Герцогу эти пять минут показались пятью часами. Садясь в карету, он весь кипел от ярости. Ему еще хуже стало от того, что он был вынужден сидеть в непосредственной близости от человека, доставившего письма.
Тот между тем сказал кучеру, куда ехать, но так тихо, что герцог не расслышал. Когда карета тронулась с места, он спросил:
- Полагаю, теперь вы мне соблаговолите сказать, куда мы направляемся?
- Приедем, сами увидите, - ответил тот.
В его голосе прозвучали торжествующие нотки, и герцога охватило непреодолимое желание ткнуть мужичонку кулаком в лицо или, схватив за плечи, вытрясти из него ответ. Огромным усилием воли он заставил себя сдержаться, прекрасно понимая: самое лучшее в этой ситуации - вести себя с достоинством.
Ему оставалось только надеяться, что его не заманивают в какую-то ловушку, где он окажется таким же пленником, как и Онора. Однако немного поразмыслив, герцог пришел к выводу, что это маловероятно. В конце концов, Онора стала жертвой собственного неразумного поведения. И как только вымогатели, кем бы они ни были, получат желанные пятьсот фунтов стерлингов, они тут же отпустят ее.
Однако малая толика сомнений у герцога все-таки оставалась.
Наконец карета остановилась у дома, одного взгляда на который герцогу было достаточно, чтобы понять, в какого рода заведение угораздило попасть его жену. Долго сдерживаемый гнев заклокотал в нем с новой силой, грозя вырваться наружу.
Но когда к нему подошла Кейт, герцог сумел обуздать свои чувства. Он отдал ей деньги, которые та жадно пересчитала, и резко бросил:
- А теперь отведите меня к жене, да побыстрее. И не вздумайте болтать о случившемся, иначе я живо прикрою ваше заведение!
- О чем вы говорите, герцог! - наглым голосом воскликнула Кейт. - Это ведь в наших интересах, да и в ваших тоже. Так что давайте-ка расстанемся по-хорошему.
Слова ее были не лишены смысла, и герцогу ничего не оставалось, как промолчать. Он только крепче стиснул зубы.
Кейт, не теряя даром времени, повела его через холл к двери, за которой дожидалась Онора.
- Вот она! Цела и невредима! - воскликнула Кейт, распахнув дверь.
Герцог вошел в комнату, и Онора с трудом поднялась.
- Вы… пришли! - вырвалось у нее.
Впрочем, она не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Вполне вероятно, они прозвучали в глубине ее сердца.
Герцог не ответил, лишь подал ей руку.
Дрожащей рукой Онора ухватилась за его пальцы и крепко сжала их, чтобы убедиться, что он здесь, с ней рядом, и никуда не собирается исчезать.
Герцог вывел ее из комнаты. Молча прошли они мимо Кейт и спустились по ступенькам к поджидавшей их карете. Герцог помог жене сесть в нее и уселся рядом. И только тогда Кейт, стоявшая на пороге своего заведения и освещенная ярким фонарем, прокричала:
- Заходи, герцог, когда соскучишься! Всегда рады видеть тебя!
Она громко расхохоталась, разорвав своим нахальным смехом благопристойную тишину погруженной во мрак улицы.
Когда герцог оказался рядом, Онора тут же почувствовала, как он взбешен. Что ж, того и следовало ожидать…
- Простите… меня, - пролепетала она.
- Как вы могли так поступить! Надо же додуматься, бродить ночью по улице одной?! - воскликнул герцог вне себя от ярости.
Его разъяренный тон и пережитое ею волнение сделали свое дело - на глаза Оноры навернулись слезы, в горле застрял комок, и если бы она сейчас попыталась ему ответить, то не смогла бы. Чувствуя, что ее слезы приведут герцога в еще большее негодование, Онора мужественно пыталась их сдержать.
Несколько минут спустя герцог, подавив раздражение и вспомнив, что его жена пережила сильное потрясение, обратился к ней уже совершенно другим тоном:
- Они не обижали вас?
Когда герцог вошел в безвкусную розовую спальню, его поразили не только выражение полнейшего смятения чувств на лице Оноры и не только ее огромные, полные боли глаза, но также и ярко-красная полоса на щеке.
Онора молчала, и он спросил:
- Что у вас с лицом?
- Эта… женщина… ударила меня, - удалось выдавить ей из себя. - Она… спросила, как… меня зовут, а когда я… сказала ей… она ударила меня, потому что не поверила… что я… герцогиня.
Герцог похолодел - эта дрянь Кейт посмела ударить его жену!
- Но вы все-таки сумели убедить их, - тем не менее сухо проговорил он.
- У одного из… мужчин была… газета, в которой… описывалась наша… свадьба.
- Слава Богу!
Только сейчас герцогу в голову пришла мысль, что могло бы произойти, если бы Оноре не удалось убедить Кейт в том, что ее муж богатый человек. Ему было известно, куда бесследно исчезают хорошенькие молоденькие девушки, приезжающие в Лондон из деревни, надеясь получить место гувернантки или горничной.
Хитростью и ложью их обычно заманивают в публичные дома, из которых им уже никогда не выбраться.
- А вы знаете, куда вас привезли? - спросил герцог.
Секунду помолчав, Онора неуверенно проговорила:
- Мне показалось… что это… какой-то театр.
- Почему вы так решили? - поразился герцог.
- Там я увидела… двух девушек… и они были… накрашены… будто собирались… выйти на сцену… и…
Она запнулась.
- Ну же, продолжайте.
- И когда одна из них со мной разговаривала, ее окликнул лорд Рокстон.
- Рокстон? - резко переспросил герцог. - Он вас видел?
- Нет.
Вздохнув с облегчением, герцог спросил:
- И вы подумали, что он пришел посмотреть спектакль?
- Я услышала, как он крикнул: "Я хочу Эльзи! Она умеет дать такое представление, что вам всем и не снилось!"
Герцог, потрясенный, молчал. Он никак не мог поверить в то, что, побывав в борделе, а именно там он обнаружил Онору, можно не догадаться, что это за заведение и почему эти женщины размалеваны и разодеты так безвкусно-кричаще, как Кейт.
Но абсурдная мысль, что жена его попала в руки таких людишек, а его самого заставили заплатить им огромную сумму, чтобы получить ее обратно, вновь вызвала в нем такую безудержную ярость, что он в сердцах бросил:
- Ума не приложу, как можно быть такой идиоткой!
В этот момент карета остановилась у дверей его дома. Лакей спрыгнул с козел, распахнул дверцу, и герцог увидел Джеймса, по-прежнему стоящего у входной двери.
Герцог вышел из кареты и, вспомнив про Онору, спохватился и подал ей руку. Но как только они дошли до ступенек лестницы, ведущей на второй этаж, он выпустил ее руку, предоставив подниматься самой.
Но глаза Оноре застилали слезы, и она не различала, куда идет. Последняя фраза герцога переполнила чашу ее страданий, и, не в силах больше сдерживаться, она заплакала еще в карете.
Когда она вошла в холл, ей показалось, что лестница и канделябры поплыли у нее перед глазами. Она нерешительно остановилась и, вытянув вперед руку, как слепая, принялась шарить перед собой, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры.
Ей послышалось, что Джеймс обеспокоенно спросил:
- Миледи, с вами все в порядке?
Внезапно Оноре Показалось, что пол стремительно приближается, но чьи-то сильные руки подхватили ее, не дав упасть.
И она погрузилась в непроницаемую мглу…
* * *
Герцог понес Онору наверх. Какая же она легонькая, как пушинка, маленькая и беззащитная! Он взглянул на ее головку, лежащую на ее плече, на закрытые глаза, на яркое пятно, оставленное тяжелой рукой Кейт.
Плащ слетел при падении, и сейчас, в своем нарядном платье, она показалась герцогу похожей на хрупкий цветок, сломленной жестокой бурей, обтрепавшей его нежные лепестки.
Герцог и сам не знал, почему в его голову сейчас пришли подобные поэтические сравнения. Он нес Онору по лестнице, потом по коридору в ее спальню и ругал себя последними словами за то, что осмелился кричать на нее, такую маленькую, хрупкую, юную и наивную.
"Сам во всем виноват! - клял он себя. - Нужно было вести себя с ней как-то по-другому".
Добравшись до спальни, он увидел, что дверь слегка приоткрыта, и, толкнув ее ногой, внес Онору в комнату.
Эмили, сидевшая на стуле, дожидаясь хозяйки, мигом вскочила.
- Что случилось с ее сиятельством?
- Упала в обморок, - отозвался герцог, бережно кладя Онору на кровать.
- О Господи! - запричитала служанка. - Как же это могло произойти?
Герцог не ответил, лишь вздохнул с облегчением - Джеймс, по всей видимости, не побежал рассказывать слугам о случившемся, а после отъезда герцога остался на своем посту у входной двери.
Спустившись вниз, герцог подошел к нему и сказал:
- Полагаю, Джеймс, вы никому не сказали о случившемся?
- Да, ваше сиятельство.
- Рад, что вам хватило на это благоразумия, - заметил герцог. - Надеюсь, и впредь оно вас не оставит.
Вспыхнув от похвалы хозяина, Джеймс смущенно проговорил:
- Если таково желание вашего сиятельства, я никому ничего не скажу.
- Оно именно таково, - подтвердил герцог. - Так что очень на вас надеюсь.
- Слушаюсь, ваше сиятельство, - ответил Джеймс.
Герцог направился в гостиную. Там он подошел к столику, на котором стояли графины с разнообразными напитками, и несколько секунд раздумывал, чего налить Оноре - шампанского или коньяку. Кажется, коньяк как раз то, что нужно.
Герцог добавил немного воды и медленно понес напиток наверх, давая возможность Эмили раздеть Онору и уложить ее в постель.
Когда он вошел в спальню, платье Оноры лежало на стуле. Сама она уже была в кровати, но глаза по-прежнему закрыты.
- Ее сиятельство разговаривала со мной, - доложила ему Эмили, как только герцог приблизился к постели, - но я уверена, чувствует она себя еще не очень хорошо.
- Не сомневаюсь, - согласился с ней герцог.
Он осторожно приподнял Оноре голову и тихо проговорил:
- Вам нужно это выпить. Если не все, то хотя бы несколько глотков. Вы сразу почувствуете себя лучше.
Ее ресницы дрогнули, и, боясь ослушаться мужа, Онора сделала из стакана крохотный глоточек. Огненная жидкость тут же обожгла ей горло, она тихонько вскрикнула и попыталась оттолкнуть стакан.
- Выпейте еще, - настойчиво сказал герцог, понимая, что она слишком слаба, чтобы сопротивляться.
Он заставил ее сделать еще несколько глотков, и когда увидел, что щеки Оноры покрылись румянцем, отнял стакан от ее губ и бережно опустил голову жены обратно на подушку.
Онора взглянула на него затуманенным взором, и герцогу показалось, что она не помнит о том, что случилось. Но тут он услышал тихий шепот:
- Простите меня… пожалуйста…
Герцог поставил стакан на столик, стоявший у кровати, и сказал:
- Сейчас я пойду переоденусь, а когда вернусь, мы с вами немного поговорим перед сном.
Не дожидаясь ее ответа, он обратился к Эмили:
- Когда будете уходить, не тушите свечи. Я сам это сделаю позже.
Эмили присела перед ним в реверансе, и герцог прошел к себе через дверь, соединяющую его спальню со спальней жены.
Очень скоро коньяк начал оказывать на Онору благотворное воздействие. Ей стало легче, и она даже, запинаясь, смогла проговорить:
- Что… со мной случилось? Как… я сюда попала?
- Вы упали в обморок, миледи, - ответила Эмили, - и его сиятельство перенес вас в комнату.
- Ему, наверное, надоело со мной возиться!
- Ну что вы, миледи! Мне показалось, что он очень обеспокоен. Он приказал мне раздеть вас, а сам спустился вниз за коньяком.
Онора тяжело вздохнула.
Как, должно быть, сердится на нее герцог за то, что она так по-дурацки себя вела, да еще по возвращении умудрилась свалиться в обморок! Вряд ли ему доставило удовольствие тащить ее на руках наверх. Отец неоднократно говорил ей, что мужчины ненавидят всякие сцены.
"Нужно будет еще раз извиниться перед ним, - подумала Онора. - Никудышная из меня получается герцогиня!"
Онора и представить себе не могла, какая она сейчас хорошенькая. Эмили вытащила из ее прически шпильки, и волосы рассыпались по плечам крутыми локонами. На ней была красивая батистовая ночная сорочка, украшенная кружевами, которую купила ей тетя. Когда Онора в первый раз увидела эту прелестную вещицу, краска смущения залила ей лицо - сорочка едва прикрывала грудь. Тогда она успокоила себя, подумав, что вряд ли кто-то увидит ее в таком одеянии. Теперь же ей пришлось натянуть кружевную простыню почти до подбородка.
Эмили быстренько привела в порядок комнату и направилась к двери, прихватив с собой платье Оноры.
- Спокойной ночи, миледи. Приятных сновидений, - проговорила она. - Завтра я не стану вас рано будить. Только спрошу его сиятельство, когда он собирается отправиться в свадебное путешествие.
- Спасибо… Эмили, - с трудом выговорила Онора.
Ею вдруг овладела какая-то слабость. Захотелось остаться одной и поскорее заснуть.
Но едва она успела об этом подумать, как распахнулась дверь и в спальню вошел герцог.
На нем был длинный темный халат, который делал его еще более внушительным, чем обычно. Онора инстинктивно вжалась в подушку, словно пытаясь защититься.
Несколько секунд он молча смотрел на жену, потом уселся на краешек кровати и проговорил:
- Я не собираюсь мучить вас долгими разговорами, Онора. Вы наверняка страшно устали после сегодняшних переживаний.
Онора была настолько напугана произошедшими событиями, что никак не могла сосредоточиться на том, о чем он говорит. Она лишь, запинаясь, в очередной раз попыталась извиниться перед ним:
- Простите… меня… за то… что доставила вам… столько хлопот.
- Похоже, вам никто никогда не говорил, что бродить ночью по улицам Лондона, да еще в одиночестве, крайне опасно.
- Я… теперь понимаю… как это было… глупо… с моей стороны, но мне… хотелось подумать.
- О чем вам хотелось подумать? - Герцог увидел, что Онора залилась краской. - Полагаю, что обо мне?
Онора кивнула.
- А не лучше ли было поговорить со мной о том, что вас беспокоит, а не выдумывать что-то самой, а тем более убегать из дома и бродить по темным улицам?
Онора отвернулась и едва слышно прошептала:
- Мне кажется… это невозможно.
- Но почему? - воскликнул герцог. - В конце концов, Онора, мы же муж и жена, и между нами не должно быть никаких секретов.
Герцог тут же вспомнил, что сам-то собирался втайне от жены вести другую жизнь, о которой Онора не должна была догадываться. Поспешно отбросив неприятные мысли, он сказал:
- Доверьтесь мне. Обещаю, что постараюсь вас понять.
Его голос звучал как никогда ласково, и Онора решилась:
- Мне сегодня тетя Элин… кое-что сказала… но я считаю… этого не должно произойти.
- Я вас не понимаю.
- Тетя Элин сказала… что чем скорее у меня будет… ребенок… тем лучше… а вы сказали, когда я собралась… идти к себе… что скоро… ко мне… присоединитесь.
Несмотря на ее бессвязную речь, герцог все понял.
- И вас это напугало? - спросил он.
- Я никогда не думала… даже представить себе не могла, потому что… мы так… странно поженились… что у нас может быть… ребенок. Ведь мы даже толком… не поговорили друг с другом.
Герцог ненадолго задумался, а потом сказал:
- Я должен извиниться перед вами, Онора, за то, что был не очень к вам внимателен. Теперь я понимаю, какие чувства вы должны были испытывать.
- Вы и в самом деле понимаете? И не… сердитесь на меня? - спросила Онора, и герцогу показалось, что глаза у нее радостно засияли. - Я знаю, как вы меня… ненавидите. Я чувствовала это во время свадебной церемонии… и поэтому… не представляла… как у нас с вами может быть… ребенок.
Герцог не знал, как ему на это реагировать, и попытался объясниться:
- Я хочу, Онора, чтобы вы мне поверили. Это не вас я ненавижу, а то ужасное положение вещей, при котором я вынужден был так скоропалительно жениться, чтобы избежать брака с принцессой Софи.
- Я помню… как вы сердились, - заметила Онора, - когда я попыталась… вам отказать. Но… тетя Элин заставила меня… выйти за вас замуж.
Герцог нахмурился:
- И как же она вас заставила?
- Она предоставила мне выбор. Либо я выхожу за вас замуж… либо становлюсь… монахиней, - откровенно сказала Онора.
- Не может быть! - воскликнул герцог.
- Это правда, - кивнула Онора. - Она сказала, что… на следующий же день… отправит меня в самый бедный монастырь. А я… не могу… принять постриг, потому что не чувствую в себе призвания… стать монахиней.
- Да как такое ей вообще могло в голову прийти! - поразился герцог. - Вы имели полное право отказаться.