Но все дело в том… что она сама их уже не захочет. Потому что не сможет. Ей нечем будет хотеть их. Кажется, доктор Кокс, у которого Агнес была на приеме, объяснил ей это вполне доходчиво. Тем более что, направляясь к нему, она и сама обо всем уже знала.
Если бы на его месте оказался старичок с седыми бровями и с хохолком из остатков хилых волос на голове, в очках с бифокальными стеклами, может быть, Агнес чувствовала бы себя несколько иначе. Понятное дело, когда перед тобой человек в конце пути, тебе кажется, что и ты примерно на том же отрезке. Будь он в возрасте, в котором мужчину больше не волнуют женщины, Агнес не так остро восприняла бы неотвратимость происходящего с ней.
Но доктор Кокс был в самом расцвете сил и возможностей, энергичный и наглый. Агнес, привыкшая к тому, что все мужчины видят в ней красивую женщину, так и держалась с ним, но внезапно с болью в сердце поняла: доктор Кокс видит перед собой пациентку, которая, выйдя из-под его ножа, больше не будет женщиной. А лишь ее оболочкой. Агнес Морган была потрясена.
Он ей сказал: предстоит гистерэктомия. В переводе на человеческий язык это означает, что у Агнес не будет внутри ничего такого, что делает ее женщиной.
- Это… обширная операция? - Агнес с трудом удерживала голос от дрожи. - У меня не будет только матки? Или яичников - тоже?
- Я вам оставлю только то, что я назвал бы, - доктор Кокс ехидно ухмыльнулся, - возможным капканом для мужчин.
Агнес почувствовала себя так, будто ее толкнули в грудь.
Капкан для мужчин. Эскулап, конечно, не знает, кто ее мужчина. Но попал в точку.
- Так что же, у меня сразу вырастут усы? - услышала она свой голос, в котором, казалось, звучит лишь любопытство. Агнес очень старалась, чтобы он услышал только это.
- Нет, - сказал доктор Кокс, - пристально глядя поверх ее губы, - не сразу. - Потом склонил голову набок, словно прикидывая, хорошо ли Агнес будет с усами. Ухмыльнулся и добавил: - А может, и не вырастут вовсе. Но неужели вы с ними не справитесь, - если вырастут?
Наглец, хотела сказать Агнес. Но она не могла этого сделать. Доктор Кокс известен как классный хирург, который вырежет ровно столько, сколько надо, и ничего не оставит на потом, не окажет медвежьей услуги из сострадания или поддавшись мольбам пациентки. Потому что позже все равно придется довести до конца начатое.
- А вообще-то, Агнес Морган, не переживайте, не жалейте о том, что утратите, - сказал он. - Ну что особенного вас ждет? Менопауза раньше времени, всего-то на какие-то десять - пятнадцать лет. - Он пожал плечами. - Она все равно у вас наступит, как и у всех женщин. - Ослепительная улыбка. - Если вы не захотели иметь детей до сих пор, значит, вам они не слишком нужны. Так что и здесь не о чем жалеть.
- Вы так считаете? - насмешливо спросила Агнес.
- Мы не можем иначе остановить процесс. Если только произошло бы чудо. - Доктор Кокс поднял глаза к потолку, словно чудеса спускают оттуда. - Но оно не происходит, более того, у вас обширный эндометриоз, он уже задел яичники. Мы ведь не впервые с вами встречаемся. - Он поднял брови и подмигнул Агнес, потом наклонился над листом бумаги и что-то написал на нем.
- Да, - сказала она. - Понимаю.
Агнес попала к доктору Коксу, когда у нее начались кровотечения между месячными, потом сильные боли.
- Сначала у вас была маленькая фиброма, потом она росла и выросла. А теперь матка увеличилась до критического размера, она примерно такая, как в девять недель беременности. Серьезная угроза соседним органам, причем есть опасность перерождения клеток. Вы понимаете, Агнес, о чем я говорю… - Он помолчал и добавил: - Думаю, если выбирать между ранней менопаузой и ранней смертью, то выбор очевиден?
- Да, - Агнес кивнула. - По сути это выбор между мужчиной и смертью. А это несопоставимо. - Она усмехнулась.
- Вас понял. Согласен. Если бы я выбирал между женщиной и смертью, мой выбор тоже не удивил бы вас. - Доктор Кокс засмеялся. - Поскольку мы понимаем друг друга, я должен сказать, что сделаю все возможное для того, чтобы оставить мужчинам хотя бы небольшую надежду.
Агнес молча смотрела на него, ожидая продолжения.
- Я не могу сказать сейчас точно, какого объема будет операция. Если удастся пощадить кое-что… Во время операции мы сделаем биопсию, и если нет злокачественных клеток, то…
Агнес почувствовала, как холодок пробирается от шеи по спине. Внезапно ей показалось, что она зря сидит перед этим бессердечным мужчиной и слушает медицинские подробности. Ей захотелось заткнуть уши и избавиться от ровного, спокойного голоса, которым обычно обсуждают погоду на предстоящие выходные. Даже о прибавке к зарплате говорят с большим жаром.
- Каков шанс? - коротко спросила она и пристально посмотрела в темные глаза доктора Кокса.
- Пятьдесят на пятьдесят.
Он произнес эти цифры так, словно говорил о счете в баскетбольном матче.
- Если мы установим, что у вас нет никаких проблем с ненужными нам клетками, то назначим лечение гормонами, и, возможно, вы не станете пинать нас, мужчин, ногами… - Он ухмыльнулся.
Агнес чувствовала себя в последние дни, как на качелях. Она то падала вниз, в самую преисподнюю, и ей хотелось там и остаться навсегда, но иногда… Впрочем, качели так и устроены, чтобы все равно вздернуть тебя высоко, туда, куда тебе, кажется, совершенно не хочется. Но там захватывает дух так сильно, так сладко, что, чудится, никогда больше не продохнуть от восторга. Ты задыхаешься от него, неведомого, беспричинного, а качели снова упрямо роняют тебя вниз.
Трезвость, реальность - вот что сейчас было для Агнес главным. Она не единственная на свете женщина, которую настигла такая беда. Есть даже клубы женщин, перенесших подобную операцию, где все поддерживают друг друга.
Но эти игры не для нее.
Для нее есть только один путь - забыть о перенесенной операции и сосредоточиться на главном: на своем деле.
В ту пору ее делом стал предстоящий Марш мира. И для него нужны были люди.
После операции Агнес Морган оправилась быстро, доктор Кокс обрадовал ее тем, что никаких ужасных клеток не найдено, но ей пришлось удалить все возможное, потому что эндометрий разросся чрезмерно.
Со своим другом Агнес обошлась так, как и собиралась: сказала ему, что между ними все кончено…
Но все это уже в прошлом, и Агнес вспоминала это прошлое из-за Натали Даре. Если она не позаботится о ней, если молодая женщина будет продолжать вести монашеский образ жизни, то очень может быть, что она пойдет по ее стопам.
Надев банный бордовый халат с капюшоном, который укрыл ее с головы до пят, Агнес вышла из ванной. Из стоявшей на туалетном столике хрустальной шкатулки она вынула свое любимое серебряное кольцо с дымчатым топазом, которое носила на указательном пальце правой руки. Надевая его, она вспомнила, как впервые ей объяснили, что означает кольцо на этом пальце. Кстати, той женщиной была мать Натали Даре.
- Агги, мужчины хорошо читают украшения, - она подмигнула ей. - Надень на этот палец, и они узнают, что ты женщина, способная быть диктатором. Не зря ведь этот палец называется указательным.
Она же объяснила Агнес, что, если ей захочется подчеркнуть свою сексуальность, надо надеть браслет на щиколотку.
- Нет украшений, которые не имеют смысла. Не всегда женщины знают его, но они его чувствуют. Как и мужчины. Попробуй-ка надень браслет на щиколотку, а потом мне расскажешь.
Мать Натали была права на сто процентов, не раз вспоминала Агнес, выбирая украшения уже не в лагере хиппи, в котором они познакомились в свое время, а через много лет после той беседы. Когда надевала кольцо на указательный палец с большим топазом, она чувствовала себя самым настоящим диктатором.
Между прочим, отказывая своему другу от дома, Агнес крутила это кольцо на пальце, словно прося помощи у него…
Сейчас ей тоже нужно это кольцо, чтобы оказаться в нужном настроении.
Впрочем, не было ошибки и насчет браслета на ноге… Когда мать Натали нашла Агнес в палатке хиппи, золотой браслет на ее щиколотке ритмично тенькал… Динь-динь-динь… Она хорошо помнит этот звон, разносящийся по живописной долине штата Техас.
В точно такой же палатке, подумала Агнес, на самом краю Булонского леса, где мэрия Парижа разрешила разбить лагерь участникам Марша мира, зачала Натали от Бьорна Торнберга свою Миру.
Тогда уже программа марша была почти закончена, они сворачивали плакаты, на которых были нарисованы устрашающие бомбы и ракеты, готовые обрушиться на мирных жителей и превратить их в беженцев или в жертв очередной войны.
Агнес выступала с горячей, а точнее с горячечной речью перед студентами Сорбонны, призывая их тоже бороться за мир.
Студенты приезжали к ним в Булонский лес, ночами под каждым кустом слышался смех и раздавался жаркий шепот. Иногда Агнес чувствовала себя невозможно старой, слушая стоны и крики, которые доносились из палаток и из-под кустов.
На самом деле, ловила она себя на мысли, я не испытываю никакого желания или влечения после той операции.
Агнес помнит, как сильно удивилась, когда увидела на щиколотке Натали серебряный браслет.
- Нат, твой швед правильно истолковал браслет у тебя на ноге, - сказала она, протягивая ей вещицу в пластиковой упаковке.
- Что… это?
- Штучка, которая, я думаю, тебе уже известна…
Натали взяла упаковку, повертела.
- Ты хочешь, чтобы я сделала тест на беременность? - Ее глаза округлились. - Я не хочу, это мое дело! - Она размахнулась и швырнула упаковку в кусты.
Агнес пожала плечами.
- Как хочешь. Но имей в виду, если ты залетела, приходи, поговорим.
О будущем Натали Агнес подумала сразу, как только оказалась рядом с Натали и Бьорном. Если можно сказать, что вся атмосфера была пронизана жаждой мужчины и женщины, то это был тот самый случай. Даже Агнес с ее притупившимся восприятием чувственности видела это в жестах, во взглядах, в той дрожи, которая пробегала по телам Натали и Бьорна.
Агнес Морган не принадлежала к тем женщинам в организации, которые отвергали роль мужчины в жизни женщины, сводили ее лишь к одной функции - донора, но понимала, что если Натали родит ребенка, то такое отношение вполне можно использовать во благо Натали.
Теперь Натали Даре и Мира все больше превращались в инструмент для организации, которая выполняла свою задачу. С их помощью можно получить еще больше власти, еще больше славы и еще больше денег. Женщины могли выжать Натали, как лимон…
Поэтому Агнес Морган решила действовать.
Она надела бледно-зеленый брючный костюм, черные лодочки, еще раз осмотрела прическу в зеркале - сейчас она подкрашивала волосы, стриженые "шапочкой", в рыжеватый цвет, они, оттененные цветом костюма, казались еще ярче. Сумочка через плечо, ключи от машины - и вперед!
Глава третья
Золотая клетка, прощай!
Натали с некоторой настороженностью собиралась на встречу. Что-то в голосе Агнес Морган подсказывало - это не простой ланч в "Пиранье".
Она надела желтый льняной костюм - приталенный пиджак с короткой узкой юбкой и черные туфли без пятки. Волосы отросли почти до плеч и ниспадали темным блестящим водопадом. Натали еще раз прошлась по губам яркой помадой и сняла со щеки выпавшую темную ресничку.
Натали взяла ключи от синего "фольксвагена", сунула под мышку черную плоскую сумочку и закрыла за собой дверь.
Она ехала по залитым солнцем улицам Сан-Франциско, ловко лавируя между застывшими в пробке машинами, которые в пятницу выезжали из города едва ли не с самого утра. Понуро, словно вьючные мулы, стояли "шеви-вэны", битком набитые вещами для "вольной жизни" и провизией для пикника, мотохаусы с чадами и домочадцами, а между ними проскальзывали маленькие машинки вроде той, на которой ехала Натали Даре. Не могла же она опоздать на встречу с Агнес!
Она довольно лихо научилась пробираться среди машин и среди людей. За последние годы Натали натренировалась так искренне улыбаться, что никто не мог устоять и не улыбнуться в ответ. А это значило, что она могла делать с этим человеком что угодно… Пока Натали докатила до ресторана, у нее заболели щеки, так она старалась.
Она припарковалась на полупустой стоянке, с удовольствием отметив, что "ягуара" Агнесс пока нет. Отлично, похвалила себя Натали. Старшую подругу следует уважать. Она вышла из машины.
В ресторанном полупустом зале Натали увидела, что занято всего три столика. Но за одним из них сидит… Агнес.
Улыбка слетела с лица Натали. Или она слепая - не заметила бордового "ягуара", или Агнес прикатила на такси.
Агнес любила это место. Однажды она призналась Натали: если бы она прямо сейчас могла выбирать, что делать в жизни, то открыла бы ресторан.
- Натали, мне нравится в этом знаешь что? - спросила она и быстро ответила: - Когда ты кормишь людей, они молчат.
- Ты настолько устала от разговоров? - удивилась Натали.
Ей-то как раз казалось, что для Агнес естественное состояние - все время вещать с трибуны, упиваться аплодисментами.
- Если бы ты знала, как сильно я устала от этого! Ведь все время одно и то же. Мне иногда хочется взорвать мир, чтобы люди начали произносить другие слова…
Но, сделав признание, Агнес никогда больше ничего подобного не говорила. Натали подошла к столику.
- Привет, Агнес! Я не видела твоего "ягуара".
- А ты не обратила внимания на "мини" в углу площадки?
- Это твой?
- Нет, я взяла у нашей казначейши. Моя машина на профилактике. Садись. Я кое-что нам заказала. Если ты хочешь…
- Доверяю твоему вкусу. - Натали уселась напротив Агнес. - Ты потрясающе выглядишь, - похвалила она, но Агнес не отозвалась на комплимент ответной похвалой. Не дождавшись дежурных слов, Натали спросила: - Так о чем ты хотела поговорить?
- Мире уже четыре года, верно? - начала Агнес, поигрывая позолоченной вилкой, которую взяла с белоснежной скатерти. - А ты заметила, что после того, как сменился президент, движение за мир стало другим?
- Если честно, то нет. Но ведь я не политик. - Натали пожала плечами. - Я… я… - Она хотела сказать, что она кукла, самая обыкновенная говорящая кукла, но передумала. Незачем говорить гадости о себе самой.
- Женское движение должно сильно измениться, оно уже меняется, - продолжала Агнес.
Натали внимательно слушала, пытаясь догадаться, куда клонит Агнес. Может быть, хочет сказать, что и ее выступления должны стать иными? Или ей предстоит какая-то важная поездка, например, в Австралию? Женская организация Сиднея давно записалась на очередь принять столь желанных гостей, как они с Мирой.
Представив долгий перелет, встречи и до боли в висках знакомые слова, Натали слегка поморщилась. Слова, которые она станет произносить, слова, которые услышит в ответ. Единственное, чего она не знала абсолютно точно, это то, что скажет Мира. Дочь говорила быстро, бойко и без запинки. У нее прекрасная дикция, необъяснимая уверенность в себе, никакого смущения перед любой аудиторией.
Агнес заметила гримасу Натали и спросила:
- Что-то не так?
- Да нет, все так, Агнес.
- Мира?
- Все о'кей.
- Ясно. Ты просто устала.
- Устала? - Натали вскинула тонкие брови. - Разве может устать волчок, который для того и предназначен, чтобы крутиться?
- Нат, вот что я тебе скажу.
Агнес решительно положила вилку на стол, и та почти воткнулась зубцами в скатерть. Натали на секунду показалось, что видит на белой ткани дырку. Ее сердце замерло, когда она услышала слова Агнес:
- Ты должна уехать.
- Ты имеешь в виду… мне предстоит поездка? Куда?
- Нет, - Агнес покачала головой, - я о другом. - Пора выйти из игры, Нат. Помнишь, я тебе говорила, что мы, взрослые люди, играем в разные игры и всякий раз намерены победить? Мы не хотим выйти из игры с потерями. Правда?
- Но… почему? - спросила Натали, хотя сердце удивило ее, с облегчением дернувшись в ответ на слова Агнес: "выйти из игры". Она и сама не ожидала, что так устала. - Ты не хочешь больше…
- Хочу. Мы все хотим тебя. - Агнес усмехнулась. - Мы все хотим тебя поиметь. Потому что вы с Мирой притягиваете деньги к организации. Но, милая моя, я хочу тебя сохранить… Для тебя самой.
Натали смотрела на красивую женщину с белым лицом, на ее собственной вилке болтался листик салата, он был кудрявый и колебался, потому что рука слегка дрожала. Натали, кажется, не знала, как с ним поступить - то ли вернуть в тарелку, то ли донести до рта. Но, когда Агнес закончила фразу, выбор не понадобился - листик упал на белую скатерть. Натали тупо смотрела на зеленую полоску, которая беспомощно лежала и увядала на глазах. Эта полоска никому больше не была нужна.
- Я не хочу, чтобы ты превратилась в нее. - Агнес кивнула на беспомощно лежащую на столе зелень.
Натали не сразу поняла, о чем говорит Агнес, и, подняв глаза, взглянула на соседние столики, пытаясь отыскать, на кого указала Агнес.
Агнес засмеялась. Низким, как у Эллы Фитцджеральд, голосом она проговорила:
- Не туда смотришь. Вон, на столе. Зелененький, маленький, несъедобный. Теперь он годится только на выброс. Не поняла?
Натали тупо качала головой.
- Не-а.
- Я так и думала, - обрадовалась Агнес. - Дорогая моя Нат, давай-ка уходи со сцены на пике славы.
- Но… разве я больше не нужна организации? - тупо упорствовала Натали.
- Тебе организация больше не нужна. Она уже опасна для тебя. Если ты еще пробудешь с нами год-другой, ты превратишься в ржавое помойное ведро. Разве не видишь, какие свары устраивают наши активистки?
- Но они… они борются…
- Они борются со своей природой. Они втюхивают себе в голову, что им не нужны мужчины, им нужен только мир на земле. Что "мир" мужского рода и с ним вполне можно трахаться столько, сколько хочется.
От неожиданности Натали открыла рот. Говорили, что Агнес бывает грубой и резкой, но эти слова ее просто потрясли.
- Считай, Нат, что я выгоняю тебя из нашей организации. Ты нам больше не нужна, такая красивая, такая обаятельная, с таким прелестным ребенком. Тебе не место среди нас. Ты выполнила свою миссию и свободна!
Агнес шлепнула рукой по столу, и Натали непроизвольно отметила, какие длинные у нее пальцы, какая изящная кисть. Она увидела, как заиграл топаз на указательном пальце. Он был похож на клочок легкого тумана в долине, в которую спускается вечер.
- Но… - Натали побледнела. - Неужели я…
- Да. Ты нам больше не нужна.
- Но куда же я…
- На край света. На Аляску, вот куда. - Агнес хрипло засмеялась. - Вы с Мирой улетаете в субботу. Я обо всем договорилась. Ты едешь работать в наш филиал. Но уже не матерью подарка борьбе за мир, а нормальным сотрудником. Ты будешь заниматься работой с местными женщинами, в основном с эскимосками. - Агнес встала, взглянула на часы. - Мне пора.
- Агнес.
Но Агнес уходила от нее, не оглядываясь.
Она не хотела сказать Натали то, что вертелось на языке. О том мужчине, которого она просила присмотреть за Натали и Мирой.
Натали осталась сидеть за столиком, официант не подходил к ней - Агнес заплатила за ланч, щедро дала на чай и велела не тревожить молодую женщину.