Скользя взглядом по длинным полкам, заваленным яркими лентами, шляпами с мягкими полями, сатиновыми тюрбанами и бархатными шляпками, Джейн увидела ее – прелестную вещицу, терявшуюся на фоне остальных, но единственную пришедшуюся ей по вкусу.
– Вон ту, пожалуйста. Нет, другую. За тюрбаном. Да-да, соломенную.
Простая соломенная шляпка была выбрана исключительно назло Эдмунду.
Джейн надела ее и посмотрелась в зеркало, которое подал ей услужливый продавец. Обычная голубая шляпка с серебристой шелковой каймой и бантом оказалась довольно симпатичной, а в эту дождливую серость виделась Джейн светлым пятном, словно предвещавшим приход весны.
Рассматривая собственное отражение, она увидела у себя за плечом лицо Эдмунда.
Сравню ли с летним днем твои черты?
– Нет! – с неожиданной для себя резкостью ответила Джейн.
Но ты милей, умеренней и краше …
– Нет.
– Ты не в настроении для поэзии?
– Нет.
Когда его отражение исчезло из зеркала, она взглянула на лицо, обрамленное шляпкой. Невыразительные глаза, жесткая линия рта, густые брови – самые обыкновенные черты невзрачной дурнушки целиком гармонировали с безнадежной серостью ее натуры.
Разочарованная увиденным, Джейн осторожно опустила зеркало на прилавок.
– Прости, Эдмунд. Полагаю, ты пытался быть, как всегда, вежливым.
– Ну что за глупости! При чем здесь вежливость? Мне хотелось порадовать тебя.
– К чему столько беспокойства?
– Хотя бы для того, чтобы видеть твою улыбку. – Он нежно коснулся ее подбородка. – Впрочем, мне следовало бы помнить, что тебя невозможно заставить что-нибудь сделать против твоей воли, даже улыбнуться.
– Иногда мне хочется улыбаться.
Но только не теперь. Сегодня они провели слишком много времени вместе, и ускользающая нежность была лишь предвестником неизбежного разочарования для них обоих.
Джейн не следовало погружаться в мрачные мысли хотя бы потому, что нестерпимая, безнадежная серость ее натуры должна быть уравновешена улыбкой, пусть и одной. Она должна попытаться.
Эдмунд картинно закрыл лицо руками и отшатнулся.
– Ах этот оскал! На помощь! Да это же волчица!
Джейн скрестила руки на груди.
– Ну и кто из нас говорит глупости?
Вмиг посерьезнев, он повторил ее жест.
– Полагаю, что я. Но попытка не пытка. Однако, как вижу, улыбки мне не добиться. И ты наверняка не позволишь спросить, хорошо ли проводишь время, не замерзла ли. Какое упрямство!
– Считаешь меня упрямой?
– Моя дорогая леди, вас упрямой считают другие, а я это знаю наверняка. Посему больше покупать подарки не намерен, уж во всяком случае сегодня. Так ты собираешься платить за свою шляпку?
Эдмунд явно не шутил – слишком серьезным и усталым вдруг стало выражение его лица. Руки Джейн задрожали, когда она принялась развязывать бант шляпки, а внутри все так и трепетало от ощущения победы – наконец-то она добилась признания своих прав.
– Да, пожалуй, я ее куплю.
Пока Эдмунд помогал Джейн усаживаться в экипаж, наполовину заваленный пакетами с покупками, ему не давал покоя вопрос: почему она так упрямилась, с завидным упорством отказывалась от любых его предложений? Ему пришлось практически принудить ее выбрать хоть что-то не для дома и библиотеки, а для нее самой.
Киркпатрик как мог предостерег Джейн насчет Беллами, не раскрывая деталей его постыдного прошлого, а теперь его обязанность – ее защищать. Для этого он должен сделать так, чтобы она не чувствовала себя несчастной, была всем довольна, а еще ограждать от яда, испускаемого этим злодеем. Им с Джейн следует почаще выезжать вместе, а в качестве подарков для жены, судя по всему, больше подойдут книги. Джейн хоть и говорила, что боится прожить скучную жизнь, но не позволяла сделать ее счастливой. По правде говоря, Эдмунда терзало еще множество вопросов.
Усаживаясь в экипаж, Джейн толкнула его локтем в бок, вернув тем самым в реальность.
– Прошу прощения. Здесь тесновато.
Возможно, Эдмунд и поверил бы в непреднамеренность ее действий, не будь удар столь метким и болезненным, но сейчас лишь процедил:
– Ничего страшного.
В воздухе повисло напряженное молчание, но через некоторое время Джейн нарушила тишину:
– Прошлой ночью… я заперла дверь.
Тон его голоса в одно мгновение сделался предупредительным:
– Ты вольна поступать, как пожелаешь.
– Я заперла дверь, потому что… – Джейн смутилась, но все же продолжила: – В общем у меня эти дни…
– У тебя… Ах, ну да!..
Даже в тусклом свете, пробивавшемся сквозь окошко экипажа, Эдмунд видел, как вспыхнули ее щеки. Молчание, казалось, длилось целую вечность, но эта тишина была иного рода, ее заполняли различные звуки: ее мягкое дыхание, шелест оберточной бумаги, стоило коснуться пакета с покупками, гул, долетавший с улицы. Среди всего многообразия шумов нельзя было не заметить, как одиноки они вместе.
Появление Джейн так мало поменяло в его жизни, что ему даже проводимые вместе ночи казались неуместным вторжением в ее жизнь. Она не соглашалась ни на один подарок, не выказав сначала недовольства по этому поводу. Что бы он ей ни предлагал – этого всегда будет недостаточно.
– Спасибо, что сказала, – только и нашелся Эдмунд с ответом. – Я уж было подумал, что ты обиделась из-за моей оплошности на балу.
– Обиделась, но это мы уже обсудили. А сейчас я просто сказала все как есть.
У них пока что не получалось с зачатием, а поскольку дело не терпело промедления, Эдмунд стремился к намеченной цели с упорством, граничившим с отчаянием, однако ничего не выходило.
Нельзя сказать, чтобы Эдмунда сильно огорчали неудачи – в конце концов, что за судьба предначертана ребенку, зачатому не в любви, а всего лишь из-за нужды в наследнике. Своему, пока еще не существующему отпрыску он желал лучшей доли, как, впрочем, и себе самому. Он хорошо помнил отношения своих родителей, единственной целью которых было произведение потомства для наследования титула и состояния, и не хотел повторять их ошибок, особенно теперь, когда ему открылось понимание иного отношения к браку.
Как жаль, что порой у желаний так мало общего с реальностью! А действительность зачастую не оставляет иного выхода, кроме как взглянуть ей в лицо и мужественно принять происходящее, как данность.
– Джейн, когда пожелаешь, чтобы я снова пришел к тебе, просто оставь дверь незапертой.
– Хорошо, – вымолвила она, и щеки ее снова запылали.
Эдмунд решил не возвращаться более к этому предмету, ведь теперь все зависело только от нее. Пытаясь подыскать новую тему для разговора, он хотел только сгладить неловкость и доставить жене удовольствие.
– А до тех пор… Помнится, ты говорила, что не умеешь танцевать. Если пожелаешь, я мог бы тебя научить.
– Ты действительно этого хочешь? – Она взглянула на него впервые с тех пор, как сели в экипаж.
– Да, хочу, если ты не против.
– О большем я и мечтать не могу!
Она одарила его лучезарной улыбкой, но Эдмунд прекрасно помнил, что таков же был ее ответ на предложение отправиться на бал. Неужели она опять идет ему на уступки? Истинные мотивы жены были неподвластны его пониманию.
"Тебя будет пожирать сомнение. С него все и начинается. Сначала сомнение, затем недоверие и наконец нелюбовь". Так сказал Тернер.
Недоверие терзало его, как никогда прежде. Он словно блуждал в потемках, не в силах отыскать верный путь. Если обучение танцам потерпит такое же фиаско, как и посещение бала, он потеряет жену, потому что совершенно не знает способов ее удержать.
Глава 11. О секретах, больших и маленьких
На следующий день супруги Киркпатрик были приглашены на званый ужин в дом лорда и леди Хавьер. По сравнению со светскими раутами высокого уровня данное мероприятие было не столь церемониальным, и Джейн смела надеяться, что не допустит серьезных промахов.
Дом Хавьера, выстроенный из темного кирпича и отделанный белым камнем, располагался на западной стороне Ганновер-сквер. Джейн бывала здесь не раз, да и ее свадебная церемония проходила в большой гостиной особняка. Войдя вслед за Эдмундом в зал, она обратила внимание на изменения в интерьере и подумала, что это наверняка под влиянием семейной жизни. С ее появлением Эдмунду тоже пришлось сменить мрачную серую обивку стен на светлые зеленые тона. В холостяцкую пору Хавьер старался следовать моде, и последними ее веяниями были лакированные покрытия и роскошное безразличие позолоты. Одинокие мужчины, как правило, не умеют сделать дом уютным.
Теперь все золото сменилось лепной волютой и овальными барельефами, а на стенах, покрытых желтыми обоями, теплели отблески многочисленных свечей. Холодная лакированная мебель в гостиной была заменена элегантным антиквариатом, который Хавьер уже было отправил на чердак. Под ногами расстилался мягкий персидский ковер. Кресла, обитые гобеленами, и плетеный диван яркой расцветки с шелковыми подушками обеспечивали комфорт всем, кто пожелает погреться у большого мраморного камина.
Чета Хавьер вышла встретить гостей. Высокий и статный Александр Эджуэйр держался, как всегда, уверенно. Луиза, его жена и близкая подруга Джейн, стройная и грациозная, в пурпурно-синем платье с длинными рукавами стояла рядом с мужем, выглядела принцессой. Вот она что-то сказала мужу на ухо, и он улыбнулся в ответ.
С мягкой улыбкой Луиза подтолкнула мужа к Эдмунду:
– Алекс, почему бы тебе не угостить своего гостя портвейном? Уверена, лорд Киркпатрик не откажется.
– Ты гонишь меня прочь, дорогая? – игриво спросил Хавьер, целуя жену в лоб.
– Возможно.
– Не позволяй Джейн дурно влиять на тебя.
– Посмотрим, не окажется ли мое влияние более тлетворным, – со смехом отмахнулась Луиза, быстро повернулась к Джейн и без предисловий заявила: – Твой кузен очень обеспокоен, что жизнь в браке тебя не привлекает.
– И что же заставляет его так думать?
Луиза никак не стала комментировать то, что Джейн не потрудилась опровергнуть предположение.
– Он переживает единственно из любви к тебе.
Джейн, в свою очередь, предпочла проигнорировать тот факт, что Луиза не ответила на ее вопрос.
– Он слишком сентиментален. Что ты такое ему сказала, отчего он улыбался?
На щеках Луизы заиграл румянец.
– Я напомнила мужу о некоторых… кхм, аспектах нашего брака. Не все так быстро приходят к согласию. Думаю, у вас с Киркпатриком со временем все сложится прекрасно, особенно учитывая твое к нему отношение.
Джейн оставила слова подруги без комментариев, потому что меньше всего ей хотелось говорить о своих отношениях с мужем.
Хотя Джейн и Луиза были давними подругами, многие часы проводили в обсуждении идеала мужчины, и Луиза была первой, кому Джейн поверила свои чувства к Эдмунду, некоторыми секретами не могла поделиться даже с ней. Джейн очень не хотелось признаваться, что ее чувства к мужу только вредят семейной жизни, а те самые "аспекты" как раз единственная часть их брака, где царила гармония.
Джейн боковым зрением наблюдала за Эдмундом, который возле камина беседовал с Хавьером. Кажется, в своей беззаботной и дружественной манере в чем-то убеждал ее кузена. В свете лампы его гладкая кожа отливала золотом, волосы казались темнее, скулы обозначились резче. Как ни старалась Джейн, но не смогла отыскать в его чертах ни единого изъяна. Сердце ее сжалось от тоски, скованное желанием, которое невозможно выпустить наружу.
Разговоры о "некоторых аспектах" брака приводили ее в отчаяние. Ей нестерпимо хотелось большего, но она должна быть благодарна и за то, что между ними уже было. К отношениям в браке Джейн питала те же чувства, какие испытывает зависимый, учуяв сладкий запах опиума, но не имея возможности выкурить ни толики. Обладать телом Эдмунда – не значило владеть его сердцем. Пока Джейн было довольно и того, что в сердечных делах у нее не было соперниц.
Джейн не сознавала, что все это время бормотала себе под нос, пока Луиза не спросила:
– Ты что-то сказала?
Джейн непонимающе посмотрела в темные глаза подруги, и смех Луизы растаял, сменившись беспокойным взглядом.
Джейн не могла допустить, чтобы из-за нее волновались, а уж тем более жалели. Это было настолько личным, что даже мужа не касалось. Скорее это была битва с самой собой, а значит, как бы трудно ни пришлось, Джейн выйдет победительницей.
– Я сказала, – быстро проговорила Джейн, – как хорошо, что никто не слышал твоих слов. Меня бы ужасно смутило, если бы кто-то узнал, что вас с Хавьером беспокоит наш брак.
Луиза расслабленно выдохнула:
– Что за чепуха. Мы одна семья, а в семье люди должны поддерживать друг друга. Но если тебя это беспокоит, я не стану больше говорить ничего подобного. Да, кстати: я попросила Хавьера пригласить мистера Беллами, раз уж он близкий друг твоей матери.
– Моей матери? Я полагала, он знакомый Хавьера, – нахмурилась Джейн. – Возможно, еще до отъезда в Индию мистер Беллами знал моего отца.
О прошлом человека, подарившего ей жизнь, Джейн было известно крайне мало, ведь тот умер, когда она была совсем малышкой.
– Беллами был очень занят последние месяцы, – добавила Луиза. – Он сумел покорить весь высший свет, так что, полагаю, у него теперь каждый вечер расписан. Леди Аллингем даже организовала пикник на природе в его честь.
– Неужели она решилась на это сейчас, в разгар осени? Гости, должно быть, продрогли до костей.
– Не думаю, что ноябрьская прохлада была слишком уж высокой ценой. Никто не пожелал упустить возможность послушать его восхитительные истории.
Графиня немного поколебалась, прежде чем продолжить:
– Джейн, я не пытаюсь бросить тень на репутацию друга вашей семьи. Но скажи: у тебя нет сомнений в правдивости рассказов мистера Беллами?
– Не могу судить, ведь я никогда не бывала в Индии.
– А кое-кто из наших общих знакомых бывал. Мне неизвестны местные обычаи, но, кажется…
– У меня есть книга, – перебила ее Джейн, – вернее, у Киркпатрика об Индии. Когда я ее прочитаю, то буду знать больше.
Луиза вздохнула с облегчением.
– Прекрасно. Значит, Киркпатрик тоже проявил интерес к этому джентльмену? Важно понимать… Но, впрочем, раз Беллами – друг твоей матери, оставим этот разговор.
Мало что соображая, Джейн кивнула. Все ее внимание сосредоточилось на том, чтобы удержать на губах приятную спокойную улыбку и чтобы взгляд, который не выпускал из поля зрения Эдмунда, казался не слишком настойчивым, но и не безразличным. Она баронесса, и вести себя должна подобающе.
Легкая болтовня продолжалась, пока дворецкий не пригласил гостей к ужину. Не будучи приверженцами формальностей и строгих порядков, хозяева позволили приглашенным самим выбирать, в каком порядке и с кем под руку идти в столовую.
Когда Эдмунд подошел к Джейн, на губах его играла еле заметная улыбка.
– Не скучаешь?
– Повидаться с друзьями всегда приятно.
Кружась в вихре лжи и недомолвок, она верила в их необходимость во имя высшего блага. Джейн не сомневалась, что долгие годы их совместной жизни должны быть наполнены дружбой, но никак не тоской и томлением. Разум твердил, что ей обязательно удастся одержать победу над своей неразделенной любовью, однако тело и слышать об этом не хотело. Стоило Эдмунду взять ее под руку, как в ней вновь всколыхнулась волна невыносимой нежности.
По случайности или по злому умыслу, но во время ужина Джейн оказалась рядом с Беллами. Ей хотелось поговорить с ним, да и тема для беседы была наготове.
– Мистер Беллами, не так давно мне в руки попала книга об Индии. Как только я ее прочту, с удовольствием обсудила бы ее с вами.
Он улыбнулся.
– Мне казалось, мы договорились, что для вас я Даниел.
Вспомнив предостережения Эдмунда и сомнения Луизы, Джейн осторожно сказала:
– Я не зову по имени даже хозяина сегодняшнего вечера, моего кузена. Полагаю, нам следует оставить все как есть, мистер Беллами.
– Вы ведь уже называли меня по имени. Что же изменилось?
– Простите мою импульсивность, но я поменяла свое мнение.
– О, это исключительное право женщины. Часто ли вы меняете свое мнение?
Его взгляд сразу сделался твердым и непроницаемым, явно разочарованным. Она часто видела похожее выражение лица в собственном зеркале.
– Если это необходимо, – отозвалась Джейн. – Не принимайте близко к сердцу, мистер Беллами. Мы оба непривычны к высшему свету и оба порой оступаемся.
– Ваша правда. – Он неуклюже отрезал себе кусок цыпленка, вонзив в него вилку. – Для меня большая честь быть принятым в столь узкий круг ваших знакомых, леди Киркпатрик. Особенно учитывая немилосердность вашего супруга.
Джейн взглянула на Эдмунда, сидевшего на противоположной стороне стола. Выражение его лица было весьма сосредоточенным: губы поджаты, глаза прищурены и действительно немилосердны, – но стоило ему заметить, что она на него смотрит, прежнее выражение тотчас же стерлось. Послав Джейн обаятельную улыбку, он отвернулся, словно происходящее во главе стола вызывало у него огромный интерес.
– Вам не нужно ничего говорить о муже, – пробормотал Беллами. – Слава его опережает. В обществе он на особом счету, и дамы его обожают, не так ли? Одна-две красавицы всегда готовы составить ему компанию.
– Не всегда. – С чрезмерным ожесточением Джейн всадила нож в мясо. – Во всяком случае не сегодня.
– Вы так скромны.
– Нет, всего лишь честна. – Джейн отложила приборы. – Давайте не будем говорить о Киркпатрике. Лучше расскажите мне еще немного об Индии.
– Ох, мои истории, несомненно, померкнут в сравнении с приобретенной вами книгой. Видите ли, я не готов к критике и ни в коем случае не осмелюсь поставить под удар свою хрупкую репутацию.
Джейн пренебрежительно хмыкнула, прежде чем поняла, что баронессам, вероятно, не следует хмыкать, и поправилась:
– Я хотела сказать, мне не все кажется правдоподобным. Должно быть, вы уже снискали себе популярность в свете, так что, чем бы ни занимались, обречены на успех.
– Почему вам так кажется? – пристально взглянув ей в лицо, спросил Беллами.
Вероятно, баронессы также не позволяли себе выражения раздраженного удивления, и Джейн, подчинив себе свои чувства, выказала лишь вежливую осведомленность:
– Только потому, что высший свет охотно вас принимает. Вам в моем вопросе почудилось нечто иное?
Что же он имел в виду? Сделав над собой усилие и надев маску вежливого безразличия, в уме она начала перебирать все возможные варианты. Что, если Беллами был пиратом? Нет, вряд ли, скорее контрабандистом. Вероятно, когда-то он вел дела с Эдмундом, и потому супруг не одобрял их общение, при этом не желая ничего объяснять.
Она улыбнулась, и Беллами расслабился, слегка откинувшись на высокую резную спинку стула.
– Вовсе нет, дорогая леди. Мы, деловые мужчины, так много думаем о своих планах и проектах, что порой забываем о манерах.