С любопытством Элизабет прикоснулась рукой к стенке. Зажмурила глаза и осторожно пробежала пальцами по штукатурке. Ничего. Доведенная до предела простота, словно в монастырской келье. Или корабельной каюте.
"Завтра я съеду отсюда", - пообещала она себе.
И снова прилегла на кровать. Достала из дорожной сумки блокнот и перечитала выписки, которые сделала в читальном зале:
"…дщерь его несчастная, хоть и удерживаемая всеми монахинями, вырвалась из двери тайного их укрытия и закричала: нет, нет, пощадите моего отца, молю вас, и, увидев у отца на теле шесть или даже семь ран кровоточащих, пала она на колени, с лицом белым как смерть, и все молила турок пощадить старикову жизнь, а взять ее заместо. Тогда главный между ними отбросил ее прочь и, разгоряченный видом крови, ударил капитана в бок своим ятаганом и пригвоздил его прямо к двери в тайное то убежище, где женщины сидели, и разрезал его тело пополам, так что…"
Селия. Несчастная девушка.
Все еще прижимая блокнот к груди, Элизабет погрузилась в сон.
Глава 7
Стамбул, поздним утром 1 сентября 1599 года
Айше, расторопная горничная госпожи валиде, нашла Кейе сидящей у фонтана во дворике карие.
- Пойдем. Она хочет видеть тебя.
Во Дворце благоденствия ни одному человеку, даже только что нанятой прислуге, не требовалось объяснять, кто такая "она".
- Прямо сейчас?
- Да. Пойдем. Иди быстро, но не беги. - Айше предостерегающе положила ладонь на руку девушки. - Здесь не любят, когда мы бегаем.
- Не нервничай, пожалуйста. Никто на нас сейчас не смотрит.
Традиционный отъезд на лето почти всех обитателей Дворца благоденствия - за исключением горстки самых молодых или самых древних кисляр - в резиденцию валиде на Босфоре, где они оставались до сих пор, создавал в оставленном дворце праздничное, какое-то беспечное настроение.
- Ты до сих пор ничего не понимаешь? - Голосок Айше звучал почти сердито. - Здесь все следят за всеми. Всегда.
Она увела Кейе с мощеной террасы с фонтаном, и девушки сбежали вниз по каменным ступеням, затем прошли дворцовыми двориками: две легкие фигурки, алая и золотая, подобно двум стрекозам скользнули по молчаливым утренним садам.
- Ты останешься здесь? Или вернешься с нею обратно, в тот дворец? - Кейе, торопливо пытаясь пристроиться к стремительным шагам спутницы, споткнулась и чуть не упала. - Не спеши так, пожалуйста!
- Иди как я. И наберись терпения, я расскажу тебе все, когда мы придем на место.
- Терпение! Если б ты только знала… Клянусь, я набралась его столько, что у меня уже живот болит.
Дойдя до садовой стены, девушки резко повернули налево, миновали гаремный лазарет и оказались во втором дворе. Снова свернув налево, сбежали по крутым деревянным ступенькам, которые привели их в квадратный, вымощенный плитками внутренний дворик, самое сердце женской половины дворца. Оказавшись затем внутри здания, в небольшом, выложенном блестящими фаянсовыми изразцами вестибюле, из которого широкий, с каменными стенами коридор вел в комнаты евнухов, Айше наконец остановилась.
- Что теперь?
- Будем ожидать здесь. - Айше пожала плечами. - Когда мы понадобимся, она пришлет за нами Гюльбахар.
- И когда это будет?
- Откуда мне знать, балда? - Она нахмурила брови. - Час. Может, два часа.
- Два часа-а?
- Тише ты, ради бога!
Обе девушки, приняв выражавшие смирение и покорность заученные позы, прижались спинами к стене. Кейе, сжимая ставшие внезапно влажными ладони, ждала, когда перестанет биться как сумасшедшее ее сердце, уймется частое дыхание. И медленно успокаивалась.
В то утро во дворце было, против обыкновения, безлюдно. Из всех женщин лишь две старые служанки, слишком дряхлые для того, чтобы принять участие в общем отъезде в летнюю резиденцию валиде, мели плиты дворика связками пальмовых ветвей.
- Эй вы, убирайтесь отсюда! - В нетерпении Айше махнула рукой, прогоняя старух. - Скоро здесь будет проходить наша госпожа, и глаза ее не должны видеть вас, старые уродины.
- Как прикажете, кадин. - Старухи торопливо заковыляли прочь, непрестанно кланяясь на ходу. - Конечно, молодая госпожа.
Кейе бросила быстрый взгляд на подругу:
- Они что, тебе мешали?
- Не хотела, чтобы они слышали нас, вот и все. Надо, чтобы никто нас не слышал. И говори, пожалуйста, потише. - Голос самой Айше был почти беззвучным. - Клянусь тебе, она слышит все, о чем говорят во дворце.
- А что ей надо от меня, не знаешь?
Мускулы живота Кейе заныли от нервного напряжения.
- Будто ты сама не знаешь! Наверное, хочет знать, была ли ты… ну, сама понимаешь. - Айше прижала руку ко рту, чтобы заглушить внезапный смешок. - Остаешься ли ты все еще гёзде? Светом очей султана? - Она лукаво взглянула на подругу. - А ты остаешься?
- О, об этом она может узнать и не спрашивая меня.
- Конечно может, - ехидно согласилась та. - Она, возможно, и наблюдает за этими делами сама.
Кейе издала возглас удивления.
- Да-да. Вполне может статься. Нет таких вещей, которые она бы считала недостойными своего внимания.
- Поняла. Нет, по-настоящему никто за этим не наблюдает. - Кейе бросила выразительный взгляд на подругу. - Они… Они записывают это в особую книгу. Я сама видела, - добавила она. - Хассан-ага мне показывал. - И после короткой паузы добавила: - Нет, меня они туда еще не вписывали.
Мгновение обе девушки постояли молча, словно застыдившись одна другой. Лучи солнца медленно скользили по каменным, только что выметенным старухами плитам внутреннего дворика, а из женской купальни, дверь которой виднелась в его углу, доносились голоса прислужниц и журчание воды, сбегающей в каменный резервуар. То же беззаботное настроение царило даже здесь, в самом сердце гарема. Кейе, непривычная к таким долгим ожиданиям, стала переминаться с ноги на ногу, поднимая по очереди маленькие ступни, обутые в короткие сапожки из мягкой кожи козленка.
- Долго еще? У меня спина заболела.
- Терпи, балда.
- Ты это уже говорила.
- И не мельтеши, ради бога. Она этого терпеть не может. Не раскачивайся. Ты что, не можешь стоять спокойно?
Новая пауза.
- Я скучаю без тебя, Аннетта.
- А я без тебя, Селия.
Журчание воды стало чуть громче, тонкий ручеек вытек из двери купальни на горячие камни внутреннего дворика.
- Не плачь, - прошептала Селия.
- Я? Я никогда не плачу.
- А то у тебя нос покраснеет.
- Он в точности так и сказал тогда. Помнишь, в тот самый день, когда нас купили?
- Да. Конечно, я помню.
Как будто она могла забыть это? Мысли девушки вернулись к дню, когда они впервые переступили порог Дворца благоденствия. После того как судно отца потерпело бедствие… Когда это случилось? По ее подсчетам, примерно две зимы миновало с тех пор. После кораблекрушения ей вместе с Аннеттой пришлось совершить долгое путешествие в Стамбул, где их ждало унылое пребывание в доме для невольниц. А однажды, это случилось всего несколько месяцев назад, туда неожиданно для них прибыл маленький паланкин, евнухи усадили в него обеих девушек, доставили сюда и оставили во дворце. Как потом рассказали несчастным пленницам, их купила одна важная госпожа в подарок для матери султана, но это было единственным, что стало девушкам известно об их участи. Теперь их никто не звал по именам - Селия и Аннетта, - девушек стали звать Кейе и Айше.
Селия вспоминала тошнотворное раскачивание носилок, когда их несли через весь город, и как наконец это путешествие окончилось - паланкин опустили на землю, и они с Аннеттой оказались перед тяжелой, обитой медью дверью, такой большой и такой зловещей, каких она никогда и не видала. Вспомнила, какой страх овладел ею в ту минуту, когда ей велели оставить носилки, вспомнила свой голос, кричавший: "Пол! Помоги мне, Пол!", когда дверь захлопнулась и их обеих обступила такая тьма, что она даже своей ладони не смогла бы увидеть.
Внезапное хлопанье и шум крыльев - два голубя прилетели и сели на покатый карниз крыши - заставило обеих девушек вздрогнуть.
- Аннетта?
- Что?
- Как тебе кажется, мы их когда-нибудь забудем? Я имею в виду наши имена. Я как-то раз спросила Гюльбахар, и она сказала, что давно не может вспомнить, как ее раньше звали.
- Так ей и было всего шесть лет, когда она сюда попала. Мы, конечно, запомним. Мы все запомним. - Глаза девушки сузились. - С чего бы нам позабыть это?
- А ты хотела бы запомнить?
- Конечно, хотела бы, глупая. - Последовало короткое молчание. - Но раз уж мы находимся здесь, мы должны извлечь из ситуации все, что можно. Знаешь, Селия, было б, наверное, лучше, если… - Но тут девушка внезапно замолчала, потом шепнула: - Тссс!
- Но я ничего не слышу.
- Идет Гюльбахар.
- С чего ты взяла?
- Я знаю звук ее шагов. - Голос Аннетты звучал в ушах Селии едва ли громче ее собственного дыхания. - Но сейчас это не важно. Просто слушай внимательно то, что я скажу. Что бы ты ни делала, где бы ни оказалась, старайся не говорить слишком много. Все, что ты скажешь, она может использовать против тебя. Capito? Именно все. Но она не любит и слишком бесхарактерных тоже. Так что имей в виду, не пытайся с ней валять дурочку.
Темные глаза девушки метнулись к двери, затем обратно. Селия стояла вплотную рядом с ней, теперь совершенно овладевшая собой, лишь пульс частыми ударами испуганной птицы бился где-то на шее, чуть позади уха.
- Запомни, Селия, во дворце произошло что-то важное.
- Что важное? - Девушка встревоженно взглянула на подругу. - Почему? С чего ты взяла?
- Я… Сама не знаю. Но у меня такое предчувствие. - Аннетта прижала руку к груди. - И не забудь, пожалуйста, то, что я тебе только что сказала. Это лучшее, что ты можешь сделать.
Конечно, Селия видела валиде после того, как их с Аннеттой привезли во Дворец благоденствия.
В жизни обитательниц гарема было довольно много развлечений - представления и танцы для султана, пикники в садах дворца, лодочные прогулки по Босфору - в которых принимала участие сама госпожа валиде-султан. Во время подобных увеселений играла музыка и мелодичный смех молодых женщин разносился в благоухающем розами воздухе. Иногда их вывозили любоваться играми дельфинов в Мраморном море или красотой лунных ночей, когда свет заливал серебром воды Босфора; и тогда маленькие лодочки с сидящими в них наложницами скользили по тихой глади, подобно светлячкам, следом за большой ладьей госпожи валиде, в которой находился и сам султан. Нарядный шатер, возвышавшийся на палубе этого корабля, был выложен драгоценными камнями и украшениями из кости моржей и слоновых бивней, сиял перламутром и золотом. Во всех этих случаях Селии казалось, что валиде близка им всем как мать. Это были радостные мгновения - мгновения, когда дворцовых женщин можно было и вправду счесть самыми счастливыми и беззаботными созданиями в империи султана. В такие часы словно никто ни за кем не подглядывал, не шпионил и не доносил обо всем услышанном, забывался привычно формальный этикет дворца. Постоянная тревога и страх оставляли Селию, и даже то странное давящее чувство, жившее с левой стороны ее ребер, исчезало.
В ходе своих различных занятий обитательницы гарема часто видели госпожу валиде, многие даже ежедневно, но лишь некоторым из них был разрешен доступ в ее личные покои. Такими были четверо ее челядинок, заботливо отобранных самой валиде и постоянно ей прислуживавших: управительница гарема, ее правая рука и наиболее доверенное лицо во дворце после самой госпожи; распорядительница прачечных и пекарен; распорядительницы кофейной церемонии и омовений. А также несколько других влиятельных особ, ведавших повседневными делами гарема: казначейша, письмоводительница и Большая Немая, как прозвали личную цирюльницу госпожи валиде.
Сейчас, когда Гюльбахар ввела Селию в комнаты и девушка предстала перед глазами госпожи, она постаралась встать именно так, как ее давно обучили, - опустив глаза в пол. Гюльбахар неслышно удалилась, но Селия не видела и не слышала ее шагов. Стоять так девушке пришлось довольно долго, она ощущала лишь глубокую тишину, словно облаком окутывавшую комнату.
- Можешь поднять глаза.
То, что говорили, оказалось правдой. Голос был нежным и одновременно чуть низким, таинственным и серебристым; голосом ангела, как его всегда называли во дворце.
- Подойди ко мне, карие. - Рука в ослепительных перстнях протянулась к ней. - Подойди, рабыня, и дай мне взглянуть на тебя.
Селия сделала три маленьких шажка в ту сторону, откуда доносился голос, и подняла голову. Стройная фигура - госпожа всегда оказывалась чуть ниже ростом, чем ожидалось, - темным силуэтом вырисовывалась на фоне окна. Меховой палантин мягко окутывал ее плечи. Мочки ушей и шея сверкали драгоценностями, а под мехами мерцало платье, сотканное из золотой пряжи. Нитки, составленные из крохотных жемчужин, были вплетены в волосы, которые тяжелой косой, будто у русалки, вились по плечу.
- Как тебя зовут?
- Кейе… повелительница.
Все еще испуганная, Селия взглянула госпоже в лицо и, к своему удивлению, увидела, что та улыбается. По стенам просторной комнаты и высокому сводчатому потолку скользили прохладные синие и зеленые тени.
Меха слегка дрогнули, и Селия заметила большую кошку, клубочком свернувшуюся на коленях у госпожи. Шерсть животного была совершенно белой, один глаз голубой, а другой почему-то зеленый.
- Ах да. - В солнечном свете сверкнул зеленым огнем изумруд. - Тогда присядь, маленькая Кейе, побудь со мной немного. - Жестом девушке указали на подушки дивана, расположенного около окна. - А его зовут просто Кот. Ты любишь кошек? Его мне подарил мой сын, султан. Конечно, имя у этого кота довольно простое, я знаю, но так прозвали его евнухи, и он к нему привык. - Голос был очень добрым, даже смеющимся. - Обратила внимание, какие у него глаза? - Животное, словно понимая, что речь идет о нем, не сводило с Селии своих неподвижных немигающих глаз. - Родиной этих котов является Ван, местность на востоке нашей империи, близ Кавказских гор. Это самые красивые кошки на свете, правда?
- Да. - Селия сдержанно кивнула, но потом, вспомнив наставления Аннетты, храбро добавила: - Кошки мне всегда нравились.
- В самом деле? - воскликнула валиде Сафие так, будто в жизни не слыхала ничего более приятного. - В таком случае у нас с тобой, девочка, есть кое-что общее. - Унизанные перстнями пальцы щекотали горлышко кошки. - Как ты считаешь, signorina Кейе? Где ты жила до того, как тебя привезли к нам сюда? De dove viene? - Внезапно она весело рассмеялась. - Видишь, я знаю язык венецианцев. Ты удивлена? Ты ведь родом из Венеции.
- Нет… Я хотела сказать, да, госпожа. - Селия заторопилась, боясь разочаровать собеседницу. - То есть мы с моим отцом много путешествовали. Он был торговцем, вел дела с Венецией до того, как… до того, как умер.
- Poverina. - В голосе звучали утешение и доброта.
- А родилась я в Англии. - Это Аннетта из Венеции. - Селия старалась говорить гладко, не торопясь и не запинаясь. - Мы плыли вместе, на одном корабле, когда…
Она на минуту смешалась, не зная, как получше рассказать о том кровавом и страшном, что до сих пор наполняло ее сны.
- Вернее, перед тем, - поправилась она, - как нас доставили сюда, во Дворец благоденствия.
- Аннетта? Ты говоришь о моей Айше? Твоей темноволосой подруге?
Селия кивнула. Теперь она немного расслабилась, чуть вольнее устроилась на подушках.
- Я полагала, что она родилась в Рагузе, там, откуда родом ее мать, - проговорила валиде.
- О, вы знаете даже это?
- Конечно же. - С шелковых колен госпожи донесся протяжный зевок кота, мелькнули его беленькие и острые как бритва зубки. - В жизни моих прислужниц есть очень мало такого, чего бы я не знала о них. Но она, наверное, предупредила тебя об этом?
- Нет… - Но тут Селия опустила голову и покраснела. - То есть да, госпожа.
- Ты говоришь мне правду, это очень хорошо. Айше - умная девочка. Она умеет видеть, но умеет и скрывать то, что подметила. Почти всегда, я бы сказала. Она может пойти далеко. Но это не единственная причина того, что она стала одной из моих доверенных служанок. Не потому я назначила ее карие. Ты знаешь, отчего мой выбор пал на твою подругу?
Селия покачала головой.
- Она происходит из тех же мест, откуда родом и я. Ведь я родилась вблизи албанских гор, в деревне, которая называлась Реци. Рагузой тогда владели венецианцы, а наши горы принадлежали империи султана, но мы жили так близко друг от друга, что многие из нас хорошо говорили на языке Венеции. Понимаешь меня?
Сафие чуть отвернулась и бросила взгляд в окно, на воды бухты Золотой Рог, которые в эти минуты в ярких лучах солнца казались действительно золотыми.
- Горы! - тихонько вздохнула она. - Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, до чего я тосковала по ним. Как мне хотелось вернуться туда, на родину. Хочешь, я расскажу тебе одну вещь, карие? Я тоже подчас бываю одинока, - продолжала султанша. - Это удивляет тебя? Да, даже среди этой роскоши. - Унизанная кольцами рука изящным движением указала на обстановку, окружавшую валиде. - Мой повелитель, старый султан, скончался. Все мои прежние друзья, спутники старых дней в Манисе, откуда нас всех перевезли в Стамбул, тоже оставили меня. Их нет больше.
Она обратила взгляд к озадаченной девушке.
- Нас привозят сюда рабынями, да-да, мы всего лишь рабыни султана. Мы забываем о себе решительно все, даже наши имена. Довольно странно - ты не находишь? - что никто из женщин не является подданной Османской империи, более того, ни одна даже не была мусульманкой. Ни одна. Нас ничто не объединяет, кроме того, что мы имеем честь быть наложницами султана. Не забудь, карие, в мире нет большей чести для женщины. - Сафие выдержала долгую паузу. - Я предпочла этот путь еще тогда, когда была совсем юной девушкой, почти ребенком, я выбрала такую жизнь по собственной воле. И так сделали многие из нас. Ты должна понимать это. Многие тут любят болтать. Каждая из женщин имеет свою историю и не прочь ее рассказать. Как и ты, poverina У тебя тоже есть своя история, и когда-нибудь ты мне ее расскажешь.