6
Майкл, узнав об отъезде Моники, пришел в ярость.
- Почему ты меня не предупредила? - Он загораживал дверной проем, не пропуская ее в гостиную, где стояли упакованные чемоданы. - Ты никуда не поедешь!
- Поеду. И не смей мной командовать. - Теперь, отомстив, Моника чувствовала себя победительницей. - Ты мне не отец и не мать.
- Я твой брат.
- И не брат. - Она решительно устремилась прямо на него, и Майклу пришлось отступить. - И вообще, я уже взрослая женщина. - Последнее слово она подчеркнула и повторила в ответ на его недоумевающий взгляд: - Да, женщина. Как видишь, я могу кому-то нравиться и быть желанной.
- Ты с ума сошла! - воскликнул он. - Господи, зачем ты это сделала?
- Мне так захотелось. - Моника взглянула на часы: еще оставалось с полчаса свободного времени. - Я теперь всегда буду делать то, что захочу.
Майкл молча мерил шагами комнату, отшвыривая в раздражении мягкие пуфики, которые, словно нарочно, попадались ему под ноги.
- Кто он?
- Какая разница?
- Скажи мне, кто этот мерзавец! Я требую!
- Ни за что не скажу.
- Ты несовершеннолетняя! Ты еще не можешь отвечать за себя!
Моника встала и, подойдя к нему вплотную, раздельно и четко выговорила:
- Я все могу. И я тебе это докажу. - Она резко отвернулась и, подхватив чемоданы, направилась к выходу. - Прощай.
Майкл растерянно проводил ее взглядом, потом бросился следом.
- Позволь хотя бы отвезти тебя.
- Не надо, я вызвала такси. - Она остановилась на секунду, раздумывая о чем-то, и добавила, пожалев его: - Не волнуйся за меня, все будет хорошо.
- Я буду ждать тебя.
- Не стоит, я никогда не вернусь в этот дом.
Машина уже стояла у ворот, шофер погрузил вещи, хлопнула дверца... И в памяти навечно сохранилась эта печальная картина: сгорбившийся под внезапным ливнем Майкл в моментально промокшей ковбойке и белых джинсах, такой одинокий на фоне большого дома, что у Моники сжалось сердце и захотелось тут же остановить машину, броситься обратно, обнять, прижаться...
Поступи она так, и многое, возможно, изменилось бы, и жизнь пошла бы по-иному. Но обида была еще слишком жгучей, а желание попробовать себя в чем-то новом - слишком сильным. И Моника только помахала на прощание рукой, но Майкл этого не заметил.
В Париже Моника очень много работала - это отвлекало от печальных мыслей. Иногда она посещала выставки модных художников или ужинала с приятелями в ресторане. Но больше всего ей нравилось бродить в одиночестве по городу, причем не по центральным улицам, где слишком много было туристов, а по окраинным. Или выезжать на выходные за город, в предместья, гулять по лугам или паркам, ночевать в маленьких гостиницах, а утром просыпаться под заливистое пение птиц.
Да, все это было несколько иначе, чем она придумывала, сидя в самолете и глядя на проплывающие внизу облака, похожие на белые холмы. Она познакомилась, конечно, со многими молодыми людьми, но никто из них не показался ей желанным. А может, это было следствием тех нескольких часов, проведенных с Биллом: она разуверилась не только в любви духовной, но и в телесной.
И уже почти смирилась с тем, что навсегда останется в одиночестве. И пусть, ничего страшного, зато она ни от кого не будет зависеть, никому не будет принадлежать безраздельно. И Моника ходила с высоко поднятой головой, не обращая внимания на насмешливые взгляды парижанок, учившихся вместе с ней.
Те недоумевали, почему эта американка, юная и красивая, не обделенная умом и чувством юмора, тратит впустую свои молодые годы, почему отвергает любые ухаживания. А Моника, несмотря на видимую неприступность, втайне мечтала о Майкле. Здесь, вдалеке от него, ей стало казаться, что не все еще потеряно. И что он, в конце концов, поступил не жестоко, а благородно. И что, вернувшись, она попробует начать все сначала.
Два года - учеба, стажировка и получение диплома - промелькнули как сон. Если бы не смена месяцев, Моника, возможно, и не заметила бы, как пролетает время, - яркую зелень сменяли желтизна и багрянец, потом город становился серым, иногда падал снег, затем вновь голубело небо и пахло весной, а на бульварах зацветали каштаны и все скамейки были заняты влюбленными парочками.
Диплом Моника получила в начале июля. И сразу же отправилась в кассы покупать обратный билет. Они с Майклом почти не переписывались, он изредка присылал открытки с несколькими словами о том, что все нормально, что он здоров и желает того же сестренке.
Монику несколько смущало это обращение, но она гнала от себя мысли о том, что ничего не изменилось в чувствах Майкла. Непостижима человеческая - а тем более женская - душа. Обжигаясь вновь и вновь, она все равно летит, словно глупый мотылек, к яркому огню, хотя знает, что кроме боли этот жар ничего не принесет.
Так и Моника: понимая разумом безысходность своей ситуации, не хотела поверить в нее сердцем. Ее любовь, превратившаяся за шесть лет почти в привычку, представлялась чем-то незыблемым и вечным. Она будет настойчива - и Майкл покорится.
И вот знойным июльским утром самолет приземлился в аэропорту Нового Орлеана. Сойдя по трапу, Моника едва не расплакалась - она так долго здесь не была и думала, что не испытывает к этому городу никаких чувств. И вот, пожалуйста, от радости узнавания щемит сердце. Такси мчится по шоссе домой - туда, куда она не собиралась возвращаться.
- Я передумала, отвезите меня в отель "Эльсинор", - сказала Моника шоферу.
Она не хотела рисковать и врываться к Майклу неподготовленной. Нет, она выспится, примет холодный душ, приведет себя в порядок и тогда... От предвкушения счастливой встречи кружилась голова. Вот она входит, повзрослевшая, уверенная в себе, а не какая-нибудь заплаканная девчонка, умолявшая о любви. Нет, теперь он будет на коленях просить ее о взаимности.
Моника едва дождалась вечера, сделала макияж, неброский, но стильный, надела ярко-красную блузку и цветную, стилизованную под цыганскую юбку, которую сшила сама. Спускаясь по лестнице, а потом сидя в такси, она думала о том, что и какими словами скажет Майклу - о себе, о них двоих, о будущем, которое может стать таким прекрасным, светлым, удивительным...
Дом сиял огнями, и это не означало ничего хорошего: скорее всего, там была вечеринка и множество гостей. Но Моника не собиралась отказываться от разработанного плана. Она позвонила в дверь и, никого не дождавшись, вошла. Ее сразу оглушил гомон голосов, ослепила сияющая люстра под потолком. Какой-то высокий мужчина довольно невежливо хлопнул ее по плечу и крикнул прямо в ухо:
- Привет, красотка! Как дела?
Отстранив его, Моника отправилась на розыски хозяина, хотя и понимала, что сегодня ничего не выйдет. Но она так соскучилась, что не могла больше ждать.
- Где Майкл? - спросила она у девушки в слишком коротком и открытом платье.
- А кто это? - равнодушно откликнулась та, стряхивая пепел прямо на дорогой ковер.
Моника обошла гостиную, столовую, заглянула в библиотеку и поднялась на второй этаж, где когда-то была ее спальня. Везде были люди, нетрезвые, шумные и, главное, совершенно незнакомые. Спрашивать их о чем-либо было бесполезно.
Отчаявшись, Моника спустилась в сад и медленно побрела по дорожке, освещенной китайскими фонариками и лампочками, спрятанными в траве. На газоне стоял стол, несколько стульев, шезлонги, у клумбы лежал огромный зонт. И тут она увидела Майкла: тот в расстегнутой на груди белой рубашке сидел в кожаном кресле, вытащенном из библиотеки. А на коленях у него уютно устроилась полная девушка в купальнике.
Моника так растерялась, что не могла произнести ни слова, только смотрела на эту целующуюся парочку, судорожно сжимая в руках сумочку. Девушка, что-то почувствовав, оторвалась от Майкла и обернулась.
- Эй, а ты кто? Я тебя не знаю. - Она была совершенно пьяна и говорила с трудом. - Иди к нам, втроем веселее, правда, мой сладкий?
- Не надо никого, - пробормотал Майкл. - Надоели все, убирайтесь!
Он встал так резко, что девушка почти упала, но успела ухватиться за его плечо.
- Что с тобой? - пересохшими губами прошептала Моника.
- Я пьян! - гордо возвестил он, покачиваясь на месте с закрытыми глазами. - Очень много вина.
- Он богатый, - доверительно пояснила девушка. - Мы были в клубе, а он говорит, мол, поехали ко мне, а то скучно. Ну, мы расселись в такси... - Она пошатнулась и громко рассмеялась. - Пойду в дом, там танцы.
Моника с ужасом смотрела на Майкла, не веря глазам. Во что он превратился? Она с опаской приблизилась и коснулась его плеча.
- Это я, - сказала она тихо. - Я вернулась.
- Вот... Уже мерещится... - Он покачал головой и хитро улыбнулся. - Маленькое привидение моей сестренки.
- Подожди!
Но Майкл, не замечая ничего вокруг, удалялся в сторону дома неуверенными шагами, раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча что-то несвязное о галлюцинациях, виски, бледных тенях и почему-то об Офелии.
Моника не могла больше здесь оставаться и бросилась к выходу, даже не оглянувшись. Острая жалость пронзила ее - как опустился Майкл! Он перестал быть похожим на того, любимого, он даже не узнал ее. Или не захотел узнать? Она брела по улице, ничего не замечая вокруг, и чувствовала не отвращение, нет, а раскаяние. Неужели это произошло по ее вине?
Может ли быть, что на Майкла так повлиял ее отъезд. Или измена? Ведь она изменила ему, пусть только телом, но изменила, причем с первым попавшимся мужчиной, к которому не испытывала ничего. Два года она старалась не вспоминать о Билле, о его прикосновениях и тяжелом дыхании. Теперь же ей стало так противно, что замутило от отвращения. Как она могла? Наверное, на нее нашло какое-то помрачение, иначе чем объяснить, что она отдалась этому чужому человеку, с которым ее связывало лишь случайное знакомство? Она хотела причинить боль Майклу? Похоже, это удалось.
Мир Моники снова рушился. Дойдя пешком до отеля, она поднялась к себе и набрала номер Дайаны. Та всегда была в курсе всех событий и могла рассказать, что здесь происходило.
- Девочка моя, с возвращением! - радостно закричала она, едва услышав знакомый голос. - Ты очень вовремя приехала. Ты уже была у Майкла?
- Нет, - соврала Моника, - я недавно прилетела.
- Он совершенно потерял над собой контроль! Ведет себя ужасно, постоянно приводит к себе какие-то компании и пьет с ними до утра. Кошмар! Неужели он тебе ничего не писал?
- Нет, - повторила она.
- Надо что-то делать! Завтра увидимся, хорошо? А сейчас мне надо бежать, меня пригласили к мистеру Дэвидсону на карнавал, представляешь?
Моника положила трубку. Что ж, хотя бы Дайана не изменилась за это время и осталась верной себе: радушие пополам с равнодушием. В сущности, никому не было до Майкла дела: его состояние служило лишь поводом для сплетен и притворно сочувственных вздохов. В этой ситуации не на кого было рассчитывать, и Моника поняла, что пойдет на все, но не позволит Майклу скатываться все ниже и ниже по наклонной плоскости.
Поспав урывками, утром она снова отправилась к нему. Дверь была не заперта, На полу валялись обрывки бумаги, ленты серпантина, пустые бутылки. А ее любимый спал на диване, так и не раздевшись, уткнувшись лицом в подушку. Моника присела рядом и взяла его за руку.
- Просыпайся, - негромко сказала она.
Он что-то недовольно пробормотал и попытался повернуться на другой бок. Но она была настойчива.
- Майкл, хватит спать.
Он открыл глаза и недружелюбно посмотрел на нее. Потом зажмурился, потер лицо ладонями и недоверчиво спросил:
- Это ты?
- Да. Я прилетела вчера и заходила, но...
- А я уже испугался, что начались галлюцинации, - перебил он и неуверенно добавил: - В холодильнике должно быть пиво. Ужасно болит голова.
- Нет. - Моника решительно встала, преграждая ему дорогу. - Достаточно. Я сварю тебе кофе, а потом мы поговорим. Кстати, надо позвонить миссис Перкинс, пусть придет и займется уборкой.
- Я ее выгнал, - со вздохом сказал Майкл.
- Почему? Она же проработала у вас пятнадцать лет!
- Я был не в себе. Впрочем, это не важно. Хорошо, что ты вернулась.
- Да. - Моника обняла его, заглянув в глаза, - под набрякшими веками они по-прежнему светились чистой синевой. - Я вернулась, хоть и не собиралась. И теперь я займусь тобой всерьез.
Самым трудным оказалось избавиться от новых приятелей Майкла. Они еще долго приезжали по ночам, но Моника наняла охрану, и скоро эти посещения прекратились. Она пыталась узнать, почему он вел такую жизнь, но не получила ответа ни на один из своих вопросов.
Майкл стал очень замкнутым и молчаливым, часами сидел в саду и смотрел на небо, откинувшись в шезлонге. Что бы ни предлагала Моника, он от всего отказывался с вежливой улыбкой - никаких ресторанов, вечеринок, казино. Он словно бы наказывал себя за что-то. Зато вообще перестал пить. Он всегда был такой - бросался из крайности в крайность и никогда не мог найти золотой середины.
И по-прежнему не обращал внимания на Монику. То есть он, конечно, был очень мил, но держал себя так, как будто она была посторонним человеком. Переехав из отеля в дом, она еще надеялась, что сможет повернуть время вспять и возвратить их доверительные отношения. На большее, похоже, рассчитывать уже не приходилось.
И Моника смирилась - на сей раз с ролью сиделки. Завтрак в саду, чтение вслух, обед, прогулка по набережной, ужин, телевизор, сон. Размеренная жизнь, как в больнице, где дни тянулись бесконечной одинаковой чередой. И она бы согласилась с таким существованием, если бы чувствовала от Майкла хоть какую-то отдачу. Но он походил на глыбу льда, и все было безнадежно.
Последним ударом стали дошедшие до Моники - не без помощи Дайаны, конечно, - слухи. Начали говорить о том, что мисс Брэдли ухаживает за своим сводным братом с одной лишь целью - завладеть его деньгами. Мало того, говорили и о том, что она всячески пытается его соблазнить, держит при себе и никуда не выпускает, опасаясь, что он найдет себе нормальную девушку из порядочной семьи, с которой можно без стыда вступить в брак.
Моника была потрясена - такого поворота событий она никак не ожидала. Она рассказала обо всем Майклу, но он только пожал равнодушно плечами.
- То есть ты согласен? - спросила она настойчиво.
- Не знаю, ничего не знаю. - Он старался не смотреть ей в глаза. - Но юрист сказал, что с моего банковского счета исчезают деньги.
Моника побледнела.
- Ты думаешь, я ворую твои деньги?
Майкл молчал, а она словно окаменела. Он, ее любимый человек, ради которого она была готова на все, ей не доверяет. Сердце вдруг пронзила резкая обжигающая боль, она покачнулась, схватилась за спинку стула.
- Ты могла бы просто попросить у меня денег, я бы с радостью поделился.
Моника оказалась в ужасном положении - оправдываться было бессмысленно, да она и не собиралась унижаться. А уйти сейчас и навсегда - значит признать свою вину. Безвыходная ситуация.
Она подождала еще, но Майкл по-прежнему равнодушно смотрел куда-то в сторону. Ей стало страшно, но мысль работала: подделать подпись на чеке, хорошо зная почерк владельца, не так уж и сложно. А в доме в последнее время бывало столько разных людей: вполне возможно, что кто-нибудь из них, воспользовавшись случаем, украл какие-нибудь бумаги.
- У тебя больше ничего не пропадало? - спросила Моника.
Терять ей было нечего, а оставаться навсегда с пятном позора - нет уж, увольте.
- Не знаю.
- Пожалуйста, сходи и посмотри.
- Да зачем? - Майкл лениво потянулся. - Все документы лежат в сейфе, а код знаю только я.
- Я прошу тебя.
- Ладно.
Он нехотя встал и отправился в дом. Моника, замерев, ждала его возвращения. И вдруг из окна на третьем этаже раздался громкий крик. Она бросилась туда, взбежала по лестнице и увидела Майкла - он стоял перед открытым сейфом, спрятанным в стене под ковром.
- Меня ограбили! Он был вскрыт! Нет, ты только подумай!
- Звони в полицию, - решительно сказала Моника. - Правда, я думаю, что уже слишком поздно. Когда ты заглядывал сюда в последний раз?
- Не помню, пару месяцев назад, кажется.
- И все было в порядке?
Майкл кивнул.
- Значит, это сделал кто-то из твоих новых приятелей. Надо обо всем рассказать полиции. И предупредить банк, чтобы деньги выдавали только лично тебе.
Он, не слушая, бросился к Монике.
- Ты сможешь меня простить? Господи, я так виноват!
- Ничего. Не думай об этом.
Вечером, когда все успокоилось - уехал следователь и полицейские, снявшие отпечатки пальцев и долго расспрашивавшие Майкла о людях, его посещавших, - Моника наконец смогла облегченно вздохнуть. Хорошо, что все закончилось.
И Майкл вдруг резко переменился. Он сам приготовил ужин - поджарил мясо с шампиньонами, сделал салат из свежих овощей с оливковым маслом, открыл бутылку коллекционного вина.
- Давай поговорим, - предложил он, когда они сели за стол.
- О чем? - устало спросила Моника.
- О нас, конечно. Я хочу кое-что тебе рассказать. - Майкл разлил вино в бокалы, приподнял свой, посмотрел на просвет. - Когда ты уехала, я чуть не сошел с ума, просто места себе не находил.
Она слушала молча, затаив дыхание: ведь именно об этих словах мечталось в далеком Париже бессонными ночами. Сейчас он скажет, что понял главное - он не может жить без нее, и они поднимутся в спальню, погасят свет и подарят друг другу несказанное наслаждение.
Но странно, мысль об этом не приносила радости. Моника прислушалась к внутренним ощущениям - сердце билось ровно, и не было никакого волнения. Она удивилась этому состоянию, ведь раньше наверняка все было бы иначе, и голова бы кружилась, и перед глазами плыл бы туман. Может, это реакция на слишком сильные переживания?
- Все так глупо вышло, - продолжал Майкл, - но понимаешь... - Он запнулся и тут же продолжил: - Я не мог поступить иначе. Ты для меня теперь - самый дорогой и единственно близкий человек. А если бы мы с тобой...
Неожиданно для себя Моника кивнула:
- Ты прав. Не стоит разменивать наши чувства. Останемся братом и сестрой, да?
- Ты это искренне говоришь? - Он подался вперед, едва не сбив на пол свой бокал.
- Да. Давай забудем о прошлом.
И, глядя на немного смущенное и в то же время радостное лицо Майкла, Моника вдруг поняла - все закончилось. Любовь, хранимая в душе, умерла. Нежнейший бутон чувств высох, так и не распустившись.
Майкл вскочил, подбежал к Монике и обнял ее.
- Ты себе не представляешь, как я рад!
Она улыбнулась.
- Вот и замечательно.
Ночью, лежа в постели, она смотрела на крохотную звездочку, слабо мерцавшую в окне, и думала о том, что только теперь начинается для нее новая жизнь. Все, что было раньше, казалось чем-то далеким, почти ненастоящим, словно пригрезилось. И несчастливая влюбленность, и вечер с Биллом, и даже учеба в Париже.