Филипп Абинье то и дело терял сознание. У него перед глазами проплывала сжатая стерня, мелькали копыта лошади. Его голова словно налилась свинцом, в ушах стучала кровь, болели места ударов. Но сильнее всего ему досаждал стыд. Он не смог защитить свою возлюбленную, его как мальчишку избили у нее на глазах и при нем же его соперник Виктор объявил о предстоящей свадьбе."Лучше бы он убил меня! - подумал Филипп и тут же остановил себя. - Ты совсем не думаешь о Констанции, думаешь только о себе. Ты жив, парень, а это главное. Ты еще сумеешь постоять за нее".
Но руки были связаны ремнем, и он болтался как всеми забытая кукла, перекинутый через седло. Лошадь, не чувствуя властной руки хозяина, уже еле плелась, то и дело наклоняла голову и щипала сочную осеннюю траву. В такие минуты Филиппу казалось, что время остановилось и в мире не осталось ни единого живого человека. Лишь только он один, как вечный скиталец трясется, переброшенный через седло под вечерним небом.
Отчаяние охватило его. Его мысли вновь обратились к Констанции."Виктор говорил о предстоящей свадьбе, - и вновь злость переполнила душу Филиппа, но тут же нашлось и утешение, - Гильом Реньяр умер, значит до его похорон свадьбе не бывать. Когда в доме покойник, никто не отважится на веселье. Я вернусь за тобой!" - вновь пообещал Филипп.
Перед его глазами бежала стерня, мелькали копыта коня. Юноша уже не чувствовал собственного тела, боль притупилась, и душа юноши постепенно смирялась с унижением. Он жив, а это главное, значит, сможет отомстить Виктору за все - за смерть отца, за унижение.
Филипп напряг слух. Ему послышался далекий конский топот. Сам он в это время находился в ложбине между двух холмов и его трудно было заметить. Он собрал последние силы и громко крикнул, уже не задумываясь над тем, враг возле него или друг.
- Я здесь! - кричал Филипп. - Я здесь!
- Слава богу! - донеслось до его ушей, и Филипп попробовал повернуть голову.
Но в глазах у него сразу же потемнело, и последние силы покинули его…
Очнулся Филипп, лежа на спине под ночным небом, плотно застланным облаками. Над ним склонился его дядя Марсель Бланше.
- Ну вот, наконец-то ты и пришел в себя, Филипп. И вздумалось же тебе поехать одному!
Марсель снял со своего коня круглую деревянную фляжку, обтянутую кожей, дал Филиппу напиться вина. Живительная влага растеклась по жилам, и Филипп наконец-то поверил в то, что жив и почти спасен.Он попытался приподняться, но тут же глухо застонал.
Лежи, скоро мы поедем домой. Но согласись, Филипп, не стоило бы тебе представать в таком виде перед глазами матери.
Хорошо, я приведу себя в порядок.
- По-моему, у тебя ничего не сломано, - радостно сообщил Марсель.
Филипп наконец догадался пошевелить рукой. Пальцы слушались, правда с трудом, и каждое движение глухой болью отдавалось во всем теле.
Марсель смочил вином носовой платок и принялся промывать рану на лице племянника. Запекшаяся кровь смывалась с трудом, да и разрез был сделан острым кинжалом. Края тут же разошлись и по щеке снова потекла кровь.
- Осторожнее, Марсель, - попросил Филипп.
- Об осторожности нужно было думать раньше, - посоветовал дядя.
- Это они… - прошептал юноша.
- Конечно, - усмехнулся Марсель, - а кто же еще Реньяры. Но ты сам виноват, приятель, любовь опасная штука и часто взамен получаешь совсем не то, на что рассчитывал.
Только не читай мне нравоучений, - взмолился Филипп, садясь на землю, - я не выношу их, они хуже зубной боли.
Учить тебя уже поздно, ты все равно не сможешь выбросить из своей головы Констанцию, даже после всего того, что сотворили с тобой Реньяры. Я удивляюсь только одному - как они отпустили тебя живым.
Филипп проскрежетал зубами, это была как соль на раны.
- Он ответит мне за все!
- Ну вот, - вздохнул Марсель Бланше, - еще не хватало, чтобы ты укокошил ее кузена, и тогда люди Реньяров обязательно сожгут дом твоей матери, а меня и тебя повесят на дереве.
Лишь только сейчас Филипп осознал, какой опасности подвергает свою семью, претендуя на руку Констанции Реньяр. Ведь это в самом деле было чудом, что до сих пор никто из врагов не наведал его дом. Он, Филипп Абинье, преспокойно уезжал, оставляя двух безоружных женщин.
Но тут же Филипп вздохнул с облегчением: рядом с ним находился его дядя Марсель Бланше. Они все-таки вдвоем, и Реньярам не так-то легко будет овладеть ими.
- Ну что, ты уже можешь стоять? - поинтересовался Марсель.
Филипп поднялся на ноги и тут же чуть было не рухнул.
- Держись, - Марсель подставил ему руку, и юноша устоял.
Дядя подвел Филиппа к лошади и помог сесть в седло.
- Ну что ж, до дома ты можешь ехать как угодно, но лишь Этель завидит тебя, держись молодцом.
Уже издали Филипп в темноте различил окна своего дома. Мать и сестра не спали, два окна светились слабым светом."Это отблески очага, - догадался Филипп, - они не смыкали глаз все время, пока меня не было. Молодец, Марсель, без
Него я не знаю, сумел бы добраться до дому или нет".
Хлопнула дверь, и на крыльцо выбежала Этель. Она вглядывалась в темноту и звала:
- Филипп! Филипп!
- Я здесь, мама! - воскликнул юноша и дернул поводья.
Он летел навстречу женщине так, словно за ним гналась целая банда.
- Филипп, мальчик мой! - воскликнула мадам Абинье, обнимая сына.
Тот хоть и почувствовал от ее нежных объятий пронзительную боль, но сдержался, лишь ласково произнес:
- Извини, мама, я заставил тебя волноваться.
- О чем ты говоришь? Идем скорее в дом! Мадам Абинье понимая, что сын не хочет казаться в ее глазах слабым, тут же передала его в руки Лилиан. Та помогла брату добраться до постели. Тут-то Филипп уже не сдерживал себя. Он скрежетал зубами, стонал. Только сейчас он ощутил боль, которую должен был почувствовать, находясь на земле Реньяров.
- Ты должен уснуть, - посоветовала Лилиан.
- Легко сказать, - горько усмехнулся Филипп.
- Очень больно?
- Но все кости целы, - не очень-то радостно добавил Филипп.
- Я знаю, что тебе нужно, брат, - засуетилась Лилиан, - сейчас, подожди, - и она опрометью бросилась вниз. Вскоре девушка вернулась с чашкой горячего вина, пахнущего специями.Филипп жадно выпил напиток и тут же по его телу разлилась
Блаженная истома.
- Ты прямо колдунья, Лилиан, - похвалил он сестру, закрывая глаза.
- Если тебе еще что-нибудь нужно…
- Извини меня, сестренка, ведь я не подумал ни о тебе, ни о матери.
- Да брось ты, главное, ты жив и мы все вместе.
- Этого мало для счастья, - вздохнул Филипп.
- А ты знаешь, я только сегодня поняла, что счастлива. Я не хочу
Другой жизни. Когда мы все вместе, втроем, мы можем порадовать друг друга, например, как я сегодня. И это тоже счастье, - убежденно сказала Лилиан. - Ведь вспомни, в притче отец радовался возвращению блудного сына.
- Ну вот и дождался, - попытался улыбнуться Филипп, - я блудный сын. Недолго же я блуждал, меня изловили.
- Ты еще совсем глуп, - по праву старшей сестры сказала Лилиан.
И Филипп не стал ей возражать. Во-первых, ему уже и в самом деле захотелось спать, а во-вторых, он знал, с женщиной спорить бесполезно, пусть это даже умная Лилиан.
Но прежде чем заснуть, Филипп попросил:
- Позови, пожалуйста. Марселя, я должен с ним переговорить.Девушка пожала плечами, но просьбу брата выполнила.
Марсель сел прямо на кровать рядом с Филиппом.
- Ты хочешь, племянник, предложить мне хитроумный план, как похитить твою возлюбленную?
- Но ведь ты даже не знаешь, что случилось с ней, я же тебе не успел ничего рассказать.
- Думаешь я, Филипп, тратил время понапрасну? Я прекрасно видел, что происходит в имении Реньяров. Я сразу же отправился туда, лишь только ты не вернулся.
- Но я же не видел тебя! - изумился Филипп.
- Ты слишком доверчив, Филипп, извини, что не пришел тебе на помощь сразу. Но вдвоем мы никому ничего не смогли бы доказать.
- Так ты ехал за мной, когда я, связанный, лежал на лошади?
Марсель улыбнулся.
- Конечно же ехал.
- И не мог сразу освободить меня! - возмутился Филипп.
- А ты как думаешь? - спросил Марсель. Юноша засомневался.
- Если ты не освободил меня сразу, значит на то были свои причины.
- Ну конечно же, наконец-то до тебя дошло. Ты думаешь, Виктор просто так отпустил тебя? Он послал следом одного мерзавца, и мне пришлось немного проучить его.
- Ты убил человека Реньяра?
- Нет, я всего лишь сбросил его с лошади, связал и отправил назад к его хозяину.
- Я знал, ты не бросишь меня в беде! - воскликнул Филипп Абинье и тут же поморщился, порез на щеке вновь стал кровоточить.
- Да спи ты, - уже немного зло бросил Марсель Бланше, - тебе нужно прийти в себя.
- А Констанция, что будет с ней?
- Я тебе обещаю, Филипп, что-нибудь мы с тобой придумаем. Ведь выходило же у нас все хорошо до этого, значит, получится и потом.
Эти нехитрые слова успокоили юношу. Он безгранично верил в возможности своего дяди - мятежника.
И уже засыпая, Филипп услаждал себя радостными грезами.Он видел себя и Констанцию радостно смеющимися, идущими рука об руку по залитому солнцем лугу. За небольшой рощицей возвышалась колокольня храма, и Филипп знал, что там их ждет священник и приглашенные."Ведь благословил же нас старый Гильом, - думал Филипп Абинье, но тут же сердце юноши похолодело. - Но ведь он же убил моего отца! Как может соединиться в одном человеке проклятье и благословение? Стоит ли это благословение чего-нибудь, если оно дано убийцей?"
Это был слишком сложный вопрос для измученного разума Филиппа Абинье. Он привык мыслить куда более просто, а тем более сейчас юноша не мог рассуждать здраво. Ведь с одной стороны, он был всецело обуреваем любовью к Констанции, а с другой, ненависть к Реньярам кипела в его душе.
Ты не такая, - твердил он сам себе, имея в виду Констанцию, - ты не такая. И может быть, именно на нас с тобой лежит обязанность прекратить вражду.
Но мысли путались в голове Филиппа Абинье, сон одолевал его и наконец, бессвязно бормоча имя своей возлюбленной, он заснул.
Пробуждение было внезапным, словно кто-то толкнул его в бок. Филипп огляделся: комната пуста, окно закрыто ставнями и лишь слабый утренний свет пробивается в комнату. И тут же на него обрушились воспоминания последних дней. Снова досада обожгла сердце, и тревога наполнила душу. Он сейчас здесь, в безопасности, а Констанция, что с ней?
Филипп встал, но тут же скривился от боли.
- Нет, я пересилю тебя! - воскликнул юноша и шаг за шагом, превозмогая боль, двинулся к окну.
Распахнулись ставни, и он вдохнул свежий утренний воздух. Прохлада бодрила его и притупляла боль. Когда Лилиан вошла в комнату, она с изумлением уставилась на брата. Чего - чего, а этого она никак не ожидала: он стоял у окна и старательно делал вид, что даже не замечает ее появления."Так значит, он не так плох, как казался вчера, - подумала Лилиан, - а я-то побоялась ему сказать все, что о нем думаю".
И девушка решила восполнить вчерашний промах.
- Так ты чувствуешь себя хорошо, братец? - осведомилась она с ехидцей.
- Лучше не бывает, - процедил сквозь зубы Филипп.
- Ну так значит, мы все должны были волноваться, переживать, а ты из-за своей любви потерял голову и чуть было не погиб?
- И такое могло случиться, - резонно заметил Филипп.
- А теперь ты, конечно, обдумываешь план спасения своей возлюбленной, а она, может, и думать о тебе забыла.
- Помолчи!
- А почему, собственно, я должна молчать? Ты, Филипп, не хочешь думать ни о ком другом.
И тут юноша повернулся от окна. Их взгляды встретились - взгляды брата и сестры - и столько тоски и боли было в глазах Филиппа, что Лилиан не выдержала, расплакалась и подбежала к нему.
- Прости меня, брат, я понимаю, как тебе тяжело, но я не смогла
Сдержаться.
- Но я не виню тебя, Лилиан, и тоже прошу простить меня.
- Ты хочешь увидеть Констанцию? - спросила сестра.
Надежда загорелась в глазах Филиппа.
- А ты знаешь, как это сделать?
- Около нашего дома утром проезжал священник, и он сообщил, что старого Гильома похоронят сегодня. Говорят, Констанция очень любила его и конечно же, будет на похоронах. А никто из Реньяров не осмелится затевать ссору в святом месте, у гроба главы рода.
- Я поеду, - сказал Филипп.
- А ты уже окреп? - поинтересовалась Лилиан.
- Я должен ехать, - Филипп не стал уточнять, как себя чувствует, потому что знал, что не сможет отказаться от этой поездки.
- Я еду, - Филипп стал спешно одеваться.
- Ты успеешь в деревню, - принялась уговаривать брата Лилиан, - поешь, побудь хоть немного с матерью.
- Ей грозит беда, - Филипп взял сестру за плечи и прижал к себе, - я не имею права оставить ее одну.
- Ну что ж, - вздохнула Лилиан, - значит, поезжай. Только что я скажу матери?!