Мне стало понятно, почему она околдована им. Но помоги ему Господь, если обстоятельства обернутся против него!
Через неделю ей вновь понадобилось встретиться со мной, чтобы поговорить о нем. Она пригласила меня в оперу. У нее была своя ложа, и мы сидели в ней одни, а печально известная леди Перт занимала третью ложу от нас. Похоже, Карлотта в очередной раз бросала вызов обществу, ведь ее муж в это время находился во Франции. Но она всего лишь хотела поговорить со мной.
Итак, Карлотта сидела впереди, немного наклонившись, и разговаривала со мной, не поворачивая головы. Всем тотчас стало ясно, что между нами liaison, правда, неясно, насколько dangereuse. Ведь мы были на глазах всего мира - во всяком случае, ее мира - и она разговаривала со мной, не поворачивая головы, торопливо, но твердо выговаривая слова.
- Что ты думаешь о Люке?
Карлотта пытливо смотрела на меня глазами цвета морской волны.
- Он невероятно очарователен, - сказал я, не в силах забыть о множестве лиц в зале.
- Да, это так! - отозвалась она скучным гулким голосом, каким обычно говорила о серьезных вещах, голосом, звучавшим, словно металлический перезвон со странными далеко расходящимися вибрациями. - Думаешь, он будет счастлив?
- Будет счастлив?! - воскликнул я. - Что значит "будет"? Ты о чем?
- Со мной, - сказала она, коротко хихикнув, словно школьница, и глядя на меня робко, озорно и со страхом.
- Если ты сделаешь его счастливым, - небрежно произнес я.
- Как сделать?
Она произнесла это искренне, ровно, звучным голосом. Вечно она так, толкает меня дальше, чем я хочу заходить.
- Наверно, тебе самой надо стать счастливой, и ты должна знать, что счастлива. Тогда скажешь ему, что ты счастлива, скажешь, что он тоже счастлив, и он будет счастлив.
- Надо действовать именно так? - торопливо переспросила она. - Не иначе?
Я знал, что хмурюсь, глядя на нее, и она это видела.
- Наверно, нет, - ответил я резко. - Сам он ни за что не додумается.
- Откуда тебе известно? - спросила она, словно это было тайной.
- Не известно. Мне так кажется.
- Тебе кажется, - отозвалась она печальным чистым монотонным эхом, звучавшим как металл - она приняла решение. Мне нравилось в ней то, что она никогда не бубнила и не шептала. Но тогда, в этом чертовом театре, я мечтал, чтобы она оставила меня в покое.
На ней были изумруды, сверкавшие на белоснежной коже, и, всматриваясь в зал, она была похожа на гадалку, всматривавшуюся в стеклянный шар. Один Бог знает, видела ли она сверкание лиц и манишек. Я же понимал, что я - санкюлот, и не быть мне королем, пока тут носят короткие штаны.
- Мне пришлось немало потрудиться, чтобы стать его женой, - проговорила она быстро и четко, на низких тонах.
- Почему?
- Он очень любил меня. И сейчас любит! Но считает, что ему не везет…
- Не везет? В картах или в любви? - с иронией переспросил я.
- И в том, и в другом, - коротко ответила Карлотта, но с неожиданной холодностью и злостью из-за моего легкомыслия. - Это у них семейное.
- Что ты ему сказала? - спросил я с натугой, у меня вдруг стало тяжело на сердце.
- Я обещала, что буду везучей за двоих. А через две недели объявили войну.
- Ну, конечно! Не повезло не только тебе, всем не повезло.
- Да!
Мы помолчали.
- Его семья считается невезучей?
- Бортов? Ужасно невезучей. Она такая и есть.
Наступил антракт, и дверь ложи отворилась. Карлотта умела быстро ориентироваться и всегда держала ухо востро, так что ее не могли смутить изменившиеся обстоятельства. Она встала, словно первая красавица - а ведь она не была ею и не могла быть, - чтобы перемолвиться несколькими словами с леди Перт, и исчезла, не представив меня.
Карлотта и лорд Латкилл приехали к нам, когда мы жили в Дербишире, годом позже. Он получил отпуск. Она ждала ребенка, медленно двигалась и казалась подавленной. Рассеянный и, как всегда, очаровательный, лорд Латкилл рассказывал о Дербишире и об истории свинцовых рудников. Однако они оба как будто потерялись во времени.
В последний раз я видел их после войны, когда покидал Англию. Они обедали вдвоем, если не считать меня. Он все еще выглядел измученным, так как во время войны получил ранение в горло. Однако сказал, что скоро поправится. В его тягучем прекрасном голосе теперь звучала хрипотца. Бархатные глаза ввалились, но смотрели твердо, хотя в их глубине угнездилась усталость, пустота.
Я еще больше, чем прежде, мучился от нищеты и тоже чувствовал усталость. Карлотта воевала с его молчаливой опустошенностью. Едва началась война, печаль во взгляде ее мужа стала заметнее, а до поры, до времени не проявлявший себя страх превратился почти в мономанию. Карлотта все больше падала духом и теряла красоту.
У Карлотты родились близнецы. После обеда мы отправились в детскую взглянуть на малышей. У обоих мальчиков были прекрасные темные, как у отца, волосы.
Лорд Латкилл вынул изо рта сигару и наклонился над кроватками. Смуглолицая преданная няня отошла в сторону. Карлотта поглядела на детей; но еще беспомощнее она поглядела на мужа.
- Хорошенькие детишки! Очень хорошенькие, правда, няня? - смягчив голос, произнес я.
- Да, сэр, - тотчас откликнулась няня. - Красивые дети!
- Ты мог когда-нибудь представить, что у меня родятся близнецы, вот такие два озорника? - спросила, глядя на меня, Карлотта.
- Никогда.
- Пусть Люк скажет, это невезение или неумение? - проговорила она, хихикнув, как школьница, и с опаской поглядела на мужа.
- Боже мой! - неожиданно повернувшись, громко, но с обычной болью в голосе, воскликнул он. - Я называю это удивительным везением! Не знаю уж, что другие об этом думают.
Тем не менее, он дрожал от страха, как раненый пес.
Много лет я не виделся с Карлоттой. Правда, до меня дошел слух, что у нее родилась девочка. Потом случилась беда: двойняшки погибли в автомобильной катастрофе в Америке, когда ехали куда-то со своей теткой.
Об этом я узнал с запозданием и не стал писать Карлотте. О чем писать?
А несколько месяцев спустя от какой-то болезни неожиданно умерла ее маленькая дочь. Невезение Латкиллов, похоже, никуда не девалось.
Бедняжка Карлотта! Больше я о ней ничего не слышал, знал только, что она и лорд Латкилл живут уединенно в Дербишире вместе с его матерью.
Когда обстоятельства привели меня обратно в Англию, я никак не мог решить, стоит мне написать Карлотте или не стоит. В конце концов, я написал ей на лондонский адрес.
Ответ пришел из Дербишира: "Очень рада, что ты опять в пределах досягаемости! Может быть, навестишь нас?"
Мне не очень хотелось ехать в Риддингс, в родовое гнездо лорда Латкилла, из опасений перед его матерью, леди Латкилл, женщиной старой закваски. Ведь я всегда был своего рода санкюлотом, который не станет королем, пока в моде короткие штаны.
"Приезжай в город, - ответил я. - Приглашаю тебя на ланч".
Карлотта приехала. Выглядела она постаревшей, страдания прочертили морщины на ее лице.
- Ты совсем не изменился, - сказала она.
- А ты, если и изменилась, то совсем чуть-чуть.
- Неужели? - печально отозвалась она помертвевшим голосом. - Может быть! Полагаю, пока мы живы, надо жить. А ты как думаешь?
- Да. Ты права. Ужасно быть живым мертвецом.
- Да уж! - произнесла она, завершая тему.
- Как лорд Латкилл? - спросил я.
- Ах, его это все окончательно добило, он не хочет жить. Но хочет, чтобы я жила.
- А ты хочешь?
Она как-то странно заглянула мне в глаза.
- Сама не знаю. Мне нужна помощь. А ты как считаешь?
- Господи, живи, пока можешь!
- И принять помощь? - спросила она со своей чудесной прямотой.
- Ну, конечно.
- Ты советуешь?
- Конечно же, да! Ты молодая…
- Приедешь в Риддингс? - не дослушав, спросила Карлотта.
- А лорд Латкилл? Его мать?
- Они согласны.
- Ты хочешь, чтобы я приехал?
- Хочу, очень хочу! Приедешь?
- Да, конечно, если ты хочешь.
- Когда?
- Когда тебе удобно.
- Правда?
- Ну, да.
- И ты не боишься невезения Латкиллов?
- Я?
Моему изумлению не было предела, и она опять хихикнула, как школьница.
- Отлично, - сказала Карлотта. - Как насчет понедельника? Тебя устроит?
Мы договорились на понедельник, и я проводил ее на вокзал.
Как выглядел снаружи Риддингс, дом лорда Латкилла, мне было известно. Старый каменный дом с тремя остроугольными фронтонами находился на окраине деревни Миддлтон и не очень далеко от дороги, за ним вместо парка располагалось мрачное болото.
Понедельник выдался ненастным на дербиширских холмах, которые казались темно-темно-зелеными, а каменные изгороди - почти черными. Даже маленький железнодорожный вокзал, спрятавшийся в зеленой расщелине и построенный из камня, был темным и холодным, как будто находился не на земле, а в преисподней.
Меня встретил лорд Латкилл. Он был в очках, и в них карие глаза смотрели незнакомо. Черные волосы жидкими прядями падали на лоб.
- Я ужасно рад, что вы приехали, - сказал он. - Карлотта теперь наверняка повеселеет.
Как отдельная личность я как будто его не интересовал. Просто был некий субъект, который приехал и которого ждали. Держался лорд на редкость суетливо, неестественно.
- Надеюсь, я не потревожу вашу матушку, леди Латкилл, - сказал я, когда он усаживал меня в автомобиль.
- Совсем нет, - пропел он низким голосом, - она так же, как мы, ждет не дождется вашего приезда. Ах нет, не думайте, что у меня такая уж старомодная мать, ничего подобного. В отношении литературы и живописи у матушки исключительно современный вкус. Сейчас ее интересует сверхъестественное - спиритизм и все такое, - мы с Карлоттой думаем, что если ей это интересно, пусть, это же замечательно.
Лсрд Латкилл заботливо укутал меня пледом, а слуга поставил к ногам обогреватель.
- В Дербишире, знаете ли, холодно, - продолжал говорить лорд Латкилл, - особенно там, где холмы.
- Здесь темновато.
- Пожалуй, особенно после тропиков. Мы, естественно, не замечаем, нам это даже нравится.
Он показался мне несколько уменьшившимся, съежившимся, на продолговатом лице появился нездоровый землистый оттенок. Однако своими речами он производил более приятное, чем прежде, впечатление, стал вроде бы общительнее. Правда, говорил он в безликое никуда, словно меня не было. Скорее, он говорил сам с собой. А когда один раз посмотрел на меня, его карие глаза показались мне пустыми, похожими на две бездны, в которых не было ничего, кроме неприкрытого страха. Он смотрел из окон пустоты, чтобы убедиться в моем присутствии.
Когда мы добрались до Риддингса, уже стемнело. Со стороны фасада не было двери, и светились лишь два окна наверху. Не очень-то гостеприимный прием. Мы вошли в дом сбоку, и бессловесный слуга взял мои вещи.
В молчании мы стали подниматься по лестнице, как мне показалось, мертвого дома. Однако, услышав наши шаги, Карлотта вышла нам навстречу. Она уже оделась к ужину, длинные белые руки были обнажены. На тускло-зеленом платье что-то сверкало.
- Я очень боялась, что ты не приедешь, - произнесла она тусклым голосом и подала мне руку. Казалось, она вот-вот заплачет. Но, конечно же, этого не случилось. В отделанном темными панелями и застеленном синим ковром коридоре было сумрачно и как-то тоскливо. Вдалеке молча брел слуга с моими чемоданами, постепенно уменьшаясь вдали. У меня появилось странное и неприятное ощущение намертво прибитых к своим местам вещей, отвратительного триумфа мертвой материи. Однако в доме было тепло, работало центральное отопление.
Карлотта взяла себя в руки и вяло спросила:
- Хочешь сначала поздороваться с моей свекровью, прежде чем мы проводим тебя в твою комнату? Она будет рада.
Почти тотчас мы оказались в маленькой гостиной. Я увидел акварели на стенах и неловко поднимавшуюся с кресла седоволосую даму в черном, которая обернулась к двери.
- Мама, это мистер Морьер, - тускло и несколько торопливо представила меня Карлотта. - Он идет в свою комнату.
Вдовствующая леди Латкилл сделала несколько шагов мне навстречу, наклонив корпус над широкими бедрами, и протянула руку. У нее были пышные белоснежные волосы и любопытные голубые глазки с черными точечками зрачков, глядевшие на меня с розового нежного лица старой, но неплохо сохранившейся женщины. На ней была кружевная косынка. Верхняя часть тела казалась вполне стройной, но чуть подавалась вперед от тяжелых бедер, скрытых черным шелком.
Она что-то пробормотала, долго и внимательно, по-птичьи, разглядывая меня проницательным холодным взглядом, как будто с далекого расстояния. Так, верно, ястреб ищет добычу. Потом невнятно представила еще двух человек, находившихся в гостиной: высокую, широколицую, смуглую молодую женщину с еле заметными темными усиками и полноватого мужчину в смокинге, лысеющего, краснолицего, с маленькими седыми усиками и желтыми кругами под глазами. Это был полковник Хейл.
Их как будто застали врасплох, возможно, из-за меня они прервали сеанс. Я не знал, что сказать, так как никогда не сталкивался с такими людьми.
- Лучше пойдем посмотрим твою комнату, - сказала Карлотта, и я, молча, поклонившись, последовал за ней к двери. Старая леди Латкилл, как стояла, так и осталась стоять, притягиваемая к полу своими тяжелыми бедрами. Она глядела нам вслед зоркими, как у хорька, глазками. Безбровая, но с высоко выгнутыми надбровными дугами на розовом нежном лбу под морозно-белым шлемом волос, она ни на мгновение не покинула те далекие призрачные миры, в которых упорно желала пребывать.
Карлотта, лорд Латкилл и я энергичным шагом двинулись дальше по коридору и завернули за угол. Никто из нас не мог выдавить ни слова. Когда же лорд Латкилл вдруг с силой распахнул дверь в конце коридора, то, развернувшись ко мне лицом, рявкнул со злостью цепного пса:
- Мы оказываем вам честь, поселяя вас в комнате с привидениями! Вы не смотрите, что она такая скромная, на самом деле, это все равно что королевские покои.
Комната была просторная, с выцветшими красными панелями, на которых еще поблескивали остатки позолоты, в ней стояла обычная массивная старая мебель из красного дерева, на полу лежал большой выцветший розовый ковер с большими белесыми выцветшими розами. В камине ярко полыхал огонь.
- Почему? - спросил я, глядя на выцветший, когда-то красивый ковер.
- Что почему? - переспросил лорд Латкилл. - Почему мы предоставили вам эту комнату?
- Да нет! Почему это королевские покои?
- Потому что наше привидение так же редко балует нас своими визитами, как истинная королева, и поэтому особенно желанно. Не говоря уж о его дарах.
- О каких дарах?
- О наших фамильных богатствах. Привидение постоянно обновляет наши фамильные богатства. Поэтому мы предоставили вам эту комнату, чтобы заманить его. Ее.
- Какая же из меня приманка? - особенно если вы рассчитываете на богатства. Но насколько мне известно, привидениям они не нужны.
- Ну… да, - с запинкой произнес лорд Латкилл. - Дело не в деньгах, их нам так или иначе хватает, но вот все остальное…
Наступила пауза. Я думал о Карлоттином "везении за двоих". Бедняжка Карлотта! Она выглядела измученной. И подбородок уже не был вскинут, как прежде. Усевшись в кресло возле камина, она поставила ноги на край решетки и подалась к огню, прикрыв ладонью лицо, потому что все еще заботилась о нем. Я видел ее широкие белые плечи и выступившие под платьем лопатки, когда она наклонилась. Похоже, беды выкачали из нее жизнь, и теперь она всего лишь уставшая, апатичная женщина, у которой не осталось никаких чувств. Меня это расстроило, и неожиданно в голове промелькнула мысль, что должен появиться мужчина, который обнимет ее, приласкает и вновь разожжет в ее теле огонь. Конечно, если она разрешит, что было маловероятно.
Тело утратило стойкость, и только дух еще как-то сражался. Ей было необходимо возродить себя к жизни, и только живое тело могло ей в этом помочь.
- Расскажите о вашем привидении, - попросил я лорда Латкилла. - Она очень ужасна?
- Совсем нет! Считается, что она красавица. Сам я не видел ее и не знаю никого, кто бы видел. Мы надеялись, что вы приедете - и она не устоит. Понимаете, у мамы было видение на ваш счет.
- Нет, не понимаю.
- Ну, конечно! Вы тогда были в Африке. Медиум сказал: "Этот человек в Африке. Я вижу "М", две буквы "М". Он думает о вашей семье. Хорошо бы, он пожил с вами". Мама очень удивилась, а Карлотта тотчас воскликнула: "Марк Морьер!"
- Поэтому я пригласила тебя, - торопливо проговорила Карлотта, оборачиваясь и прикрывая ладонью глаза.
Я засмеялся, но ничего не сказал.
- Естественно, - продолжал лорд Латкилл, - вам не обязательно занимать эту комнату. Мы приготовили для вас еще одну. Хотите посмотреть?
- Как привидение проявляет себя? - спросил я, уклоняясь от ответа.
- Ну, я не очень-то в курсе. Кажется, она ведет себя вполне прилично, но больше я ничего не знаю. Для всех, кого она посещала, она была persona grata. Даже gratissima!
- Benissimo! - отозвался я.
Появившаяся в дверях служанка что-то неясно произнесла, и я не разобрал, что именно. Все в доме, кроме Карлотты и лорда Латкилла, говорили очень тихо.
- Что она сказала? - спросил я.
- Спросила, останешься ли ты в этой комнате? Я сказала, что, наверно, ты предпочтешь другую. И еще, будешь ли ты принимать ванну? - отозвалась Карлотта.
- Да!
Карлотта отдала распоряжение служанке.
- И, ради всех святых, говорите громче, - попросил я пожилую вымуштрованную служанку в накрахмаленном воротничке, все еще стоявшую в дверях.
- Слушаю, сэр! - тоненьким голоском крикнула она. - Ванну горячую или теплую?
- Горячую! - прорычал я, словно выстрелил из пушки.
- Слушаю, сэр, - вновь пропищала она, после чего, сверкнув глазами, повернулась и исчезла.
Карлотта засмеялась. Я вздохнул.
В шесть часов мы сидели за столом. Розовый полковник с желтыми кругами под голубыми глазами сидел напротив меня, типичный старикан с больной печенью. Рядом с ним расположилась леди Латкилл, наблюдавшая за всеми словно бы издалека. Ее нежное розовое лицо казалось обнаженным, и с гвоздиками зрачков в глазах вполне сошло бы за лицо современной ведьмы.
Слева от меня сидела молодая смуглая женщина с узкими смуглыми плечами, на которые было накинуто нечто прозрачное. У нее была смуглая шея, и ничего нельзя было прочитать в невыразительных желтовато-карих глазах под прямыми бровями. Она была неприступна. Пару раз я попробовал с ней заговорить, но не тут-то было. Тогда я сказал:
- Я не расслышал ваше имя, когда леди Латкилл представляла меня вам.
Желтовато-карие глаза несколько мгновений изучали меня, прежде чем она произнесла: