- Простая случайность. - На этот раз. - Я подумала, что это опять головорез.
И прежде чем маркиза успела сказать еще одно "а-я-тебе-говорила", Джинни протиснулась мимо нее и повела знахарку по лестнице на самый верх башни.
На небольшую площадку выходили двери трех маленьких комнат. Самую большую, ту, из которой открывался круговой обзор на окрестности, занимал Адам, так что он мог заметить любое нападение. В следующей комнате жила няня, а в третьей, маленькой комнатке, раньше принадлежавшей ее сыну, сейчас толпились высоченные мускулистые воины, облаченные в доспехи.
Дункан лежал на небольшой кровати, и ноги его свешивались на пол. Его лицо пылало, а взгляд, полный то ли боли, то ли ненависти (Джинни не поняла), не отрывался от нее.
- Твоим людям придется уйти, - решительно сказала она.
Сподвижники Дункана выпрямились в полный рост, едва не упершись головами в потолочные балки, и выпятили непомерно широкие груди, как два медведя, защищающие свое потомство. Очевидно, оба они не собирались двигаться с места. Джинни посмотрела в глаза кряжистому рыжему воину, судя по всему, ирландцу, и мило улыбнулась:
- Обещаю, что больше я его не обижу.
Он на мгновение замер, а потом гулко расхохотался. Джинни готова была биться об заклад, что смеяться он умеет и любит. Судя по его грубому, пышущему здоровьем лицу, он был человеком веселым и общительным - в отличие от хмурого и мрачного Дункана.
Дункан кивнул:
- Идите. Присмотрите за лошадьми. Со мной все будет в порядке.
Оба неохотно сдвинулись с места. Белокурый обернулся уже от двери.
- Дайте нам знать…
- Как только знахарка его осмотрит, - заверила их Джинни.
Мэргрид, знахарка, уже занималась делом. Она внимательно осмотрела Дункана и обернулась к Джинни.
- Нужно снять с него акетон и нижнюю рубашку, миледи.
Его люди могли бы помочь в этом. Но они ушли. Понимая, что Дункан за ней наблюдает, Джинни приняла бесстрастный вид и сказала:
- Я займусь этим.
Руки ее дрожали, когда она расстегивала кожаные пряжки с одной стороны его стеганой кожаной куртки, подбитой кусочками металла. Мэргрид трудилась с другой стороны. Разозлившись, Джинни заставила себя успокоиться и сосредоточилась на деле, а не на мужчине - и уж тем более не на интимности того, чем ей пришлось заниматься. Но стоило склониться над ним, и она учуяла знакомый запах, не утративший своей притягательности. От Дункана пахло, несмотря на рану, морем и ветром и еще неуловимым пряным мужским ароматом, отличавшим только его.
Это действительно он. После всех этих лет он все-таки вернулся. На Джинни словно нахлынула волна тоски, смешанной с вожделением, и потащила за собой назад, в прошлое.
Но она запретила себе вспоминать. Он утратил право волновать ее.
Если можно считать это утешением (Джинни решила, что можно), раздевание не доставляло удовольствие и Дункану. Он замер и от боли стиснул зубы, пока они пытались стащить куртку с его плеч. Задача казалась невыполнимой.
- Разрежьте, - сдавленным голосом произнес он. Джинни наморщила лоб.
- Ты уверен? - Куртка была отличной выделки и выглядела дорогой. Стоило ей об этом подумать, и она поняла, что все в Дункане говорило о богатстве - от оружия, которое его люди положили рядом с кроватью, до одежды и золотых ножен. Он многого достиг, это видно. Впрочем, она в нем никогда и не сомневалась.
- Это не важно, - отмахнулся Дункан не задумываясь. - И рубашку тоже. Уж лучше так; чем стягивать ее через голову.
Джинни протянула руку и вытащила из его ножен кинжал с рукояткой, инкрустированной драгоценными камнями, удивившись его весу. Она покрутила кинжал, восхищаясь работой. Такое оружие годилось и королю. Осторожно поднеся кинжал к шее Дункана, она приготовилась резать стеганую кожу.
- Не забудь свое обещание, - напомнил он. Джинни недоуменно посмотрела на него. - Коналлу, моему боевому другу.
Ах да, не обидеть его! Ее губы невольно изогнулись в усмешке.
- Я постараюсь, но иногда соблазн очень трудно преодолеть.
Джинни продолжала невозмутимо заниматься своим делом, разрезая кинжалом ткань. Через несколько минут упорного труда куртка и рубашка, разрезанные на куски, валялись на полу.
Джинни встала, чтобы полюбоваться делом своих рук, и у нее перехватило дыхание. Худощавое сложение юноши сменилось крепкой, словно высеченной из камня могучей мускулатурой. Казалось, что его и вправду высекли из камня, причем каждую деталь вырезали точно, доведя до совершенства, - на Дункане не было ни единой унции лишнего веса. От круговых мышц, опоясывающих его живот, до бугристых мускулов на предплечьях он был создан только для одного: для сражения. А бесчисленные шрамы на груди и руках говорили о том, что досталось ему немало.
Джинни бросило в жар, ноги внезапно ослабли. Она не могла отвести от него взгляд.
Весь следующий час она помогала знахарке, пытаясь исправить вред, нанесенный ее выстрелом. Когда стало понятно, что придется извлекать пулю, Джинни хотела позвать одного из его людей, но Дункан ее остановил.
- Это ни к чему, - сказал он.
Джинни посмотрела на знахарку - та неплохо знала непокорных горцев, приходилось их врачевать. Мэргрид возвела глаза к потолку и пробормотала что-то про упрямых мальчишек.
- Ты уверен? - спросила Джинни, осторожно высвобождая руку. Кожу по-прежнему жгло, и она с трудом удерживалась, чтобы не потереть это место, стирая отпечаток его прикосновения.
- Да, - хмуро отозвался Дункан. - В меня не впервые засаживают свинец.
Джинни прикусила язык, чтобы ненароком не задать ненужного вопроса. Когда Мэргрид начала осторожно орудовать кинжалом, Дункан сжал челюсти, а мышцы на его шее и плечах закаменели. Нож причинял ему сильную боль. Лоб его покрылся потом, но Дункан лежал совершенно неподвижно и молчал - ни вскрика, ни стона.
Но глаза его горели, он не отрывал взгляда от Джинни. Сердце ее колотилось, грудь стала казаться для него чересчур тесной, одна мучительная минута тянулась задругой, и Джинни ощущала себя стоящей на краю высокого обрыва. Когда все кончилось, она не сомневалась, что измучилась сильнее, чем он.
Мэргрид заверила ее, что рана не причинит Дункану серьезного вреда и он поправится очень быстро. Главное, чтобы не началась горячка.
При мысли о горячке Джинни содрогнулась. Теперь, когда потрясение и гнев, возникшие при виде Дункана, прошли, она не хотела, чтобы он умер.
Промыв рану водой и велев Джинни прижимать к ней кусок ткани, чтобы она не кровоточила, Мэргрид ушла - ей требовалось принести из кладовки у кухни травы и мази.
Джинни смотрела только на рану, но при этом остро ощущала, что осталась наедине с Дунканом. Молчание в комнате нарушали лишь его ровное дыхание и беспорядочный стук ее сердца, укротить которое не могла даже ее сильная воля.
- Почему ты не выдала меня? - Голос Дункана звучат бесстрастно.
Джинни сурово посмотрела на него.
- Заверяю тебя, мои мотивы весьма эгоистичны и не имеют ничего общего с приятными воспоминаниями или сентиментальностью.
Дункан никак не отреагировал. Впрочем, она этого и не ожидала. Если Джинни когда-то и лелеяла девичьи грезы о том, что Дункан по ней тоскует, что однажды поймет, как несправедливо обошелся с ней, все они испарились в тот миг, как она заглянула ему в глаза. Он вернулся не для того, чтобы пасть к ее ногам и вымолить прощение. Он вернулся, потому что ему что-то от нее нужно. Джинни язвительно посмотрела на него.
- Чего ты от меня хочешь?
- Мне нужно знать правду. Хочу обратиться к твоей памяти.
Джинни почувствовала холодок тревоги.
- Зачем ворошить прошлое? Какой от этого прок?
В его глазах вспыхнул гнев, хотя они по-прежнему оставались изумительного синего цвета - поразительный контраст с черными волосами. Джинни когда-то считала его самым красивым мужчиной на свете и готова была признать это сейчас.
- Тебе легко говорить. Ведь это не твое имя очернили и не раз изваляли в грязи за прошедшие десять лет. А как же справедливость? Разве я ее не заслужил? - Он прищурился, и в глазах его вспыхнул обвиняющий огонек. - Ты хочешь сказать, что для тебя и твоей семьи будет лучше, если все забудут о предательстве, совершенном в тот день?
Ее бросило в жар, но она бестрепетно ответила на его взгляд.
- Да, именно это я и хочу сказать.
Он прав. Сейчас ее клану меньше всего требуются такие неприятности. Они и так в очень сложном положении. Ее свекор, маркиз Хантли, был отлучен от церкви и сидел в заключении в замке Стерлинг. Фамилия Гордон при дворе не пользовалась уважением. Не хотела Джинни навлечь неприятности и на своего брата Джона, нового лэрда Фруи, напомнив графу Аргайллу об измене отца. Может быть, король и простил отцу Джинни его прегрешения, но Аргайлл - уж точно нет, даже после того как отец своей смертью два года назад искупил этот грех. Неожиданное возвращение Дункана вновь всколыхнет застарелую ненависть. Она посмотрела Дункану в глаза.
- Пожалуйста, оставь все как есть.
Но ее мольбы никогда на него не действовали. Джинни не могла забыть ту встречу, когда она видела Дункана в последний раз. Унижение словно впечаталось ей в мозг. Она цеплялась за этого мужчину, как влюбленная дура, умоляла ей поверить, а он холодно, бессердечно оттолкнул ее и, уходя, даже не оглянулся. И взгляд у него тогда был точно такой же жесткий, неумолимый, как и сейчас.
- Боюсь, что это невозможно! - отрезал Дункан с выражением стальной решимости на лице.
Ее охватил ужас. Джинни понимала, что Дункана не поколебать. Он принял решение, и ничто не встанет у него на пути - не важно, кому он при этом причинит боль. И уж конечно, не примет во внимание ее, Джинни, глупые доводы. Если она когда-то что-то для него и значила, то лишь в далеком прошлом.
Вскоре вернулась знахарка, и дальнейшие разговоры сделались невозможными. Дункан обрадовался передышке. Оказавшись наедине с Джинни после всех этих лет, он понял, что внутри снова бушуют противоречивые чувства.
Может быть, умом он и понимал, что его чувство к Джинни следует считать прискорбной ошибкой прошлого, но при этом не был к ней так безразличен, как бы ему хотелось.
Дункан задерживал дыхание все то время, что она снимала с него одежду, прикасаясь к нему. Женские руки не вызывали у него такой реакции много лет. А если быть точным - десять.
Он привык к тому, что женщины кидают на него восхищенные взгляды. Но когда глаза Джинни, распахнувшись от восторга, устремились на его обнаженную грудь, а потом затуманились, на него это подействовало возбуждающе. Тело отреагировало так, словно она лизнула его естество язычком. Оно напряглось, как копье. Вспышка вожделения была настолько сильной, что едва не вышибла из него дух. Дункан думал, что давно забыл о подобных ощущениях. Запамятовал, что плотское желание может затмить все остальные чувства и мысли.
Впрочем, его уже давно нельзя назвать зеленым юнцом, которым правит похоть. И пусть ее соблазнительное тело обладает огромной властью, оно не одолеет его железную волю. Он вернулся сюда с единственной целью - доказать свою невиновность. И ничто - и уж тем более не женщина, послужившая причиной его падения, - не встанет у него на пути.
Знахарка, крохотная старушка с удивительно сильными и ловкими, хотя и маленькими руками, закончила обрабатывать рану, наложила на нее толстый слой какой-то едкой мази и перевязала чистой тряпицей. Для человека, только что получившего пулю в живот, Дункан чувствовал себя не так уж плохо.
Знахарка велела раненому отдыхать. Дункан поблагодарил ее, и она ушла. Он думал, что Джинни отправится следом, но та, уже подойдя к двери, помедлила и повернулась к нему.
- Зачем ты приехал, Дункан? Почему ко мне, почему сейчас?
- Время пришло. - Очень простой ответ, но правда значительно сложнее. Письмо сестры Лиззи о том, что Френсис Гордон умер, и слухи о том, что Джинни, вероятно, снова выйдет замуж - возможно, за Колина, - пробудили в нем настоятельную потребность, о природе которой Дункан предпочитал не задумываться.
- И все? - с недоверием спросила Джинни. Гнев вспыхнул в нем резко и неожиданно.
- А чего, черт возьми, ты от меня ожидаешь? Спасибо зато, что так хорошо меня поимела - и буквально, и фигурально!
Джинни вздрогнула от такой грубости, словно он ее ударил. Дункан никогда не позволял себе такого раньше. Чуть больше чем за час она умудрилась сорвать с него все стальные оболочки, которые он наращивал долгие годы, и добралась до самого уязвимого места. Со всей нежностью иголки, загнанной ему под ногти.
Гнев его бушевал, но Дункан подавил его. Нужно думать о главной цели. Он вернулся, чтобы доказать свою невиновность, а не оплакивать старые измены.
- Я сказал тебе "прощай", - буркнул он. - Что еще ты хотела услышать?
- Очень многое, если бы ты дал мне такую возможность, - негромко отозвалась Джинни. - Но ты так поспешно счел меня виноватой!
- Так помоги отыскать правду, - потребовал он. - Расскажи то, что знаешь.
Их взгляды встретились. На какой-то миг Дункану показалось, что она дрогнула, но Джинни тут же покачала головой:
- Не могу.
Лицо Дункана потемнело. Какая-то часть его всегда думала, не ошибся ли он тогда. Но молчание Джинни выглядело красноречивым.
- Надо понимать - не хочешь?
Она пожала плечами - к чему отрицать правду? - и снова уставилась на него.
- Десять лет - долгий срок. Ты построил свою жизнь, утолив честолюбие. - Она показала на его доспехи. - Заработал богатство и славу. Невозможно пройти мимо казарм, чтобы не услышать что-нибудь новенькое о подвигах Черного Горца и его людей. Ты получил все, о чем мечтал. Так зачем возвращаться, вскрывать старые раны и рисковать тем, что можешь снова скоро потерять?
Значит, она о нем слышала. Почему-то Дункану стало очень приятно. Да, он утолил честолюбие. И некоторое время думал, что получил все, о чем мечтал.
- Что такое богатство или репутация без свободы? А в ссылке ее нет. Мой дом - горы Шотландии. И здесь я буду жить… или умру.
Джинни молча посмотрела ему в глаза долгим взглядом - как будто поняла, повернулась и вышла, оставив его одного.
Одного… Он привык к этому, даже предпочитал, но быть одному какое-то время не то же самое, что жить в одиночестве долгие годы. Снова увидев Джинни, он вспомнил, в чем разница.
Дункан добился всего, чего хотел, и даже больше, но вот какой ценой… После Джинни он никогда больше не хотел жениться, не хотел иметь семью и твердо верил, что в его жизни нет места домашним радостям. И ни разу не встретил женщину, которая заставила бы его передумать.
В груди внезапно заболело, но эта боль не имела никакого отношения к его ране. Дункан тяжело дышал и гадал, какой могла бы стать его жизнь, сложись все по-другому. Не окажись они с любимой по разные стороны баррикад.
Глава 11
Утро пришло и ушло, и только тогда Дункан пошевелился с тяжелой после сна головой. Если бы не боль в животе и не потребность облегчиться, он мог бы проспать весь день.
Он чувствовал себя ужасно.
Если и существует удачное место для выстрела, пуля Джинни нашла именно его, миновав смертельные участки. И все-таки она причинила ущерба больше, чем первое время казалось.
Правда, не настолько, чтобы приковать его к постели. Нужно отыскать Коналла и Лейфа и велеть им осмотреться, оценить обстановку, раз уж они оказались здесь. Его людям, иностранцам, никакая опасность не угрожает, а вот Дункан знал, что ему нужно быть осторожным. Всегда существует вероятность, что его кто-нибудь узнает.
Ему нельзя оставаться здесь даже лишний день, но он понимал, что глупо уезжать вот так, не осмотревшись. Совсем немного, и он поправится достаточно, чтобы продолжить путь.
Дункан медленно встал - он здорово ослабел от потери крови. Ему пришлось ухватиться за кроватную спинку, чтобы не упасть. Слабость раздражала его, но Дункану пришлось затратить немало усилий, пока он умывался и приводил себя в порядок с помощью воды в тазике и салфеток.
Он потер подбородок. Двухдневная щетина уже чесалась, и он хотел позвать служанку, чтобы та принесла ему бритву и мыло, как вдруг почувствовал странное щекотание в затылке.
За ним наблюдают.
Дункан замер и полуобернулся, почти уверенный, что это Джинни. Но никого не увидел.
- Кто здесь?
Тишина.
Дункан окинул взглядом комнату, отмечая подробности, которые ускользнули от него вчера. Шкаф слева от двери, окно напротив кровати, стол, стул и маленькая кровать. Сундук для одежды, мяч из свиного мочевого пузыря в углу, Изогнутая палка для игры с мячом, деревянный меч, ракушки, нанизанные на бечевку, и несколько книг.
Детская комната.
Сердце его замерло, когда Дункан услышал шорох из-за двери.
- Можешь выходить, - сказал он. - Я знаю, что ты здесь.
Напрягшись каждым мускулом, собравшись с силами, Дункан ждал, но ничто не могло подготовить его к тому, что он увидел. К потрясению, постигшему его при виде маленькой девочки, шагнувшей из своего укрытия за дверью. Красивой малышки с темно-рыжими волосами, личиком, как у феи, изящными алыми губками и огромными глазами.
Она была очаровательна. Миниатюрная копия своей матери, за исключением голубых глаз и россыпи веснушек вокруг носа. Значит, у Джинни есть ребенок.
- Как тебя зовут? - спросил он, поняв, что нужно что-то сказать.
Девочка закусила губу, и Дункан ощутил, как в груди его что-то растопилось.
- Элен, - ответила девочка. - Элен Гордон, - уже храбрее добавила она. - Но все называют меня Элла. - Она наморщила носик, шаря глазами поверх головы Дункана. - Ты очень высокий. Выше, чем мой папа - а он был самым высоким мужчиной в Шотландском нагорье, - похвасталась она с изрядной долей детской гордости. - Ты задеваешь головой за балки, когда ходишь?
- Теперь уже меньше, - признался Дункан, растерявшись от внезапного поворота беседы. - Я научился пригибаться. - Тут он строго посмотрел на девочку, сообразив, что она просто уводит разговор в сторону. - А почему ты за мной шпионила, мистрис Элен?
Она выпрямилась, оскорбившись из-за такого предположения.
- Я не шпионила. Мне просто интересно. - Очевидно, между этими понятиями имеется какая-то разница. - А что, моя мама тебя правда застрелила? - Ее маленькие бровки сошлись на переносице. - Должно быть, ты очень плохой человек.
Дункан продолжал невозмутимо на нее смотреть. Невзирая на боль в животе, ему хотелось расхохотаться.
- Да как тебе сказать? - Кажется, девочка его не поняла. - Зависит от того, на чьей ты стороне, - постарался упростить он. - Но вообще-то это был несчастный случай.
"Я надеюсь…"
Похоже, девочку он не убедил.
- Я хотела посмотреть, правда ли ты такой большой и страшный, как говорят.
Губы Дункана дернулись:
- И что же? Она нахмурилась:
- Я еще не решила. - Она внимательно посмотрела на него. - А почему на тебе нет рубашки?
- Она порвалась.
- У тебя полно шрамов. Но глаза у тебя синие. - Дункан с трудом поспевал за скачками ее мыслей, но похоже, это было очко в его пользу. - Мне не нравятся бороды, - продолжала девочка. - Они колючие.