- Генерал, - вскричал Даву, - возвращайтесь к императору и скажите ему, чтобы уезжал! Что его присутствие мешает нам, является помехой на пути любого Урегулирования - спасение Отчизны требует его отъезда! Пусть уезжает немедленно, в противном случае нам придется его арестовать! Я лично арестую его! Флао холодно посмотрел на маршала и, вложив в слова максимум ярости и презрения, ответил:
- Господин маршал, подобный приказ может передать только тот, кто его отдает. Что касается меня, я этого делать не стану! А если, чтобы не подчиняться вашим приказам, нужно подать вам прошение об отставке, - заявляю вам о моей отставке!
С тяжестью на сердце он вернулся в Мальмезон, но не посмел передать слова Даву Наполеону, "опасаясь усилить его страдания". Впрочем, окружение императора было достаточным: приехали его мать и кардинал Феш, а также Корвизар, Тальма, герцогиня Висанс и все другие верные ему люди.
Ближе к полудню перед дворцом остановилась карета. Из нее вышла заплаканная женщина, державшая за руку маленького мальчика, - Мария Валевская, "польская супруга", всегда хранившая любовь к Наполеону; та, кого видели на острове Эльба, а совсем недавно - в Тюильри. Император побежал к ней навстречу и обнял ее.
- Мари! Вы выглядите такой потрясенной!
Он провел ее в библиотеку, где она долго и безуспешно умоляла его приехать в Париж, собрать армию, народ, который требует его возвращения; выступить против захватчика, защитить, наконец, себя и столицу! Но он отказался: знал, что ничего не сможет сделать против армий союзников, дисциплинированных регулярных войск, со спешно собранным войском. Войском, несомненно, героическим, но оно погибнет зря. На этот раз самопожертвование и пролитая кровь бессмысленны и приведут лишь к тому, что Париж испытает на себе месть врага.
- Нет, Мари, - сказал он, - я должен уехать! Не потому, что "они" этого хотят… я должен это сделать ради своего сына!
Она упала в кресло и забилась в рыданиях.
- Я так хотела вас спасти!..
Наконец, когда из Парижа прибыл посланник, сообщивший, что "оба фрегата" в его распоряжении, он стал готовиться к отъезду. Но неприятель продолжает приближаться - он не уедет, не попытавшись защитить страну. Отправил Бекера в Тюильри, пусть попросит для него командование армией, чтобы сразиться с прусскими войсками, - желает умереть со шпагой в руке… Но Бекер передал ему только гневные слова Фуше:
"Он что, издевается над нами?! Неужели мы не знаем, как он сдержит слово, если мы согласимся на его предложение?!"
Наполеон пожал плечами, сказав лишь:
- Они все еще боятся меня!
Переоделся, пожал руки всем друзьям, обнял Гортензию и мать, а потом попросил открыть комнату, где умерла Жозефина и долго пробыл там в одиночестве. Вышел он оттуда с красными глазами. Наконец, бросив последний взгляд на дом, который оставался ему дорог до последнего вздоха, сел в карету с теми, кто решил разделить его судьбу до самого конца, и направился по дороге к океану - в надежде найти за ним огромную страну, где у него останется по меньшей мере право быть свободным человеком.
Но на рейде Рошфора уже стояла английская эскадра, запретившая ему уплыть на двух фрегатах, так великодушно предоставленных временным правительством. Фуше поработал на славу… В конце пути только британский военный корабль "Беллерофон"… и остров Святой Елены.
Ее звали Сисси
СИССИ И ЗАМУЖЕСТВО
Покупая в 1834 году замок Поссенхофен вблизи красивого озера Штарнберг, в восьмидесяти километрах от Мюнхена, герцог Макс Баварский намеревался сделать его летней резиденцией своей семьи, пока еще немногочисленной - у него лишь один, рожденный в 1831 году, сын Людовик, - но он надеялся ее значительно увеличить.
Поссенхофен - это и тогда (и поныне) довольно массивное сооружение, с четырьмя башнями по углам и с большим количеством комнат. Расположение по соседству с озером, посреди поросших лесом холмов, и великолепный парк с восхитительными розариями делали его очаровательным местом. Мало-помалу он затмил дворец в Мюнхене и стал настоящим семейным домом для герцогского выводка - домом, который все обожали.
В порядке появления на свет этот выводок состоял из вышеупомянутого Людовика, Елены, по прозвищу Нене, родившейся в 1834 году, спустя несколько недель после приобретения замка, ставшего "дорогим Посси"; Елизаветы, которую все звали Сизи (или Сисси), словно посланной небом накануне новогодних праздников 1837 года; Карла-Теодора, или, по-другому, Гакеля, увидевшего свет в 1839 году; Марии, рожденной в 1841 году и не получившей никакого известного нам прозвища; Матильды, 1843 года рождения, которую называли Воробышком по причине хрупкого здоровья; Софии, увеличившей семейство только в 1847 году, и, наконец, последнего отпрыска, Карла Эммануэля, по прозвищу Мапперль, чье рождение имело место двумя годами позже.
Все члены счастливого и веселого семейства небрежно воспитаны папашей, хотя и страдавшим хронической непоседливостью, но полным нежности и изобретательности, имевшим артистический дар и необычайную человеческую теплоту души, а также матерью, находившейся в состоянии безмерного восхищения супругом и детьми, в отношении которых, честно говоря, она строила весьма честолюбивые планы. Урожденная принцесса Баварская, Людовика, выйдя замуж за своего двоюродного брата Макса, сделала самую скромную партию в семье - остальные три ее сестры вышли замуж более удачно: одна стала королевой Пруссии, другая - королевой Саксонии, а старшая, София, стала бы императрицей Австрии, не заставь она мужа отказаться от трона в пользу своего сына Франца Иосифа. Титул герцогини Баварской для Людовики не означал никакого повышения статуса, но, если все взвесить, она, несомненно, единственная из сестер, познавшая счастье в жизни, и это компенсирует все остальное. Титул герцогини она приняла добровольно, что никоим образом не мешало ей мечтать о более достойной судьбе для своих девочек.
С верой в это Людовика и жила летом 1853 года - жила словно на раскаленных углях, поскольку вот уже несколько месяцев между ней и ее сестрой эрцгерцогиней Софией, мозгом всего семейства, происходили оживленная переписка и встречи, имевшие целью организовать брак императора Франца Иосифа и Елены, старшей дочери Макса и Людовики.
Этот план давно уже зрел в голове у Софии - она очень хотела объединить вокруг себя максимально возможное число знатных семейств. Решимость реализовать этот план особенно усилилась, когда ее сын, этот невинный мальчик, в свои двадцать четыре года заявил, что хочет взять в жены дочь князя - наместника Венгрии, очень красивую и умную девушку, внушившую ему довольно бурные чувства. София пресекла зло в корне всего несколькими словами:
- Венгрия - наша подданная провинция и должна таковой оставаться. Венгерка не может делить с тобой трон.
Франц Иосиф в то время еще слепо подчинялся матери и потому заглушил свои чувства во имя интересов государства и больше об этом проекте не заикался. Впрочем, он знал о видах Софии на его кузину Елену; у девушки превосходная репутация, и он не видит препятствий к тому, чтобы сделать ее своей женой, если она так красива и очаровательна, как все говорят… По крайней мере София.
- Она превосходна со всех точек зрения! - постоянно твердила эрцгерцогиня.
Она действительно превосходна - Людовика приложила для этого много сил. Ее научили всему, что должна знать императрица Австрийская: говорить на нескольких языках, танцевать, ездить верхом, принимать гостей, свободно чувствовать себя присутствии большого числа людей, даже грациозно скучать, часами неподвижно сидя в кресле, представлявшем трон.
В один прекрасный июньский день в замке начался великий переполох - герцогиня во время семейного завтрака прочла письмо сестры и воскликнула, светясь счастьем:
- Радуйтесь, дети мои! Ваша тетка София приглашает в Ишль в августе на встречу Нене, Сисси и меня. Император тоже туда приедет…
При этой новости Елена покраснела от удовольствия, поскольку всю жизнь мечтала выйти замуж за Франца Иосифа, а Елизавета проявила лишь недоверчивый энтузиазм:
- А Карл Людовик тоже там будет?
Эрцгерцог Карл Людовик, младший брат Франца Иосифа, ее верный рыцарь еще с той поры, когда подростки тремя годами ранее повстречались в том же Ишле. Они переписывались, юный принц даже направил даме сердца красивые подарки - перстень и браслет - с одобрения матери, которая загодя планировала устроить второй союз с дочерьми сестры.
- Конечно, он там будет! - воскликнула Людовика, обнимая свое пятнадцатилетнее чадо. - Ты будешь рада увидеться с ним?
- Думаю, да… он очень мил и нравится мне.
После этих громких слов все принялись готовиться к отъезду, причем каждая почему: герцогиня и Елена бросились к платяным шкафам при поддержке воспитательницы принцесс баронессы Вульфен, а Сисси убежала в сад - покормить своих любимых животных и рассказать им о последних событиях, происшедших в доме. Пятнадцатого августа три принцессы с полуторачасовым опозданием приехали в отель Ишля, где узнали, что эрцгерцогиня ждет их к чаю на императорской вилле. Да ведь это катастрофа - в их распоряжении чуть более получаса, а багаж еще не прибыл. Зато император уже там…
- Тем хуже! - сказала герцогиня со слезами на глазах. - Время назначено, и будь даже багаж на месте, у нас нет времени переодеться! Пойдем в таком виде, как есть.
- Ваша светлость! - воскликнула баронесса Вульфен. - Это невозможно! Вся одежда в пыли!..
- Пыль - это одно, протокол - другое. Мы должны идти!
На вилле эрцгерцогиня София ждала их в своих апартаментах. Она успокоила сестру: девочки и так очаровательны; надо просто позвать ее камердинершу, чтобы привести в порядок прическу Елены. Сисси удовольствовалась простой щеткой для волос; посему сделали все возможное, чтобы уложить роскошные волосы Нене, но камеристка, которой это поручили, не удержалась от восхищения волосами юной Сисси, этим сверкающим каштановым каскадом с золотистым блеском и светлыми желтыми прядками.
За несколько минут баварские дамы приняли вид вполне презентабельный, чтобы приступить к чаепитию и предстать пред взором императора. Все направились в салон, где и предстояла встреча с ним.
Первый контакт получился не очень торжественным. Красная от смущения, Елена едва смела поднять глаза на двадцатичетырехлетнего императора, которого прочили ей в мужья, а тот повел себя любезно, но несколько натянуто: принялся сравнивать девушку с прекрасной венгеркой и понял, что его собираются женить вопреки его воле. Рассматривая Елену, он находил ее безусловно красивой - высокая, стройная, полна скромности и элегантности, - но не мог помешать себе увидеть в ней некоторые черты энергичности и даже жестокости, а это не соответствовало его ожиданиям.
А потом внезапно вообще перестал ее видеть: позади нее обнаружил очаровательное создание, с мечтательным личиком и полными звезд глазами, с восхитительной фигуркой… Конечно, это еще юная девочка, но так хороша, так привлекательна, что одного ее присутствия хватает, чтобы затмить все окружающее, вычеркнуть других из памяти… С того момента он видел только ее, тем более что очаровательная Сисси не обращала на него никакого внимания - счастлива была снова видеть своего друга Карла-Людовика; кажется, еще немного, и эти двое попросят разрешения пойти поиграть в сад.
Вдруг Сисси почувствовала, какое внимание уделяет ей Франц Иосиф; тут же смутилась и покраснела, с нее слетела естественная игривость, которая заставляла хмурить брови тетку Софию. Она ухватилась за своего друга Карла Людовика как за спасательный круг: не смела смотреть ни на императора, чей улыбающийся взгляд проводил ее в непонятное ей самой смятение, ни на Елену - боялась увидеть на ее лице разочарование, понять которое так легко.
Почувствовал разочарование и еще один человек - Карл Людовик. Страстно влюбленный в красивую кузину, юный эрцгерцог прекрасно понял, какое значение имеет взгляд брата, и вечером того же дня, после ужина, в кругу семьи высказал матери свою боль - не мог скрывать:
- Сисси очень понравилась Францу, мама, гораздо больше, чем Нене. Вот увидишь - он предпочтет ее сестре.
- Ты не бредишь? - Эрцгерцогиня пожала плечами. - Такую девчонку?! Это было бы катастрофой!
Вполне возможно, она просто-напросто старалась успокоить себя - ведь глаз у нее наметанный. Но ее иллюзиям не пришлось длиться долго: на следующий день, едва она успела встать с постели, к ней, не дав даже возможности позавтракать, явился Франц Иосиф; он весь светился.
- Знаешь, - сказал он, - Сисси просто прелесть!..
- И ты врываешься ко мне в такой час, чтобы сказать это?
- Тысячу извинений, мама, но я должен тебе это сказать! Она обворожительна, восхитительна!
- Но она всего лишь ребенок!
- Конечно, она очень молода, но посмотри на ее волосы, глаза, на ее очарование, на всю ее личность! Она изысканна.
- Но ведь есть Елена. Та Елена, которая…
- Елена - ничто! Она прекрасна, но ее не видишь, когда есть Сисси.
- Ладно, успокойся! Ты еще сам не знаешь, что тебе нужно. Следует поразмыслить. Время на это у тебя еще есть, не стоит торопиться! Никто не требует, чтобы ты немедленно обвенчался.
Но попробуйте остановить поток в его неумолимом движении! Широко улыбнувшись, молодой император нежно обнял мать:
- Мне кажется, лучше не затягивать с этим. Я немедленно постараюсь увидеться Сисси - до обеда.
И тут же ушел заниматься своим делами самодержца, озаренный мыслью - сможет побыть наедине с той, которую уже считал своей любимой… К несчастью, он ее не нашел и с хмурым выражением лица, несколько раздраженный, сел за стол рядом с Еленой, на которую продолжал не смотреть. Эта несчастная даже не услышала звука его голоса. Он глядел только на Сисси, сидевшую в другом конце стола - между эрцгерцогиней Софией и принцем Гессенским.
А девушка, чрезвычайно смущенная пристальным улыбающимся взглядом, которого он с нее не спускал, практически не притронулась ни к одному из поданных блюд, чем вызвала удивление соседки по столу.
- Сисси, видно, решила, что сегодня постный день! - засмеялась эрцгерцогиня. Отведала только овощного супа и русского салата.
На следующий день на императорской вилле предстоял большой бал; в ходе его, как всем при дворе известно, котильон - решающий танец… Это знали все, кроме Сисси, продолжавшей упорно считать сестру будущей императрицей Австрийской - вопреки ледяному выражению лица Елены.
Когда сестры появились в большом зале, среди присутствовавших пробежал шепот восхищения, адресованный, увы, скорее Сисси, чем Елене, а ведь девушка, в блестящем белом платье, с гирляндой плюща в темных волосах, так красива… Но ее младшая сестра, словно окутанная облаком из розового муслина, с маленькой бриллиантовой стрелкой в волосах, - неотразима. А когда настало время котильона, именно ей Франц Иосиф преподнес традиционный букет, приглашая на танец.
И всем стало ясно: ставки сделаны, они присутствуют при рождении императрицы. Эрцгерцогине Софии пришлось употребить все свое самообладание, чтобы не выказать неудовольствия. Что касается Елены, она удалилась в пустой салон, чтобы скрыть печаль.
Добавить, собственно, нечего: на следующий день Франц Иосиф направился к матери, чтобы уговорить ее попросить за него руки его кузины Елизаветы, - если только та согласится выйти за него замуж.
- Умоляю вас, мадам, убедить тетю Людовику, чтобы она не оказывала никакого давления на Сисси. Бремя мое, Бог свидетель, настолько тяжело, что разделить его со мной - удовольствие малоприятное. Я хочу, чтобы ей это сказали!
- Дорогое мое дитя, почему ты считаешь, что женщина не почувствует себя счастливой, если облегчит тебе выполнение трудной задачи своим очарованием и веселостью? Однако все будет сделано так, как ты желаешь.
Вечером того же дня герцогиня Людовика с некоторым беспокойством и с сильным волнением передала Сисси просьбу императора, тщательно подбирая слова и в точности выполняя пожелание Франца Иосифа.
- Этот брак, как ты прекрасно понимаешь, возможен, только если ты любишь Франца, - если ты любишь его достаточно сильно, для того чтобы согласиться разделить с ним всю тяжесть короны. Любишь ли ты его?
- Как же я могу его не любить? Но почему он подумал обо мне? Я ведь такая молодая, такая незначительная… Я сделаю все, чтобы он был счастлив… Но смогу ли я это сделать? Конечно же, я его люблю! Но чувствовала бы себя еще счастливее, не будь он императором!
В ближайшее воскресенье, по окончании мессы в церкви Ишля, Франц Иосиф взял Сисси за руку, подвел к епископу, закончившему службу, и громко произнес:
- Монсеньор, соблаговолите благословить нас! Вот моя невеста!
23 апреля 1854 года, накануне свадьбы, Елизавета смотрела сквозь стекла окна дворца Шенбрунн, как садовники занимаются весенними работами, когда к ней в комнату, почти шатаясь под тяжестью своей ноши, вошла графиня Эстергази, ее будущая первая фрейлина. Она притащила два толстых тома и положила их на стол.
- Ради бога, графиня, что это вы принесли?!
- Предметы чрезвычайной важности, ваша светлость. Вот эту книгу (она приподняла огромный фолиант - больше переплета, чем текста) вашей светлости достаточно пролистать: здесь описан свадебный церемониал, принятый при австрийском дворе.
Будущая императрица послушно полистала книгу и рассмеялась:
- Боже всемилостивый! Как все сложно! Я вижу там такие выражения: "светлейшие дамы и высокосветлейшие дамы", "пажи и носители шлейфа", "придворные дамы и дамы в апартаментах"… Кто же такие эти "дамы в апартаментах"?
- Это те, кто, в отличие от дам, имеющих широкий доступ и ограниченный доступ, имеет право появляться в апартаментах только в строго отведенное время и только по предварительному приглашению.
- Не понимаю, кому пришло бы в голову явиться сюда без приглашения. А что в другой книге? - Она очень важна. Вашей светлости придется не только оставить ее у себя на вечер, но и выучить наизусть.
- Наизусть? - с ужасом воскликнула Сисси. - Но она такая огромная!
- Это не совсем так, там крупный шрифт. Она называется "Нижайшие напоминания" и предписывает поведение вашей светлости во время всех свадебных церемоний.
- Церемоний? Их так много? Не без усилий, связанных с ее пятьюдесятью шестью годами, графиня Эстергази присела в реверансе, который так подходил к суровому выражению ее лица.
- Конечно, их много, но вашей светлости давно пора ими заинтересоваться. Выйти замуж за императора - это не то что за простого гвардейского офицера, а эрцгерцогиня София настаивает, чтобы вы, ваша светлость, начали изучать эти документы.
И она удалилась.
Сисси оказалась наедине с ужасными книгами, содержавшими, кстати очень неприятные, выдержки из знаменитого австрийского этикета, который императоры позаимствовали из испанского этикета Карла V и Филиппа II. Повернувшись спиной к садовникам и рассаживаемым ими цветам невеста смело, но не без вздохов принялась за чтение.
Вечером, увидевшись с женихом во время семейного ужина, она поделилась с ним своими опасениями относительно количества и сложности церемоний дня завтрашнего и последующих.
Франц Иосиф расхохотался.