- Передай Деклану привет от меня, - сказал Джеймс.
- Деклан, Джеймс передает тебе привет.
- Кажется, мама говорила, что с Джеймсом покончено?
Я засмеялась.
- Ладно, пока.
Я достала из сумки зеркало, напудрила нос, расчесалась, освежила помаду. Когда я подняла глаза, Джеймс смотрел на меня, и выражение на его массивном лице было очень запоминающимся. Наши глаза встретились, и он слегка дернул головой, как бы борясь с самим собой, а потом отвернулся.
- Прости, - сказал он. - Я изо всех сил стараюсь не допустить со своей стороны неверного шага. Обещаю не произносить неуместных слов, пока не наступит подходящий момент.
Я уже начала сожалеть о том, что приняла его приглашение, потому что я никогда не смогу относиться к Джеймсу по-прежнему после произошедшего, но у меня не хватило мужества изменить свое решение, пока он был со мной так обходителен.
Ресторан изобиловал памятными реликвиями эпохи "Битлз". Мы заказали салат, печеный картофель и бутылку вина. Я спросила:
- Как там дела в Социалистической рабочей партии?
Он слегка смутился.
- Я больше туда не ходил - это, видишь ли, не совсем мое поприще. Это порядочные люди, но я вступил туда, только чтобы сделать тебе приятное.
- Чтобы сделать мне приятное! Не помню, чтобы я когда-то высказывалась в поддержку левых взглядов, - воскликнула я. - Я абсолютно не интересуюсь политикой.
- Я тоже, хотя с этими докерами поступают нечестно и я на их стороне. Нет, я вступил, потому что мне казалось, будто ты считаешь меня человеком поверхностным. Я хотел доказать, что и во мне есть какая-то глубина. - Он с любопытством посмотрел на меня. - Я преуспел?
- Не знаю. - Я пожала плечами. - Никогда об этом серьезно не задумывалась.
- Сомневаюсь, что ты вообще когда-то серьезно задумывалась обо мне, - сказал он сухо.
- Ты пообещал не говорить таких вещей, - предостерегающе сказала я.
- Я не пытаюсь тебя осуждать, - заверил он. - Я просто стараюсь холодно констатировать факты. Я слишком сильно давил на тебя. Я полюбил тебя глубоко, страстно, от всего сердца и ожидал, что ты так же полюбишь меня и притом в то же время. Я был не готов ждать. Я не давал тебе покоя. - Он скорчил гримасу. - Я привык получать то, что хочу, понимаешь?
- Включая девушек, которые бросались на тебя с тех пор, как тебе исполнилось пятнадцать, - напомнила я.
- Ах, черт, Милли! - Он подобострастно сжался. - Я тогда перебрал, к тому же я всю неделю ждал твоего звонка. Я не мог поверить, что между нами все кончено.
Я ковыряла вилкой.
- Ты меня чуть не ударил, Джеймс. И ты бы ударил, если бы Том не появился.
На его лице промелькнула боль.
- Значит, так его зовут. - Он перегнулся через стол, положил свою руку на мою и тут же торопливо убрал ее. - Я бы тебя никогда, никогда не ударил, дорогая.
Здесь, в этом уютном месте легко поверить, что это порядочный, благородный человек, которого просто довели до крайности. Если бы у меня были к нему такие же чувства, как у него ко мне, все было бы просто идеально.
Он начал есть без аппетита - только потому, что перед ним стояла тарелка с едой.
- А этот Том, - сказал он сдавленным голосом, - ты любишь его?
- Нет.
- Но живешь с ним?
- Нет.
- А кто он? Как вы познакомились?
- Он был другом Фло. - Я улыбнулась. - У нее был роман с его дедом.
- Итак, история повторяется.
- Что-то в этом духе. - Я пригубила вино. - Послушай, может, сменим тему? - Мне было как-то неловко обсуждать своего нынешнего любовника с прежним.
- Наверное, это будет правильно, - вздохнул Джеймс. - Я пытаюсь быть взрослым человеком, но готов буквально лопнуть от ревности.
Едва прикоснувшись к еде, но выпив все вино, мы вышли из ресторана и пошли по Уотер-стрит к Пиер-Хеду. Я взяла Джеймса за руку.
- Я бы хотела, чтобы мы всегда оставались друзьями, - сказала я.
- Только женщина может предложить мужчине, который от нее без ума, быть ее другом, - сказал он ухмыльнувшись.
- А как бы поступил мужчина в такой ситуации? - спросила я.
- Убежал бы от нее подальше, сменил бы номер телефона, при необходимости переехал в другой дом. Если бы какая-то женщина гонялась за мной так же неустанно, как я за тобой, я бы сделал все перечисленное. Ты была очень терпелива, Милли.
Чем ближе мы подходили к реке, тем сильнее дул холодный ноябрьский ветер. Свободной рукой я пыталась поднять воротник пальто. Джеймс остановился, отпустил мою руку и поднял мне воротник.
- Я был с тобой, когда ты покупала это пальто. Ты еще не могла решить, какой цвет выбрать - этот или черный. Я сказал, что мне нравится черный, и поэтому ты выбрала другой. - Все еще держа воротник за углы, он мягко спросил: - Милли, это действительно все, что нам осталось - быть друзьями?
- Джеймс…
Он отпустил воротник и снова спрятал мою руку в своей.
- Ладно, друзья так друзья. Мне разрешается спросить, можем ли мы увидеться снова в ближайшем будущем?
- Может, как-нибудь вечером на следующей неделе?
Мы перебежали через трассу, вышли к Пиер-Хеду и, опершись на перила, смотрели на огни Биркенхеда, отраженные в волнах Мерси, - ослепительные бесформенные пятна.
- Знаешь, - мягко сказал Джеймс, - мы смотрим фильмы про большую любовь, и на ее фоне мы, обычные люди, кажемся такими заурядными. Мы даже не можем представить себе, что способны испытывать такие же глубокие чувства, как герои этих фильмов. Но за последние недели никто не мог чувствовать себя более опустошенным, чем я. Я был убежден, что если ты не будешь моей, то лучше умереть.
Я не сказала ничего, только вздрогнула, когда ветер поднял мою юбку.
Джеймс внимательно вглядывался в огни, словно там были написаны слова-подсказки, которые он хотел сказать:
- Жаль, я не философ, который может смотреть на вещи более… - он усмехнулся, - более философски. И не набожный человек, который смотрел бы на это с интеллектуальным фатализмом. Я не хожу в церковь, не уверен даже, верю ли я в Бога.
- Ты пришел к какому-нибудь выводу? - спросила я тихо.
- Да: я не хочу умирать. Жизнь продолжается, какие бы страшные события ни происходили. - Он снова усмехнулся. - Я все равно тебя люблю, так же сильно, как и прежде, только не так маниакально. И все равно, - закончил он нарочито бодрым тоном, - я бы этого типа, Тома, придушил.
Начинался дождь, и мы быстро пошли к моей машине. Он спросил меня, что случилось с матерью.
- Грипп. Она уже почти поправилась.
- Ты всегда скрывала меня от своей семьи. Я случайно познакомился с Декланом. Ты меня стыдилась или это что-то другое?
- Нет, конечно, глупый. Просто из-за них я… - Я остановилась. Внезапно мне стало все равно, будет ли он знать обо мне все, что только можно узнать. - Слушай, Джеймс, завтра моя сестра открывает лоток на ярмарке ремесел. Приходи, если будешь свободен.
Я вернулась в квартиру Фло и стала просматривать оставшиеся бумаги. Впервые у меня возникла потребность поторопиться, закончить с письменным столом и заняться остальными вещами в квартире. Я вытряхнула содержимое большого коричневого конверта. Гарантийные талоны на разные электрические товары, все просроченные. Я запихнула их обратно в конверт и бросила его на пол. Следующей оказалась пластиковая папка с банковскими балансовыми квитанциями. Я пролистала их, надеясь, что они помогут понять, как оплачивалась квартира. Может, у Фло был постоянно действующий заказ, это объясняло бы, почему не заходит сборщик квартплаты и почему не приходят счета на оплату газа, электричества, запросы об уплате муниципального налога и другие подобные бумаги. Я сделала себе замечание за свою небрежность. Давно следовало связаться с банком, разобраться в финансовых делах Фло.
К моему удивлению, отчетность оказалась деловой и начиналась, согласно первому балансу, в 1976 году. Текущий остаток на счету составлял - у меня глаза на лоб полезли - двадцать три тысячи семьсот пятьдесят фунтов и одиннадцать пенсов .
- Фло Клэнси! - задохнулась я от удивления. - Чем же, черт возьми, ты занималась?
Я схватила следующий конверт из быстро уменьшающейся стопки. Он был длинный и узкий, с именем адвоката на Касл-стрит, контора которого находилась недалеко от "Сток Мастертон". У меня дрожали руки, когда я вытаскивала плотные листы кремовой бумаги, сложенные лицевой стороной внутрь. Это был "Акт о собственности", датированный мартом 1965 года, написанный витиеватым юридическим языком, который понять было довольно трудно. Мне пришлось прочесть первый параграф трижды, прежде чем до меня стал доходить смысл.
Фриц Эрик Хофманншталь, далее именуемый Первой Стороной, от ДОМА НОМЕР ОДИН ПО ПЛОЩАДИ УИЛЬЯМА, ЛИВЕРПУЛЬ, настоящим передает свое право аренды на часть недвижимости ДОМ НОМЕР ОДИН ПО ПЛОЩАДИ УИЛЬЯМА, далее именуемый Подвальным Помещением, в пользу мисс Флоренс Клэнси, далее именуемой Второй Стороной, проживающей в настоящее время в упомянутой части недвижимости, сроком на сто лет…
Неудивительно, что никто не приходил взимать квартплату. Фло была владелицей квартиры, купленной на правах аренды . Мой мозг работал с перегрузкой. Фриц Эрик Хофманншталь! Фло работала в прачечной Фрица; мистер и миссис Хофманншталь проводили выходные на острове Мэн раз в месяц в течение более двадцати лет.
- Ох, Фло! - прошептала я. Я взяла фотографию, снятую возле прачечной почти шестьдесят лет назад; Фло, с ее удивительной улыбкой, и мистер Фриц, обнимающий ее стройную талию.
Я понятия не имела, почему мне вдруг захотелось плакать, но мне было трудно сдерживать слезы. У меня было такое чувство, будто я знаю о Фло все, что только можно о ней знать: любовник, погибший на "Тетисе", ребенок, которого отдали другой женщине, военные, с которыми она занималась любовью в этой вот квартире. Теперь мистер Фриц…
И все же чем больше я узнавала о Фло, тем загадочней она становилась. Мне хотелось проникнуть в ее душу, узнать, как она переживала все эти трагедии и любовные истории своей жизни, но поздно, слишком поздно. Даже Бел, которая дружила с ней всю жизнь, не знала того, что знала я о ее подруге. Хорошо, что именно мне довелось разбирать ее бумаги, думала я. От меня ни одна живая душа об этом не узнает.
Разумеется, мне придется рассказать о деньгах и о собственности. Тут меня осенило, что при таких обстоятельствах Фло почти наверняка оставила завещание.
Охваченная любопытством, я уже собиралась вернуться за письменный стол, когда открылась дверь и вошел Том О'Мара. Он, как всегда, мрачен и неулыбчив, а в своем длинном черном плаще похож на темного зловещего ангела.
У меня перехватило дыхание, я протянула к нему руки, а он стоял в дверях и смотрел на меня.
- Я из-за тебя забросил клуб, - произнес он обвинительным тоном, - забросил семью. Я каждый день, каждую минуту думаю о тебе, ты у меня из головы не выходишь. - Он снял плащ и бросил на диван. - Ты просто сводишь меня с ума.
- Я тут скоро все закончу, потом вернусь домой в Бланделлсэндс. Ты же не захочешь ездить так далеко, чтобы меня увидеть.
- Я бы проехал всю страну, чтобы быть с тобой.
Мне хотелось, чтобы он замолчал, обнял меня и отнес в спальню. Я забыла про Джеймса, про Фло, про "Сток Мастертон". Все, чего я желала, желала больше всего на свете, - чтобы он погрузился в меня.
Том весь встряхнулся - грациозно, как кот.
- Думаю, я в тебя влюбился, но я этого не хочу. - Он вытер влажный лоб рукой. - У меня такое чувство, словно меня околдовали. Я хочу держаться от тебя подальше, но не могу.
- Я знаю, - прошептала я.
Он мне не нравился, я не могла с ним разговаривать, он был грубый, бесчувственный негодяй. Но меня тянуло к нему так, как не тянуло до сих пор ни к одному мужчине.
Мы любили друг друга неистово, безумно, без всяких нежностей, но со страстью, лишавшей нас дара речи. На следующее утро, когда я проснулась, Том еще спал, обнимая меня за талию. Я хотела ускользнуть, убежать, потому что мне вдруг сделалось страшно. Вместо этого я повернулась и погладила его по лицу. Он открыл глаза и прикоснулся ко мне. Мы были связаны друг с другом так, что не убежишь.
ФЛО
1
1962
Иан, сын Салли и Джока, умер так же, как и жил: тихо и мужественно, без суеты. Ему было шестнадцать. Похороны проходили в удушливо жаркий июльский день, в часовне крематория было много людей. Оплакивающие опускались на колени и вставали, когда им говорили, их движения были замедленными и вялыми, лица лоснились от пота. Всюду цветы, и их сладкий тошнотворный аромат заполнял все вокруг.
Фло стояла позади, обмахиваясь сборником церковных гимнов. Она не любила похорон, хотя кто в здравом уме их любит? Последний раз она присутствовала на похоронах Джоанны и Дженнифер Холбрук. Джоанна умерла во сне, а следующей ночью к ней присоединилась и сестра. Но все-таки близнецам удалось прожить на этой земле более восьми десятков лет, а вот Иан… Фло отвела взгляд от гроба с крестом из красных и белых роз. Гроб был маленьким, потому что Иан был ростом не больше десятилетнего ребенка, и всякий раз, когда Фло смотрела на него, ей хотелось разрыдаться.
Она сожалела о том, что не попросила мистера Фрица или Бел пойти с ней. Она здесь почти никого не знала, кроме Салли и Джока. Грейс, их дочь, росла холодной, равнодушной девочкой, вечно недовольной тем, что ее несчастному брату уделяют столько внимания и заботы. Она стояла у передней скамьи рядом с отцом и откровенно скучала. Она отнюдь не выглядела расстроенной и даже не надела черное, - на ней было розовое летнее платье со шнурком на шее.
Фло подумала, что женщина, стоявшая на коленях, закрыв лицо руками, по другую сторону от Грейс, должно быть, умирает от жары в черном шерстяном платье с длинными рукавами. Потом женщина подняла голову и что-то прошептала девочке.
Марта.
О Боже! Иссохшее морщинистое лицо делало ее старухой. Она добилась столь желанной приставки "миссис" перед фамилией и родила чудную дочку, но, судя по ее лицу, от всего этого она не стала более счастливой. Не помогла и прекрасная новая квартира в Киркби, куда она переехала несколько лет назад, после того как Эльза Камерон покончила с собой, засунув голову в газовую печь. Вероятно, счастье живет в душе, является неотъемлемой частью ее, и не важно, какие события происходят во внешнем мире. Некоторые люди, и Марта принадлежала к их числу, рождаются несчастными.
"Вот я счастлива, по крайней мере, снаружи, - говорила себе Фло. - Я умею видеть хорошее в жизни. Я счастлива с мистером Фрицем, и мы с Бел по-прежнему прекрасно проводим время, хотя нам обеим уже за сорок, - но как бы хотелось быть на двадцать лет моложе. Мне нравится ходить в "Пещеру", действительно нравится, и слушать "битлов" живьем".
Она неясно ощущала чье-то присутствие на последней скамье. Потом человек встал на колени рядом с ней и прошептал:
- Привет, Фло.
- Хью! - Она зарделась от радости и похлопала его по руке. Ему уже исполнилось двадцать три, и Фло он казался самым красивым парнем на планете: высокий, стройный, с мягким выражением лица, добрыми глазами и самой приятной улыбкой, которую ей доводилось видеть. Его волосы потемнели и стали темно-каштановыми, чуть светлее, чем у его отца, хотя и не вились, как у Томми. Хью был помешан на музыке и пропадал в "Пещере"; а Фло всегда слушала по радио хит-парады, чтобы разговаривать с ним на равных.
- Я думала, ты не сможешь уйти с работы, - мягко сказала она. Он учился на электрика и работал в Энфилде.
- Я сказал им, что иду на похороны. Они не могли отказать. Иан был моим другом, он научил меня играть в шахматы. В любом случае, я пообещал Кейт прийти. - Он кивнул головой в сторону передней части церкви, и девушка в ряду за Салли и Джоком обернулась, как будто почувствовала, что говорят о ней. Девушка с зелеными глазами и серебристыми волосами Клэнси, и Фло почудилось, будто она увидела в зеркале себя, только молодую.
Итак, эта была Кейт Колквитт. Она училась в Начальной школе Святой Терезы, когда Фло видела ее в последний раз. Этот здоровенный крепкий парень, Норман Камерон, не отходил от нее тогда ни на шаг. Салли была права, когда говорила, что она превратилась в красивую молодую женщину. Кейт сделала движение губами, почти улыбнулась, в сторону Хью, но это не было настоящей улыбкой - все-таки они были на похоронах. Мужчина, стоявший на коленях рядом с ней, должно быть, заметил это движение. Он повернулся и бросил на Хью такой взгляд, от которого Фло передернуло, - взгляд, полный ненависти и угрозы, как будто его спутница не имела права даже подумать о том, что существуют другие мужчины.
Это был Норман Камерон, все так же неотступно стерегущий Кейт, словно зловещий страж ночи.
Все встали, чтобы исполнить гимн: "О, Мария, мы тебя сегодня коронуем цветами, королева ангелов и королева мая". Теперь был не май, и гимн казался не совсем уместным, но это был любимый гимн Иана.
Фло видела, как Норман нашел для Кейт нужную страницу, как будто она не могла сделать это сама. Она чувствовала, что эта девушка ей не безразлична, хотя она едва знала ее. Салли говорила, что Норман хочет жениться на ней, а Марта, как всегда горевшая желанием вмешиваться в жизнь других людей, полностью поддерживала эту идею. Пока Кейт удавалось сдерживать этот натиск. Она работала в больнице Уолтон в качестве обслуги и хотела стать аттестованной медсестрой.
- У Нормана была ужасная жизнь, - сказала Салли несколько недель назад. - Трудно вообразить худшую мать, чем Эльза, но бедняга был неутешен, когда та наложила на себя руки. Мне его страшно жаль, но от него у меня мурашки по спине пробегают. Есть что-то нездоровое в том, как он любит Кейт. Можно подумать, она ему принадлежит или что-то в этом роде.
- Ей нужно найти другого парня, - сказала Фло воодушевленно. - Попробовать отделаться от него.
- Думаю, Норман убьет любого, кто посмеет к ней прикоснуться.
- Господи, Боже мой! - воскликнула Фло.
Когда пропели гимн, священник взошел на кафедру и начал говорить об Иане. Должно быть, он его хорошо знал, потому что его слова были наполнены искренними чувствами: яркий, радостный парень, который переносил свою болезнь с терпеливостью святого и почти дожил до совершеннолетия благодаря самоотверженной преданности своих родителей. Мир станет без Иана Уилсона печальнее и опустошеннее, но небеса обогатятся, приняв столь чистую, незапятнанную душу…
Фло перестала слушать. Сейчас он начнет говорить Салли и Джоку о том, что они должны воспринимать как привилегию то, что их сын умер и перешел в лучший мир, где он уже сейчас в надежных руках Господа.
Священник закончил. Когда подошло время молитвы, Фло прижала руки к лицу. Из решетки на стене донесся мягкий шепот органа. Постепенно звук становился все громче, но он все же не мог заглушить тихий перекатывающийся гул. Фло Посмотрела сквозь пальцы и увидела, как занавес за алтарем медленно раздвинулся и гроб исчез за ним. Занавес закрылся. Раздался мучительный задыхающийся вопль Салли - ее сын исчез навсегда. Джок обнял ее за плечи, а Фло представляла себе, как извивающиеся красно-синие языки пламени лижут гроб, затем пожирают его и его драгоценное содержимое, пока не останется только пепел.