорошенькая. В такой бы рубашке да к любимому…
- Откуда взялась здесь эта рубашка?
- Герр Джексон принес. Мне, кстати, очень понравился этот мужчина.
- Но у него же нет вашего адреса.
- Так вы свою покупку у него в отеле оставили, а на свертке была прилеплена бумажка с моим адресом. Он сюда примчался как ошпаренный раньше, чем мы вас привезли.
- Значит, приходил…
- Прилетел! Я его потом выгнать не могла. Он ваш любимый человек, Элен, я правильно догадалась?
- Мой бывший начальник, - беззвучно прошептала девушка.
Клара не услышала, но поняла, что ей возражают.
- Как хотите, можете не говорить. Сама все знаю.
- Это он сказал?
- Что?
- Что он мой любимый человек?
Клара передернула плечами, огорчаясь непонятливости пациентки.
- Нет, скорее убедительно показал, что он любящий человек.
Элен усмехнулась. И не Клариным словам, нет, - своим мыслям. Но, погрустнев, оттого что не способна сейчас как следует разобраться в только что услышанном, спросила:
- Я долго проваляюсь?
- От вас зависит. Будете спать, есть и не нервничать, все скоро придет в порядок. Везучая! Как только не разбились в лепешку, удивляюсь! Сейчас я сделаю укол, он и боль снимет, и сон нагонит.
- А почему голова перевязана?
- Содрали кожу в нескольких местах. Послушайте, ну и волосы у вас! Густые, вьются, а цвет… Даже не знаю, как назвать…
- Умело заваренного кофе - так говорит моя тетя Барбара.
- Ну что ж, она права. Кстати, помнится, мистер Джексон что-то про нее говорил.
Элен занервничала. Только не хватало, чтобы тетке сообщили о случившемся. Вместо одного несчастья будет два.
- Господи! Неужели Джексон сообщил Барбаре обо мне? Ведь эта неугомонная женщина все бросит и примчится сюда.
Клара отошла к столу, где стала позвякивать какими-то металлическими вещицами. Шприц, наверное, готовит. Потом прервала молчание:
- Не думаю. Кажется, герр Джексон, наоборот, не хотел, чтобы звонили вашей тете. Мы спросили, надо ли сообщать родным, а он говорит, если вы считаете, что с мисс Олдфилд все будет в порядке, то пока в Лондон сообщать ничего не буду. А потом уж как сама Элен решит.
Укол возымел действие. Пришел крепкий сон, через толщу которого не пробивались ни боль, ни сигналы измученного тела, уставшего находиться в одном положении.
Когда Элен проснулась, в висках пульсировала боль. Плечо, крепко схваченное повязкой, нестерпимо ныло. Лодыжка тоже давала о себе знать. Еще не открывая глаз, Элен заявила о своем пробуждении тихим стоном.
- Что случилось? - раздался рядом мужской голос.
Элен оторопело открыла глаза и встретилась с взволнованным взглядом Филиппа.
- Вы?! Почему вы здесь? Где Клара? - В вопросе прозвучало больше строгости, нежели хотелось Элен.
- Я сейчас позову ее. Как ты себя чувствуешь, Элен?
- Не знаю. Еще не поняла. Мне не нравится, что ты меня застал в таком виде!
Филипп широко улыбнулся:
- Ну, значит, все в порядке!
- Странный вывод.
- Еще недавно тебя совершенно не волновал твой внешний вид.
- Я что же, не все время была без сознания?
- Нет, ты разговаривала.
- И я видела тебя? Общалась с тобой?
Филипп изучающе смотрел ей в лицо, так доктор пытается по обрывкам фраз составить свое впечатление о состоянии здоровья больной.
- Ты меня узнала. Но я не все понял из того, что ты настойчиво пыталась мне втолковать.
- Я говорила?! Что?
- Насколько я смог понять, ты волновалась о ребенке, что совершенно естественно. Ты же еще не знала, чем дело кончится, и, наверное, боялась, что девочка останется сиротой. Твердила как заведенная: ее нет! ее нет!
От невозможности что-либо объяснить, от бессилия, от беспомощности Элен тихо заплакала, чем не на шутку встревожила Филиппа.
- Клара дома? Позови Клару, - скорбно опустив уголки рта, попросила она.
Филипп опрометью бросился к двери. В мгновение ока Клара была найдена и уже шелестела быстрыми шагами к комнате больной.
- Что случилось? - взволнованно спросила Клара.
- Шшш, - зашикал Джексон, а затем сказал покаянно: - Я во всем виноват! Расстроил Элен напоминанием о ребенке. У нее ноет все тело, глаза наполнены болью, а я как последний идиот затеял разговор о ее дочери!
- У Элен есть дочь?!
- Шшш, - снова зашипел встревоженный Филипп. - Не выдавайте, что я проговорился. Храните, как врачебную тайну. Клара, я пока побуду на улице, а потом, если позволите, зайду еще раз.
Когда Клара приблизилась к кровати, то увидела, что заплаканная Элен, морщась от боли, пытается преодолеть смех. Истерика?
- Элен, что с вами? Испугали мистера Джексона, теперь пугаете меня.
- Клархен, дорогая, закройте поплотнее дверь и подойдите ко мне.
Клара мгновенно исполнила просьбу. На ее лице застыло выражение озабоченного любопытства.
- Наклонитесь.
Слово больного - закон. Клара подставила ухо почти к губам Элен. Та еще немного помучилась, борясь со спазмами смеха, а потом сказала:
- Клара, у меня нет ребенка. Понимаете? У меня нет маленькой девочки. Но мне никак не втолковать этого мистеру Джексону. Он вбил себе в голову чушь какую-то про мою дочь и мучает меня своими утешениями и нравоучениями. Нет никакой девочки! Вы поняли меня?
Как любая женщина на ее месте, Клара была зачарована необъятными возможностями доверенного ей сюжета. Он защищает ребенка, которого нет. А она защищает себя, говоря, что нет никакого ребенка… Странная история! Помолчав в замешательстве, Клара участливо спросила почему-то шепотом:
- А на самом деле?
Элен не поняла вопроса.
- Что на самом деле?
- В действительности-то есть девочка?
В полном изнеможении Элен закрыла глаза и вдруг снова стала с видимым трудом выкашливать из себя смех, который усиливался тем больше, чем труднее было сопротивляться его неотвратимости.
Клара была совершенно сбита с толку. Чем она могла так осложнить дело? Что не так сказала?
- Сейчас, милая… Сейчас во всем разберемся. Только не плачь. Нет таких положений, из которых не найдется выхода. Это так, не будь я Клара Берг.
- Клара Берг, помолчи, пожалуйста, мне очень больно смеяться.
- Ты смеешься? - рассмеялась в ответ хозяйка. Но глаза ее не доверяли столь простому решению проблемы. Не легкомыслие ли бедной больной проявляется в ее неожиданном веселье? Клариному сердцу в этот момент было милее серьезное отношение к ребенку мистера Джексона. Но, в конце концов, он и старше этой прелестной девушки. - Элен, дорогая, ты хочешь, чтобы я сказала мистеру Джексону, что… Что мне надо ему сказать?
Элен молчала.
- Поговорим обо всем позже, хорошо, Клара?
- Да, - охотно согласилась та. - Мы сейчас освежим повязки. Постараюсь все делать так, чтобы тебе, милая, не было больно.
Не умолкая ни на секунду, пересыпая речь шутками, Клара делала свое дело с мастерством профессионала высокого класса. Когда процедуры были закончены, Элен, устало откинувшись на белоснежные подушки, попросила:
- Дай мне, пожалуйста, зеркало. Я, наверное, сейчас такая страшная…
Клара в ответ хмыкнула, а зеркало дала, только когда посчитала, что больная уже приведена в полный порядок. Клара сочла необходимым заново перевязать голову Элен не только в медицинских целях, но и по личным соображениям - ей удалось приукрасить симпатичную пациентку, выпустив на свободу пару кудряшек надо лбом и пару локонов у шеи. Оглядела свою работу и осталась довольна.
- Можно звать, - вынесла вердикт Клара.
- Кого? - встревожилась Элен. Уж не встреча ли с врачом ей уготована?
- Как кого? Герра Джексона, конечно. А то он замерзнет совсем. - Она отдернула занавеску, выглянула на улицу и с удовлетворением доложила: - Вон он ходит, бедный. Переживает. Красивый мужчина!
- Скажи ему, что я устала после процедур и сплю.
- Это как же так? Человек там ходит, ждет, а я выйду и совру? Нет, милочка, этого я не умею.
- Ты что, не умеешь врать? - Брови Элен поползли вверх от удивления.
- Ну, бывает, что солжешь умолчанием, это грех поменьше… А вообще стараюсь делать так, чтобы потом не пришлось каяться.
Вот, мисс Олдфилд, полюбуйтесь на фрейлейн Берг! Бывают же на свете такие люди… Не врут! И прекрасно себя чувствуют.
- Клара, а что ты имеешь в виду под ложью умолчанием?
- Ну, это когда надо бы возразить человеку или осудить плохой поступок, а ты, чтобы тебе спокойнее было, промолчишь, утаишь правду. Понимаешь, тебе, может, так и проще, а зло не наказано.
- Пожалуй, этот род вранья мне недоступен. Я почему-то всегда лезу со своими возражениями и своей правдой. Но совсем не врать скучно. Барбара говорит, что я не столько вру, сколько фантазирую. Так ты считаешь, что спокойнее живется, когда говоришь правду и только правду? Ну что ж, тогда зови своего красавца!
- Моего? Ну уж ты скажешь… Будь у меня такой, уж я бы его далеко от себя не отпустила. Он кто по профессии?
- Архитектор.
- А ты?
- Я тоже. Только я ма-а-аленький архитектор, а он большой, настоящий.
- Ты, наверное, устала от моих разговоров, - вздохнула Клара. - Может быть, тебе сейчас стоит поспать? Тогда и врать не придется…
Славная женщина. Только недавно познакомились, а такое впечатление, что давным-давно она обогревает тебя своим теплом.
Джексон вошел, смущенно улыбаясь.
- Можно?
- Заходи, Филипп. Знаешь, я, пожалуй, рада, что ты сумел меня найти.
- Ну, раз ты этому рада, то и я рад. - Он продолжал улыбаться, но в глазах угадывалась тревожная озабоченность. - Наш румяный эскулап сообщил, что тебе лучше и боли уменьшились.
- Клара не соврет! Мне она ужасно нравится. Если б я сумела хоть в чем-то походить на нее, пожалуй, мне удалось бы стать лучше, чем я есть.
- Элен, замри, пожалуйста, на промежуточном движении к совершенству. Но с хозяйкой нам действительно повезло.
- Нам? - удивленно вскинула брови Элен.
- Тебе или нам, какая разница? У нас сейчас с тобой общая цель - поскорее поставить тебя на ноги.
- Филипп, ты пойдешь сегодня кататься?
Тот ответил возмущенным взглядом. Мол, когда друг в беде, какое может быть катание? Они помолчали.
- Элен, ты не будешь возражать, если я просто посижу рядом с тобой и почитаю?.. Потребуется помощь - я рядом. Или сам что нужно сделаю, или Клару позову.
Если и дальше так дело пойдет, то она, Элен, чего доброго, воздаст хвалу своим болячкам. Никакими средствами ей не удалось бы добиться таких результатов в развитии их с Филиппом отношений, если бы не несчастный случай. Человек предельно заботлив, мягок. Посмотрела бы сейчас сиреневая Имоджен на своего любимца! Вся бы зашлась от зависти. А что сказала бы Стефани? Элен улыбнулась собственным мыслям и повернула голову к собеседнику.
- Если хочешь, оставайся, Филипп. Но не здесь, в гостиной посиди. А я подремлю немного. Мне еще подумать надо…
- Не берись за рискованные дела, зачем тебе сейчас думать? - улыбнулся Джексон. - У тебя найдется что-нибудь почитать?
- О, у меня с собой только пара книг. Кстати, монография о творчестве Шекспира весьма любопытна. Тебя не утомит подобное чтение? Вторая книга - об импрессионистах. Интересует?
- Боже мой, Элен, конечно, интересует. Но я удивляюсь другому: впервые встречаю девушку, которая на отдыхе читает не легкомысленный детектив, а серьезную литературу.
- Наверное, удивлять тебя - мой удел! - как можно беспечнее бросила Элен. - Знаешь, честно говоря, у меня еще не было времени ознакомиться с книгами, но Барбара, а она чтит Шекспира, пишет, что исследование любопытное.
- Старая леди всерьез увлекается Шекспиром? - не сумел скрыть удивления Джексон.
- О, Шекспир когда-то перевернул всю ее жизнь. Но не будем сейчас об этом.
Обезболивающий укол плюс таблетка транквилизатора - и истерзанное болью тело вновь обрело покой. Сон был крепкий, без сновидений, а пробуждение не напоминало тяжкого выныривания из не отпускающей вязкой тьмы. Когда Элен открыла глаза, сразу увидела сидящего у кровати Филиппа. К его лицу, казалось, навсегда прилипло выражение заботливой тревоги.
- Почему ты здесь? Я же просила побыть в другой комнате.
- Только что подошел! - горячо начал оправдываться тот. - Тебя что-то во сне беспокоило, и я решил проверить, как ты?
- Который час?
- Думаю, два или три. Мои часы остановились. Надо же, впервые в жизни забыл завести. Представляешь, мне перевалило за тридцать, а я еще не переживал большего потрясения, чем то, которое связано с твоим недавним несчастьем. Суди сама, как до встречи с тобой мне везло в жизни!
Будь это пару дней назад, уж Элен бы нашла быстрый и едкий ответ! А сейчас ей вовсе не хотелось искать в шутливых в общем-то словах Филиппа обидного для себя намека.
- Ты спал ночью?
- Вздремнул немного. И сейчас подремал бы, но увлекся книгой о Шекспире. Леди Монт права, дав ей высокую оценку.
- Ты ел? Ты вообще за все это время что-нибудь ел?
- Не волнуйся, Клара обо мне позаботилась, - ответил Филипп с улыбкой. Было видно, что проявленная Элен забота ему приятна.
- Иди к себе в отель и отдохни. - Теперь уже и она нашла удовольствие в том, чтобы проявлять заботу о Филиппе.
- Нет, уже не смогу. Не успею. Дело в том, что у Клары сегодня вечернее дежурство. Не волнуйся, перед уходом она к тебе зайдет. Приготовила для любимой пациентки что-то вкусное. Ты не возражаешь, если я посижу рядом?
- Сиди, пожалуйста, - строго разрешила Элен, - но мне не по душе, когда человек вынужден проводить чуть ли не сутки у постели капризной больной.
- Вот уж не назвал бы нашу больную капризной. Честно сказать, я был даже несколько удивлен…
- Удивлен? Я что-то тебя постоянно удивляю. Правда, Барбара меня уверяла, что в этом деле нельзя поддаваться усталости.
- Да, повторяю, я был удивлен, как стойко ты вынесла страдания. Если и стонала, так только во сне. Говорят, когда вправляли вывих, орала как резаная, но кто бы не орал на твоем месте? Болевой шок спас тебя от невыносимой боли.
- Филипп, мне не нравится, что ты так внимательно смотришь на меня. Я очень подурнела?
- Элен, ты задала вопрос именно в тот момент, когда я нашел в тебе сходство с одной из самых красивых женщин Англии конца прошлого века.
- С кем это? - Такой поворот в разговоре мог оказаться приятным.
- Дама печали… Джейн Моррис. Я не замечал этого поразительного сходства, пока боль не наложила отпечаток на твое лицо.
- Как красиво звучит! "Дама печали"… Она тоже, бедняжка, грохнулась с горы? - Элен поборола улыбку, желая задержать на лице то выражение, которое вызвало у Джексона лестную ассоциацию.
Увлеченный своим рассказом, Филипп не стал далеко уходить от темы и поведал грустную историю о безответной любви. Художник из "Братства прерафаэлитов" Данте Габриель Россетти был безнадежно влюблен в жену своего друга Уильяма Морриса, Джейн. Та видела в нем товарища, и если и шла речь об их близости, то имелась в виду близость исключительно духовная. Россетти считал свою возлюбленную воплощением красоты и ума.
Элен внимательно слушала.
- Ну и… Что дальше? Она полюбила его?
- Возможно, она и любила, но об их плотской близости и разговора не возникало, - устои общества не допускали подобного. В общем, как это ни грустно, Россетти сошел с ума.
- О-о-о! От любви?
- Ну, может, для того были и другие причины, но, в частности, и от любви тоже…
- Какая грустная история. Я хочу быстрее выздороветь, чтобы никогда больше не напоминать Даму печали. Но я не понимаю этих влюбленных: в конце концов, если дело такое серьезное, можно было встречаться тайно. Неужели любовь не имеет права презреть предрассудки?
- Предать друга и упиваться счастьем с его женой? Не велика ли цена?
- А то, что человек сошел с ума, это ты считаешь умеренной ценой? Существует же понятие "ложь во спасение"… Нет, я все-таки надеюсь, что Джейн что-нибудь придумала, чтобы утешить влюбленного Россетти…
Элен очень хотелось поменять грустную концовку романтической истории. Филипп не соглашался. Ему важнее трагичная правда, чем приукрашенный вымысел. Да что он знает о любви, этот Филипп Джексон?!
- Разве сумасшествие Россетти не убедительное свидетельство того, что эта пара не захотела запятнать свои высокие чувства грехом?
- А твоя печальная дама осталась и при уме, и при добропорядочном муже… И тебя устроил подобный финал? В общем, я не в восторге от внешнего сходства с Джейн. Может быть, у меня нет ее красоты и ума, но, надеюсь, это компенсировано наличием сердца. О нехватке такой малости они оба, судя по всему, даже не догадались.
Филипп с улыбкой выслушивал ее соображения, возражать уже не пробовал, боясь, видимо, тревожить больную спором.
- Но разве тебя не интересует, как выглядела Джейн? Серые глаза… Да-да, серые, а не ярко-голубые. Боль в какой-то момент замутила твои глаза, и их будто заволокло влажной дымкой. У Джейн были полные губы, даже, может быть, более полные, чем требуют каноны красоты. Дать тебе зеркало?
- Не надо.
- И еще у нее были совершенно потрясающие волосы - пышные кудри необычного цвета… Как бы это сказать?..
- Цвета умело заваренного кофе, так?