Щеки Милли порозовели, светло-карие глаза блестели. Она уже давно так хорошо не выглядела, и Тристан не мог сдержать улыбки, когда перед входом в дом они с Брэдшо вынули ее из кресла и отнесли в комнату, где завтракали. Эндрю и лакей внесли кресло. Это кресло на колесах оказалось чертовски хорошей идеей, и по одной только этой причине он был рад, что Джорджиана гостила у них.
Дамы удалились в гостиную, а Тристан направился в свой кабинет. Он ненавидел заниматься счетами, но в его шатком положении приходилось вникать во все дела, связанные с деньгами. Покупка пони для Эдварда и возмещение стоимости кресла-каталки в сумме составили его месячный доход, а сегодня было только седьмое число.
Продажа шерсти помогла бы ему, но он мог ожидать эти деньги в лучшем случае не ранее чем через два-три месяца.
Он оказался настолько глуп, что предложил место в своей конюшне для лошади Джорджианы. Он уже платил за корм для пони Эдварда в придачу к четырем упряжным лошадям и двум верховым, своей и брата. Игривая арабская лошадь будет есть вдвое больше, чем маленький Грозовое Облако. "Черт", - проворчал он, вписывая сумму в раздел расходов.
Такое затруднительное финансовое положение и заставило его в конце концов прислушаться к тетушкам, которые посоветовали ему найти богатую невесту, охотящуюся за титулом. Поэтому он ухаживал за Амелией Джонс вопреки страстному желанию сбежать от нее подальше.
Тристан поднялся из-за стола и нахмурился. Вот уже несколько дней он почти не разговаривал с Амелией, а последний раз лишь сообщил ей, что ни при каких обстоятельствах не придет слушать ее пение. Ему надо проявлять больше внимания, не то какой-нибудь оголодавший граф уведет ее у него из-под носа, и ему опять придется начинать весь процесс ухаживания за какой-нибудь другой, еще более жеманной девицей с самого начала.
В дверь негромко постучал Докинз.
- Почта, милорд, - сказал он, подавая серебряный поднос с письмами.
Как обычно, много писем от школьных друзей Эндрю, еженедельный доклад управляющего из Дэр-Парка, такой же от Томлина из Дрюсберн-Эбби. Всего два счета, получение которых он, слава Богу, предусмотрел, и надушенное письмо для Джорджианы.
"Это не духи, - решил он, еще более старательно вдыхая аромат. - Мужской одеколон".
Какого сорта денди пошлет надушенное письмо? Он перевернул письмо, чихнув от сильного запаха одеколона, но на конверте не было обратного адреса. Тристана не удивило, что ее знакомый прислал письмо в Карроу-эй-Хаус.
Уже к вечеру следующего дня весь высший свет знал, сколько платьев она привезла с собой и что ела на завтрак. Но он не предполагал, что будет иметь дело с письмами ее поклонников.
- Докинз!
Дворецкий, явно ожидавший, что его позовут, просунул в дверь голову.
- Передай, пожалуйста, Эндрю и леди Джорджиане, что для них есть письма.
- Передам, милорд.
Первым прискакал Эндрю и, схватив письма, исчез. Через несколько минут появилась Джорджиана. Когда она вошла, Тристан поднял голову от счетов, на которых не мог сосредоточиться, стараясь угадать, кто, черт бы его побрал, прислал ей письмо.
Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы она заметила его интерес, и он кончиком карандаша подтолкнул к ней благоухающее послание и продолжал писать свои цифры. Но, когда она направилась к двери, он поднял голову.
- От кого? - спросил он, стараясь казаться равнодушным к тому, было ли письмо от ее брата или от американского президента.
- Не знаю, - улыбнулась она.
- Так вскройте его.
- Я так и сделаю, - сказала она и вышла.
- Проклятие, - проворчал он и стер нацарапанные им в книге каракули.
За дверью Джорджиана, сдерживая смех, спрятала ароматное послание в карман.
Посылать письма себе самой было так… по-детски, но на этот раз нехитрая уловка сработала.
Глава 5
Ступай в монастырь!
У. Шекспир. Гамлет. Акт III, сцена I
Когда ужин закончился и четверо членов семейства Карроуэй отправились на весь вечер в оперу, Джорджиана была готова пересмотреть свои обязательства по отношению к двум мисс Карроуэй. Она не предусмотрела для себя никаких развлечений, чувствуя, что ее долг перед Милли и Эдвиной важнее званых вечеров и балов.
А теперь тетушки бросили ее, оставив на весь вечер одну, и ей нечего было делать, кроме как думать о том, что она одна в огромном доме наедине с Тристаном Карроуэем.
Он был невыносимо высокомерен, и хуже всего то, что она понимала, почему Амелия Джонс так очарована им. Если бы она могла забыть, как ужасно Тристан поступил с ней, она бы даже попробовала представить, что снова находится в его объятиях, ощущает его искусные руки, губы…
- Джорджи, - ворвался Эдвард в библиотеку, где она укрылась, - вы умеете играть в двадцать одно?
- О Боже! Сто лет не играла.
- Не мешай леди Джорджиане, - раздался за дверью голос Дэра. - Она читает.
- Но нам нужен четвертый игрок!
Она натянуто улыбнулась, почувствовав, что краснеет.
- Но нас только двое.
- Нет. Бит, Тристан и я - это трое. Нам нужны вы.
- Да, нам нужны вы, - повторил Тристан.
Она пыталась понять по выражению его лица, так ли невинны его намерения и потребуется ли дать достойный отпор, но не могла определить, какие мысли скрывали эти голубые глаза.
Если она отклонит приглашение Эдварда, то будет выглядеть трусихой, снобом или кем-то еще хуже. Дэр наверняка назовет ее тем или другим, не имея склонности вести себя как настоящий джентльмен. Один из них должен воспользоваться случаем, и лучше, если это будет она, а не он.
- Хорошо, - сказала она, закрывая книгу и поднимаясь. - С удовольствием поиграю.
В гостиной ее посадили между Эдвардом и Робертом, что означало, что ей придется провести весь вечер лицом к лицу с Дэром.
Когда Эдвард раздал карты, она повернулась к Роберту - только затем, чтобы не смотреть на Тристана. Она мало знала о среднем брате Карроуэй, только то, что когда-то Роберт был разговорчивым, остроумным и очень веселым. Всем было известно, что он чуть не погиб на войне, но после его возвращения она редко встречала его в обществе.
Если не считать небольшой хромоты, он выглядел таким же здоровым, как и раньше.
- Как это удалось вас уговорить? - с улыбкой спросила она.
- Повезло.
- Если вы не против, могу я спросить, - не отставала она, несмотря на его замкнутость, - как вы получили свое прозвище? Бит, так ведь?
- Это я назвал его Битом, - сказал Эдвард, откладывая остатки колоды и разглядывая свои карты. - Когда я был маленьким, я так произносил его имя.
Юный Эдвард, должно быть, считал ее и своих братьев живыми древностями.
- У кого-нибудь из твоих братьев тоже есть прозвища?
Он прищурил черные глаза, соображая.
- Ну, Тристан - это Дэр, иногда - Трис; Брэдшо - Шо; Эндрю мы иногда называем Дрю, но ему это не очень нравится.
- Почему же?
- Он говорит, это девчоночье имя, и тогда Шо называет его Друзиллой.
Она сдержала смех.
- Понятно.
- А меня они называют Коротышкой.
- Это ужасно!
Джорджиана взглянула на Тристана. Как это на него похоже, таким уничижительным именем называть члена собственной семьи.
- Но я и есть коротышка! Мне это нравится! - Эдвард выпрямился, встав на стуле на колени, чтобы казаться выше своих братьев.
- Ему нравится, - заметил Тристан, вынув карту из лежавшей на середине стола колоды, и положил ее перед Джорджианой.
- Не представляю почему, - усмехнулась она.
- Двадцать одно, - объявил Бит, раскрывая свои карты так, чтобы все видели.
Тристан нахмурился, но глаза его весело блестели.
- Никогда не доверяйте тихоням.
И снова этот любящий взгляд, который время от времени он бросал на членов своей семьи. Джорджиана, удивленная близостью и простотой обращения братьев друг с другом, почувствовала себя неловко, и в то же время ее сердило, что он способен на такие добрые чувства.
Странно, но это делало его более… привлекательным. Она напомнила себе, что соблазнительница здесь она. И что не ей предстоит быть соблазненной.
- Удивляюсь, что вы сегодня не в клубе, милорд. Там бы больше пригодилось ваше искусство в карточной игре.
- Здесь веселее, - пожал он плечами.
Видимо, игра в карты с восьмилетним ребенком и почти немым братом представлялась ему более интересной, чем посещение оперы, или поездка в Воксхолл-Гарденз, или визит к одной из любовниц, или другое свойственное ему времяпрепровождение.
Но если он пытается произвести на нее впечатлени. семейного человека, то напрасно тратит время. Что бы он ни сделал… за всю оставшуюся жизнь, это не переубедило бы ее, ибо она прекрасно знала, что он за человек.
- Так вы не хотите признаться, кто прислал вам сегодня письмо? - спросил он, когда игра длилась уже больше часа.
- Оно без подписи, - сказала она, собираясь раздавать карты.
- Тайна, значит. - Он потянулся к своему бокалу с бренди. - Кого-нибудь подозреваете?
- Я… у меня есть подозрение, - уклончиво ответила она, раздавая каждому по две карты. Видит Бог, она только хотела внушить ему мысль, что у нее могут быть претенденты на ее руку, достаточно решительные, чтобы прорваться в мужскую крепость Карроуэй-Хауса, но такой испанской инквизиции она не ожидала.
- Кто же? - Тристан, опершись подбородком на руку, смотрел на нее, в то время как Роберт знаком попросил еще одну карту.
Первым порывом Джорджианы было желание напомнить Тристану, что его это не касается. Но она поставила перед собой цель - заставить его влюбиться. И потому не следовало непрестанно оскорблять его.
- Мне бы не хотелось ошибиться, называя кого-то, - сказала она с невинным видом. - Поэтому я не дам ответа, пока не получу других доказательств.
- Других доказательств, - повторил он. - Вы имеете в виду самого человека? Да, пожалуйста, пусть он приходит к нам.
Она нахмурилась:
- Он, конечно, не придет к вам…
- Двадцать одно! - воскликнул, подпрыгивая Эдвард. - Вы двое никогда не выиграете, если весь вечер будете мечтательно смотреть друг другу в глаза.
Роберт кашлянул.
- Ну, - притворно огорчилась Джорджиана, чувствуя, что ей еще меньше, чем Роберту, хочется говорить, - ты, Эдвард, не оставил мне никакой надежды на выигрыш. Думаю, мне пора удалиться, джентльмены.
Мужчины встали вместе с ней. Тристан сдержанно кивнул, и Джорджиана покинула гостиную с чувством собственного достоинства. Оказавшись в холле, она подобрала юбки и бросилась вверх по лестнице.
- Джорджиана!
Глубокий голос Тристана заставил ее остановиться.
- Что? - Она повернулась к нему, решив не придавать особого значения словам Эдварда. - Вот это сюрприз, не так ли?
- Ему всего лишь восемь, - спокойно произнес Тристан, поднимаясь вслед за ней по лестнице. - И если он будет продолжать в том же духе, то не доживет и до девяти. Пусть детская болтовня тебя не расстраивает.
- Я… я… - Она кашлянула, прочищая горло. - Я только сказала, что удивилась. Но я вовсе не расстроена.
- Ты не расстроена, - повторил он, недоверчиво глядя на нее.
- Нет.
- Хорошо. - Поморщившись, он провел рукой по своим темным волосам. Этот жест когда-то казался ей очаровательным. - Потому, что это неправда. Я хочу, чтобы ты это знала.
Он говорил очень серьезно.
- Что я должна знать?
- Что я не мечтаю о тебе. Я, честно признаюсь, на мерен жениться.
- Ты? На ком же? Прими мои поздравления.
- Не надо, - слишком поспешно остановил он ее, помрачнев.
- Почему же? - Ей удалось изобразить улыбку.
- Я не… еще не сделал ей предложения.
- Я рада, что мы разобрались с этим. Спокойной ночи, милорд.
Поднимаясь по лестнице, она спиной чувствовала его взгляд. Бедная Амелия Джонс! Разбитое сердце доставит удовлетворение Тристану Карроуэю, если только не проучить его так, чтобы он больше не играл чужими чувствами и мечтами.
Придя в свою комнату, она быстро набросала еще одно письмо Люсинде и вложила его в другое, написанное более решительным почерком и другими чернилами, адресованное ей самой. Она надеялась, что Люсинда будет более экономной с одеколоном. Запах первого письма все еще ощущался в комнате, и она могла поклясться, что, когда она бросила его в камин, оно вспыхнуло синим пламенем.
Джорджиана вставала рано. Благодаря установленному ею порядку после прогулок Милли и Эдвина обычно спали долго. После посещения оперы они, по расчетам Джорджианы, должны появиться не ранее полудня. Она позвала Мэри и, надев костюм для верховой езды, поспешила вниз. У дома ее ожидал грум кузена, державший под уздцы оседланную Шебу.
- Доброе утро, Джон, - поздоровалась она с улыбкой, когда он помог ей сесть в седло.
- Доброе утро, леди Джорджиана, - ответил грум, усаживаясь на свою серую лошадь. - По-моему, Шеба сегодня не против хорошего галопа.
- Рад слышать, у Шарлеманя такие же намерения. - Дэр верхом на великолепном поджаром гнедом выехал из-за угла дома и остановился рядом с ней. - И у меня тоже.
Несмотря на свое недовольство, Джорджиана была вынуждена признать, что он бесподобен. Она почти могла рассмотреть свое отражение в его черных сапогах, а смуглое лицо с голубыми глазами и светло-коричневый сюртук заставляли вспомнить великолепные средневековые портреты. Черные бриджи были натянуты без единой морщинки, и он сидел на Шарлемане так, словно родился в седле. Ходили слухи, что именно в седле его и зачали.
- Вы рано поднялись сегодня. - "Черт, нужно скорее вдохнуть свежего воздуха, чтобы в голове прояснилось". Дэр и ясная голова казались несовместимыми.
- Я не мог уснуть и не стал даже пытаться. Поехали? Может быть, в Риджентс-Парк?
- Джон будет сопровождать меня. Мне не нужна ваша помощь.
- Джон будет сопровождать и меня. Мы же не хотим, чтобы я свалился с седла и сломал себе шею, не правда ли?
Она горела желанием дать ему резкий отпор, но, чем дольше они будут спорить, тем меньше времени останется на прогулку.
- Ну хорошо. Если вы так настаиваете, то поехали.
Отвесив прямо в седле низкий поклон, он прищелкнул языком, и Шарлемань тронулся с места.
- Как я могу отказаться от такого приглашения.
Направляясь в Риджентс-Парк, они ехали рядом, а Джон в нескольких ярдах позади.
"Флиртуй, - напомнила она себе. - Скажи ему что-нибудь приятное". К сожалению, ничего не приходило ей на ум.
- Брэдшо собирается продолжать свою карьеру на флоте? - наконец спросила она.
- Он так говорит, но ему ужасно хочется стать капитаном собственного корабля. Если в ближайшее время его мечты не осуществятся, то он - мы все в этом уверены - украдет корабль и станет пиратом.
Тристан сказал это таким добродушным тоном, что она засмеялась, слишком поздно спохватившись, что следовало сдержаться.
- Ты поделился с ним своими предположениями?
- Эдвард сказал ему. Коротышка хочет стать первым помощником капитана.
- А Роберт вернется в армию?
- Нет. Я не допущу этого.
Его необычный тон и слова заставили ее замолчать. Становилось все труднее совмещать эти две стороны характера Тристана Карроуэя. Он казался таким заботливым и любящим со своими братьями и старыми тетушками, и в то же время с женщинами, подобными Амелии, он вел себя как бессердечный совратитель.
Который из этих двух был истинным лордом Дэром? И почему она задает этот вопрос, хотя ответ ей хорошо известен? Он разбил ее сердце и разрушил все надежды на будущее. И даже не попросил прощения.
Тристан решил, что ведет себя как идиот. Они затеяли такой приятный разговор, он даже рассмешил ее, слава Богу, а затем, прежде чем он успел закрыть рот, у него вдруг вырвалась эта фраза о Роберте.
Что бы она ни задумала, она была с ним приветлива, и он, естественно, не возражал против этого. Но он хорошо знал, как она его ненавидит, и не мог понять, какая причина заставила ее изменить свое отношение к нему.
Тристану было бы легче разгадать ее игру, если бы он не позволял своему все еще сильному влечению к ней вмешиваться во все его мысли и поступки. Шесть прошедших лет не стерли из его памяти восхитительных ощущений, связанных с ее нежной кожей и вкусом ее поцелуев. Он давно уже понял, что бесконечная череда любовниц и содержанок не поможет ему забыть об этом.
- Со времени твоего приезда тетя Милли стала быстро поправляться, - заметил он, стараясь изменить тему, прежде чем воспаленный мозг заставит его сказать что-нибудь, о чем он потом пожалеет.
- Рада это слышать…
- Джорджиана! Послушайте, леди Джорджи!
Тристан поднял голову и в конце улицы увидел лорда Лаксли. Проклятый надутый красавчик галопом мчался к ним навстречу, опрокинув по пути тележку торговки апельсинами. Если этому идиоту пришло в голову прислать письмо Джорджиане, то он готов съесть свою шляпу. Барон страдал полным отсутствием интеллекта.
Тристан наблюдал, как Джорджиана перевела взгляд с рассыпавшихся по всей улице апельсинов на лицо Лаксли.
- Доброе утро, милорд, - холодно произнесла она тоном, каким обычно обращалась к Тристану.
- Леди Джорджиана, вы выглядите как ангел. Я бесконечно рад, что встретил вас, и желал бы подарить вам кое-что. У меня есть… - Он стал искать что-то в своих многочисленных карманах.
Выражение ее лица не изменилось, она только подняла руку, останавливая его.
- Думаю, вы также должны подарить что-нибудь этой торговке.
Она указала на старую женщину, которая, рыдая, стояла у опрокинутой тележки, в то время как многочисленные в этот утренний час на Парк-роуд экипажи превращали ее апельсины в оранжевую кашу.
- Лорд Дэр, какова теперь цена на апельсины?
- По-моему, два пенса за штуку, - ответил Тристан, утраивая цену.
Она взглянула на него, признательная за это преувеличение, и снова обратилась к барону:
- Думаю, вам следует дать этой женщине по крайней мере два шиллинга, лорд Лаксли.
Наконец Лаксли соизволил взглянуть на свою жертву.
- Этой торговке? - с презрением скривил он губы. - И не подумаю. Она не должна была оставлять свою тележку посередине улицы.
- Хорошо. Я не желаю ничего получать от вас, - тем же холодным тоном произнесла Джорджиана.
Она вынула из кармана золотой соверен. Тронув за узду Шебу, объехала изумленного покрасневшего Лаксли и, наклонившись, протянула монету.
- О, благослови вас Бог, миледи, - запричитала старуха, хватая затянутую в перчатку руку Джорджианы и прижимая ее к щеке. - Благодарю вас, благодарю вас.
- Леди Джорджиана, я протестую, - возмутился Лаксли. - Вы дали ей слишком много.
- А я думаю, леди Джорджиана сделала именно то, что следовало, - вмешался Тристан. - Прощайте, Лаксли.
Они поехали дальше, оставив позади обескураженного Лаксли. Джорджиана искоса взглянула на Дэра из-под полей своей голубой шляпы.
- Хорошо, что ты вовремя остановил его, Тристан, иначе мне пришлось бы ударить его.