Ответ был излишним, но не могла же она стоять на месте как истукан. Не изменяя правилам этикета, Эдмунд поднялся и жестом указал ей на место напротив стола, пробормотав:
– Сожалею, но здесь нет более удобных кресел. Что привело тебя ко мне? Ты хорошо себя чувствуешь?
– Прекрасно. – Джейн смерила мужа долгим взглядом. – А ты?
На секунду ей показалось, что ему нездоровится: шейный платок ослаблен, помят да еще и чернилами забрызган, под глазами темные круги… но, может, это тень от лампы, освещавшей кабинет в этот пасмурный день.
– Чудесно. Вот решил немного поработать…
– Если ты занят, я могу зайти позже, – с готовностью сказала Джейн, приподнявшись с места.
– Нет-нет, все в порядке. – Эдмунд посыпал бумагу песком, взял сургуч и печать. – Я уже закончил.
– Что-то важное?
Рука у него дрогнула, и капля сургуча упала на дюйм дальше от загнутого края конверта. Эдмунд нахмурился, добавил еще смолы и наложил печать.
– Ничего особенного, всего лишь просьба к моему поверенному в Корнуолле разобраться с некоторыми делами.
Подняв глаза, он одарил жену своей обычной чарующей улыбкой, словно говорившей "я готов для тебя на все".
– Нам вовсе не обязательно говорить о делах. Как настроение после дебюта? Каковы впечатления от первого лондонского бала?
– Прекрасно. – Она коротко вздохнула. – Но я должна перед тобой извиниться.
Предыдущий вечер ясно показал, насколько она эгоистична в своих требованиях: он лишь пытался проявить толику доброты ко всем несчастным. Эдмунд оказался прав, как всегда: после ее необдуманного поступка – признания в любви – случилось то, о чем он предупреждал, вопреки ее уверенности в обратном.
Он полностью сдержал все свои обещания, кроме одного – вернуться ровно через час, – но учитывая, как многим она уже обязана супругу, этот небольшой огрех был сущим пустяком. Посему здравый смысл подсказал Джейн единственно верный путь: более никаких споров по мелочам и никаких требований, только чистосердечная дружба и ожидание того дня, когда у нее исчезнет надежда на взаимность. Надо заставить себя не думать и не говорить о своей неразделенной любви, прекратить слушать сердце и не руководствоваться эмоциями, и рано или поздно ей удастся справиться с этим чувством. И как только это произойдет, оно не будет более представлять никакой опасности, а останется чем-то вроде семейной тайны, какие есть у всех. До тех пор остается лишь терпеть и устроить их быт таким образом, чтобы не было причин об этом даже вспоминать.
Никакой реакции от Эдмунда не последовало: словно не слышал ее слов, он равнодушно надавил печатью на сургуч и отложил конверт на край стола.
– Эдмунд, ты не слушаешь меня? Я прошу прощения.
– За что?
Стараясь как можно осторожнее подбирать слова, Джейн пояснила:
– За то, что уехала с бала без тебя, за свою ни на чем не основанную ревность. Нет, не в том смысле, какой в это понятие обыкновенно вкладывают… Я не могу возражать против твоего общения с другими дамами, тем более что ты руководствуешься благородными побуждениями.
Печать с отчетливо различимым родовым гербом Киркпатриков, которую он все еще держал в руке, зависла в воздухе.
– О, тогда что же такое, по-твоему, ревность?
– Эдмунд, у меня никогда не было поклонников. Я не бывала на балах, разве что несколько вечеров в поместье Хавьера. После смерти папы я вела тихую сельскую жизнь, в которой не было места наставникам и гувернанткам. А моя одежда… видел бы ты те жуткие платья, в которые меня рядила матушка. – Она натянуто улыбнулась. – Естественно, на балу я почувствовала себя чужой. Мне очень недоставало твоего общества, твоей спокойной уверенности и непринужденности, вот и все.
Настороженное выражение его лица сменилось сочувственным.
– Понимаю, и ты имела полное право рассчитывать на мое участие. Просто я не подумал об этом.
– Что ж, брак в новинку нам обоим.
– Да, ты права, и нам следует почаще вспоминать об этом. – Он поднялся, и ноздри ей защекотал аромат чистого тела и свежей рубашки, так что захотелось прижаться к нему и зарыться лицом в складки его одежды. – Я не могу увезти тебя из Англии прямо сейчас, но, быть может, и в Лондоне найдется какое-нибудь место, куда ты хотела бы отправиться?
– Воксхолл-Гарденз! – выпалила не задумываясь Джейн.
Эдмунд вскинул брови в напускной суровости:
– М-да, мадам, страшно представить, как бы вы повели себя в парке, где полно пьянчуг и другого сброда! Полагаю, нам всем нужно вознести хвалу Господу за то, что твоя страсть к приключениям была удовлетворена азартными играми и не дошла до мелкого воровства.
– Ты мне льстишь, – натянуто улыбнулась Джейн.
– К сожалению, Воксхолл-Гарденз осенью и зимой закрыт. Мы можем поехать туда весной. – Он замолк, сосредоточенно расставляя предметы на рабочем столе. – Может, есть еще какие-то места?
– Вчера ты предлагал Бонд-стрит. Почему бы нам не отправиться туда? – немного подумав, сказала Джейн.
– Превосходная идея! – улыбнулся Эдмунд.
– Но это вовсе не обязательно! – поправилась она быстро, почувствовав иронию в его словах. – Я знаю, что джентльмены обыкновенно не расположены ездить на Бонд-стрит… разве что поздно вечером, ради общества дам… легкого поведения.
– Неужели ты полагаешь, что у меня есть в этом необходимость?
– Нет, конечно нет! – Джейн непроизвольно притопнула ножкой в изящной туфельке по покрытому ковром полу. – Но если ты не в настроении, я могу поехать одна.
– Поскольку я сам предложил тебе поездку на Бонд-стрит, то, разумеется, намерен и сопровождать. Светской даме не подобает появляться на людях без спутника, особенно столь блистательной.
Обогнув стол, Эдмунд подошел к жене вплотную, взял ее руку и поднес к губам, запечатлев на маленькой ладошке поцелуй, своей легкостью и невесомостью сравнимый разве что со взмахом крылышек мотылька.
Сердце Джейн судорожно забилось.
Ощущение его прикосновений будоражило, медовая сладость слов вызывала в ней неизъяснимый трепет. В такой незначительный на первый взгляд комплимент он вложил больше чувства, чем во все ночи, проведенные под пологом супружеского ложа за последние несколько недель.
Она поспешила высвободить руку и, собрав все свои душевные силы, равнодушно произнесла:
– Не будь смешным.
Необходимо убедить Эдмунда в том, что она не нуждается в утешении. Если она будет тверда как скала, то, возможно, однажды заслужит его благосклонность, и этого с нее довольно.
– Пойду надену шляпку!
Джейн стрелой вылетела из кабинета, прежде чем с ее губ могла слететь какая-нибудь глупость, способная испортить этот момент.
– Сейчас подадут экипаж, – сказал Эдмунд, когда она спустилась в холл в коричневой шляпке с маленьким козырьком.
Джейн заметила, что за время ее отсутствия муж успел, и весьма осмотрительно, заменить запачканный чернилами мятый шейный платок свежим.
На поездку в экипаже она не рассчитывала.
– А не желаешь ли пройтись пешком?
– В ноябре? Ты продрогнешь через пять минут. В таком наряде немудрено озябнуть даже в доме. – Его пальцы мягко погладили меховой отворот ее накидки. – Для конца ноября это слишком легкий костюм: и рукам будет холодно, а с волосами, забранными под шляпу, замерзнет еще и шея.
– Это не шляпа, а дамская шляпка! Она должна украшать, а не согревать. Комфорт не имеет ровным счетом ничего общего с модой.
Эдмунд нахмурился.
– Разве нельзя сочетать одно с другим?
По коже пробежала легкая дрожь, но причиной был вовсе не холод, а удивление: оказывается, муж неравнодушен к ее благополучию.
– Интересная мысль. Тебе следует поделиться ею с модистками.
Пока Джейн закутывалась в накидку, Эдмунд поинтересовался:
– Должно быть, тебе нужны какие-то аксессуары к новому гардеробу? Мы могли бы зайти к шляпнице или куда-то еще…
– Зачем? Мне ничего не нужно.
Он бросил на нее взгляд, полный сомнения.
– Но ведь женщинам всегда хочется чего-то нового.
Джейн ответила ему таким же скептическим взглядом, что он вопросительно склонил голову:
– Разве нет?
– У меня есть все необходимое: ведь незадолго до свадьбы ты заказал.
– Ну, можно заказать что-то еще… – начал было Эдмунд, но, заметив выражение ее лица, тут же замахал руками: – Хорошо-хорошо, это не мое дело. Давай просто поедем на Бонд-стрит, а там уже посмотрим: вдруг что-нибудь и понравится.
Эдмунд приказал вознице трогать, и они двинулись в путь. Вместо того чтобы занять место напротив, он устроился на бархатной подушке сиденья рядом с ней. И Джейн вздрогнула, когда рукав его сюртука коснулся груди.
– Прости, я должен был сначала спросить у тебя позволения сесть рядом, – извинился он тотчас, поняв свою оплошность. – Надеюсь, не слишком тебя стесню, если буду сидеть здесь?
Ею овладело едва ли не бешенство от этой его безупречной вежливости, но огромным усилием воли она заставила себя безучастно произнести:
– Как тебе угодно.
– Полагаю, так нам будет удобнее беседовать.
Джейн не осмелилась возражать. Когда Эдмунд находился так близко, она трепетала от волнения, едва ли не теряя дар речи. Она слышала легкое постукивание его сапога по дну экипажа и видела на обивке тень его профиля. Ощущая тепло его тела, всем своим естеством она стремилась податься к нему навстречу, но разум подсказывал, что это невозможно.
– Что это ты задумал? – поинтересовалась Джейн, вложив в свои слова максимум небрежности.
– Ничего, просто хочу убедиться, что тебе не скучно. Ведь ты хорошо проводишь время?
– Эдмунд, это не твоя забота.
Ее резкость, должно быть, сильно его удивила, и, отстранившись, он внимательно посмотрел на нее.
– Весьма любезно с твоей стороны предложить мне прогулку по Бонд-стрит. Прости, что порой бываю вспыльчива, но это не имеет к тебе никакого отношения. И уж конечно, ничего с этим не поделаешь. А если тебе угодно продолжать расспросы о том, как я провожу время, то я наверняка опять потеряю самообладание.
С секунду обдумав услышанное, Эдмунд заключил:
– Что ж, в таком случае осмелюсь надеяться, что ты дашь мне знать, если заскучаешь.
– Непременно.
Эдмунд барабанил пальцами по колену, явно не решаясь о чем-то спросить.
– Чудесно. Джейн, а кто пригласил на свадьбу мистера Беллами?
– Мистера Беллами? – Вопрос был столь неожиданным, что ей пришлось собраться с мыслями, прежде чем дать ответ. – Вероятно, кузен Хавьер. Почему ты спрашиваешь?
– Из чистого любопытства. Ты хорошо его знаешь? Беллами, разумеется, не Хавьер.
– Нет, не особенно, – улыбнулась Джейн. – Я о Беллами. К сожалению, своего кузена Хавьера я знаю очень хорошо, даже слишком.
Неудачная шутка не удостоилась ответа.
– Беллами не кажется мне подходящей компанией для тебя, – процедил Эдмунд, краем глаза наблюдая за ней.
Джейн охватило возбуждение – совершенно восхитительное ощущение, – и она выпалила:
– Тебе не стоит ревновать!
Он сжал челюсти и хладнокровно заметил:
– А я и не ревную.
– О, конечно же, нет! – прошептала Джейн. – Прости, я опять сказала глупость.
Казалось, Эдмунд понял, что допустил бестактность.
– Пойми меня правильно, Джейн: я ничуть не сомневаюсь в твоей привлекательности, особенно для мужчин среднего возраста и сомнительной биографии.
– О, прекрати! – Она откинулась на спинку сиденья. – Ты делаешь все только хуже. Забудь о том, что я сказала.
– А я попрошу тебя не забывать моих слов, – тихо промолвил Эдмунд. – Не оставайся с ним наедине. И не верь его историям.
– Каким историям? Тебе известно что-то, чего не знаю я?
Эдмунд внимательно посмотрел на нее, а потом взял за руку.
– Нет. Меня беспокоит лишь соблюдение приличий. Итак, куда тебе угодно отправиться в первую очередь? Твое желание – для меня закон.
Джейн желала верить его словам так страстно, как не желала еще ничего на всем белом свете. Выглянув из окна экипажа и увидев толпы народа на оживленной улице, она спокойно отозвалась:
– Мне безразлично. Может быть, в книжный магазин?
Самообладание вернулось к ней, стоило лишь выдернуть руку из его ладони.
– Как скажешь.
Бледные лучи осеннего солнца проглядывали сквозь серую пелену облаков. На улице царило оживление, и путь к магазину затрудняли толпы покупателей и праздных зевак. Джейн с любопытством рассматривала окружающих. Все здесь было ей в новинку, а шумные улицы Лондона, заполненные людьми, являли собой не меньшее развлечение, чем товары в витринах магазинов.
До сих пор Джейн не сознавала, как сильно зима в Лондоне отличается от зимы в деревне. На окраине Мичетта Джейн и ее матери, впрочем, как и всем жителям деревни, с осени приходилось запасаться углем и дровами и делать заготовки овощей и фруктов, чтобы пережить суровую зиму. И хотя порой можно было положиться на помощь соседей, в плохую погоду удаленность от Лондона делала жизнь там едва сносной. Жители столицы не были обременены подобными тяготами и верили в то, что у их ног лежит целый мир.
Джейн все больше и больше проникалась любовью к городу.
Решение отправиться за покупками в книжный магазин, а не в галантерею, изменило их маршрут, и возничий был вынужден свернуть на Пикадилли, однако дорога оказалась перегороженной телегой со сломанной осью, и чете Киркпатрик пришлось сойти раньше и немного пройтись пешком.
Когда они ступили на мостовую, Эдмунд взял Джейн под руку.
– Я не стану спрашивать, все ли хорошо, но обещай сказать, если ты замерзнешь.
– И что ты тогда сделаешь? – Ветер выхватил прядь из-под ее шляпки, и волосы упали ей на лицо.
– Куплю горячий картофель, чтобы ты могла согреться, – улыбнулся Эдмунд. – Или отведу в какое-нибудь теплое место. Теперь во всех магазинах полно народа, так что и там, должно быть, не холодно.
Джейн была поражена таким количеством покупателей, богатых мужчин и женщин, которые без оглядки тратили деньги, нимало не задумываясь о цифрах на ценниках. Большинство горожан готовились к открытию парламента, затем начиналась предрождественская суета с поиском подарков. Джейн отчаянно хотелось, чтобы уже наступил канун Рождества, хотелось вообразить, что ее любят и вот-вот преподнесут самый желанный из всех подарков.
Проходя мимо витрин книжного магазина Хетчардса, Джейн спрятала лицо от резкого порыва холодного ветра, как вдруг услышала женский крик: "Моя шляпка!" Подняв голову, она успела увидеть летавшую над головами прохожих причудливую дамскую шляпку с фигуркой птицы. Какой – не разглядела, потому что одним ловким движением руки Эдмунд схватил вещицу, прежде чем вихрь успел увлечь ее дальше. Ее владелица – молодая, хорошо одетая дама – ринулась навстречу спасителю своего головного убора, на ходу бормоча благодарности, а когда подбежала, пустилась в объяснения:
– Должно быть, лента оторвалась! Представления не имею, как это вышло. Ах, если бы не вы, я потеряла бы любимую шляпку и очень расстроилась!
– Понимаю вас! – почтительно кивнул Эдмунд. – Она весьма оригинальна.
Женщина рассмеялась, и ее щеки, и без того розовые от ветра, раскраснелись пуще прежнего, кивнула и отправилась по своим делам.
Джейн взяла Эдмунда под руку и проворчала:
– Зря ты спас эту ужасную шляпку.
– Та леди другого мнения. К тому же я рад, что сумел помочь.
Хоть Эдмунд и говорил спокойно, Джейн все же казалось, что муж пытается поставить ее на место, и это ей совсем не нравилось. Она убрала свою руку с его локтя, а он и не заметил. Его взгляд был прикован к карете, что стояла неподалеку – вернее, к женщине, которая не решалась забраться внутрь из-за огромной грязной лужи, отделявшей ее от открытой дверцы экипажа.
– Позвольте помочь вам, мадам. – Эдмунд протянул руку сначала даме, а затем и ее горничной, а когда обе оказались на сухом участке каменной мостовой, добавил, обращаясь к леди: – Ангелы, подобные вам, должны парить над землей.
Чуть приподняв шляпу, он вернулся к Джейн, провожаемый звонким смехом горничной и восхищенными словами благодарной дамы.
– Надо же, "ангелы"! – хмыкнула Джейн.
Эдмунд сверкнул глазами и произнес:
– Ну не мог же я назвать их дьяволами. Ведь мы не знакомы.
– А что, было так необходимо их как-то называть? – не подумав, ляпнула Джейн, но тут же прикусила язык, вспомнив о своем решении быть супругу другом. – Впрочем, не важно. Они явно были польщены.
– Обычно женщинам нравится, когда их так называют, – сказал Эдмунд и опять положил ее ладонь на свою руку, будто не замечая, что ему пришлось это сделать уже дважды.
– Как бы Лондон справлялся без тебя?
– Что ты имеешь в виду? – в недоумении взглянул на нее муж.
– Ты же готов помочь и угодить всем и каждому.
– И все равно этого недостаточно: можно было бы делать и больше.
Джейн подумалось, что на сей раз он прав: действительно стоило бы делать больше. Ее снова разрывали противоречивые желания: то ли дать мужу хорошую затрещину, оправданием чему могла бы послужить сегодняшняя особая вспыльчивость, то ли покрыть поцелуями его лицо.
Джейн была даже рада, что столь же безмерной озабоченности супруг не проявлял в отношении ее. Вероятно, считал ее достаточно сильной, чтобы постоять за себя, или попросту забывал о ее существовании.
Разумеется, в душе Джейн очень надеялась на первое, ибо тогда это означало бы, что она для Эдмунда особенная, пусть и не совсем такая, как бы ей хотелось.
Глава 10. Блуждание в потемках
До входа в книжный магазин Хетчардса они добрались без задержек – больше не случилось никаких летающих шляпок и ангелов во плоти. Не дожидаясь, пока Эдмунд проведет ее внутрь, Джейн распахнула входную дверь и смело ступила в самую гущу толпы.
Вокруг винтовой лестницы, по бокам обставленной прилавками с бесконечными рядами книжных полок до потолка, располагалась череда маленьких комнат. Каждый дюйм пространства полок и шкафов был занят книгами в кожаных и тканевых переплетах. Служащие с блестящими от испарины лбами передавали друг другу объемистые тома, краткие брошюры и заметки самого разного толка. Управляющие цокали языком и торжествующе улыбались.
– Держу пари, ты больше не переживаешь, что я замерзну, – прошептала Джейн Эдмунду, пока они с Эдмундом пробирались сквозь толпу.
В ответ он лишь усмехнулся.
Джейн буквально была зажата со всех сторон, но это удивительным образом только заставило ее ощутить собственную значимость. Теперь и она стала частью толпы, частью Лондона. Вспорхнув вверх по лестнице, она разлучилась с Эдмундом, но это ее ничуть не беспокоило. Она баронесса, которая вышла за покупками, имея при себе деньги на булавки, кредит и массу свободного времени. Поднявшись еще на пролет, Джейн оказалась в менее оживленной части магазина.
В боковой комнатке стоял огромный стол, заваленный кипами и пачками, стопками и связками самых разнообразных карт – пергаментных, бумажных и парусиновых. Огромные карты были скатаны в рулоны и перетянуты шнурами, были и совсем маленькие, надписанные чернилами и вручную раскрашенные. На этом столе лежал весь белый свет – и манил, и звал, и шептал ее имя.