Пока лодка шла по изгибу реки, Джози вглядывалась вдаль, а сердце ее билось учащенно. Действительно, они уже там и даже складывают на поляне поленья для костра.
Консуэла была ближе, и Джози ясно видела, как она достает большую черную кастрюлю из ящика с продовольствием и посудой, однако совсем другая фигура завладела ее вниманием.
Льюк. Она жадно вглядывалась в него, отмечая про себя каждую мелочь: темные волосы лежат гладко, словно он по привычке только что прочесал их пальцами, широкие плечи обтянуты голубой фланелевой рубашкой, мускулы ног напряглись под джинсами, когда он присел у поленницы. Кровь побежала быстрее у нее в жилах.
Она не видела его с того памятного вечера, когда они ездили верхом, их вчерашний разговор в гостиничном коридоре не в счет. Джози не сомневалась, что все эти дни он избегал ее. И все из‑за того поцелуя!
Можно с уверенностью сказать, что ему явно нравилось меня целовать, раздумывала Джози. Может, я и первая начала, но он тоже проявил неподдельный энтузиазм. Мне и сейчас становится жарко, стоит вспомнить, каким жгучим был его поцелуй. По каким бы причинам он меня ни избегал, подумала девушка, меня это должно устраивать. На данном этапе жизни любовный роман мне ни к чему. А значит, лучше держаться от него подальше. С глаз долой - из сердца вон!
А между тем какая‑то тайная, видимо подсознательная, часть ее существа постоянно его ждала. По ночам ощущение его поцелуев не давало ей заснуть, она металась в постели, сбивая одеяла и простыни. Понимала, что это противоречит всякой логике, и приходила в отчаяние.
Подняв глаза от будущего костра, Льюк встретился взглядом с Джози. Стараясь не выдать волнения, она молча подняла руку в знак приветствия. Он помахал в ответ и пошел к лодке.
Мануэль направил челнок к берегу, и его днище заскрипело по гальке, выстилающей речное дно. Спустившись с обрыва, Льюк помог Джози выбраться на сушу. Ладонь его была сухой и горячей, и это ощущение наполнило Джози восторгом, весьма ее огорчившим. Она намеренно отвела глаза, чтобы он не видел, какой эффект произвело его рукопожатие.
- Хорошо ли доплыли? - спросил Льюк.
- Изумительно. Места здесь необычайно красивые - просто нет слов. Я нащелкала две пленки. - Джози приподняла фотоаппарат, висящий у нее на шее.
- Да, действительно, есть на что посмотреть, - улыбнулся Льюк. - Но больше всего мне нравится плавать по реке осенью.
У Джози пересохло во рту, она прилагала героические усилия, чтобы справиться со своим состоянием, но все же заметила краем глаза, каким жарким поцелуем обменялись Консуэла и Мануэль. Меньше всего хотелось ей сейчас думать о поцелуях.
- Вы часто плаваете в лодке? - спросила девушка.
Он покачал головой:
- Не влезал в нее уже несколько лет. Столько хлопот с этой гостиницей, что нет никакой возможности отдыхать.
- Какая жалость: жить среди такой красоты и не иметь времени ею любоваться!
- Я даже выспаться не могу - где уж мне любоваться. Пока не найду нового менеджера, об этом нечего и мечтать.
- А есть кандидаты?
- Сегодня утром беседовал с одним, но Консуэла его забраковала.
Оказавшаяся рядом Консуэла презрительно фыркнула:
- Настоящий сволопай.
Джози наморщила лоб:
- Кто?
- Она хочет сказать - шалопай, - перевел Льюк, улыбаясь от уха до уха.
- Такой влюбленный в себя, грубый, хочет командовать, - пояснила экономка.
- Кроме того, его рекомендации не подтвердились. - Льюк переступил с ноги на ногу. - Кстати, уже темнеет, а нам еще нужно поставить палатки. Мануэль, а не пособирать ли тебе еще дровишек?
- Слушаюсь, босс, - кивнул работник.
- А я достану остальные продукты из джипа, - сказала Консуэла.
- Я помогу тебе, - вызвался Льюк.
- Там всего одна маленькая сумка, - отмахнулась экономка, - я прекрасно ее донесу. Оставайся с Джози. Ты почти не видел ее в последнее время; наверное, тебе не терпится поблагодарить ее за помощь.
Джози наблюдала, как Консуэла карабкается по высокому берегу к джипу; лицо девушки горело от стыда за то, что толстушка так неловко оставила их наедине.
Льюк прочистил горло, намереваясь что‑то сказать, адамово яблоко заходило вверх‑вниз.
- Консуэла права, я как раз собирался сказать, насколько ценю ваше сотрудничество.
- Можете не благодарить, мне это доставило настоящее удовольствие.
- Я хотел сказать еще кое‑что. Я… э‑э‑э… хотел извиниться за тот вечер…
У Джози вспотели ладони. Он мог говорить только о поцелуе, но зачем же тогда извиняться?
- Не имеет значения. - Джози упорно смотрела вниз, якобы разглядывая что‑то на земле. - Все это в порядке вещей.
- Я чувствовал себя виноватым, - он поддел камешек носком сапога.
Виноватым за поцелуй? Ничего себе "комплимент"! Джози выпрямилась и холодно сказала:
- Напрасно. Если уж кто и виноват, так это я.
- Да нет, ответственность лежит на мне. Не в моих правилах пользоваться тем, что…
- Пользоваться чем? - Она ничего не поняла. Что он хочет сказать, черт возьми? Звучит так, словно она слабоумное, беспомощное существо, не умеющее постоять за себя. И словно он имеет над ней какую‑то власть, что еще более унизительно. - Почему вы думаете, что можете чем‑то воспользоваться? - От этих слов повеяло еще большим холодом.
Льюк пожал плечами:
- Ну‑у, вы одна проводите медовый месяц, а я знаю… Знаю, как уязвим бывает разочарованный человек.
- Минуточку, - Джози подняла руку. - Вы что, думаете, я не понимаю, что делаю?
- Я не вкладывал такого смысла. Просто я считаю, при данных обстоятельствах вы, возможно, более восприимчивы к мужскому вниманию, чем обычно. Только и всего.
- А почему вы так считаете? - Она стояла, уперев руки в бока, гневно сверкая глазами.
Льюк опять пожал плечами:
- Ну, покупая путевку на ранчо, вы собирались провести здесь время с молодым мужем. И естественно, ожидали получить здесь какие‑то… какой‑то… опыт. По этой причине вы, может быть, легче идете навстречу мужчине, который мог бы оправдать ваши ожидания.
- Благодарю вас, доктор Фрейд, это весьма лестный для меня анализ. Я не знала, что вы еще и психиатр.
- А‑а‑а‑а! О‑о‑о‑о! - Этот вой, явно человеческий, раздался у них над головой - кто‑то кричал с площадки над обрывом.
- Консуэла! - выдохнул Мануэль; худощавый и жилистый, он выбежал из зарослей и, роняя на бегу собранный хворост, вскарабкался по обрыву с невиданной скоростью.
Льюк помчался следом, объятый тревогой. Консуэла давно стала для него самым близким человеком, он любил ее как вторую мать. Джози бежала следом.
Мужчины примчались одновременно; Консуэла сидела рядом с джипом, сжимая ладонью лодыжку.
- Змея укусила? - прокричал Льюк. Обменявшись с женой испанской скороговоркой, Мануэль взглянул вверх, на босса:
- Она говорит, что вывихнула ногу.
- О‑о‑о, - снова застонала Консуэла.
- У нас нет с собой льда? - Джози протиснулась сквозь мужские плечи.
Правильная мысль, подметил Льюк, преодолевая волнение.
- Есть, в джипе.
Джози моментально влезла в машину, нашла дорожный холодильничек и завернула пригоршню льда в бумажное полотенце.
- Вот, - сказала она, вернувшись бегом и протягивая самодельный компресс пострадавшей.
- Спасибо. - Консуэла положила лед на ногу, не переставая стонать.
- Та самая лодыжка, которую она сломала весной, - встревожился Мануэль.
- Консуэла, ты можешь встать? - спросил Льюк.
- Не знаю. Даже пробовать и то больно.
- Нельзя опираться на ногу, пока ее не осмотрел врач, - сообразила Джози. - Раз это больная нога.
- Вы правы, - ответил Льюк, - Мануэль, тебе придется немедленно везти жену в город и сделать рентген. Возьми джип. - Он протянул ключи от машины.
- А как же ночной лагерь? - простонала Консуэла.
- Не волнуйся, я все сделаю, - ответил Льюк.
- Да мы можем обойтись и без лагеря, - вмешалась Джози. - Они нас подбросят до ранчо.
- Это двухместный джип, - отрезал Льюк. - Мы все не поместимся, а нам с вами и здесь будет неплохо.
На губах экономки мелькнула тень улыбки; а может, показалось? Льюк кое‑что заподозрил и нахмурился, но тут же отверг эту мысль.
Нет. Было бы несправедливо по отношению к Консуэле даже думать так. Она, конечно, неисправимая сваха, но вряд ли зашла бы так далеко - разыгрывать "адскую боль" лишь для того, чтобы оставить его наедине с Джози.
А если все‑таки?
Льюк перевел взгляд на Мануэля и сразу откинул все сомнения: лицо испанца было серым, на лбу - глубокие нервные складки. Было ясно, что даже если Консуэла притворяется, супруг ничего об этом не знает.
Двое мужчин с трудом усадили упитанную экономку на сиденье машины, Мануэль сел за руль.
- Мануэль, если повреждение не опасно, может, ты… - Льюк прервал себя на полуслове. Просить Мануэля покинуть больную жену и вернуться сюда лишь ради того, чтобы я не оставался наедине с Джози? Не хватит совести. Сказать ему, чтобы он прислал сюда другого работника? Нет, в этот час все уже давно дома, со своими семьями.
Да Господи Боже мой, подумал Льюк, в конце концов, мы с Джози взрослые люди. Вполне можем обойтись и без дуэньи.
- Ладно, ничего. Позаботься о Консуэле. Только утром пришли за нами джип.
Мануэль кивнул. Забрав с заднего сиденья холодильничек и последнюю сумку с припасами, Льюк какое‑то время стоял на месте, глядя на отъезжающих.
Как только исчезли огни задних фар, стоявшая рядом Джози подавила тяжелый вздох:
- Бедная Консуэла, мне ее так жалко!
- Мне тоже. Не дай Бог, она снова сломала лодыжку.
- Мануэль так нервничал, - вслух размышляла Джози, - видно, очень переживает за жену.
- Ничего странного. Он ее обожает.
- Да и она его тоже. Им повезло: они нашли друг друга.
Простая фраза, казалось бы, но Льюк почувствовал в ней глубокий личный смысл. Внезапно приоткрылись проблемы в собственной жизни, и от тяжелой, ноющей пустоты заболела душа.
Солнце быстро скатывалось за деревья, его слабеющие лучи окрасили облака в размытые розовые, оранжевые и сиреневые тона. Льюк указал на тропинку:
- Пошли, уже темнеет. Нам не нужны новые травмы, значит, надо разбить лагерь до темноты.
Согласно кивнув, Джози последовала за ним. Они шли молча, но в голове Льюка вертелись резкости, которыми они успели обменяться в начале вечера. Нужно сгладить впечатление, подумал он, если я хочу, чтобы мероприятие закончилось мирно.
- Джози… - начал он.
- Льюк… - сказала она в тот же миг.
Оба замолчали, глядя друг на друга.
- Продолжайте, - сказала она.
- Уступаю очередь даме.
- Я бы сначала послушала вас.
Льюк прочесал пальцами волосы и сделал глубокий выдох.
- Очень сожалею, если я вас сегодня обидел. Просто мне хотелось извиниться за тот вечер. - Он перевел дух и посмотрел ей в глаза. - Понимаю, мы оба в дурацком положении. Просто хочу сказать, что вам не следует беспокоиться о… об… - он сглотнул слюну, - ни о чем. Я имею в виду, что ничего не будет.
- Вы правы, не будет ни‑че‑го. - В ее глазах мелькнула злость.
Черт возьми, она и не собирается сделать хотя бы шаг навстречу, подумал он. А вроде бы не так уж я и плох.
Она же меня целовала. Дважды.
- Ну что ж, ладно. - Нагнувшись, он начал собирать хворост, рассыпанный Мануэлем, слегка раздраженный ее ответом. - Я просто хотел вас успокоить, вот и все.
- А я и не беспокоюсь.
Выпрямившись, Льюк посмотрел на девушку. Последние лучи заходящего солнца отбрасывали на нее яркий розовый свет, что делало ее щеки золотисто‑румяными, словно персики. Волосы, освещенные сзади, излучали сияние, свет просачивался и сквозь ажурную кофточку, добираясь до соблазнительных округлостей. Льюком овладело дикое желание схватить ее в объятия, закинуть ее голову назад и целовать до тех пор, пока у обоих не затуманится мозг и не исчезнут всякие сомнения.
Вместо этого, еще раз переведя дух, он пробурчат, отворачиваясь:
- Вот и хорошо. Я рад, что все в порядке.
Однако в порядке было далеко не все. Совсем нет, подумала Джози, взглянув на парня позже, когда уже пылал костер. Пока они укладывали дровяную пирамиду, ставили палатку и готовили ужин, разговор перешел на другие темы. Но взаимное притяжение вопреки их благим намерениям ощущалось все сильнее - желание разгоралось в них, как поленья в костре.
А между тем стало холоднее. Джози придвигалась все ближе к костру, прижимая колени к груди.
- Интересно, как там с Консуэлой, - подумала она вслух.
- Вероятнее всего, ее напичкали лекарствами и сняли боль. А Мануэлю гораздо хуже, чем ей.
Взглянув на него, Джози улыбнулась, потом стала серьезной.
- Я всегда любовалась такими парами. У родителей моей лучшей подруги похожие отношения. Об этом можно только мечтать!
- А отношения ваших родителей другие?
Джози покачала головой.
- Они прекрасно ладят, но каждый живет своей жизнью. Видимо, их это устраивает, и они, по‑моему, счастливы, однако у них нет такой сердечной привязанности, как у Консуэлы с Мануэлем. А что было у ваших родителей?
Она сбоку глянула на Льюка, сидевшего рядом со скрещенными ногами.
- Они были неразлучны. - Он вытянул ноги и лег на спину, опершись на локти.
- Наверно, отец сильно переживал, когда мать умерла? - осторожно спросила Джози. - Это было внезапно?
- Автокатастрофа, - кивнул Льюк.
- Ужасно! Она была в машине одна?
- Нет, с ней был я, - Лицо его ушло в темноту, потому что порыв ветра на минуту пригнул пламя костра. Потом пламя взметнулось вверх, и она увидела жестко сложенные губы и морщинки у глаз, выдающие боль.
- О, Льюк… - Джози прикрыла рот руками, сердце ее перевернулось. - А что же случилось?
- Это было в субботу, после обеда. - Перед тем как начать говорить, он долго смотрел на огонь, стиснув челюсти. - Мы с ней ехали домой из города после соревнований. Отец остался на ранчо, потому что одна из кобылок повредила ногу и он ждал ветеринара. Мне не терпелось увидеть отца и рассказать ему про игру: мне удался двойной удар, и моя команда выиграла. И мама после игры повела меня есть мороженое, чтобы это отпраздновать.
Мама спокойно вела машину, как вдруг на шоссе выскочила собака; чтобы не сбить ее, она резко рванула в сторону. Дальше… в памяти осталось только то, как машина катится вниз, с насыпи. Вместе с нами. Я очнулся в больнице: сотрясение мозга, два сломанных ребра и сломанная рука.
Он замолчал. Вдали проухала сова.
- Но никакая боль не могла сравниться с той, которую принесла весть: мамы больше нет.
Джози сидела не двигаясь. Как ей хотелось унять душевную боль, которую выдал его голос. Не найдя лучшего способа, она протянула ему руку.
Он взял ее в свою, ее пальцы сразу согрелись и, словно став еще меньше в его ладони, как‑то ловко в ней поместились. Взглянув девушке в лицо, он был потрясен: в глазах ее стояли слезы.
Никто не оплакивал мои горести уже много, много лет, подумал он. Пожалуй, с тех пор, как это произошло.
Он вглядывался в лицо Джози, тронутый ее сочувствием настолько, что не мог говорить, но тяжелый холодный камень, навалившийся на его душу, дал трещину и полегчал. Льюк не задумывался о том, почему она приняла все так близко к сердцу, но уже сам этот факт стал затягивать старые, болезненные шрамы у него в сердце.
Теплые, нежные чувства, названия которым он не знал, зарождались у него в душе, сжимали горло, заставляли сердце стучать о ребра, как птица, бьющаяся в клетке.
Джози отвернулась и вытерла слезы. Она не хотела, чтобы Льюк их видел, а он не мог оторвать от нее взгляда, но видел только облако волос.
- Представляю, как тяжело вам было, - проговорила она наконец.
Льюк глядел на нее не отрываясь, не зная, как совладать с чувствами, пульсирующими в нем, не зная, что делать. Джози пробудила в его душе нечто такое, что дремало там долгие годы. Теперь это нечто пробудилось и расправляло крылья. Он стал рассказывать дальше.
- Отец тоже сильно страдал, после похорон он целую неделю не выходил из кабинета. Наконец Мануэль проник к нему и как‑то уговорил появиться на людях. - Рассказывая, Льюк глядел вдаль. - Если разобраться, отец так и не вышел из своего "заключения". Это проявлялось во многом. Со мной он общался только за столом, во время еды; я долго думал, что он винит меня в смерти мамы. Ведь и правда: если бы не мой бейсбол, мы бы не попали на ту дорогу, ну и…
- О Льюк, неужели вы до сих пор так думаете?
- Нет. Я даже не считаю, что отец меня в чем‑то винил, но после смерти мамы он ко мне охладел. Я без конца старался приблизиться к нему, жить его интересами или втянуть его в свои, но между нами стояла стена. Казалось, я для него сплошное разочарование, мне никогда не удастся сказать или сделать нечто такое, чтобы он меня заметил. Я просто видел, что ему со мной неинтересно, он не хочет знать, что я думаю или чувствую. А когда он наперекор мне решил строить эту гостиницу, это стало предметом наших споров. Я решил, что мне никогда не добиться его уважения. А значит, нечего и пробовать.
- Наверное, вы были совсем одиноки, - вставила Джози тихо, почти шепотом. - Вы потеряли не только мать, но и отца.
Как она догадалась? Интуитивно она попала в самую точку.
Льюк вдруг понял, почему он так легко раскрывается перед ней, почему всегда так откровенен. Она слушает не ушами, а сердцем, догадался он. Она не просто пытается понять, она сопереживает. Это редкий, особый дар - уметь так слушать.
Льюк сжал ее пальцы чуть крепче, наслаждаясь ощущением их в своей руке.
- Конечно, одинок. И я поклялся, что если во мне кто‑то будет нуждаться - друг или родственник, - я приду на помощь. - Льюк глубоко вздохнул и помолчал. - Но когда я был больше всего нужен отцу, меня рядом не оказалось. Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает, а? - Глядя на огонь костра, он с укором покачал головой.
Джози сжала его ладонь.
- Вы это сделали не нарочно. И я уверена, отец тоже не отделялся от вас преднамеренно. Горе очень меняет людей.
Лунный свет тоже меняет людей, подумал Льюк. Что со мной происходит, что заставляет меня так распускать язык?
- Простите, я не хотел изливать на вас свои переживания, у вас же отпуск, в конце концов. Поговорим о чем‑нибудь более приятном.
- А вы и не изливаете. Я чувствую с вами какую‑то… - (Боже, что сказать: связь? Близость? Не годится. Сочувствую, тронута? Подумает, что я тронутая вообще.) - Льюк, я хочу вас узнать поближе, - пробормотала Джози.
Он взглянул на нее вспыхнувшими глазами; от его взгляда внутри у нее потеплело, словно от глотка черного кофе. Да, обаятельный. Судя по его горящим глазам, это слово не нужно было произносить вслух, он его уже прочитал и даже послал ей мысленно такое же слово в ответ.
Щеки Джози запылали; осознав, что он все еще держит ее руку в своей, она, перестав дышать, стала гладить его запястье своим пальцем.
- А я уже начал узнавать вас получше, - сказал он низким, хрипловатым голосом, наклонившись к ее лицу.