На каждом из трех кораблей большой герб Фактории Монро был задрапирован белым полотнищем. Принцессу попросили изволить освятить "Раппаханнок", сорвав полотнище с герба его владельца.
Сестра королевы потянула за веревку, и взору всех присутствующих явилась великолепная золотая буква "М" на голубом фоне.
- Да здравствует принцесса Анна! Да здравствует милорд Монро!
Августус Муир счел этот момент удобным и сделал знак молодому человеку, который был его ровесником, Бату Глэсби, своему единственному подлинному союзнику в Лондоне.
Глэсби подошел к Трейси Монро-Муир и что-то прошептал ей на ухо. Она, пораженная, перестала рукоплескать. Взгляд Трейси заскользил по толпе к тому месту, где стоял ее муж. Она тут же бросилась к нему.
- Не может быть и речи, чтобы вы уехали, друг мой! - запротестовала Трейси. - Отцу может понадобиться ваша помощь!
Трейси хотела уйти, но Августус схватил ее за руку.
- Вы неправильно меня поняли. Я просил сообщить вам не о своем отъезде, а о том, что мы немедленно уезжаем.
Трейси передернула плечами:
- Здесь присутствуют все наши акционеры. К нам приехала сестра королевы!
Августус сильнее сжал руку Трейси:
- Бесполезно спорить. Вы идете?
- Нет!
Трейси высвободила руку и хотела уходить. Но на этот раз ей преградил дорогу Бат Глэсби.
- Вы вправе устроить скандал, - прошептал Августус. - Однако я не думаю, что вы выбрали подходящее место и время. А при необходимости я отвечу скандалом на скандал!
Муир повысил тон.
- Но мой отец потребует объяснений!
- Я очень рассчитываю на это.
Через два часа их карета въехала в Лондон. За все это время Августус не ответил ни на один упрек Трейси. Их путь пролегал через квартал Сити.
- Куда мы едем? - удивилась Трейси.
- Домой, - наконец ответил Августус.
- Но почему кружным путем?
Августус промолчал.
На Родерик-Парк карета остановилась перед широкими деревянными воротами.
Муиры вошли в квадратный двор, простирающийся перед огромным зданием, построенным в якобитском стиле.
- Отныне вы будете жить здесь, - сказал Августус. - Вместе со мной.
К торцам этого трехэтажного дворца с белыми оконными рамами, возведенного из красного кирпича, примыкали два выступающих вперед крыла.
Со времен царствования Генриха VIII клан Монро обитал в старинном монастыре Клапхема. В этом лорд Джозеф был непреклонен: все его дети без исключения должны были жить в семейном гнезде. На протяжении десяти лет Августус скрепя сердце терпел его домашнюю тиранию.
- Отец не допустит, чтобы его разлучили с одной из дочерей! - возразила Трейси.
По ступеням широкой лестницы спустились трое маленьких детей Муиров: Вальтер, Клеменс и Ханна. Они подпрыгивали, радостно крича, и наперебой описывали матери дом. Видела ли она сады? Беседки? Дендрарий? Конюшни, в которых стояло в три раза больше лошадей, чем у лорда Джозефа? А золотые кареты, выписанные из Парижа? А оружейную залу, достойную сэра Вальтера Рэлея? А кухонные камины, внутри которых стоя могли поместиться полторы дюжины человек?
Два года назад Августус в полнейшей тайне приказал отреставрировать это огромное здание начала века. От архитекторов он потребовал лишь одного: здесь все должно превосходить своими размерами и совершенством жилище Монро.
Гигантскую библиотеку для Августуса собрали эрудиты из Бодли.
- Милорд, ваш отец, может поздравить себя с девятьюстами фунтами и продолжать спорить с Пипсом, - сказал он Трейси со своим ужасным акцентом. - Будучи таким же, как и он, необразованным, я во многом превосхожу его.
Зал для приемов, просторный, как курдонер, был обставлен на французский манер. Его освещали люстры, своими размерами в два раза превосходившие те, которыми любовались в королевском дворце Уайтхолла. В буфетах стояла золотая и серебряная посуда, зеркала были такими высокими, что в них можно было увидеть себя в полный рост.
- Монро могут принять у себя двести гостей, Муиры же будут принимать шестьсот и более человек.
Августус повел Трейси на второй этаж, чтобы показать жене ее личные покои: спальню, маленькие гостиные, будуары и гардеробные. По обе стороны кровати, выписанной из Милана, стояли огромные вазы из позолоченного серебра.
Трейси была поражена роскошью своих новых туалетов.
- Выписаны из Венеции и Парижа, - пояснил ей муж. - В Лондоне не найдется ни одной женщины, которая сможет составить вам конкуренцию в нарядах. Сама королева должна будет признать свое поражение.
Трейси подумала, что ее наряды обошлись мужу в несколько тысяч фунтов.
- Не ищите ваши старые платья, - добавил Августус. - Мы уехали от вашего отца, не захватив с собой ни одного куска ткани. Я это считаю делом чести.
Трейси охватили противоречивые чувства: восхищение и горечь. Не было ни малейших сомнений в том, что дворец на Родерик-Парк отнимет у жилища Монро славу самого великолепного дома Лондона, и это унизит патриарха клана Монро и вызовет у него гнев.
Августус показал жене свой рабочий кабинет, в центре которого на прекрасном ковре, сотканном на знаменитой мануфактуре Гобеленов, стоял итальянский клавесин, украшенный лаковыми цветочными узорами.
Как любой добродетельный немецкий лютеранин, Августус обожал музыку. С момента своего приезда в Лондон он не переставал корить англичан за их невежество и дурной вкус относительно этого вида искусства.
- У вас есть только один стоящий музыкант - Пёрселл, но и его вы не достойны!
Лорд Монро презирал музыку, и Муир очень страдал от того, что был лишен ее на протяжении десяти лет.
Августус сел за стол, в огромное кресло в готическом стиле.
- Вот что произойдет дальше, - сказал он Трейси. - В каждом следующем выпуске "Лондонской газеты" будет размещена статья, из которой ваши соотечественники узнают, что ни одна заклепка на трех линейных кораблях, по поводу которых сегодня ваш отец принимал восторженные поздравления, не принадлежит ему.
Трейси пожала плечами:
- Да кто вам поверит!
Августус взял свою медную печать и стал вертеть ее в руках.
- Рассудительные люди. И те, кто умеет считать. Я единственный, кто сумел обойти запреты и получить от парламента разрешение на оснащение пушками торговых кораблей. Эти корабли были заказаны на корабельных верфях Амстердама от моего имени. Наконец, это я набрал команду, и капитаны получили приказ отчитываться только передо мной.
Трейси подумала, что раз Августус получил такую свободу действий, значит, этого хотел ее отец.
- А что потом? - небрежно бросила она.
Августус улыбнулся:
- Во второй статье будут приведены указания, которые я дал своим немецким акционерам сегодня утром: ни одна крупинка соли, добытой из копий, принадлежащих Муирам, не попадет на корабли вашего отца.
- Так вот оно что: вы его предаете!
- Гораздо хуже, моя дорогая: я его убиваю.
Августус бросил печать на стол. Никогда прежде Трейси не видела своего мужа столь суровым.
- Вы витаете в облаках! - воскликнула она. - Если вы поступите подобным образом, лорд Монро добьется, чтобы английские судовладельцы перестали поддерживать с вами отношения. И тогда вы останетесь с тоннами соли, будучи не в состоянии извлечь из них ни пенни прибыли!
Августус встал и подошел к одному из открытых окон.
- Действительно, именно это он и попытается сделать, - сказал он, любуясь садами. - У него нет иного выбора. Что касается меня, я без всяких затруднений доставлю соль в порт Дуэ, когда сочту это необходимым.
Августус смотрел на своих троих детей, которые играли с гувернантками.
- Милорд, ваш отец, всегда воспринимал меня… Как бы это сказать? Слишком немцем, как я думаю. Точно так же и я считал его слишком англичанином. Лорд Монро не может не устроить представления, он обязательно должен поразить своих акционеров. Подумайте об этих безумных расходах, которые он понес, устроив сегодня торжество по поводу прибытия кораблей. Я видел это, я видел, как бледные щеки старика порозовели при появлении сестры королевы.
- В этом мире, чтобы удостоиться милостей, необходимо самому раздавать их. И мой отец прекрасно об этом знает. И вы тоже знаете, причем лучше, чем кто-либо другой.
- Главная забота вашего отца - это чтобы после нашей свадьбы моя соль чудесным образом способствовала укреплению Фактории Монро. Как же он торопился предоставить свой капитал богатым инвесторам, заискивая перед высокопоставленными особами! Необходимо признать, что его акционеры - одни из самых достойных лиц королевства.
- Даже у Казначейства есть акции Монро!
Августус улыбнулся. Он повернулся к жене, скрестив руки на груди.
- Увы, да. Когда опубликуют данные о моем положении, эти верные акционеры будут обеспокоены результатами финансового года, а некоторые из них непременно затребуют назад сделанные ими взносы вместе с накопленными бонусами. А ведь многим бонусы причитаются за десять лет! Это что-то около восьмисот пятидесяти процентов бенефиций, если я не ошибаюсь. Ваш отец выплатит кое-какие суммы, но вскоре столкнется с нехваткой ликвидных средств. Поняв, что он лишился моей соли как гарантии выполнения своих обязательств, да еще и этих трех кораблей, которые способствовали росту его акций в последние дни, банки откажут ему в поддержке, что через месяц приведет к финансовой катастрофе. Курс его акций будет постоянно понижаться. Монро придется все продать, в том числе и свои тридцать кораблей, которые я с удовольствием у него куплю. И тогда моей соли на складах Дуэ не придется залеживаться.
Трейси побледнела. Она отвернулась и сделала вид, будто рассматривает диптих, написанный Габриелем Метсю. Голосом, уже не так твердо звучащим, она повторила:
- А что потом?
- Ничего особенного. Я возобновлю торговлю с американскими колониями, даже не потрудившись поменять посредников, однако Фактория Монро будет переименована в Факторию Муира. И с тех пор моя соль будет служить моему личному обогащению. Мне не придется больше покрывать безумные расходы обоих ваших братьев или распределять доходы между высокопоставленными акционерами, которых ваш отец осыпал акциями, чтобы снискать себе новые милости.
Августус поморщился, демонстрируя отвращение к подобным методам.
- Наступает новый век, и теперь торговля - дело серьезных людей. Час Муиров пробил. Но что может быть лучше, Трейси? Вы ведь тоже носите эту фамилию. Вы помните об этом?
Трейси ничего не ответила, она по-прежнему смотрела в сторону.
- Я прекрасно знаю, о чем вы сейчас думаете, - продолжал Августус. - На какую сторону переметнуться. Через пять лет мы станем не только самой богатой семьей Англии, но, возможно, самой богатой семьей из всех, что когда-либо существовала на Западе. Я был бы удивлен, если бы ваша дочерняя жалость одержала верх над вашей жаждой денег и почестей.
Трейси посмотрела на мужа с видом побежденной. Августус подошел к Трейси и положил руку ей на плечо: - Будем говорить откровенно: я вас не люблю, вы меня не любите. Я вас никогда не любил, и вы никогда не полюбите меня. Наш брак был сделкой. Так продлим ее: вы будете довольствоваться своим положением и жить в этом дворце. Но вам не придется менять свои привычки, за одним исключением. Отныне вы будете не женой "славного немца", как здесь меня дразнят, а женой "злого Муира", которого вскоре все будут ненавидеть всей душой!
В саду дети играли в мяч со своими гувернантками. Трейси с содроганием заметила, что гувернантки обращаются к детям на немецком языке.
Еще одна причина для ссоры с лордом Джозефом. Патриарх клана Монро всегда был против, чтобы его внуков учили на родном языке их отца.
- И последнее, - сказал Августус, усаживаясь в кресло. - С этой прихотью, из-за которой мои дети и вы носите двойную фамилию Монро-Муир якобы потому, что первая фамилия славнее второй, покончено. Отныне мои дети будут Муирами и только Муирами. Надеюсь, вы меня поняли.
Муир сделал жест рукой:
- Вы можете идти.
Трейси встала.
- Здесь ужин подают в половине седьмого.
Оставшись один, Августус поднял крышку клавесина и сыграл несколько тактов из Шютца, чья священная музыка была неприемлемой для этих тупых англичан. Будучи добропорядочным лютеранином, он в конце пропел:
- Einfeste Burg ist unser Gott…
Тем временем в Гравесенде продолжались празднества, посвященные прибытию трех кораблей Монро.
Лорд Джозеф пригласил наследную принцессу Анну и других членов королевской семьи взойти на борт "Раппаханнока", чтобы осмотреть пушечные батареи. Он же последует за ними.
Комиссары Военно-морского бюро и инженеры Дептфорда были разочарованы - они остались на набережной. Им так и не удалось проникнуть в тайны "Раппаханнока".
Едва члены высокородной делегации ступили на палубу адмиральского корабля, как Бат Глэсби, человек Муира, грубо загородил проход лорду Монро. За Глэсби стояли два солдата, державшие на плече алебарды.
- Что вы делаете, Глэсби? - прорычал старый Монро. - Убирайтесь отсюда!
- Вам запрещено подниматься на корабль, мсье. Равно как и любому члену вашего клана.
- Хотел бы я на это поглядеть… Кто запретит мне подниматься на борт моих кораблей?
Глэсби пальцем указал на голубые штандарты, развевавшиеся над тремя кораблями.
Под монументальной "М" вместо древнего девиза семьи Монро "Arda para subire", то есть "Гори, чтобы возвыситься", красовался новый девиз, девиз семьи Муиров: "Deux providebit" - "Бог предвидит".
Огромная "М" отныне означала не "Монро", а "Муиры"! Задыхаясь от ярости, лорд Джозеф закричал: - Приведите ко мне Августуса Муира!
Человек, на которого до сих пор никто не обращал внимания, вдруг вызвал всеобщий интерес.
Муира искали повсюду. Отсутствие незнакомца вызвало еще больший интерес.
Толпа передавала его имя из уст в уста. Большинство спрашивали друг друга:
- Но кто такой в действительности этот Августус Муир?
Бэтманы
1699 год
Задолго до того, как впередсмотрящий закричал, что видит землю, над кораблем пронеслись бакланы, затем пара чем-то встревоженных чаек.
На палубу ворвался живительный запах. После девяти недель качки на океанских волнах пассажиры "Фэамонта" все же узнали этот аромат, прилетевший с запада: сладостная смесь запахов растений, жирной земли, насыщенного кислородом воздуха… Какая разница, что это был за запах на самом деле! Путешественники ловили его каждой клеточкой кожи, всем телом дрожа от радости. Они ощущали запах того, чего были лишены на морских просторах: запах пресной воды, свежих продуктов, неподвижной тверди, разнообразных ландшафтов, церкви, где они смогут вознести благодарственные молитвы Спасителю… Одним словом, запах своей родной стихии.
- Кто не ждал в море сигнала, который возвестил бы об окончании путешествия, тот не знает, что такое дрожь нетерпения, - заметил священник Шелби Фрост.
На глазах у Гарри и Лили Бэтманов выступили слезы.
Америка предстала перед ними бесконечной полосой белого песка, по которому были разбросаны дюны. За ними росли сосновые леса, а вдалеке, на горизонте, вздымалась горная цепь, сливавшаяся с облаками. Нигде не было видно следов присутствия человека.
Капитан "Фэамонта" и лоцман совещались. Пасмурная погода и вышедшие из строя навигационные приборы лишили их возможности определить точное местоположение корабля. Они могли плыть или к самому северному анклаву английских колоний в Америке, к Мэну, или к унылым пляжам бухты Чезапики. Тысяча километров неуверенности!
Присутствие черноголового кита, который ждал солнца, чтобы погреть себе спину, полет бакланов и несколько дрейфующих льдин призывали к осторожности: арктические течения были где-то поблизости. Капитан решил плыть на юг. По его мнению, Север с его бастионами, возведенными в устье реки Святого Лаврентия, был слишком "французским".
Шквальный ветер отогнал "Фэамонт" в открытое море. Берег исчез из вида, но корабль быстро набирал скорость. Вскоре вновь стал виден берег. Корабль приближался к обитаемой бухте Кейп-Код.
Стоявшие на палубе Гарри и Лили увидели небольшую колонию Плимут. Сотня английских сепаратистов выбрали это место, чтобы создать благочестивую, сплоченную общину верующих, которые неукоснительно следовали бы Божьим заповедям. Однако через шестьдесят лет после прибытия "Мейфлауэра" Плимут пришел в упадок, а его обитатели, как и пуритане Бостона, враждовали между собой, причем из-за своих идеалов.
Впрочем, для путешественников это не имело значения. Укрепленный город появился вовремя: на "Фэамонте" питьевая вода осталась лишь на слизистом дне бочек, пиво закончилось, а порции солонины были сведены к скудному пайку голодных лет.
Бэтманам приходилось особенно тяжело. Они не оплатили проезд и не принесли с собой на корабль ни пива, ни мяса. С каждым разом по требованию других пассажиров им давали все меньше еды.
Для Бэтманов бегство из Дублина и что путешествие были затяжным душевным кризисом. "Фэамонт" мог затонуть или добраться до Нового Света, все равно они нигде не ждали для себя свободы. "Потому что виноград, который ели наши предки, был незрелым, мы до сих пор чувствуем во рту оскомину", - гласила библейская мудрость.
Потомки были заложниками грехов, совершенных их предками.
Близкими или далекими.
И они должны были за это платить.
Отверженные, Гарри и Лили считали себя жертвами своих родителей. Мать Гарри никогда не называла его ни своим сыном, ни своим мальчиком. Она звала его "мой шпенек", намекая на изогнутый рыболовный крючок, впивающийся в рот рыбы.
Ни одна женщина не была в меньшей степени матерью, чем эта проститутка.
Гарри был зачат старым матросом, отдыхавшим на берегу. Все свое детство он был вынужден следовать за недостойной матерью, которая прилагала все силы, чтобы избавиться от него. Но странствующий епископ, в будущем великий Уайт Оглеторп, предупредил женщину, что Бог мог бы простить ее за образ жизни уличной девки, fex urbis, но он никогда не возьмет ее на небеса, если она бросит или убьет малыша. Будучи католичкой, она поклялась, что оставит своего отпрыска при себе.
Мальчик рос хилым. Он слонялся по грязным кварталам и скотобойням Дублина, где грубые бабенки курили трубки и переманивали друг у друга клиентов. Сверстники издевались над Гарри, но он никогда не впадал в ярость. Когда Гарри исполнилось двенадцать лет, мать захотела сделать из него моряка, отдать в юнги.
- Он пришел ко мне из моря, - заявила она, намекая на отца ребенка, - так пусть туда и возвращается. Пусть ветер и волны распоряжаются им, как хотят. Мне все равно. Я больше не несу ответственности за этого выродка.
Но море не соизволило взять на себя заботу о Гарри Бэтмане. Еще будучи ребенком он бледнел, едва увидев понтон.