- Но… но… - попытался возразить Бертолд, однако Хилда, уходя, даже не оглянулась.
Бертолд, поджав губы, стал рассматривать ребенка, лежащего на его одеревеневших руках. Его взору предстали два больших голубых глаза, безусловно очень красивых и умных. В них была безмятежность, а значит, сделал вывод Бертолд, плач был просто своего рода сигналом, означавшим: "Мне скучно, уделите мне внимание".
- Так, малышка, значит, ты тоже обманщица? - пробормотал Бертолд. - Как твоя опекунша. Если она думает, что у нее пройдет этот номер, то глубоко ошибается.
Малышку, по-видимому, напугал грубый мужской голос, ее хорошенькое личико сморщилось, и она захныкала.
Брови Бертолда взлетели вверх. Как такой неприятный звук могут испускать маленькие хорошенькие губки в форме бантика?
Моментально вскочив на ноги, он принялся расхаживать по комнате, интенсивно качая ребенка и даже приговаривая при этом:
- Тихо, тихо, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. На тебя я совсем не злюсь, а вот вся эта ситуация выводит меня из себя. Наверное, ты не привыкла к громким голосам. Или к мужским. Ладно, я буду говорить тише, обещаю…
Однако ни расхаживание по комнате, ни убаюкивание, ни уговоры - не помогали. Плач ребенка только усилился.
- Да, я вижу, что отец из тебя никудышный, - раздался голос Фредерики. Она подошла к Бертолду и забрала у него девочку. - Давай я покажу тебе, как надо обращаться с ребенком.
Уложив сверток с ребенком на свободный конец обеденного стола, Фредерика быстрым и ловким движением упрятала ручки девочки под одеяло и туго запеленала ее.
- Детям нравится, когда их туго пеленают, - пояснила Фредерика. - Тогда они чувствуют себя в безопасности.
Плач моментально стих, два голубых глазика весело уставились на Бертолда с безопасного расстояния.
- Вот видишь? - спросила довольная Фредерика.
- Да, вижу, - пробормотал Бертолд. - Все женщины используют слезы для того, чтобы добиться своего. Прямо с колыбели. Мне надо подняться наверх и позвонить. Скажи нашей гостье, чтобы была готова через пять минут. Я не собираюсь тратить на нее весь вечер. Уже девять, а мне еще надо будет поехать кое-куда.
- И куда же?
Бертолд с раздражением посмотрел на мать.
- Мама, мне тридцать три года, и нечего обращаться со мной как со школьником. Но если ты так уж хочешь знать, то я поеду на свидание к подружке.
- К подружке?
- Совершенно верно.
- Но ты не упоминал ни о какой подружке. По крайней мере… в последнее время.
- А как ты думаешь, почему не упоминал?
- Понятия не имею.
Бертолд решил, что настал момент расставить все по своим местам. Он проявил некоторую слабость, позволив матери сватать ему женщин вроде Алексис Шеридан. Решил не обращать на ее старания внимания, потому что не хотелось разом рушить все надежды матери. Ее и так очень расстроил уход Питера в монастырь.
Но теперь все, с него хватит!
- Мама, тебе известно мое отношение к женитьбе и детям, - решительным тоном начал Бертолд. - Это не для меня. Я знаю, ты надеешься, что в один прекрасный день я изменюсь. Но этого не произойдет. Надеешься, что я со временем влюблюсь. Но я не влюблюсь.
- А твоя подружка знает об этом? - лукаво поинтересовалась Фредерика.
- Знает совершенно определенно.
- Странная подружка.
- Эстер меня понимает. У нас с ней… нечто вроде соглашения.
- Хочешь сказать, что вас обоих интересует только секс?
Бертолд поморщился.
- Ну, я бы не сказал так грубо.
- А как бы ты сказал?
- Мы с ней любовники.
- Нет, это не так. Любовь не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимаетесь.
Насмешка матери ошеломила Бертолда. Он не видел ничего постыдного в подобных рациональных и разумных отношениях между мужчиной и женщиной. Он никого не обижал этим, и уж тем более Эстер.
- У тебя очень старомодная точка зрения, - буркнул Бертолд.
Он повернулся, чтобы уйти, и увидел в дверях Хилду. В одной руке она держала бутылочку, в другой памперсы.
Интересно, слышала ли она наш разговор? - подумал Бертолд. Если неприязнь в ее взгляде являлась оценкой моего поведения, значит, она слышала о моих отношениях с Эстер.
- Прошу меня извинить, - пробормотал Бертолд, подходя к двери.
Хилда быстро отступила в сторону, пропуская его. Ее суетливость показалась Бертолду просто оскорбительной. Что она возомнила? Испугалась, что если прикоснется ко мне, то может заразиться?
Бертолд едва не рассмеялся. Вот если бы она знала, что я думал о ней в течение всего ужина, тогда да, тогда ей действительно стоило бы испугаться.
К счастью, все мысли о Хилде, похоже, отошли на задний план. Возможно, потому, что он нашел верный способ избавиться от этих мыслей раз и навсегда!
Выйдя в холл, Бертолд стремительно поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Через пять минут он спустился вниз уже гораздо спокойнее. Он обрел душевное спокойствие. Эстер сказала, что будет ждать, можно приезжать в любое время.
Разумная, сексуальная Эстер.
О, если бы было побольше таких женщин!
7
Хилда сидела молча, вжавшись в кожаное сиденье автомобиля, принадлежащего Бертолду Кертису, и отчаянно пыталась не обращать внимания на охватившую ее тревогу.
Как и следовало предполагать, она не испытывала удовольствия, находясь наедине с этим мужчиной в тесном пространстве автомобиля. Но в данный момент Хилде мешали даже не его широкие плечи. Ощущение неловкости и неудобства возникло еще в тот момент, когда она невольно подслушала разговор Фредерики с сыном.
А на признание Бертолда об отношениях с какой-то неведомой Эстер, основанных исключительно на сексе, Хилда как-то странно отреагировала. Нет, это было не презрение к Бертолду, которого следовало ожидать, а какое-то непонятное возбуждение.
Господи… возбуждение!
Хилду так потрясло это открытие, что она застыла на месте, приоткрыв рот. Сердце ее бешено колотилось, в воображении возникали эротические сцены, в которых партнершей Бертолда была не какая-то Эстер, а она сама!
И вот сейчас, пятнадцать минут спустя, шок не только не прошел, а даже усилился оттого, что это тревожное чувство не исчезало. Кожа Хилды покрылась мурашками от ощущения близости Бертолда.
Господи, да что со мной происходит?! Ведь мне не нравится этот крупный мужчина! Да и секс мне противен!
- Расскажите мне о вашей дружбе с Флорой, - резко прозвучали в мучительной тишине слова Бертолда.
- Для чего вам?
- Да просто так, - Бертолд хмыкнул, - ради разговора. Нам придется добираться до дома Флоры минимум полчаса. Вы же сказали, что это в Уайтчепле, да?
- Да, - пробормотала Хилда.
Уайтчепел, один из беднейших районов Ист-Энда, находился к востоку от Сити. Застроен он был старыми домами с маленькими квартирами, одну из них, на Док-стрит, и снимала Флора. Квартира была крохотной, но чистой, наверное, лучшего жилья Флора не могла себе позволить на пособие матери-одиночки.
- Ну так что же? - нетерпеливо напомнил Бертолд о своем вопросе.
Хилда пожала плечами. А почему бы и не рассказать ему? В конце концов, Флора мать его ребенка. И потом, лучше уж разговаривать, чем терзаться мыслями на тему, о которой она вообще предпочитала не думать.
И Хилда рассказала. Все, без утайки. Поведала всю правду, неприкрашенную, отвратительную. Ей даже понравилось наблюдать за его реакцией. Поначалу Бертолд был явно шокирован, но быстро сумел взять себя в руки. А поскольку он явно умел, когда хотел, хранить непроницаемое выражение лица, Хилде не удавалось понять, что он на самом деле думает.
Надо отдать ему должное, Бертолд не делал по ходу рассказа каких-то поверхностных замечаний, не выказывал фальшивого сочувствия. И, когда Хилда закончила первую часть своего повествования, вопросы Бертолда были не Жестокими, а просто уточняющими.
- Значит, когда ночью рухнула горящая крыша, похоронив под собой ваших матерей и нескольких… э-э-э… гостей, где вы с Флорой были в этот момент?
- На улице.
- На улице? Посреди ночи?
Хилда пожала плечами.
- В любом случае это было лучше, чем оставаться дома. Когда в порту ошвартовывался корабль, наши мамаши приводили в дом кучу клиентов. Те всегда много пили, вот я и уводила Флору от греха подальше. На нее, даже девятилетнюю, заглядывались мужчины.
- Боже мой… На девятилетнюю?
Бертолд замолчал, задумавшись, как так можно было жить. Хилду такие вопросы не мучили. Она прошла огонь, воду и медные трубы. Жизнь была очень трудной, и после смерти матерей Хилде приходилось продолжать оберегать Флору от посягательств мужчин.
А делать это с каждым годом становилось все труднее, слишком лакомым кусочком была Флора уже подростком. И хотя Хилда сейчас и сожалела о ссоре, она понимала, почему оставила подругу. Просто не смогла больше наблюдать за тем, как мужчины пользовались Флорой.
- И куда вы с Флорой направились после пожара? - задал Бертолд следующий вопрос.
- Нас забрали в приют.
- А как же ваши дедушки и бабушки?
- После смерти наших матерей социальные работники занялись поиском их родственников. Может, даже и нашли кого-то, но, наверное, никто не захотел взять к себе отпрысков блудных дочерей. Понимаете, у меня и у Флоры в свидетельствах о рождении указано: "отец неизвестен". А к тому времени, когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы самим заняться поисками, дедушка и бабушка Флоры уже умерли. Я выяснила, что мои дедушка и трое дядей живут в Шотландии, написала им несколько писем. Через некоторое время один из дядей ответил, что мои письма очень расстроили дедушку и что моя мать - дурное семя, которое не принесло семье ничего, кроме позора и несчастий. А посему они будут благодарны, если я перестану писать и искать контактов с ними.
- Довольно сурово с их стороны.
- А жизнь вообще суровая штука, - язвительно отозвалась Хилда, радуясь, что к ней возвращается ее обычная циничная, безжалостная самоуверенность.
Хилде всегда было больно вспоминать о своем прошлом. И сейчас эти воспоминания вызвали только горечь, практически не оставив в душе места для каких-либо других чувств. И вообще, как она могла, пусть и на мгновение, поддаться такому безумному чувству, как сексуальное желание к сидящему рядом мужчине? Совершенно непонятно! Она лучше других знала, кто такие эти мужчины, особенно когда дело касалось секса.
- Ладно, давайте вернемся к нам с Флорой, - продолжила Хилда довольно холодным тоном. - Никто не мог удочерить нас на законном основании, потому что не нашлось родственников, готовых подписать необходимые бумаги. И нас отдали в приют. Днем мы посещали школу, но обе не преуспели в учебе. И не потому, что были тупыми. Флора на занятиях постоянно болтала с парнями, а я погружалась в себя. Когда нам исполнилось по пятнадцать, мы покинули школу и устроились работать в магазин. Флора окончила вечерние курсы секретарш и постепенно находила все лучшую и лучшую работу, а я продолжала работать в магазине и повышать свое образование. Мы жили вместе до прошлого года, пока я не получила работу и не уехала в Брайтон.
Хилда ни в коем случае не собиралась рассказывать Бертолду о ссорах и о размолвке с подругой.
- Какую работу? - поинтересовался он.
- А разве Фредерика не говорила?
- О чем?
- О том, что я актриса.
- Нет, не говорила. И хорошая актриса?
- Не Сара Бернар, конечно, но кое-что умею.
- Гм, я слышал, в театральную школу очень трудно поступить.
- Да, это так. Я три года подряд ходила на прослушивание, прежде чем меня приняли.
- Вами двигали амбиции или просто упрямство?
- Раньше я бы сказала, что амбиции, но сейчас склоняюсь к тому, что упрямство.
- В это я могу поверить, - хмыкнул Бертолд. - И нашли хорошую работу в Брайтоне?
- Это с какой стороны посмотреть. Я получила роль в мыльной опере, играла этакую роковую женщину. К сожалению, роль второго плана. Некоторые актеры терпеть не могут мыльные оперы, но в них можно хорошо проявить себя, если у тебя есть талант. И кроме того, это хоть и небольшая, но все же страничка в карьере.
- А что теперь будет с вашей карьерой, когда вам придется воспитывать Петл?
- Буду вынуждена прервать работу на некоторое время.
- Кстати, сколько вам лет?
- Двадцать шесть. А что?
- А каково ваше финансовое положение? - продолжал Бертолд, проигнорировав вопрос Хилды.
- С вашей стороны это просто любопытство или намерены сделать благотворительный взнос? - съехидничала она.
- Прекратите огрызаться и отвечайте на вопрос.
Огрызаться? - весело изумилась Хилда. Да я еще не начала по-настоящему огрызаться!
- Мое финансовое положение - это сугубо личное. Неужели вы действительно думаете, что я сообщу подобную информацию человеку, с которым мне, возможно, предстоит судиться?
- Это означает, что вы отнюдь не богаты. Будь вы богаты, вы бы с гордостью сообщили мне об этом.
- Это означает, что мы с вами враги, мистер Кертис. Я не стану снабжать вас какими-либо сведениями, которые могли бы дать вам преимущество. Флора была добрейшим существом, и она доверила мне заботу о своей дочери. Поверьте, я действительно намерена сделать все, что в моих силах, чтобы заставить вас признать Петл и обеспечить ей то воспитание и жизнь, которую она заслуживает.
- Значит, в конечном счете все упирается в деньги, не так ли?
- Мне жаль вас. Глупец, все упирается в любовь! Я люблю Петл, но она мне не родная. Она родная вам и вашей матери. Фредерика может дать Петл ту любовь, которую не могу дать я и в которой так нуждается ребенок. Я не заблуждаюсь по поводу того, что и вы когда-то подарите своей дочери любовь. Судя по тому, что я слышала и видела, эмоции вам чужды. Но деньги могут создать у ребенка иллюзию любви. Кто знает, может, со временем вы дорастете и до любви к Петл. Если она пойдет характером в мать - а я подозреваю, что пойдет, - то трудно будет не полюбить ее.
- А вы не считаете, что с подобной лекцией следует повременить до готовности результатов анализа ДНК?
- Вы сами захотели поговорить о. Флоре, - парировала Хилда. - А я не могу говорить о Флоре, не касаясь при этом Петл. И уж конечно исчезнувшего отца Петл!
- Но если вы так уверены в моем отцовстве и так злы на меня, то почему же не пришли ко мне раньше? Когда Флора сказала вам, что я отказался быть отцом и дал ей денег на аборт, почему вы тогда не ворвались в мой кабинет, словно ангел мщения? По-моему, для вас это не составило бы труда. Так почему надо было ждать до сегодняшнего дня?
Хилде не понравился этот вопрос, он ставил ее в тупик.
- Ну… я была в Брайтоне.
- Но вы же приехали в Лондон, когда родилась Петл?
Под пристальным взглядом Бертолда Хилда почувствовала, что лицо ее покрывается румянцем, вызванным чувством вины.
- На самом деле… нет, я не приехала, - призналась она, ощущая, как к горлу подступил комок.
В машине на короткое время воцарилась гнетущая тишина.
- Не скажете ли почему? - В голосе Бертолда прозвучало удивление, смешанное с раздражением. - А то у меня создается впечатление, что вы какая-то очень странная лучшая подруга.
- Я… мы… мы поссорились.
Хилда закашлялась, отвернулась и уставилась в окно. Они выехали на набережную Темзы, но открывающийся прекрасный вид не произвел на Хилду никакого впечатления. Она отчаянно пыталась взять себя в руки.
- Из-за чего? - потребовал ответа Бертолд.
Она не могла говорить и только покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Бертолд вздохнул.
- В бардачке есть салфетки, - подсказал он.
И только Хилда достала салфетки, как чувство горя и вины выплеснулось наружу в виде глубоких, сотрясающих рыданий.
Бертолд был рад тому, что едет в плотном потоке машин и не может остановиться или свернуть на обочину. И слава Богу, иначе пришлось бы делать что-нибудь глупое, например, обнять Хилду и попытаться успокоить.
К неудовольствию Бертолда, плач Хилды растрогал его, как и ее несчастливая история. Этим во многом объяснялось ее поведение, ее решимость как можно лучше устроить жизнь дочери Флоры. Бертолд даже почувствовал себя виноватым, чему не мог найти никакого разумного объяснения. Возможно, это было вызвано упреком Хилды, что он не способен любить кого-то и заботиться о нем.
Наконец рыдания стихли, Хилда выпрямилась на сиденье, зажав в кулаке изрядно намокшие салфетки.
- Вам легче? - вежливо поинтересовался Бертолд.
Хилда кивнула.
- Тогда, может, продолжим наш разговор? О вашей ссоре с Флорой?
- У меня нет желания, - буркнула она.
- Что ж, вполне откровенно. Насколько я понимаю, когда Флора погибла, вы находились в Брайтоне?
Хилда снова кивнула, комкая в руках салфетки.
- И не пытались поговорить с ней после ссоры?
Лицо Хилды исказилось от боли.
- Я… звонила несколько раз. Но Флора уволилась с работы и переехала с нашей старой квартиры. В справочнике ее фамилия не значилась, потому что у нее не было телефона. Но Флора знала мои координаты… поэтому я решила, что она… не хочет больше общаться со мной…
- Вы подумали, что она сделала аборт?
Глаза Хилды, все еще блестевшие от слез, округлились и гневно сверкнули.
- Флора никогда не пошла бы на это!
- Понятно. Только не надо возмущаться. Я просто пытаюсь все выяснить. И подумал, что вы как раз уговаривали ее сделать аборт и поссорились по этому поводу. То есть… я полагал, что вы, не знавшая счастья ни в детстве, ни в юности, могли возражать против появления на свет нежеланного ребенка.
- Это свидетельствует о том, что вы совершенно ничего не знаете о таких, как я. Если хотите знать, мы поссорились из-за вас.
- Из-за меня? - ошеломленно переспросил Бертолд.
- Вот именно. Если бы вы знали об отношениях Флоры с мужчинами, то поняли бы глубину моего возмущения. Она постоянно влюблялась, часто в тех, с кем работала, но всегда в таких, которые не питали к ней взаимной любви. Я так устала утешать Флору каждый раз, когда ее бросал очередной возлюбленный. Устала оттого, что ей приходилось часто менять работу, если герой ее романа оказывался женатым.
- У нее были связи с женатыми мужчинами?