Констанция примерила кольцо и улыбнулась. Даже на указательном пальце оно не держалось, было слишком велико.
- Спасибо тебе, Филипп, я что-нибудь придумаю, ведь это твой подарок.
- Должен же был я отблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь, - Филипп сказал совсем не то, что хотел.
Но Констанция поняла его истинные мысли и прикоснулась к его руке.
- Ты не сердишься на меня? - спросил Филипп.
- Что ты, мне никто еще не делал таких подарков.
- Извини, Констанция, что оно не пришлось тебе впору, ведь я даже не держал твою руку в своей.
- Теперь можешь, - Констанция вложила свою ладонь в пальцы Филиппа. - Пойдем отсюда, вдруг кто-нибудь увидит. А насчет кольца… Во-первых, оно мне велико, а во-вторых, я все равно не могу его надеть.
- Почему?
- Кто-нибудь из кузенов или дядя Гильом спросят у меня, откуда я его взяла. И что я им отвечу?
- Об этом я тоже не подумал, - пожал плечами Филипп.
- Пойдем, пойдем, я покажу, где приготовила для него место, - и Констанция повела Филиппа по крутому склону к зарослям кустарника.
Она раздвинула ветки, и молодые люди оказались в каком-то подобии не то дома, не то шалаша. Здесь лежал ствол старого поваленного дерева, его ветви были аккуратно обрезаны. Вокруг небольшой поляны возвышалась непроходимая стена кустов, а над стволом поваленного дерева был сооружен навес из сухих веток и
Сена.
- Это укромное место, - сказала Констанция. - Когда я хочу побыть одна, совсем одна, - добавила девушка, - прихожу сюда. Никто не может меня найти, никто из кузенов не знает о нем. Все они ищут меня у ручья, а я сижу здесь.
Филипп осмотрел убежище Констанции. Здесь, на высохшем суку дерева были навязаны разноцветные ленточки, в развилке сучьев поблескивал осколок зеркала.
- Ну что, нравится? - спросила Констанция. - Можешь считать это моим домом.
Она сняла слишком большое для ее руки кольцо и повесила его на сухой сучок поваленного дерева рядом с пестрыми ленточками.
- Оно будет здесь, и я буду навещать его, приходить и надевать на палец, - склонив голову, сказала Констанция.
- А ты не боишься, что его украдут птицы? - испугался за судьбу своего подарка Филипп. Констанция пожала плечами.
- Они меня любят, зачем им красть мое кольцо? А если возьмут, я попрошу, и они вернут его обратно.
Юноша не мог понять, шутит девушка или говорит серьезно. Глядя на Констанцию, он мог поверить во все что угодно, даже в то, что птицы слушают ее приказания. Он и сам сейчас был готов выполнить любую ее прихоть.
- И не бойся, - засмеялась Констанция, - никто его здесь не украдет - ни птицы, ни люди. Только я одна, а теперь и ты знаем об этом укромном месте. Посмотри, как отсюда чудесно виден ручей, - она раздвинула руками кусты и перед
Филиппом открылась великолепная картина - бурлящий поток и плоский камень, который вода огибает двумя рукавами.
Первая радость встречи прошла и Констанция посмотрела на Филиппа немного другими глазами. Только теперь она заметила, что парень немного грустен.
- Я знаю, ты меня ненавидишь, - сказала Констанция.
- Я ненавижу?! - изумился Филипп. - Да я… я… - и он осекся.
- Конечно, ненавидишь, ведь я одна из Реньяров. Ты не можешь поступать иначе, я знаю, твоя мать обвинила моих кузенов и дядю в том, что это они убили твоего отца. Это правда? - спросила она Филиппа.
- Да, я видел это собственными глазами, - полуприкрыв веки, ответил Филипп. - И ты видела это, только была слишком мала. Тебя вез на лошади кто-то из братьев, а ты вырвалась и побежала. А мы с отцом, спрятавшись, хотели переждать, пока проедут твой дядя и кузены, потому что мы находились на вашей земле. Но ты так плакала и отчаянно кричала"Пусти!", что я не выдержал и выбежал на дорогу, - Филипп бессильно опустил голову. - Я каждый день не устаю корить себя за тот
Злосчастный поступок.
- Не надо, - сказала Констанция и положила свою теплую ладонь на продрогшее плечо Филиппа. - Не надо, прошлое не вернешь. Я верю тебе, если ты можешь сказать мне в лицо, что мои родственники убили твоего отца. Но я одна из них, - горестно сказала Констанция, - видишь, я даже была вместе с ними.
- Я выбежал потому, - закрыв глаза, сказал Филипп, - что ты показалась мне другой. Даже маленькой девочкой ты не была похожа ни на одного из них.
- Это ты все придумал себе сейчас.
- Нет! - воскликнул Филипп. - Я каждый день возвращаюсь в прошлое, вновь и вновь переживаю, измеряю каждый свой шаг и вижу тебя. Да, теперь я точно знаю - это была ты. На тебе было дорогое нарядное платье, а в руках ты сжимала куклу.
- Куклу… - задумалась Констанция, - значит это была я. Эта кукла до сих пор хранится у меня, временами я люблю брать ее на руки и разговаривать. Мне кажется, она знает какую - то тайну, но не может открыть ее мне.
- Так значит это точно была ты, Констанция. Сколько же лет мы знаем друг друга? Почти всю нашу жизнь, а встретились только теперь.
- Это странно звучит, - задумалась девушка, - знать всю жизнь, а встретиться только теперь. Наверное, мы что-то путаем.
- Но почему я сразу вздрогнул, увидев тебя? Констанция улыбнулась.
- Иногда это случается и по другому поводу.
- По какому же?
- Ну, знаешь… - замялась девушка, - бывает, иногда озноб пронижет тебя, а вдруг бросит в жар… Всякое бывает.
- А ты? Что ты почувствовала, Констанция, когда впервые увидела меня? Констанция засмеялась.
- Ты был такой мокрый и несчастный, что ничего кроме жалости испытывать к тебе было невозможно.
- Ах, да, ты назвала меня мокрым нахохлившимся воробьем.
- Да-да, именно, воробьем. Ты сегодня был похож на него.
- Ты пришла сюда, потому что хотела увидеть меня? - с надеждой спросил Филипп Абинье.
- Да, я все эти дни только и думала о тебе.
- И я, - воскликнул Филипп и сжал пальцы Констанции, - я тоже думал о тебе. Я вспоминал ту нашу встречу.
Может быть, они еще долго сидели бы, глядя в глаза друг другу, но их разговору суждено было прерваться. Огромная форель, выскочив из воды у самого камня, с шумом упала в воду.
- О, какая огромная! - воскликнул Филипп.
- Ты хотел бы, наверное, такую изловить? А зачем тебе нужна рыба? - спросила Констанция.
Абинье напрягся и мрачная тень пробежала по его открытому лицу.
- Знаешь, Констанция, моей матери было очень плохо. Она все время вспоминает отца, а тот иногда вместе со мной ходил на ручей ловить форель и приносил ей. Представляешь, она по несколько дней может ничего не есть. Слава богу, сейчас ей стало лучше, она буквально ожила, изменилась на глазах. Она даже начала шутить.
- Я понимаю тебя. Но, к сожалению, я не помню свою мать, не помню и отца.
- Это так тяжело, - Филипп погладил Констанцию, как маленькую девочку, по волосам.
Вдруг она напряглась и вскочила на ноги.
- Что? Что-то случилось? Я что-то сделал не так, Констанция?
- Нет, ты все делаешь правильно. Но, знаешь, ведь меня могут хватиться, я ушла из дому, не предупредив старого Гильома Реньяра.
Услышав это имя, Филипп Абинье вздрогнул.
- Не произноси при мне это имя.
- Извини, извини, Филипп, я не хотела. Я буду для тебя просто Констанцией. Я должна бежать. Видишь, солнце стоит уже высоко. Я думаю, что и тебе уже пора.
- Да, мне тоже пора. Я сказал матери, что еду в церковь.
- И она тебе поверила?
Филипп пожал плечами, не зная, что ответить девушке.
- Мать всегда чувствует, о чем я думаю. Она даже умеет угадывать мои самые сокровенные мысли.
- Тебе хорошо. Пойдем же, пойдем отсюда скорее. Надо отсюда спешить. Не дай Бог, меня хватятся, и братья приедут к ручью и увидят тебя, Филипп.
- Я их не боюсь, - грозно сказал Филипп. Констанция привстала на цыпочки, обвила его шею руками и нежно поцеловала в губы.
Филипп вздрогнул. Это было так неожиданно и так приятно, что его сердце бешено заколотилось в груди. Он хотел удержать Констанцию, хотел прижать к себе, но она выскользнула из его рук, как выскальзывает форель из пальцев неумелого рыбака.
- Ты придешь сюда еще? - крикнул ей вслед Филипп.
- Да! Да, обязательно приду.
- Когда?
Девушка приостановилась, обернулась и посмотрела на Филиппа.
- Обязательно приду.
А Филипп еще ощущал на губах ее влажный поцелуй. Это было ни на что не похожее ощущение, странное и радостное. Ему, конечно же, и раньше доводилось целоваться с девушками, целоваться с сестрой, с матерью. Но этот поцелуй был совсем иным. В нем было столько чувств, что все существо Филиппа буквально запело от радости. И чтобы хоть как - то успокоить себя, он сбежал к ручью и, зачерпнув в пригоршни воду, плеснул себе в лицо, а затем радостно отряхнувшись, направился к тому месту, где была оставлена лошадь.
- Ну что, ты меня ждешь?
Лошадь закивала головой, застригла ушами, застучала копытом о землю и потянулась своими мягкими и влажными губами к рукам Филиппа.
- Нет, ты не умеешь целоваться, - сказал Филипп, поглаживая гриву коня, - да, тебе это и ни к чему.
И он сам поцеловал свою лошадь в белую звездочку на лбу.
- Поехали, поехали скорее, нас уже ждут. Он под уздцы вывел лошадь, вскочил в седло и, натянув поводья, пустил ее вскачь.
Он жадно вдыхал сырой воздух, ветер трепал его волосы. Филипп ликовал, чувство счастья переполняло его, как терпкое вино переполняет драгоценный бокал."Скорее, скорее, я скажу Марселю, что его подарок пришелся кстати, я думаю он обрадуется. Жаль, конечно, что он не видел, как загорелись глаза Констанции, когда она примеряла его перстень. Но кто же мог подумать, что у Констанции такая хрупкая миниатюрная рука, что даже на указательный палец этот перстень оказался велик. Да к тому же и выбора у меня не было. А вот Лилиан, едва увидит мое
Лицо, сразу же догадается, где я был. А если мать спросит, кого я видел в церкви, что мне сказать?"
И Филипп судорожно принялся придумывать ответ, но потом бросил эту глупую затею и махнул на все рукой.
- А, будь что будет, - громко выкрикнул он, и его крик разлетелся над сжатыми полями.
Он еще сильнее пришпорил коня, хотя тот и так уж мчался во весь опор. А Филиппу хотелось мчаться еще быстрее, ему хотелось лететь над землей стремительно, как птица.
- Констанция, Констанция, - отбивали копыта дробь. - Констанция, Констанция, - стучало в голове. - Констанция, Констанция, - вторило сердце Филиппа.
Едва конь взлетел на холм, Филипп придержал его. Дом Абинье показался Филиппу странным. Что-то было не так, но что, он еще не мог понять.
Все двери и окна были распахнуты, а у крыльца стояла карета, запряженная четверкой лошадей, которую он не мог видеть с вершины холма.
- Вперед! - крикнул Филипп и сжал бока лошади. Чем ближе было к дому, тем сильнее сжималось сердце Филиппа в предчувствии беды.
ГЛАВА 10
Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Филипп Абинье въехал в ворота и оказался во дворе своего дома. Как по мановению волшебной палочки у него за спиной возникло два всадника и, обернувшись, Филипп увидел, что прямо ему в
Грудь нацелены стволы пистолетов.
А вот и хозяин приехал, - сказал офицер, глядя на то, как солдаты вытряхивают из большого сундука вещи.
Мать и сестра стояли у двери, прижавшись друг к другу.
- Что вы делаете? Зачем? Здесь никого нет, мы одни! - громко восклицала мадам Абинье. - Мы абсолютно одни!
- Слезай с лошади, - не обращая внимания на крики женщины, приказал офицер.
Филипп спешился и, бросив поводья, хотел подойти к матери, но офицер выхватил пистолет и сказал:
- Стой на месте и не двигайся, а не то я продырявлю твою
Голову!
- Господин офицер, мой сын ничего не знает, он ни при чем!
- А кто знает? - рявкнул офицер, и его лицо налилось злостью.
Лилиан дрожала, молитвенно сложив перед грудью руки.А мадам Абинье, казалось, абсолютно не боится солдат.
- Я уже вам десятый раз говорю, что у меня в доме нет никаких разбойников, нет мятежников! Вам незачем рыться в вещах и выбрасывать их на улицу!
Но солдаты не обращали на крики никакого внимания. Они поглядывали на своего офицера, а тот, махнув рукой, бросил:
- Продолжайте обыск!
Он был абсолютно уверен, что мятежник, которого они ищут, находится где-то в доме, ведь ему некуда податься в этих краях, кроме как к сестре.
Филипп стоял, опустив руки, и угрюмо смотрел на все происходящее.
Солдаты привычно занимались своим делом. В их действиях не было ни злости, ни радости, они особенно не усердствовали, но пытались делать вид, что старательно выполняют приказание офицера.
Филипп, повернув голову, покосился и посмотрел на карету, запряженную четверкой лошадей, и увидел крючковатый профиль. Это был судья Молербо, который в свое время вел дело об убийстве его отца Роберта Абинье. И Реньяры были оправданы. Неизвестно, каким способом им удалось оправдаться: может быть, подкупом, может быть, посулами, а может быть угрозами. Но это не меняло дело. Филипп Абинье все равно презирал судью Молербо.
Тот мизинцем опустил штору, и она скрыла его."Так вот кто это все затеял!" - подумал Филипп. Наконец, все солдаты собрались во дворе. Офицер постучал пальцем. Дверь кареты приоткрылась.
- Господин судья, мы никого не нашли.
- Плохо искали! - рявкнул судья Молербо и захлопнул дверь.
Офицер вновь открыл дверь кареты.
- А может быть, его кто-нибудь предупредил и он опять убежал? Этот Марсель изрядная бестия и поймать его будет не так-то просто.
- Да, я знаю, я уже целый месяц за ним охочусь, - он крючком согнул указательный палец и поманил Филиппа к карете.
Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока ствол пистолета не подтолкнул его в спину.
Голос судьи разительно изменился, он стал елейным и даже немного заискивающим:
- Садись, садись в карету, мы с тобой немного прокатимся.
Филипп посмотрел на мать, на сестру, не решаясь ступить на подножку кареты.
- Оставьте моего сына в покое! Что он вам сделал? Он ничего не знает, ничего, он еще очень молод!
- Не беспокойтесь, мадам, - ласково сказал судья Молербо, - я не причиню зла вашему ребенку, тем более, он и мне очень нравится. Садись!
Филиппа больно задело слово"ребенок", ведь он считал себя настоящим мужчиной.
Да он и был таким. Все хозяйство держалось на его плечах, и семья Абинье не разорилась только благодаря стараниям Филиппа.
Он сел в карету, стараясь держаться независимо и гордо. Судья дал указание, кучер натянул вожжи и карета, плавно покачиваясь на рессорах, выехала со двора. Отряд солдат во главе с офицером сопровождал карету.
- Верните, верните мне моего сына! - слышался крик мадам Абинье.
Но никто не обращал внимания на стенания пожилой женщины. Судья Молербо недовольно поморщился. Он поправил свой аккуратно завитой парик и почесав ука -
Зательным пальцем нос, подмигнул Филиппу так, словно они были давними друзьями и их связывала какая-то тайна.
- Ты смелый и честный парень, мне очень нравится твое открытое лицо и думаю, ты поможешь правосудию.
Филипп почувствовал, как по спине двумя струйками побежал холодный пот, но его лицо осталось непроницаемым.
Он прекрасно знал, о чем сейчас попросит судья.Но разговор повернулся совершенно в другое русло.
- Говорят, Филипп, Реньяры никому не дают покоя. Я вспоминаю то дело и теперь, честно тебе признаюсь, сожалею, что оправдал тех головорезов.
- Да, да, господин судья, от них буквально нет житья. Они досаждают всем, третируют всю округу, выгоняют людей из их домов, забирают скот. А у одного арендатора забрали урожай.
- Какие мерзавцы! - улыбнулся судья Молербо. Филипп разговорился, а этого судье только и надо было.
- Так ты говоришь, они совсем бесчинствуют и распустили руки?
- Да, господин судья.
- Поговаривают, что они не лояльны к королю?
- Вот этого я не могу вам сказать, господин судья, я сам с ними не встречаюсь, поэтому не могу ответить на ваш вопрос.
И тут Филипп спохватился, вспомнив, что Констанция тоже принадлежит к роду Реньяров и если судья расправится с Реньярами, то пострадает и его возлюбленная.
- Ты о чем-то задумался, Филипп? - усмехнулся судья. - Может быть, ты знаешь больше, чем я, но боишься говорить? Так смею тебя заверить, не стоит никого бояться, ведь закон будет на нашей стороне. И у нас хватит сил, чтобы расправиться с любым, кто посягнет на твою независимость.
- Господин судья, но я ничем не могу вам помочь, хотя я был бы очень вам благодарен, если бы вы избавили всех окрестных жителей от бесчинств Реньяров.
- Что ж, я могу сделать это, - он обернулся и посмотрел на солдат, которые, растянувшись по дороге, ехали за его каретой. - Но мне нужна и твоя помощь, Филипп, только ты можешь мне помочь.
- Чем? - воскликнул Филипп Абинье.
- Тем, что так сильно ненавидишь Реньяров. Мы уже давно ищем одного человека, думаю, тебе известно его имя - Марсель Бланше.
- Да, господин судья, это наш родственник.
- Кажется, он приходится тебе дядей, - показал свою осведомленность судья, - правда, по линии матери.
- Да, вы правы, господин судья, но я его не видел уже очень давно, - Филипп соврал с абсолютно спокойным лицом.
- Ты говоришь, давно, это сколько - день, два, неделя?
- Нет, господин судья, очень давно.
- Сколько же это - давно?
- Несколько лет, господин судья, по-моему, года четыре.
- Ты говоришь, парень, четыре года? Это очень большой срок. А вот мне донесли, что он сейчас находится в этих краях, что он ранен и только чудом ушел от погони.
- Не знаю, господин судья, но если вы думаете, что мой родственник может быть не лояльным по отношению к нашему королю, то вы ошибаетесь.
- Вот об этом, парень, лучше судить мне, а не тебе, - лицо судьи сразу же сделалось злым и строгим, а Филипп мгновенно пожалел, что был откровенен с этим человеком. - Если Марсель Бланше еще не появился в этих краях и не был в вашем
Доме, то я уверен, что он в ближайшем времени объявится. Я точно знаю, что ему не удалось покинуть Францию. И я с удовольствием помог бы тебе, Филипп, расправиться с Реньярами, ведь это твоя заветная мечта, я вижу по глазам.
Филипп кивнул.
- Но ты для этого тоже должен кое-что сделать.
- Что же я должен сделать?
- Когда мятежник и изменник короля Марсель Бланше появится в вашем доме, ты должен всего лишь сообщить об этом мне и постараться задержать его до прибытия солдат. Ты согласен?
Филипп вздрогнул и прижался спиной к подушке.
- Господин судья, я не смогу это сделать.
- Ну что ж, ты вправе поступать так, как считаешь нужным, но тогда и я не стану помогать тебе и в конце концов, Реньяры прикончат ваш род. Вернее, не захочу, как ты не захотел помочь мне.
Филипп молчал.