Девушка повернулась к нему спиной. Он подошел вплотную, перебросил фату вперед и приступил к самой верхней пуговице, укрывшейся под влажными завитками темных волос, доходящих до плеч. Льюк отодвинул локоны в сторону, чувствуя себя удивительно неуклюжим и пытаясь не замечать возникшего в нем возбуждения.
Эта женщина рождала в нем чувственность, может, оттого, что подвенечный наряд вызывал мысль о брачной ночи, ради которой и являются сюда молодожены…
Будь мужчиной, О'Делл, держи себя в руках.
Неловкие руки оторвали пуговицу, вместо того чтобы ее расстегнуть.
- Извините, - пробормотал он, переходя к следующей.
Он явно слишком давно не прикасался к женщине. С момента развода не так уж много было у него любовных свиданий, а развелся он пять лет назад. Судя по тому, как я себя веду, подумал Льюк, пора мне уже вернуться в общество.
Пуговица поддалась, и пальцы его приготовились атаковать следующую. Джози вздохнула, переступив с ноги на ногу, а Льюк постарался направить мысли в нужное русло.
У меня была не та жизнь, напомнил он себе, чтобы бегать по свиданьям. С тех пор как я вернулся домой, я был занят, что называется, от зари до зари, пытаясь привести в порядок ранчо, запущенное отцом, тот все свое время отдавал гостинице. После ухода менеджера она тоже свалилась мне на шею. Забот полон рот, не до развлечений.
Кроме всего прочего, Люк всю жизнь ненавидел процесс ухаживания: необходимость наряжаться, болтать всякую ерунду, пытаться отгадать, где правда, а где притворство, и вообще всячески стараться не попасть в супружеские сети. Хлопот с женщинами не оберешься.
А эта особенно опасна - взбудораженная, нацеленная на замужество, готовая вцепиться в очередную жертву. Но с этой по крайней мере он знал, как поступить.
Еще одна пуговица отлетела прочь.
- Боюсь, что я оторву больше пуговиц, чем расстегну, - признался Льюк.
- Да оторвите хоть все, главное - снять поскорее это проклятое платье.
Идея снять поскорее это проклятое платье ему понравилась, но он решил не толковать ее буквально и продолжал старательно расстегивать пуговки одну за другой, наморщив лоб от усердия.
- Готово, - пробормотал Льюк, справившись с последней.
Платье распахнулось на спине, открыв его взору нечто кружевное и прозрачное. Воображение Льюка так разыгралось, что он с трудом перевел дух и строго напомнил себе, что девушка дрожит от холода.
- Вам следует войти внутрь, - сказал он, - хотите, я внесу ваши вещи?
Она растирала руки, стуча зубами.
- Чего я в самом деле хочу, так это согреться. Будьте добры, отвернитесь, пожалуйста.
Льюк подчинился; за его спиной зашуршала ткань, потом скрипнула дверь и наконец послышались легкие шаги внутри коттеджа.
- Можете смотреть, - раздалось из комнаты.
Платье уродливым комом валялось на полу террасы, рядом с измазанными глиной чулками. Грязные следы вели к двери ванной, откуда донесся звук льющейся воды.
Выдохнув воздух, парень снова воззрился на чулки, недоумевая: на чем, интересно, они у нее держатся? Однако все фантазии, рисующие нижнее белье Джози, разом улетучились, стоило только его взгляду снова упасть на подвенечное платье.
Картина грязного кома из кружев и шелка на полу террасы пробудила в его душе жалость. То, что еще утром являлось прекрасным творением модельеров и портных, теперь безвозвратно погибло, надо полагать, вместе с ее мечтами. День, обещавший быть самым счастливым в жизни девушки, оказался самым печальным.
Интересно, из‑за чего же расстроилась свадьба, задумался Льюк. И по чьей вине, Джози или жениха? Видимо, это случилось в последнюю минуту, независимо от того, кто был инициатором. Она даже переодеться не успела.
Главное очевидно: у бедной невесты, должно быть, прескверное настроение. И вместо того чтобы изображать из себя ковбойский вариант Казановы, следует подумать о том, как ее утешить.
В душе его возникло чувство вины. Неважно, любит он заниматься гостиницей или нет, но, поскольку его ранчо объявлено местом отдыха, не годится наносить урон репутации заведения, владелец которого - О'Делл.
Нужно внести в дом ее вещи. И немедленно.
Пятнадцать минут спустя Джози открыла дверь ванной, закутанная в банную простыню, с полотенцем, закрученным на голове тюрбаном. Она увидела, что Льюк возится с камином, укладывая поленья так, чтобы получился целый костер.
При виде ковбоя сразу почти прошла боль, теснившая ее грудь: она была рада, что он не ушел, потому что мысль об одиночестве уже не казалась такой привлекательной. Собственно говоря, еще стоя под душем и всячески критикуя себя за эту авантюру с Робертом, она уже побаивалась вечера наедине со своими мрачными мыслями.
Как могла она позволить окружающим так распоряжаться собой? Чуть не выскочила замуж за распутника! Гнев, подтолкнувший ее к решительным действиям, теперь сменился до боли знакомым самоедством.
Оторвавшись от костра, Льюк взглянул вверх, на Джози.
- Решил, что вам захочется посидеть у камина, - сказал он.
- Спасибо. - Сильно покраснев, экс‑невеста завернула банную простыню потуже вокруг себя и укрылась за дверью, выставив только голову. Видимо, скользнувший по ней мужской взгляд напомнил Джози, что под простыней ничего нет.
Глядя на сумки около входной двери, она не решалась пройти за ними через всю комнату. Пальцы судорожно сжали простыню.
- Будьте любезны, передайте мне, пожалуйста, голубую сумку. Я что‑нибудь на себя накину и через минуту появлюсь.
Льюк выполнил просьбу, и девушка, исчезнув в ванной, быстро натянула на себя джинсы, легкий свитер и толстые носки, после чего вышла в гостиную.
Пламя разгоралось с веселым треском, наполняя комнату приятным теплом. Подойдя к камину, Джози вздохнула от удовольствия:
- Боже, как приятно! Спасибо вам.
- Нет проблем. Я принес в дом еще немного дров. Только не забудьте перед сном проверить, на месте ли экран.
- Обязательно.
- Тропинка справа от вашего домика ведет прямо к гостинице, там подают завтрак от семи до десяти. А здесь, около телефона, план расположения служебных помещений базы и прочая информация.
- Прекрасно.
Льюк смотрел, как она бросила полотенце на спинку стула и протянула руки к огню. Господи, какая хорошенькая! Волосы падают до самых плеч крупными завитками. Теперь, без вуали, он рассмотрел их цвет: похожи на коричневый бархат или шоколадный торт.
Пора бежать - от соблазна подальше.
- Что ж, если вам что‑нибудь понадобится, я…
Слова его прервал стук в дверь; подойдя к ней, Льюк приоткрыл ее.
- Консуэла! - Он распахнул дверь пошире, пропуская в дом полную улыбающуюся женщину с огромным подносом в руках.
- Мануэль увидел свет в окнах и сказал, что прибыла последняя молодая пара. - Она произнесла это с сильным испанским акцентом. - Поэтому я и принесла "ужин при свечах". - Взглянув на Джози с лукавой улыбкой, она поставила еду на стол из гладких сосновых досок, после чего протянула руку для приветствия.
- Здравствуйте. Меня зовут Консуэла Перез.
- А меня - Джози Рэндол. - Девушка пожала ей руку.
- Так где же счастливый муж? - Консуэла оглядела комнату.
- Он не… - начала Джози и запнулась.
Неловкое молчание зависло в комнате.
- Свадьбу отменили, мисс Рэндол приехала одна, - вмешался Льюк.
- Вот как? - Консуэла всплеснула руками, лицо сочувственно сморщилось. - Какая жалость! Бедная девочка, могу я вам чем‑нибудь помочь?
- Спасибо, ничего не нужно. - Джози застенчиво улыбнулась.
- Может, хотите поговорить? На моем плече выплакалось столько женщин…
- Я в полном порядке.
- В таких делах это помогает - как следует выговориться. Я могу посидеть у вас, а то пойдемте ко мне.
- Это очень мило с вашей стороны, но мне ничего не надо.
- Вы уверены? - Консуэла вглядывалась в лицо девушки с выражением глубокого сочувствия.
- Абсолютно.
- В такие моменты вредно оставаться одной, - продолжала волноваться Консуэла.
Льюк нисколько не сомневался, что Консуэла будет настаивать до тех пор, пока Джози не уступит. Эта женщина обладает состраданием, которого хватило бы на все человечество, но она совершенно не учитывает, что не всегда ее сострадание уместно.
Можно сказать, что у нее не больше такта, чем у ветра, распахивающего все двери подряд. Льюк попробовал сменить тему разговора:
- Джози, Консуэла - наша экономка и шеф‑повар; можно сказать, что на ней вообще держится все заведение. Без нее здесь все бы остановилось.
- Не сомневаюсь, что это именно так, - улыбнулась Джози. - Я тоже работала в гостинице и знаю, насколько важны эти две должности. Очень рада с вами познакомиться, Консуэла.
- Взаимно, - сказала экономка, поправляя полными короткими пальцами аккуратный пучок темных с проседью волос. Потом кивнула на стол: - Обратите внимание на ужин, там много вкусного.
- Боюсь, особого аппетита у меня нет, - призналась Джози.
- Но вам нужно есть! - Консуэла закудахтала, как встревоженная курица. - Когда болит сердце, желудок не должен оставаться пустым!
- Хорошо, я попытаюсь что‑нибудь съесть. - Джози вымученно улыбнулась. - Спасибо.
- А ты что скажешь? - Консуэла повернулась к Льюку. - Тоже ведь ничего не ел.
- Перехвачу чего‑нибудь дома.
Глаза Консуэлы округлились:
- Проглотишь тарелку холодных спагетти? Это не еда! - Обращаясь к Джози, она добавила: - Он живет один и совершенно о себе не думает. Скотина у него на ферме питается лучше хозяина.
- Почему бы вам не присоединиться ко мне? - спросила Джози. - В конце концов, это ужин на двоих. Не пропадать же такому добру.
- Прекрасная мысль. - Консуэла одобрительно кивнула. - В компании дело пойдет повеселее.
Когда Консуэла принялась раскрывать кастрюльки с аппетитной едой и ставить на стол лучший фарфор, какой только был на ранчо, Льюк с трудом подавил стон. Экономка втравила его в "брачный" ужин, и он не мог придумать, как от него отвертеться.
Чуть ли не положив на стол свои необъятные груди, Консуэла стала зажигать свечи.
- Ну вот, - заключила она, покончив с этим. - Все готово.
Экономка подвинула стул для Джози, потом протянула Льюку бутылку шампанского:
- На, открой.
Ковбой нерешительно взглянул на девушку:
- Я думаю, что в данных обстоятельствах…
- А я бы с удовольствием выпила шампанского, - откликнулась Джози.
Консуэла кивнула:
- Шампанское лечит разбитые сердца.
- Не могу сказать, что мое разбито, - возразила Джози, на что Консуэла покровительственно похлопала ее по спине:
- Ничего‑ничего, дорогая. Не надо нам объяснять. Но если захочется выговориться, просто зайдите к Консуэле. Идет?
- Ладно, спасибо.
- Ну, наслаждайтесь. Спокойной ночи! - Толстушка выплыла из комнаты, помахав на прощанье рукой.
В домике сразу стало как‑то тихо и просторно. Льюк застенчиво уселся за стол напротив Джози.
- Сколько вкусных вещей! - воскликнула девушка, оглядев стол: салат, отличное мясо, вырезанный фестонами картофель и молоденькая морковь.
- Консуэла - отличный повар, - ответил Льюк, - они с мужем работают в моей семье уже больше двадцати пяти лет. - Он усмехнулся. - Она очень вольно иногда обращается с английским языком, а главное, любит совать свой нос в чужие дела.
- Мне кажется, она очень добрая.
- Да, - Льюк кивнул. - Моя мать умерла, когда мне было всего двенадцать, и она меня практически вырастила. - Он поставил шампанское на стол. - Она верно сказала: лучше ее никто не умеет слушать других. Если вас одолеет одиночество и захочется поговорить, воспользуйтесь ее приглашением.
Он стал рассматривать Джози. В неверном свете свечей ее профиль казался не просто тонким, а даже хрупким. Льюк снова почувствовал вину за то, что налетел на нее в конюшне. Пожалуй, стоит воспользоваться советом Консуэлы и проявить немного сочувствия.
- Кстати говоря, я тоже умею неплохо слушать.
- Да я вовсе не страдаю, - Джози потянулась за салфеткой. - Признаться откровенно, я даже рада, что свадьба не состоялась.
Ах вот как. Можно прыгать от радости, съязвил Льюк про себя. Он тоже знает, что это такое - быть отверженным. Сам побывал в этой шкуре. Она, по всей видимости, пребывает в первой стадии своего злосчастья и еще не начала по‑настоящему убиваться.
- Нет, правда, я совсем не горюю. Мне даже не обидно, - она накрыла колени салфеткой, - я скорее злюсь, и главным образом на себя. Как я могла быть так слепа!
- Но вы же знаете поговорку: "Любовь зла, полюбишь и…"
Джози перегнулась через стол:
- Да в том‑то и дело, что я его совсем не любила. - Выражение лица ее было вполне искренним, честным.
Н‑да, видимо, действительно страдает, если уж идет на такое вранье. Ну что ж, не стоит ее разоблачать, пусть думает что хочет, лишь бы это помогло ей пережить "брачную" ночь.
С этой мыслью Льюк потянулся к шампанскому.
- Уверен, что все образуется. - Он открыл бутылку так, что пробка пролетела через всю комнату и чуть не попала в камин. Налив вина в бокалы, он провозгласил: - За ваше благополучие!
- За прекрасную неделю на вашем ранчо! - добавила Джози, чокнувшись с ним.
Льюк нахмурился при этих словах: одно дело нянькаться с ней один вечер, и совсем другое - целую неделю.
- Давайте для начала посмотрим, как вы почувствуете себя завтра.
- Я уже знаю, как я себя почувствую, - так же хорошо, как сейчас. Всю свою жизнь я мечтала побывать на таком ранчо для отдыха и не стану себе отказывать в удовольствии только из‑за того, что Роберт оказался свиньей.
- Значит, это вы избрали "Ленивое ранчо" для медовой недели, а не он? - Льюк удивленно поднял брови.
- Именно так.
- Странно.
- Почему же? - Лоб Джози наморщился.
- Потому что обычно женихи тянут сюда невест буквально за волосы, - Льюк наколол лист салата на вилку. - То есть дамы кричат и брыкаются, а новоиспеченные мужья стоят на своем, потому как насмотрелись вестернов. Через парочку дней все они дружно спрашивают дорогу до ближайшего городка.
Джози изящно намазала масло на хлеб.
- В моем воображении ранчо всегда было самым романтическим местом на свете.
- Видимо, вы никогда не чистили конюшен.
- Если хотите знать, чистила. - Джози рассмеялась. - В юности я проводила лето в одном лагере, где учили верховой езде, там я постоянно вертелась около конюшен и даже помогала их чистить. Общество лошадей мне очень нравилось.
Льюк скрыл свое удивление, сосредоточившись на салате. Ну что ж, любопытство и конюшни может сделать приятными - ненадолго, подумал он. Исчезает новизна, кончается удовольствие. Именно такой была реакция на деревенскую жизнь у его бывшей жены.
- Вы упоминали свою работу в отеле, - сменил он тему. - Это было в городе Талса?
Голубые глаза Джози помрачнели.
- Нет. Последние полгода я была менеджером в юридической конторе моего отца. А до этого работала в Чикаго, в отеле "Ройял риджент".
- Слышал о таком. А что вы там делали?
- Всего понемножку. Меня взяли на полуторагодичные курсы менеджеров, а это предполагало работу по нескольку месяцев в каждом секторе. Потом полтора года занималась размещением делегаций различных конгрессов.
- А почему вы это бросили?
Джози задумчиво рассматривала бокал с шампанским.
- Мне не понравилось, как вел себя новый заведующий отделом. Его не интересовали удобства клиентов - только их деньги. Он заставлял меня обещать то, чего отель не мог предоставить, лишь бы заполучить следующую делегацию. Я отказывалась врать, и отель терпел убытки из‑за моей строптивости. Я и уволилась, не ожидая, когда меня выгонят.
Эта девушка начинала ему нравиться - помимо его воли. Хоть он и не собирался ею восхищаться, нельзя было не уважать ее за верность собственным принципам. Льюк поднял бокал и провозгласил:
- Вы молодец. Немногие осмеливаются защищать свои убеждения.
Джози мрачно усмехнулась.
- Не очень‑то мне помогли мои убеждения: я схлопотала плохую характеристику. Теперь мне вряд ли удастся устроиться в приличный отель. Поэтому, когда в конторе отца заболел менеджер и он попросил меня на какое‑то время его заменить, я вернулась в Талсу.
- Именно здесь вы и познакомились со своим женихом?
- Да. Он один из адвокатов в отцовской фирме. Мы начали встречаться и уже через три месяца были помолвлены.
Льюк наблюдал, как неохотно она ест, и старался не замечать того, как красиво свечи освещают ее голубые глаза и темные волосы, заставляя их мерцать. Тем не менее так хотелось узнать о ней побольше - он просто сгорал от любопытства.
Не мое это дело, убеждал он себя. Чем меньше я буду о ней знать, тем лучше. Но вопрос все же сорвался с его губ:
- Так что же все‑таки стряслось?
- Вы имеете в виду свадьбу? Я чуть не совершила самую крупную ошибку в жизни. - Глотнув шампанского из бокала, Джози взглянула на Льюка. - Хотите услышать всю историю целиком?
Да, он хотел, но притворялся равнодушным.
- Расскажите только то, что сами захотите поведать.
- Ну так вот, - Джози поставила бокал на стол и наклонилась так, чтобы быть поближе. - Перед самым венчаньем я так разнервничалась, что решила немного походить по церкви, чтобы успокоиться. И оказалась неподалеку от того места, где Роберт разговаривал со своим шафером.
- И что же? - подстегнул ее Льюк.
- Просто я узнала кое‑что о человеке, который чуть не стал моим мужем. - Ее губы вытянулись в тонкую злую линию.
- Что же именно?
- Ну, хотя бы то, что верность жене не укладывается в его брачный кодекс.
Ну что ж, подумал Льюк, здесь могло иметь место и простое недоразумение. Вероятнее всего, голубки воссоединятся еще до конца этой недели. Подняв бутылку, он снова наполнил ее бокал.
- Когда слышишь только обрывок разговора, вполне можно сделать неправильные выводы.
- Это был не обрывок, - возразила Джози, - Роберт обрисовал во всех подробностях свои утехи с девочками легкого поведения на последней холостяцкой вечеринке. А когда шафер удивился, что Роберт решился связать себя узами супружества, требующими верности, тот захохотал и спросил: "А кто говорит о верности? Для меня брак - только способ сделать карьеру".
Положив салфетку на стол, Джози отодвинула стул; лицо ее выразило отвращение.
- Он хотел жениться на мне лишь для того, чтобы стать компаньоном отца. И даже не отрицал этого, когда я его изобличила.
- Вы его… изобличили?
Девушка кивнула.
- Я сразу кинулась в ту комнату, где он был, и объявила, что слышала весь разговор. Он стал белее мела. Умолял простить его, не говорить ничего моему отцу. Представляете? Такого нахала трудно вообразить!
Льюку трудно было вообразить другое: как мог мужчина променять Джози на другую женщину? Ее высохшие волосы превратились в гриву блестящих непокорных кудрей, взлетающих, когда она поворачивала голову, а личико с нежным овалом было прелестно, несмотря на сердитое выражение. Ресницы - такие длинные и шелковистые, каких он никогда ни у кого не видел. Вид девушки увлекал его куда больше, чем ее история.