– Это довольно трудно объяснить. Я говорил тебе: Джулия чрезвычайно щепетильно относится к нашему браку. Абсурд, полный абсурд, но те преимущества, которые даются богатством и знатностью, не всегда легко принять даже от того, кого ты любишь. И, кроме того, Джулию очень тревожило ее положение в семье – то, что она стала нежеланной гостьей и породила такие раздоры. Я полагаю, эта мысль преследовала ее. Когда на сцене появился Хенчман и потребовал денег, она просто не хотела, чтобы до меня дошло это напоминание о нашем постыдном прошлом. Хотела разобраться с этим сама, хотела уберечь меня от боли. Бедная девочка...
– Да, это я понять могу, – медленно проговорил Верни.
– Хенчман хотел получить пятьсот фунтов за свое молчание. Первой мыслью Джулии было заплатить. Потом она обнаружила, что не может взять деньги без того, чтобы я не узнал об этом, и, кроме того, она поняла: смешно платить такую цену только за то, чтобы уберечь меня от воспоминаний о прошлом. Она написала Хенчману резкий ответ, заявив, что его история – бесстыдная фальсификация и если он не будет осторожен, то отправится прямиком в тюрьму. Больше она не получала от него, вестей и заключила, что успешно его напугала и он убрался из этих мест. Ей не пришло в голову, что он может обратиться к кому-нибудь из членов семьи. И все же она нервничала. Я понимал, что что-то не так, и пытался выяснить, в чем дело. Позапрошлой ночью я вытянул из нее всю эту историю. Я не был столь оптимистичен, потому что понимал: тот, кому в руки попал такой великолепный материал для скандала, легко не отступится. Вчера я поскакал в Саутбери на поиски Хенчмана. В гостинице мне сказали, что он уехал в наемном кабриолете. Я выследил его – признаться, с большим трудом, – и оказался у задних ворот собственного сада. Начался ливень, и все же я заметил следы там, где какое-то время простоял экипаж, прямо на дорожке, и кое-где примятую траву, куски грязи, словно тело тащили вниз по ступеням. Я вошел в грот и обнаружил там того, кого искал, связанного, с кляпом во рту и чрезвычайно напуганного. А теперь ради бога, Верни, удовлетвори мое любопытство. Для чего ты засунул его в грот?
Верни все ему рассказал.
Ричард слушал с растущим изумлением.
– Мой дорогой, но ты и в самом деле играл с огнем! Ты боролся за мое счастье с таким усердием и с такой находчивостью – и это после того, как я так скверно обошелся с тобой! Просто не знаю, что сказать. Конечно, я необыкновенно благодарен...
– Мои усилия ни к чему не привели. Оказывается, они даже были излишни.
– Не важно. Ведь никто не знал, чем все кончится.
Дверь слегка приоткрылась, и голос Джулии произнес:
– Ричард? О, я не знала... я думала, что ты один.
Мужчины вскочили.
– Входи, любовь моя, – сказал Ричард, – и поблагодари Верни за то, как он участвовал в нашей битве. Я думаю, ты будешь очень удивлена.
Она подошла к ним, смущенная и явно неуверенная в себе. Верни представил ее стоящей на обочине дороги со своим полусумасшедшим отцом, который пытается поколотить почтовых мальчишек. И как она рыдала одна в доме на Уидкомб после того, как рассталась с Ричардом навсегда.
– Теперь, когда вы знаете, сколько горя я принесла Ричарду, вы ненавидите меня еще больше? – тихо спросила она.
– Ненавижу вас? Какая глупость! Только теперь, когда я узнал все, я способен искренне пожелать вам счастья. – И он протянул ей руку.
Ричард рассказывал жене все приключения Верни, и ее глаза стали еще больше и ярче, чем всегда.
– Но почему, Верни? – спросила она наконец. – Вы никогда не доверяли мне, вы думали, что я вероломная обманщица, а после встречи с миссис Сэттл у вас были все основания так думать. Конечно, вы хотели защитить вашего брата, но, без сомнения, вы не могли не думать о том, что когда-нибудь я непременно стану причиной следующего скандала и сделаю мужа исключительно несчастным?
– Я надеялся все же, что никакого другого скандала не будет. Я полагал, что вы любите его. И потом, так говорила Харриет, и она заставила меня с нею согласиться.
– Харриет была права, – заключила Джулия.
– Должно быть, я чрезвычайно глуп, – заметил Ричард, – но не могу себе представить, как Харриет впуталась во все это дело.
– Так же как и я, – признался Верни. – И объясняется это тем, что она – самая настойчивая девушка в мире и, когда Луиза показала ей письмо Хенчмана, ничто не могло убедить ее держаться в стороне. И вам не следует бояться, что она станет сплетничать или проболтается, как это с ней обычно бывало. Не знаю, что произошло, но за последние несколько месяцев она совершенно изменилась. Разве вы не заметили, как добра она была к Луизе сегодня вечером? Она теперь столь же разумна, сколь и хороша собой. Во всяком случае, я так думаю.
Ричард и Джулия обменялись взглядами, но ни один из них не сказал ни слова.
– Есть еще одна вещь, которая ставит меня в тупик, – сказал Ричард после недолгой паузы. – Предположим, твои подозрения оправдались. Ты уверен, что я отказался бы от Джулии, узнав о ее позоре? Тебе не пришло в голову, что я мог бы продолжать любить ее, и даже еще больше?
Верни почувствовал себя так, словно из-под него выбили стул. Он никогда не думал над возможностью такого поворота событий. Ричард, который был так честен, так возвышен, так горд, так разборчив, так морален, так склонен к осуждению своего бесчестного брата... Значит, он не столь уж морален, как все предполагали, и, осуждая его, своего брата, он лицемерил либо, что больше похоже на правду, пребывал в большом душевном дискомфорте.
Ричард смотрел ему прямо в лицо.
– Должно быть, ты считаешь меня очень самодовольным типом.
Верни промолчал: у него не повернулся язык сказать: "Да, считаю".
– Не дразни его, Ричард, – мягко укорила Джулия. – Это очень грубо. И на его стороне – общественное мнение. Думаю, большинство мужчин отреклись бы от, женщины, которая до свадьбы имела любовника, а потом лгала мужу. Ты исключение из этого правила, потому что ты честен и добр и способен к прощению...
– Ненавижу это слово.
– Да, боюсь, оно всегда будет ассоциироваться у тебя с попыткой совершить что-то несовместимое с твоими убеждениями...
– Например, простить Луизу. Сразу могу сказать – я не способен принести эту...
– О да, ты принесешь эту жертву – ради Тео. Ты не можешь ранить Тео после того, как он был по-христиански добр к нам. Не стоит обсуждать сейчас Луизу. Если бы я была неверна тебе, я верю, ты простил бы меня.
– Мне не нужно было бы прощать тебя. Я просто продолжал бы тебя любить, вот в чем различие.
– Мой дорогой, тут нет никакого различия!
И начался спор, один из тех, какие, со всей очевидностью, были привычны обоим. Верни казалось, что он очутился в таком месте, где все знакомые понятия превратились в готические украшения, не имеющие никакого отношения ни к реальной стране, ни к человеческой любви, ни к человеческим нуждам.
Он попытался применить к себе философию Джулии. Как бы он чувствовал себя, если бы обнаружил, что какой-нибудь бесчестный негодяй влюбился в Харриет? Ну что ж, он отмолотит этого парня, заставит его пожалеть о том, что тот родился на свет, но, конечно, это не изменит его чувства к Харри. Хотя, если подумать, это было бы странно... Ричард и Джулия все еще продолжали спорить, но Верни их уже не слышал.
Глава 11
Харриет просидела с Луизой большую часть ночи. Пастор удалился в гостиную. Луиза вздыхала, и плакала, и металась в своей большой кровати, не в состоянии заснуть, отказываясь принять опийные капли, которые ей старательно накапали. Ей необходимо было выговориться.
– Как он мог вести подобную двойную жизнь? Он всегда был так честен и благороден, я в него верила... Я доверяла ему, он был моим идеалом того, каким должен быть джентльмен...
По-видимому, начиная с девятнадцати лет. Мало-помалу вся картина жизни Луизы предстала перед взором Харриет: Луиза Деламейн, дочь вустерширского сквайра, небогатого, но хорошего рода. С ранних лет она хотела выйти замуж как можно скорее – три младшие сестры наступали ей на пятки. Тео Кейпел был другом по колледжу одного из ее братьев. Он попросил ее выйти за него замуж после довольно непродолжительного знакомства. Он нравился ей больше других ее кавалеров – вполне достаточно, чтобы принять его предложение и уверенно смотреть вперед: в счастливое и надежное будущее. Потом она была приглашена в Уордли-Холл, чтобы познакомиться с семьей жениха, и еще до окончания этого визита безнадежно влюбилась в Ричарда. Что ей оставалось делать? Ричард был женат и всецело предан своей хорошенькой жене и троим детям – естественно, не возникало даже вопроса о какой-либо любовной связи между ним и Луизой, но должна ли она разорвать помолвку с его братом? Нелепость подобного решения, да еще и без всякой возможности объяснить его причину, была очевидна, к тому же она не хотела прослыть увлеченной в любовные сети и обманутой. Кроме того, если нельзя выйти замуж за Ричарда, можно стать верной женой Тео, думала Луиза, втайне поклоняясь своему кумиру. И казалось, она сделала правильный выбор, потому что год спустя после ее свадьбы родился Нед и с этого времени Кэтрин все более превращалась в беспомощного инвалида, поэтому ее зять постоянно просил Луизу помочь ему делом и советом. Постепенно она стала настоящей заменой хозяйке поместья. Близость все возрастала, причем в самом невинном ключе, она чувствовала, что дает своему избраннику все, что добродетельная женщина может дать мужчине, который не является ее мужем. Если непокорные желания и заставляли ее порой чувствовать себя беспокойной и виноватой, она безжалостно подавляла их, говоря себе, что Ричард так хорош и благороден – он был бы просто потрясен, узнав, что творится у нее в голове.
– Я думаю, он разозлился на меня. Какой дурой я была, когда все это время полагала, что он полюбит ту женщину, которая этого достойна. Он и эта... Нет, не могу представить их вместе! Но все равно – как бы мне хотелось вернуть все то, что я наговорила в музыкальной комнате. Как ты думаешь, они догадываются? Они торжествуют и насмехаются надо мной?
– Я убеждена, что ни одни из них не догадался, – заверила ее Харриет.
После собственных унижений, пережитых ею из-за своих глупых преследований Верни, она прониклась неприязнью, почти ненавистью к Луизе, потому что та не уставала выговаривать ей, надоедливо напоминая вновь и вновь о ее ужасной бестактности, о презренной слабости женщины, которая отдает свое сердце тому, кто ее об этом не просит. Теперь Харриет понимала, почему Луиза это делала. Для нее самой было жизненно необходимо прятать свою любовь к Ричарду. Изначально эта потаенность была необходимой защитой, но, когда в деревню прибыла Джулия, она превратилась в лекарство от уязвленной гордости Луизы. Сегодня ночью она лежала в кровати без сна, волосы влажными прядями спадали на ее залитое слезами лицо, она дрожала над своей горестной тайной и говорила, что умерла бы, если бы Ричард узнал, об этом.
Наконец, она уснула, и Харриет, возблагодарив Небеса, ускользнула в свою комнату, чтобы отдохнуть хоть несколько часов. Утром она велела горничной не беспокоить миссис Кейпел, сказав, что ей немного не здоровится, и после семейной молитвы уселась за завтрак вместе с пастором.
Он тоже выглядел очень усталым, на его приятном лице читалась озабоченности. У него, конечно, не было шарма двух других Кейпелов – ни темноволосой блистательности сэра Ричарда, ни обаятельной живости Верни, и легко было понять, как это все произошло с Луизой, но пастор был добрым человеком, и Харриет чувствовала к нему огромную жалость. Она подумала, как пастор, должно быть, озадачен враждебностью, которую выказала его жена, устроив семейный скандал, и попыталась смягчить неприятность.
– Я думаю, нервы миссис Кейпел расстроены из-за погоды. Я знаю людей, которые просто заболевают в грозу.
– Я во всем виню себя, – отвечал пастор, отвергая эту мнимо-значительную пустую болтовню. – Мне следовало знать, что происходит. Вступить в переговоры с обычным преступником ради такой цели... Если бы они разрешили мне с самого начала рассказать Луизе всю историю, мы бы избежали этого позора. Но разрешение не было мне дано. Она не могла не относиться к новой жене Ричарда с крайней антипатией, во всяком случае, до тех пор, пока не научилась бы считаться с соперницей, и было просто безумием позволить ей столь неожиданно узнать правду о нем и Джулии.
Харриет издала легкий вздох удивления. Пастор поднял глаза, улыбнулся довольно печально и сказал:
– Мое дорогое дитя, не стоит притворяться со мной. Вы ведь все поняли прошлым вечером, не так ли? Я предположил это по тому, с какой старательностью вы пытались остановить ее дикие речи, когда мы возвращались домой в коляске. Но я всегда знал о подлинной природе ее привязанности к моему брату.
– Вы знали?..
– Ну да, я узнал через год после нашей свадьбы. Ее не в чем винить, она не сделала ничего плохого – до вчерашнего дня, когда ее подстегнула ужасная ревность, – и мой брат, нужно сказать, ни разу ничего не заподозрил: он такой скромный человек, в нем нет и тени заносчивости. Все это время он был сбит с толку и удручен отношением Луизы к Джулии? Сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь угадал истинную причину.
– Мистер Кейпел, – начала Харриет, не зная, как подойти к тревожившему ее вопросу, – не думаете ли вы, что ваша жена в любом случае предала бы всеобщей огласке ставшие ей известными факты, вероятно полагая, что это ее долг...
– Нет, она никогда бы этого не сделала. Она пыталась посеять семена раздора между мужем и женой, надеясь, что это и вправду приведет к разводу, но даже в этих обстоятельствах она не стала бы распространять публично никаких слухов о Джулии. У нее очень высокое чувство семейного долга и множество превосходных качеств. Я должен был больше помогать ей противостоять злу в ее ситуации. Но даже и сейчас еще не слишком поздно.
Харриет была до глубины души тронута его мягким, всепринимающим стоицизмом. Он действительно хороший человек, подумала девушка, может быть, самый лучший из трех братьев. Но, увы, они – те, в которых влюбляются женщины.
– Не хотите ли еще немного кофе, сэр?
Пастор передал ей чашку, осмотрел свою светлую, аккуратную гостиную для завтрака и сказал:
– Нам следует уехать отсюда. Мне нужно было принять это решение, как только мой брат объявил о своей помолвке с мисс Джонсон. А я сидел здесь и смотрел, как моя бедняжка Луиза становится все более несчастной и демонстрирует свой дурной характер каждому, у кого есть глаза, чтобы смотреть. Боюсь, частенько этим человеком были вы, Харриет. Мне очень жаль, что все это время вам было у нас очень неуютно.
Стараясь разубедить его, Харриет начала говорить, что это был лучший период в ее жизни, но почувствовала, что зашла слишком далеко, и поспешила сменить тему. Она спросила, что станет делать пастор, если покинет Уордли.
– Один мой старый друг недавно пригласил меня посетить Уелхэмптон. Только что освободился один из приходов Кэнонов, и я полагаю, епископ согласится рассмотреть мою кандидатуру. Там, конечно, будет поблизости дом и кое-какое подходящее общество.
– Вы знакомы с семьей епископа?
– Доктор Брасси не женат. Он выдающийся ученый и не слишком хорошо разбирается в мирских делах.
Это звучало великолепно. Луизе будет чем занять свой разум. Через полгода, не больше, она, вероятно, начнет заправлять всем в епископском дворце.
Несмотря на все эти волнения, Харриет не оставляла мысль о том, что будет, когда в гроте найдут тело Хенчмана. Сразу после завтрака она вышла из дому и отправилась к озеру. Дойдя до увеселительных садов, она увидела, что вода спала. Теперь до грота, должно быть, можно добраться.
На довольно уныло выглядевшем "деревенском мостике" кто-то ее окликнул. Это Верни пробирался по лужам. Она подбежала к нему.
– Я пришел за вами, – сказал он.
– А что тело? Его уже нашли?
– Там нет никакого тела. Ричард нашел Хенчмана и освободил его в самый разгар грозы, когда мы с вами умирали от скуки, слушая Слингсби. Он был вынужден отпустить этого бедолагу. Ведь не тащить же его в суд за вымогательство, где выплывет наружу и все остальное. Но я клянусь, в этих краях он больше не покажется – не слишком приятно лежать связанным в темноте, да и Ричард обошелся с ним не очень нежно. Представьте его ярость: негодяй, который попытался преследовать Джулию! Они так любят друг друга. Какой я был дурак, когда думал, что она может его обманывать, ведь совершенно ясно, что они во всем заодно, и так будет всегда.
– И все же я удивляюсь сэру Ричарду, – сказала Харриет. – Не думаю, что он во всем вел себя безупречно.
Верни в одно мгновение стал серьезен.
– Вы были так снисходительны к Джулии, надеюсь, вы сумеете распространить свои добрые чувства и на Ричарда. Я ожидал, что вы станете винить его за то, что он сбил ее с пути. Уверяю вас, он сам это чувствует, и чрезвычайно сильно.
– Мне нет дела до того, кто из них кого сбил с пути, – легкомысленно сказала Харриет. – Это не мое дело. Но я думаю, сэр Ричард должен был сказать вам, что он освободил Хенчмана до того, как поднялась вода, вместо того, чтобы продержать вас в неведении целую ночь и целый день. Это была беспечность с его стороны.
Верни одно мгновение смотрел на нее, а потом принялся смеяться.
– Значит, вы полагаете, что это – самое худшее его преступление? Харри, он не мог мне сказать. Он не имел никакого понятия о том, кто засунул Хенчмана в грот и почему. Ведь у нас были прямо противоположные намерения.
И он коротко рассказал ей обо всем, что узнал от Ричарда прошлым вечером.
Они гуляли по южному берегу озера. Гроза утихла, небо очистилось, стоял тихий, ясный сентябрьский день. Впрочем, довольно жаркий. Густая трава, все еще мокрая после грозы, сверкала на солнце.
– Значит, мы напрасно потратили столько усилий, – сказала Харриет.
Они остановились недалеко от маленького готического здания, называвшегося монастырем, и стояли, глядя на воду, которая вернулась в положенные ей очертания, но была еще бурной и непроницаемо темной, а берега вязкими, шоколадно-коричневого цвета. И только проплывающие мимо лебеди выглядели безукоризненно чистыми и беззаботными.
– Не напрасно, – возразил Верни. – Поначалу я тоже так думал, но это не так. Все эти неприятности открыли мне в вас много такого, чего я раньше не знал. Вы оказались такой сильной, Харри, и такой мудрой – вы все время говорили: что бы там Джулия ни совершила, она не мошенница и не обманщица. Если бы не вы, я мог бы наябедничать на нее Ричарду и навеки настроил бы его против себя. Не знаю, где бы я был без вас.
– Вы говорили мне, что я чересчур назойлива и кончу как Луиза, – не удержалась Харриет.
– Осмелюсь сказать, я всегда буду время от времени говорить вам подобные вещи. Вы же не принимаете их близко к сердцу, так ведь, моя дорогая?
Харриет молча смотрела на него, не в силах ответить.
Верни взял ее за плечи и склонился к ней. Шляпка Харриет мешала им, и она сняла ее.
Наконец, он перестал ее целовать и спросил:
– Ты ведь любишь меня, не так ли?
– Я думала, все в округе об этом знают.
– О, Харри, не надо! – воскликнул он со стоном раскаяния. – Как грешно было с моей стороны обойтись с тобой так бессердечно, воспользоваться твоей невинностью – я заслуживаю расстрела!