- Ты что, бредишь?! Тебе почудилось, напился, так спал бы, - Виктор попытался вновь положить голову на руки.
- Да нет же, я тебе точно говорю! - по-пьяному настойчиво уговаривал Виктора собутыльник. - Они целуются, я это сам видел.
Еще в то, что кто-то захотел забраться в спальню к Констанции Виктор мог поверить, но в то, что его кузина могла с кем-то целоваться, было совсем невероятно.
Виктор решил наказать нахала, отважившегося разбудить его.
- Мерзавец, если ты ошибся, я вылью тебе в горло полбочки вина, и ты захлебнешься.
- Да точно, Виктор, ведь я же трезв, - еле стоя на ногах, шептал бандит.
Виктор вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок.
- Пошли! - махнул он рукой.
Стараясь не шуметь, мужчины вышли на крыльцо. Сперва Виктор протер глаза, не желая верить увиденному, и тут же мгновенно отрезвел.
- Я же тебе говорил! - прошептал бандит и схватился за перила.
- Заткнись! - зло прошептал Виктор. Но даже это резкое слово не согнало с губ бандита довольной улыбки.
- Буди людей, - взял за шиворот своего собутыльника Виктор и пристально заглянул ему в глаза, - только тихо.
Хмель и с того как рукой сняло. Он понял, что дело принимает серьезный оборот и стал красться в дом.
Виктор, держась в тени деревьев, стараясь не попадать в пятна лунного света, двинулся вокруг дома. Когда он выбрался к углу, то увидел на крыльце несколько своих людей, притаившихся за балюстрадой."Ну все, можно начинать".Виктор резко рванулся из-за угла и прижал ствол пистолета к спине Филиппа Абинье.
- Ну что, парень, - зло проговорил он.
- Виктор, не стреляй! - с мольбой в голосе проговорила Констанция.
Филипп Абинье понял, что деваться некуда.
- Слезай! - приказал ему Виктор. Тут же подбежали осмелевшие приспешники, заломили Филиппу Абинье руки и оттащили его от окна. Констанция испуганно кричала:
- Пустите его! Пустите, он ни в чем не виноват!
- Уйди! - мрачно сказал Виктор и захлопнул ставни.
- Кто это такой, посвети ему в лицо! - обратился он к одному из бандитов.
Но ему показалось, что тот действует слишком медленно. Он схватил фонарь сам и направил желтый свет в лицо Филиппу.Радостная улыбка появилась на лице Виктора Реньяра.
- О, да это сам Филипп Абинье решил наведаться к нам в гости! Но, наверное, он заблудился где-то по дороге и поэтому приехал так поздно. Наверное, ты хотел встретиться со мной, но перепутал окна и попал к моей кузине?
Наемники громко хохотали, глядя на беспомощного Филиппа. А что он мог сделать против дюжины вооруженных людей? Тем более, его руки были связаны за спиной. Дерзить Виктору он тоже не хотел, потому что чувствовал себя виноватым из-за того, что проник тайком в дом своих врагов и не имел права рассчитывать на пощаду. Он сам знал, на что шел, направляясь к Констанции.
- Что тебе, Филипп, понравится больше, выбирай - или я пущу тебе пулю в лоб или вздерну на этом клене?
- Не надо… - единственное, что смог сказать Филипп.
- Ах, ты боишься умереть, боишься смерти?
- Нет, не боюсь! - громко сказал Филипп Абинье, он не столько боялся за себя и свою жизнь, сколько за Констанцию. Он понимал, что она сейчас, прильнув к щели ставни, следит за всем, что происходит во дворе, слышит каждое слово.
- Так ты, значит, не боишься смерти?
- Нет, не боюсь, Виктор.
- Хотя, к чему мне спешить? - задумался Виктор и, откинув со лба мокрые пряди спутанных волос, потряс головой. - Освобождать тебя никто не приедет, а расправиться с тобой я смогу завтра, тем более, мне очень хочется посмотреть, как ты будешь корчиться, как еще на одного врага нашего рода станет меньше. Твоя мамочка, наверное, будет убиваться и горько рыдать и вновь начнет обвинять
Нас, что мы снова убили кого-то из Абинье, причем абсолютно невиновного, - фиглярствуя, заговорил Виктор.
Хмель понемногу возвращался к нему и туманил взор.
- И все будут говорить, что мы тебя убили на твоей земле, ворвались в твой дом, а ты, Филипп, ни о чем не подозревал, вел себя мирно… И надо же было такому случиться! Какие эти Реньяры кровожадные мерзавцы! Как им нравится убивать невинных людей! Это они по ночам лезут в чужие дома, зарятся на чужое добро, крадут, сбивают с истинного пути чужих девушек…
- Хватит! - сказал Филипп.
- Ах, тебе не нравится такой разговор! Ну конечно же, ты честный человек, а я, - Виктор ткнул себя пистолетом в грудь, - вор, мошенник и мой дядя - мятежник, которого разыскивают по всей округе королевские солдаты и сам судья Молербо. Заприте этого вора и мерзавца в сарай!
Двое бандитов схватили Филиппа и волоком потащили к пристройке с зарешеченными окнами. Один из бандитов открыл тяжелую дверь, а второй пинком втолкнул в темную сырую комнатенку пленника. С писком разбежались крысы, и Филипп упал на мокрую истлевшую солому."Как же я так оплошал! - подумал Филипп. - Да и мать с сестрой будут волноваться, не будут всю ночь спать, а будут думать, куда же я запропастился. А Марсель, чего доброго, возьмет свою кожаную сумку с пистолетами и отправится на поиски. И если он погибнет, я этого себе никогда не прощу!"
Филипп прислонился к шершавой скользкой стене, проклиная то мгновение, когда ему пришла в голову мысль поехать к дому Реньяров."Каково же сейчас Констанции? - подумал Филипп и тут же в голосе мелькнула другая мысль. - Мой конь, он скорее всего вернется домой и будет жалобно ржать посреди двора. Мать, сестра и Марсель выйдут во двор, увидят его и испугаются. Ужасно! Я попал в страшный переплет и навряд ли смогу из него выбраться, навряд ли мне кто-нибудь поможет".
Филипп смотрел на мокрые прутья решетки и пытался развязать сыромятные ремни, которые стягивали его запястья. Но те еще больнее впивались в его кожу, и Филипп бросил это бессмысленное занятие.
Филипп Абинье затих, смирившись со своим положением.А мерзкие крысы совсем обнаглели. Они совершенно спокойно сновали у его ног, поблескивая глазами. Он слышал их писк, ощущал прикосновение их когтистых лапок. Одна из крыс, осмелев, принялась грызть его сапог.
И тогда Филипп яростно ударил ногой. Мерзкое животное шмякнулось о стену, истошно запищало и по углам сразу же раздался омерзительный шорох, от которого даже волосы зашевелились на голове у Филиппа.
- Да эти твари меня к утру могут сожрать! И он, опираясь спиной о скользкую стену, поднялся на ноги, подошел к маленькому, забранному решеткой
Окну и стал пристально смотреть на одинокую, едва различимую звездочку. Она то исчезала, прячась в белесых ватных облаках, то вновь вспыхивала, как бы даря пленнику луч надежды и говоря:"Не все так плохо, как ты думаешь, парень".
И от этого мерцающего света, единственного среди кромешной тьмы, Филиппу становилось легче, будто он был путешественником, а эта звезда подсказывала ему путь, выводя на верную дорогу. Он слышал, как где-то рядом, за стеной, грызутся огромные псы, сражаясь за кость, слышал, как тревожно ржут лошади, как ветер,
Вдруг налетевший неизвестно откуда, хлопает ставнями и воет в ветвях облетевшего клена, на котором, возможно, завтра поутру он будет висеть как маятник остановившихся часов.
ГЛАВА 11
Старый Гильом Реньяр слышал шум во дворе своего дома. Но он никак не мог понять, что там происходит. До него долетали обрывки фраз, хохот, пьяные выкрики.
Он набрал полную грудь воздуха и позвал слугу. Но тот куда-то запропастился и долго не появлялся. Реньяр вновь закричал - и вновь никто не появился. Тогда старик схватил крючковатую палку и принялся колотить ею по столу. Посуда, стоящая на столе, дребезжала, подскакивала, чашка с отваром из трав опрокинулась, и старик смотрел, как ручеек стекает со стола и капли падают на пол.
- Дьявол! Куда эти все бездельники и мерзавцы подевались? Так можно умереть и никто не услышит.
И он бросил свою толстую крючковатую палку в дверь. Раздался грохот, дверь немного приоткрылась, и Гильом закричал из последних сил:
- Ко мне! Ко мне, мерзавцы! Всех накажу, головы поснимаю с плеч!
В дверном проеме появился заспанный слуга. Его лицо было перекошено от страха, а свеча в руке дрожала. Огонек колебался, отбрасывая причудливые тени на стены.
- Ты что, оглох, мерзавец?
Старик неистовствовал. В уголках рта появилась пена. Волосы старого Реньяра были всклокочены, седые пряди растрепались, и весь его вид был ужасен. Он с трудом приподнялся, подсунув подушку под спину, и уселся на кровати. Он напоминал хищную птицу, готовую броситься на добычу.
Но слуга прекрасно понимал, старик беспомощен.
- Слушаю вас, господин, что случилось?
- Что за шум во дворе моего дома?
- Шум? Какой шум? - пьяный слуга недоуменно осмотрелся по сторонам.
- Ты что, мерзавец, не слыхал, как во дворе кричали? Так ты бережешь мое добро? Быстро позови ко мне кого-нибудь из сыновей!
Слуга послушно закивал, оставил огарок свечи на столике у кровати старика и бросился выполнять приказание. Он спустился в комнату на первом этаже, где спал Жак и принялся опасливо тормошить молодого господина.
- Тебе чего? - взревел Жак, протирая заспанные глаза и с трудом поднимая отяжелевшие от вина веки.
- Отец зовет.
- Черт побери, что ему понадобилось среди ночи! Ведь я к нему заходил вечером.
- Не знаю, не знаю, господин, я не виноват, он совсем разбушевался. Злится, кричит…
- Ладно, сейчас поднимусь. Жак накинул на плечи халат и чертыхаясь, нещадно бранясь, поднялся в комнату старика.
Тот сразу же принялся грозить своему сыну пальцем.
- Что за шум был во дворе?
- А-а, - заулыбался Жак, - я хотел тебе сказать, но подумал, что ты спишь и решил не беспокоить до утра.
- Да я вообще не могу уснуть, когда кто-нибудь кричит, а в последнее время в моем доме только и слышны пьяные крики и брань. Пользуетесь, что я не могу до вас добраться.
- Успокойся, отец, - сказал Жак и сел на край кровати.
- Ну так что там, рассказывай поскорее! Жак засмеялся. Ведь он прекрасно знал, как старый Реньяр относится к Констанции. И Жак понимал, что если он обо всем расскажет, может начаться скандал, который не кончится до утра и уже никто тогда в этом доме не сможет уснуть. Ведь Жак прекрасно знал неистовый нрав своего отца.
- Ну, так что там? Говори быстрее, что ты тянешь!
- Как бы тебе сказать, отец, помягче, чтобы не обидеть… - начал Жак.
Но старик схватил его за рукав и дернул.
- Говори как есть, ничего не скрывай! Что-нибудь с Констанцией?
- Да, отец, с Констанцией.
- Так что же ты молчишь, ей плохо, что-нибудь случилось?
- Да нет, ей хорошо, она у себя в комнате.
- Тогда в чем дело?
- У нее появился кавалер.
- Что? - взревел старик, брызгая слюной. - И кто же он?
- Если я тебе скажу, ты, наверное, будешь злиться.
- Говори! Говори! - рявкнул старик.
- Это Филипп Абинье.
- Что? - как бы не поверив своим ушам, переспросил старый Реньяр.
- Филипп Абинье, отец.
- Так ведь он еще мальчишка!
- Да не, отец, ты просто давно его видел.
- Где он?
- Мы связали его и бросили в пристройку.
- А что Констанция?
- Так я же тебе говорю, отец, она сидит в своей комнате и рыдает.
- Рыдает? Это еще почему?
- Мы поймали Абинье, когда он лез к ней в окно.
- Как он посмел пробраться в мой дом?
- Да, отец, в смелости ему не откажешь. Я давно подозревал, что с Констанцией что - то не так. И вот сейчас мы смогли убедиться.
- Мне кажется, Жак, ты что-то врешь и не договариваешь. Быть может, он просто хотел пробраться в наш дом и убить меня?
- Да нет, отец, он лез в окно Констанции, она сама подняла раму.
- Я тебе не верю, - пробурчал Гильом Реньяр, - позови Констанцию, я хочу поговорить с ней, ведь она мне никогда не станет врать.
- Как хочешь, отец, - сказал Жак и поднялся с кровати.
Но старый Гильом его остановил.
- Жак, не надо беспокоить Констанцию, завтра утром во всем разберемся, пусть спит. Жак пожал плечами и застыл в двери.
- Иди, иди, я хочу отдохнуть, - махнул рукой отец. И Жаку ничего не оставалось, как покинуть комнату отца. Он спустился вниз, сопровождаемый слугой, и увидел Клода, который тут же поднялся от стола и направился к брату.
- Чего он тебя вызывал?
- Да ну его, - махнул рукой Жак, - спрашивал, что случилось, кого поймали…
- И что ты ему сказал?
- Я сказал все как было.
- А он?
- Разозлился. Он не поверил ни единому моему слову, ведь он свято верит, что Констанция честна и невинна.
- А разве ты, Жак, в это не веришь? - Клод усмехнулся.
- Я теперь ничего не понимаю. В нашем доме в последнее время творится такое… Я разобраться во всем этом не в силах.
- Да-да, - закивал головой Клод, - просто ужас!
- Ладно, пошли спать, утром разберемся. И братья разошлись по своим комнатам. А слуга еще долго стоял, держа в руках свечу. Воск медленно оплывал, а слуга прислушивался к звукам, наполнявшим дом.
Хозяин уже перебил ему сон, и слуга понимал, что не сможет уже уснуть до рассвета.
Констанция была не в себе. Мысли путались. Она задавала себя вопросы, но не находила ответов.
- Что делать? Что делать? - шептала девушка, теребя подол платья. - Как помочь Филиппу? Что сказать Виктору, чтобы он отменил свой страшный приказ? Ведь он такой жестокий, что ему ничего не стоит убить Филиппа. Может, поговорить с Гильомом начистоту, объяснить, что Филипп ни в чем не виноват, что это я по -
Звала его? И может быть, тогда братья отпустят возлюбленного?
Минута проходила за минутой, но Констанция продолжала неподвижно сидеть, не в силах принять какое-либо решение. Ей хотелось броситься в комнату к Гильо-му, упасть перед ним на коленях, выпросить прощение для своего Филиппа.
Но она чувствовала, что сейчас в доме власть постепенно переходит в руки Виктора, и старый Гильом Реньяр уже бессилен что-либо изменить.
А еще ей хотелось броситься к окошку темницы, в которой томился Филипп, броситься и признаться ему в любви, утешить, успокоить, сказать, что она помнит о нем. Но эти желания были противоположными, и девушка была не в состоянии решить, куда же бежать сразу. Поэтому она и сидела неподвижно, глядя на свою тень на шершавой белой стене.
- Как все плохо! Я даже не думала, что такое может случиться! А что если поговорить с Клодом и Жаком, ведь они не такие бессердечные, как Виктор? Может быть, они меня поймут, поддержат, уговорят Виктора не убивать Филиппа? Нет, они не пойдут наперекор старшему брату и разговаривать с ними бесполезно. Они, конечно, посочувствуют мне, а скорее всего, просто посмеются и будут рады
Расправиться со своим заклятым врагом Филиппом Абинье, хотя он-то сам ни в чем не виноват. Ведь это же Реньяры убили его отца, а не Филипп Абинье убил кого-то из Реньяров! Надо дождаться рассвета, может быть, придет какая-нибудь спа -
Сительная мысль, и я найду выход и избавлю Филиппа от заточения. Хотя выхода, скорее всего, нет. Виктор жесток, и его сердце не знает пощады.
По щекам девушки потекли слезы. Но ее никто не видел, и она даже не обращала на них внимания. Слезы капали ей на руки, и она неподвижно сидела, шепча имя своего возлюбленного и произнося один и тот же вопрос:
- Филипп, Филипп, что мне делать? Что? Что? Подскажи.
Возможно, она так и просидела бы до самого рассвета, если бы не налетел ветер и с грохотом не ударил ставни о стены. Этот резкий звук, похожий на выстрел, привел Констанцию в чувство. Она вздрогнула, вскочила на ноги и заметалась по комнате.А потом решилась. Она подбежала к окну и подняла раму. На
Улице выл ветер и хлестал дождь."Как же ему там холодно и страшно!" - подумала Констанция, набрасывая на плечи плащ и выбираясь через окно своей комнаты.
Она быстро перебежала двор и опустившись на колени, прильнула к маленькому зарешеченному окошку.
- Филипп! Филипп! - позвала девушка. - Это я, Констанция, отзовись!
А Филипп, казалось, только и ждал этого.
- Я здесь, я здесь, дорогая Констанция, - прошептал он, подходя к окну и привставая на цыпочки.
Он видел лицо Констанции, видел ее темные глаза, а по голосу девушки слышал, что она всхлипывает.
- Ты плачешь? - негромко спросил он.
- Нет, я уже не плачу. Почему все так получилось, Филипп? - зашептала Констанция.
- Я просто очень хотел тебя увидеть. Я думал, что тебе плохо, угрожает какая-нибудь опасность, беда - и хотел помочь.
- Филипп, не надо было приходить тебе сюда. Мои братья страшные люди, они считают, что ты их заклятый враг и могут тебя убить. Но ты не бойся, не бойся, мой дорогой, - зашептала Констанция, вцепившись руками в холодные прутья решетки, - я сделаю все, что в моих силах! Я упаду перед Виктором на колени и буду умолять, чтобы он пощадил тебя.
- Не надо, не делай этого, Констанция.
- А если Виктор не послушает, то я буду просить помощи у Гильома. Он меня любит и, может быть, не откажет, может быть, его жестокое сердце дрогнет, и он поймет наши чувства.
- Никто, Констанция, не поймет наших чувств. Ведь все твои родственники ненавидят меня и поэтому я не надеюсь на их помощь.
Если бы в темноте Филипп мог видеть, то скорее всего, он испугался бы. Лицо Констанции стало мертвенно-бледным, и она едва не лишилась чувств.
- Не говори так, Филипп! Ведь всегда надо надеяться. Бог милостив и, может быть, он пошлет нам удачу и счастье.
- Нет, Констанция, я уже ни во что не верю. Слишком много крови пролито, слишком старая и сильная вражда между твоими родственниками и моей семьей. Надеяться на счастливый исход бессмысленно. Но я хочу, чтобы ты знала…
- Что я должна знать? - прошептала девушка. Филипп тряхнул головой и жарко прошептал:
- Я хочу, чтобы ты знала - я тебя очень люблю. Сказав это, Филипп и сам удивился, с какой легкостью он произнес эти слова.
А девушка вздрогнула, будто ее руки коснулись огня.Она даже отшатнулась от решетки.
- Ты уходишь? - с горечью в голосе произнес Филипп.
- Нет, нет, но я хочу, чтобы и ты знал: я люблю тебя, Филипп, люблю. Ты для меня дороже всех!
По щекам Филиппа покатились слезы. Он не мог их вытереть, ведь его руки были связаны. Он напрягся, пытаясь освободиться от ремней, но они только глубже врезались, причиняя нестерпимую боль. Но еще большая боль была не от ремней, а от того, что он был в заточении, был лишен возможности действовать.
Но ни Филипп Абинье, ни Констанция Реньяр не видели, что за ними наблюдают. А человек, следивший за ними со второго этажа, бормотал проклятья и до хруста сжимал кулаки. Это был Виктор Реньяр. Его рука сама тянулась к пистолету, ему страстно хотелось выхватить оружие и нажать на курок, убить и
Констанцию, которая предала интересы рода Реньяров, и Филиппа Абинье, этого вечного врага, этого мерзавца, который посягнул на Констанцию.
Пожалуй, Виктор Реньяр мог бы простить Филиппу все, но только не это. А самую нестерпимую боль Виктору приносило то, что Констанция, которую так любил Гильом, безжалостно предала интересы их семьи и связалась с этим жалким и трусливым Филиппом.