– Я как раз собиралась рассказать тебе об этом. Ведь я говорила, что есть человек, который не осуждает меня в противоположность тебе. Послушай, сестренка, в ту ночь, когда я возвращалась от тебя во дворец Гизнес, я встретила его. Мы с ним поговорили и поняли, что нравимся друг другу.
Анна сначала покраснела, потом побледнела. Теперь она многое поняла – намеки бабушки, сдержанность Джокосы и возмущение няньки Катерины. Славный герой Флоддена может умирать с голоду, но семья Болейнов обязана процветать, потому что королю нравится одна из дочерей Болейна.
– И как долго это продолжается? – спросила Анна.
– А с тех самых пор. Я все еще нравлюсь ему. Такого мужчины у меня раньше не было. Знаешь, Анна, я могу рассказать тебе…
– Прошу тебя, не нужно.
Мария пожала плечами и стала кататься по траве, как влюбленная кошка.
– А как же Уильям, твой муж?
– Бедный Уильям! Мне так жаль его. Я прекрасно к нему отношусь.
– Понимаю. Этот брак был устроен для того, чтобы Уильям получил место при дворе и ты могла постоянно там находиться, чтобы услаждать короля, когда ему захочется, а муж твой просто прикрытие, чтобы тебя не посчитали распутной девушкой.
Мария чуть не задохнулась от смеха.
– Твой разговор меня забавляет, Анна. Уверяю тебя, я все расскажу королю. Ему будет очень смешно. Надо же! Ведь ты только что приехала из Франции, где все время была при дворе!
– Я начинаю жалеть, что не осталась там. А что отец…
– Он очень всем доволен. Он был бы глупцом, если бы думал иначе. А всем известно, что наш отец не дурак.
– Значит, все эти почести, которые на него сыплются…
– Вызваны тем, что твоя беспутная сестричка нравится королю!
– Меня тошнит от всего этого.
– У тебя слабый животик, сестренка. Но ты еще ребенок, несмотря на то, что выглядишь такой разумной, знаешь свет и очень элегантна и мила. Послушай, Анна, жизнь – это не только тряпки, которые ты на себя надеваешь.
– Да что ты? Мне кажется, для тебя главное не одеваться, а раздеваться!
– Ну и язык у тебя, Анна. В этом я не могу состязаться с тобой. Ты прекрасно преуспеешь при дворе, если отбросишь свое чистоплюйство. Излишняя щепетильность не в чести у короля. Ему достаточно королевы.
– Она знает о вашей связи?
– При дворе невозможно хранить тайны, Анна.
– Бедная женщина!
– Если не я, то другая. Такой уж характер у нашего короля.
– Король просто развратник! – с возмущением заявила Анна.
– Это измена! – с притворным ужасом воскликнула Мария. – Тебе легко говорить. Что до меня, то я никогда бы не смогла отказать такому мужчине.
– Ты бы не смогла отказать никакому мужчине!
– Можешь презирать меня, если хочешь. Но король меня не презирает, а отец очень доволен своей дочерью Марией.
Тайна раскрылась. Теперь Анна поняла косые взгляды слуг, одобрение, светившееся в глазах отца, когда он смотрел на свою старшую дочь. Анне не с кем было поговорить о своих чувствах, пока не приехал Джордж.
Ему было восемнадцать. Он был очень красив, похож на Анну и очень остроумен. Будущий поэт и дипломат. Глаза его светились энтузиазмом. Анна была счастлива, когда он взял ее за руки – она боялась, что могут сказаться долгие годы разлуки и она навсегда потеряет своего брата, которого так обожала в детстве. После нескольких часов, проведенных с ним, страхи улетучились. Он остался прежним Джорджем, а она прежней Анной. Их дружба, она поняла, не ослабла, а, напротив, окрепла. Они были похожи по складу ума, все схватывали на лету, были образованными, любили веселиться, быстро раздражались и не обладали чувством самосохранения. Брат и сестра прекрасно понимали друг друга, и Анна, естественно, открыла Джорджу душу.
Они гуляли с ним по аллеям парка. Анна сказала, что не хочет беседовать с ним в замке, поскольку там их могут подслушать.
– Я узнала о связи Марии с королем, – сказала она.
– Меня это нисколько не удивляет. Тем более об этом известно всем.
– Это поразило меня до глубины души, Джордж.
Он улыбнулся сестре.
– Глупышка.
– Но ведь это наша сестра! Она так опустилась.
– Она бы все равно опустилась. Так что же нам волноваться из-за этого? По крайней мере, то, что с ней произошло, дает нам много преимуществ и еще даст.
– Отец откровенно рад этому, а мама смотрит на все сквозь пальцы.
– Моя дорогая сестренка, тебе еще только шестнадцать.
Да, ты выглядишь светской дамой, но ты еще не выросла. Ты все та же маленькая девочка, которая сидела на подоконнике в Бликлине и мечтала о рыцарских подвигах. Да, жизнь – это не романтическое приключение, и мужчины не всегда бывают благородными рыцарями. Жизнь – это битва или игра, в которой каждый из нас участвует, используя все свои возможности. И не осуждай Марию за то, что она ведет себя не так, как вела бы ты.
– Но она надоест королю.
– Без сомнения.
– И он ее прогонит.
– Мария по природе своей всегда будет счастлива, Анна. Не беспокойся о ней. Она найдет себе других любовников, когда король выгонит ее из своей постели. У нее есть этот бедняжка Уилл Кэри. Три года она была в фаворе, и семья от этого не страдала. Знай, моя дорогая сестренка, что быть любовницей короля – большая честь. Только любовницы бедняков опускаются и считаются распутными женщинами.
Его прекрасное лицо приобрело задумчивое выражение, но не надолго. Почти тотчас же он весело захохотал.
– Джордж, мне это не нравится.
– Что? Тебе не нравится, что наш отец пользуется влиянием в стране? Не нравится, что твой брат продвигается при дворе?
– Мне бы хотелось, чтобы вы добивались всего этого благодаря своим способностям.
– Господь с тобой! Способностями такого не достичь. Не думай об этом. Наше богатство приумножается. Кто знает, что еще даст нам благосклонность короля? И все это благодаря нашей маленькой, пухленькой Марии. Кто бы мог подумать, что такое возможно?
– Мне не нравится все это, – повторила Анна.
Тогда Джордж взял ее руки в свои и прикоснулся к ним губами, пытаясь ее успокоить.
– Не переживай, сестренка.
И она улыбнулась ему, а потом стала смеяться вместе с ним. Мария, которая считалась не слишком умной, принесла семье Болейнов славу и богатство.
Когда Мария и Джордж уехали, наступила почти невыносимая тишина. Анна не могла обсуждать отношения сестры и короля со своей матерью, и ее честной натуре претило все время уводить разговор от этой больной темы. Она обрадовалась, когда отцу потребовалось вернуться ко двору, потому что ее раздражала его самодовольная радость. Отец считал Анну скучной, так как она не могла скрывать свое недовольство и делать вид, что ей очень весело. Его любимицей была Мария. Мария была разумной девушкой. И Анна чувствовала, что отец с нетерпением ждет ее свадьбы с Уатлером. Она проводила время с матерью и часто гуляла по парку и саду.
Сэр Томас вернулся в Хивер очень возбужденным. Король будет проезжать через Кент и, возможно, проведет ночь в Хивере. Сэру Томасу удалось привести в волнение всех домочадцев. Он отправился на кухню и дал распоряжения, потребовал, чтобы в зале для балов в вазы были поставлены свежие цветы, которые следовало менять дважды в день. Он постоянно жаловался на неудобный старый замок и мечтал построить новый, где ему будет удобно принимать короля.
– Не важно, какой у нас дом, – ехидно сказала Анна. – Главное, чтобы Мария не разонравилась королю!
– Ха! Молчунья заговорила! – воскликнул Томас. – Ты хоть понимаешь, какая это великая честь для всех нас?
– Такая уж и великая, – возразила негромко Анна и замолчала, увидев умоляющие глаза матери. Мать не переносила скандалов и боялась их. Анна любила мать, хоть и не одобряла ее отношение к связи Марии с королем, и не стала продолжать этот разговор.
Король не сказал, когда приедет, и сэр Томас волновался и шумел несколько дней, стараясь ни на минуту не покидать дворец из страха, что его не будет на месте, когда приедет Его Королевское Величество.
Однажды в полдень Анна взяла корзину и пошла в сад, чтобы нарезать роз для своей матери. Стояла жара, и девушка была одета в легкое платье своего любимого малинового цвета. Она сняла с головы сетку, придерживающую волосы, и они упали на плечи длинными шелковистыми локонами. В саду Анна села на скамейку и просидела на ней больше часа. Наконец она решила, что пора срезать розы и возвратиться домой. Она стояла у куста с розами, когда услышала шаги.
Повернув голову, Анна увидела человека, который входил в сад через просеку среди хвойных деревьев. Она почувствовала, что краснеет, так как сразу узнала этого человека. Драгоценные камни на его одежде сверкали на солнце, и казалось, что он весь охвачен пламенем. Лицо его было розовым, борода совсем золотой. Было ощущение, будто он заполнил собой весь сад. И она вспомнила о встрече с ним Марии в замке Гизнес. Ее неприязнь к нему вернулась, хотя она и понимала, что было бы глупо ее показывать. Поэтому Анна притворилась, будто не узнала его и продолжала срезать розы.
Генрих был уже почти рядом с ней. Она повернула голову, сделала удивленное лицо и поклонилась ему так, как поклонилась бы любому из друзей своего отца.
– Добрый день, – приветствовала она его.
Король был удивлен ее поведением. Потом усмехнулся. Она не знает, кто я такой! – подумал он, восхищенно разглядывая девушку.
Простое платье было ей к лицу. Оно такое милое и идет ей куда больше тех громоздких нарядов, которые носят его леди при дворе. Ее прекрасные волосы рассыпались по плечам, накрыли их точно черной шелковой пелериной. Он смотрел на Анну и думал о том, что никогда ни одна красавица не вызывала в нем таких волнующих ощущений.
Она отвернулась и срезала розу.
– Отец говорил, что к нам должен заехать король. Полагаю, вы один из джентльменов его свиты?
Генриху всегда нравились маскарады. Он обожал появляться инкогнито на балу или банкете, болтать со своими подданными, а потом в определенный момент делать сенсационное заявление: "Я король!" Что может быть прекраснее такой увлекательной игры в розарии в летний полдень с одной из красивейших его подданных!
Он сделал шаг в ее сторону.
– Если бы я знал, что встречусь с такой красавицей, я поспешил бы прибыть сюда раньше, даже если бы мне пришлось загнать мою лошадь.
– Разве ваша задача заключается не в том, чтобы заботиться об удовольствиях короля?
– О, это да! – Он ударил ладонью по ноге. – Именно это я и должен делать.
Анна, уже достаточно искушенная в кокетстве, теперь обратилась к этому оружию намеренно, стараясь таким образом заглушить свою неприязнь к любовнику ее сестры. Эта неприязнь вот-вот могла вырваться наружу. Пусть он подойдет к ней еще ближе, и тогда она остановит его своим холодным взглядом.
Она срезала розу и протянула ему.
– Возьмите, если хотите.
– С удовольствием, – ответил он. – Буду хранить ее вечно.
– Да что вы? – сказала она презрительно. – Обычная галантность придворного!
– А вы не любите галантных придворных?
Она окинула насмешливым взглядом его крупную, украшенную драгоценностями фигуру.
– Они кажутся мне довольно вульгарными по сравнению с французскими придворными.
– А вы недавно из Франции?
– Совершенно верно. Меня решили выдать замуж за моего кузена.
– Я бы мечтал быть вашим кузеном! Скажите… – Он подошел к ней еще ближе. Какая у нее гладкая кожа, какие шелковистые ресницы! А как гордо она держит голову на своей очаровательной шейке! – А это мое замечание не слишком вульгарно?
О Боже! – Улыбка осветила ее лицо, белые зубки блеснули на солнце. – Как вы не понимаете? В вашем замечании нет ничего неожиданного. Я знала, вы сейчас скажете именно это.
Несмотря на то, что Генрих пребывал в состоянии некоторого замешательства, ему это нравилось. Девушка была веселой и остроумной. Ему это даже очень нравилось. Она действовала на него, как бокал шампанского. Могу поклясться, подумал он, что никогда не видел такой очаровательной куколки! А как она держится! Как будто она королева, а я ее подданный!
Анна сказала:
– Вам не кажется, что сад у нас очень красивый? Я думаю, что это самое прекрасное место в Хивере.
Они обошли сад. Она показала ему цветы, сорвала ветку лаванды, понюхала ее, потом оторвала цветок и растерла в пальцах, распространяя вокруг себя великолепный аромат.
– Вы сказали, что только недавно приехали из Франции, были при дворе. Вам там нравилось? – спросил Генрих.
– Да. Там было хорошо.
– И вам не хотелось возвращаться?
– Пожалуй, нет. Я так долго прожила там, что Франция стала для меня родным домом.
– Мне неприятно это слышать.
Она пожала плечами.
– Говорят, я одновременно француженка и англичанка.
– Французы, – сказал он уверенно, и лицо его вдруг стало почти таким же красным, как и его одежды, – это банда вероломных мошенников.
– Сэр! – воскликнула она возмущенно, подобрала свои юбки и, отойдя от него, села на деревянную скамью у пруда. Она окинула его холодным взглядом, когда он поспешил присоединиться к ней.
– Ну, довольно! – сказал он, полагая, что хватит играть. Он сел рядом с ней, очень близко, и она отодвинулась.
– Вероломные! – медленно произнеся она. – Мошенники! И вы сказали это несмотря на то, что я наполовину француженка и вы об этом знали!
– О! Эти слова не относятся к вам. У вас лицо ангела! Она поднялась на ноги, как бы не доверяя ему, присела на траву у пруда и стала рассматривать свое отражение в воде, – очаровательный Нарцисс в образе женщины, с волосами, спускающимися почти до самой воды.
– Нет! – сказала она властно, когда он попытался встать. – Оставайтесь там, где сидите. Может быть, я еще соизволю поговорить с вами.
Он не узнавал себя. Пошутили – и хватит. Пора объясниться, заставить ее встать на колени и просить прощения. Он тогда поднял бы ее с колен и сказал: "Мы не можем простить проявление неуважения к суверену. Мы требуем в наказание за ваши грехи поцелуя!" Но он не был уверен в себе. В этой девушке было что-то такое, чего он до сих пор никогда не встречал у женщин. Она могла бы отказать ему, королю, в поцелуе. Нет, нет! Будем продолжать эту игру.
Она сказала:
– Французы – интересный народ. Мне везло с ними. Во Франции я сдружилась с герцогиней Алансонской. И я была счастлива иметь такого друга.
– Я слышал о ней разные байки.
– Да, она знаменита. Скажите, вы читали Боккаччо?
Король наклонился к ней. Читал ли он Боккаччо? Да, читал.
И то, что написал этот парень, ему очень понравилось.
– А вы? – спросил он ее.
Она кивнула, и оба улыбнулись, вспоминая об удовольствии, которое получили.
– Мы читали его вместе с герцогиней. Скажите, а какая история понравилась вам больше всего?
И они погрузились в обсуждение современной литературы. Король даже забыл, что он король, и влюбленный король к тому же. Это был грубый, неотесанный и сладострастный мужчина, стремящийся к интеллектуальным занятиям. Обычно сладострастие брало верх. Но в этой девушке была какая-то чистота, которая вызывала в нем уважение, и он восхищался ею, как восхищался бы прекрасной картиной или статуей. Восхищался умом и знаниями Анны, столь редкими для женщин того времени. Литература, музыка и изобразительное искусство могли бы занять в его жизни более заметное место, если бы он не был в юности таким здоровым и крепким физически. Если бы он уделял такое же внимание искусству, какое уделял теннису, рыцарским турнирам, охоте за дичью и женщинами, его ум мог бы так же хорошо развиться, как и его тело. И послужил бы ему лучше, чем мускулы. Но дикий зверь был в нем сильнее. А чувственные желания, сдерживаемые его узкими религиозными взглядами, не способствовали превращению в тонкого ценителя искусства. Сочетание дикого зверя и фанатичного ханжи сформировало его совесть, совесть жестокого изверга. Но это произошло позже. Тогда же изверг в нем только зарождался… Ему было очень приятно беседовать на умные темы с такой хорошенькой девушкой. Она сама была умной девушкой, и Маргарита Алансонская оказала сильное влияние на ее взгляды. Маргарита позволила ей прочесть "Гептамерон", это странное произведение, которое она написала под влиянием Боккаччо.
От литературы она перешла к рассказам о времяпрепровождении французского двора. Она рассказывала о маскарадах, возможно, не таких пышных, какие устраивал он, но более веселых и интересных. При французском дворе царил изящный ум, при дворе английском – яркие краски и драгоценности. Она рассказала о пьесе, которую помогала писать Маргарите, приводила оттуда цитаты, слушая которые, он весело смеялся. Он стал рассказывать ей о том, что сам тоже кое-что пишет, прочел свои стихи. Она слушала, склонив голову набок.
– Последняя строчка, – сказала она, покачав головой, – мне кажется не совсем удачной. Думаю, так было бы лучше…
И действительно, ее вариант оказался лучше! Он внезапно разозлился, потому что при дворе его все убеждали, что никогда не слышали таких прекрасных стихов, какие пишет он. Так как припадки злости были для него привычным делом, он старался показать, даже самому себе, что причиной гнева было не то, что его на самом деле вызвало. Сейчас, думал он, гнев был вызван не этим незначительным замечанием по отношению к его стихотворению, а тем, что эта девушка, едва расставшаяся с детством, так хорошо усвоила зловредные привычки французского двора. Что же касается его самого, он не мог видеть в себе ничего смешного или странного. И не мог понять, что даже в этот момент пытается соблазнить ее, а потом пылал гневом – ведь другие, эти распутники и вольнодумцы с изысканными манерами, присущими только французам, тоже могли этого желать. Такая девушка, думал он, воспитанная при дворе иностранного государства и так умело нанесшая обиду королю Англии своим презрением, должна была сидеть дома, а не ездить во Францию.
И он произнес напыщенно:
– Мне больно при мысли о той опасности, которой вы подвергались, находясь при этом распущенном дворе, возглавляемом монархом, который…
Он замолчал, потому что увидел смуглое и умное лицо и лукавую улыбку на губах, как бы говорившую ему о том, что он ее пленник.
– Король Франции действительно часто влюбляется, но я никогда не стала бы его любовницей! – воскликнула она.
Ему показалось, что эта умная девушка ответила на вопрос, которого он ей еще не задал, и почувствовал, что проиграл свою игру.
– Есть такие, кто не считает позором быть любовницей короля, а полагают, что им оказана большая честь, – резко сказал он.
– Действительно, некоторые слишком дешево себя ценят.
– Дешево? – возмутился он. – О чем вы говорите? Король не скупец. Он хорошо одаривает тех, кто доставляет ему удовольствие.
– Я говорю не о материальных ценностях. Продать свое достоинство и честь за мимолетную славу и богатства – значит продать себя дешево, так как честь и достоинство бесценны. А теперь мне пора идти домой.