Несмотря на первоначальные сомнения, Эмелия вылепила из себя жену, которую, по ее мнению, хотел Хавьер: худую как спичка гламурную красавицу в дизайнерских туалетах, с бокалом шампанского в руке и лучезарной улыбкой, наклеенной поверх безупречного макияжа. Но сомнения продолжали мелькать в самых глубоких тенях ее сознания. Эмелию смущало, что Хавьер никогда не говорит ей о своей любви и категорически не хочет заводить детей, ей не нравился брачный контракт, который он заставил ее подписать, и постоянное чувство неловкости в роли хозяйки огромной виллы во время слишком продолжительных и частых отлучек мужа.
Она начала подозревать, что так по-настоящему и не стала частью жизни Хавьера и что их яростного сексуального влечения не хватит надолго. Но пока если Эмелия и могла быть в чем-то уверенной, то это в его желании обладать ею. Испанец мог заниматься с женой любовью всегда и везде, не уставая, не теряя запала. Сначала этого было достаточно, чтобы она чувствовала себя счастливой, но понемногу ей захотелось чего-то большего, чем просто секс. Эмелия обманывала себя, думая, что сможет изменить мужа, научить его любить ее так, как она любила его.
А потом, несмотря на все данные испанцу обещания, молодая женщина начала мечтать о ребенке. В глубине души она хотела создать с Хавьером семью, которую не смогли создать ее родители, свить гнездо и пустить корни. Но у Эмелии не хватало мужества поднять этот вопрос в разговорах с мужем, и она послушно пила противозачаточные таблетки, стараясь не думать о неотвратимом ходе биологических часов. Терпение кончилось, когда Эмелия узнала о завещании покойного свекра. Словно этого было мало, чтобы толкнуть ее за грань, в газетах стали появляться снимки Хавьера с русской певицей… Она сбежала от мужа в надежде, что он бросится за ней, попросит вернуться, и тогда они вдвоем смогут пересмотреть условия их брака.
Но он не бросился. Такой гордый человек, как Хавьер, не привык никого ни о чем просить. Достаточно было подумать о его ссоре с отцом - за десять лет отчуждения испанец так и не смог заставить себя пойти на мировую.
- Эмелия? - Голос мужа ворвался в ее мысли. - С тобой все в порядке?
- Я вспоминаю…
Хавьер резко сел, схватил жену за руки:
- Как? Все?
- Как мы познакомились… Кое-что о времени, которое провели вместе. Почти все…
- Значит, я был прав. Твое тело помнило меня все время, память просто не сразу его догнала.
- Как я могла забыть тебя? - Эмелия коснулась пальчиком его губ. - Не могу поверить… Ты очень разозлился?
- Должен признать, что да. Особенно когда узнал, что Маршалла ты не забыла.
- Я не могу это объяснить. Прости.
- Уже не важно. Наша жизнь продолжается.
- Хавьер… - Ее мягкий голос отозвался в нем, словно Эмелия провела перышком вдоль позвоночника.
Он посмотрел на ее худенькое обнаженное тело, на копну спутанных волос. Низ живота стянуло от возбуждения, когда Хавьер подумал, что вернул ее себе навсегда. Планы развестись с Эмелией казались теперь нелепыми порождениями глупости и слепого гнева. Статьи о романе жены с Маршаллом уязвили его гордость, заставили потерять голову. Хавьер долго не хотел признавать, что слишком сильно хочет иметь Эмелию в своей жизни, чтобы отпустить ее. Он думал, что скорее умрет, чем признает, что женщина поставила его на колени, а потом едва не сошел с ума, обнаружив ее побег. Ему надо было потерять жену, чтобы наконец-то осознать, как она ему нужна.
Хавьер винил себя. Он слишком увлекся московским проектом, сосредоточил на нем все силы, пытаясь присоединить русский банк к своей империи. Переговоры шли тяжело с первого дня, но испанец верил, что выйдет из них победителем. Так и случилось. Он заключил сделку всей жизни. Но не ожидал что за нее придется заплатить личным счастьем.
- Ты устала, милая?
- Нисколько. - Блестя озерами серо-голубых глаз, Эмелия потянулась рядом с ним как распутная кошка.
Кровь вскипела в его венах, когда он прижал ее к простыням и впился в ее губы поцелуем, таким же голодным и жадным, как тот, что получил в ответ. Руки испанца играли с грудью жены, пока ее соски не стали жесткими и ярко-вишневыми. Опустив голову, он обвел каждый из них кончиком языка, прежде чем втянуть в жаркую глубину рта. Эмелия зарылась пальцами в волосы мужа, выгнулась, раскрываясь для него подобно цветку.
Хавьер понимал, что слишком торопится, но возбуждение становилось болезненным. В конце концов, он уже достаточно смазал Эмелию своим семенем, смешанным с ее соками, и она ждала его с нетерпением, не меньшим, чем его собственное. Хавьером владела доисторическая потребность снова и снова утверждать свое право на самку и территорию самым примитивным, но эффективным способом. Она обвилась вокруг мужа, когда он вошел в нее, пронес свое желание вдоль влажных горячих стенок к самому центру ее женской сущности. Испанцу пришлось напрячься, чтобы сохранить контроль над собой, каждый толчок внутри ее грозил опрокинуть его в бездну. Эмелия ерзала под ним, пытаясь добиться того движения, которое откроет ей путь в поднебесье. Но Хавьеру хотелось заставить жену ждать и просить - это была небольшая месть за тот ад, через который она заставила его пройти.
- О, Хавьер… - простонала Эмелия. - Я хочу…
Он улыбнулся, прежде чем овладеть ее губами в еще одном обжигающем поцелуе. Его рука скользнула между бедер жены, дразня, но удерживая ее на грани.
- Ну пожалуйста… - Эмелия схватила его руку и прижала к раскаленному комочку клитора.
Хавьер знал ее тело, как музыкант знает свой инструмент. Сейчас оно было как горячий шелк, а ее женский запах сводил испанца с ума. Но он дождался, пока Эмелия начнет содрогаться в экстазе, и эти спазмы не оставят ему обратного пути. Он бился в нее все сильнее и жестче, с каждым движением выталкивая в прошлое картины ее измены, которые мучили его так долго. Хавьер слышал ее встревоженный писк, чувствовал ногти, вонзающиеся ему в плечи, но не остановился, пока не разрядил свое орудие с воплем триумфа.
Он перекатился на спину, восстанавливая дыхание, но повернул голову, когда Эмелия сжалась в клубок спиной к нему.
- Эмелия?
Пробормотав что-то сердито-неразборчивое, она откатилась дальше от его протянутой руки. Но Хавьер дотянулся до плеча жены, развернул ее к себе:
- Что я сделал не так?
- Я думаю, ты сам прекрасно знаешь.
- Я не телепат, Эмелия. Если хочешь что-то сказать, скажи, ради всего святого.
Молнии, сверкавшие в обращенных на него глазах жены, сменились пеленой слез.
- Не смей трахать меня так, словно я твоя любовница! Я - твоя жена!
- Я увлекся, - виновато сказал Хавьер. - Прости. Раньше ты говорила, что тебе это нравится.
- А тебе не приходило в голову, что раньше я говорила какие-то вещи только для того, чтобы ты был мной доволен?
- Я больше не понимаю, что ты хочешь, Эмелия. - Хавьер почесал в затылке. - Такое чувство, будто в больнице мне выдали другую жену, чем та, что была у меня месяц назад. Мне нужно время, чтобы привыкнуть.
- Скажи, в наших отношениях когда-нибудь было что-то, кроме секса? - Она поморгала на него мокрыми ресницами.
- Теперь, когда память к тебе вернулась, ты должна помнить, как я не люблю разговоры на эту тему. - Хавьер скатился с кровати, словно Эмелия его столкнула, в голосе появились злые нотки. - Я объяснил тебе правила, ты согласилась. А сейчас хочешь все изменить.
- Разве тебе так трудно ответить на вопрос? - Она натянула на себя простыню. - Ты когда-нибудь любил меня хоть чуть-чуть?
Хавьер попытался взглядом призвать жену к порядку, но она не позволила ему себя переглядеть. Он вздохнул:
- Отец говорил, что любит меня, но это ничего не значило. Он был готов любить меня с условием, что я стану марионеткой в его руках. Как только он выяснил, что я выбрал свой путь, любовь кончилась.
- Он был не прав. Родители не должны лишать детей любви, для этого нет оправдания.
- Мой отец любил своих жен, всех трех, и они, видимо, отвечали ему взаимностью. Посмотри, чем это кончилось, - одной ранней смертью и двумя - почти двумя - безумно дорогими разводами.
- Значит, ты не веришь, что любовь может жить долго?
- Это ненадежное чувство, Эмелия. Оно все время меняется.
- И как это соотносится с нашим браком?
- В браке важны социальная совместимость и физическое влечение. Немного взаимного уважения тоже не помешает.
Взглянув на несчастное лицо Эмелии, Хавьер снова почувствовал себя кругом виноватым. Он не мог сказать точно, способен ли любить вообще. Или печальные примеры из детства заставляли его всеми силами сопротивляться эмоциональной зависимости от другого человека?
- Не дави на меня, Эмелия. Мы столько пережили в последнее время. Зачем вынуждать друг друга говорить вещи, в которых мы оба больше не уверены?
- Но я уверена, что люблю тебя! С первого взгляда. Я никогда не говорила тебе о своей любви, потому что ты не хотел это слышать, но я больше не могу молчать.
- Ты говоришь, что любишь, но ведь ты бросила меня, Эмелия! Это ты не забыла? Ты поставила крест на наших отношениях, ты хотела улететь домой в Австралию. Тебя бы здесь вообще не было, если бы вы с Маршаллом не попали в аварию по дороге в аэропорт…
Эмелия молчала, до боли закусив нижнюю губу.
- Почему не дождаться, пока ты вспомнишь все как следует? - продолжил Хавьер. - Прежде чем планировать будущее, нужно разобраться с прошлым. До тех пор непонятно даже, есть ли у нас будущее.
- Ты все еще хочешь развестись? - спросила она голосом обиженного ребенка.
- Какой смысл оставаться в одной упряжке, если это не приносит счастья нам обоим? Давай подождем месяц или два, а потом примем решение. Ты еще не пришла в себя после больницы, еще не осознала, что была на волосок от гибели. Тебе повезло, что ты жива.
Она надулась:
- А тебе, наверное, было бы лучше, если бы я умерла.
Хавьер скрипнул зубами, вспомнив, как чуть не пережил инфаркт, разговаривая по телефону с лондонской полицией. Сердце остановилось и забилось снова только тогда, когда его заверили, что жизни Эмелии больше ничего не угрожает.
- Моя мать умерла очень рано, она была на три года младше, чем ты сейчас. Она не увидела, как я пошел в школу, не слышала, как прочел первое слово. Жизнь не дала мне шанса сказать ей, как я ее люблю. Если я говорил ей это, то забыл, потому что был слишком мал. Не смей обвинять меня в том, что я хотел бы видеть тебя мертвой! Никто не заслуживает участи умереть раньше своего времени из-за глупости и эгоизма других людей.
- В таком случае, ты, возможно, рад, что я жива, и у тебя есть возможность отомстить мне за побег. Держу пари, я стала первой женщиной, которая осмелилась тебя бросить.
- Ты убежала, потому что тебя вдруг перестали устраивать наши правила.
- Я не могу быть той женой, которая тебе нужна, Хавьер. - Эмелия подняла на него блестящие от слез глаза. - У меня больше нет сил притворяться. Я другой человек, я хочу от жизни больше, чем деньги, секс и бесконечные часы в тренажерных залах или салонах красоты. Я хочу, чтобы меня любили за то, кто я, а не за то, как я выгляжу.
- Я привязан к тебе, Эмелия. - Испанец влез в брюки, застегнул молнию. - Тебя бы здесь сейчас не было, если бы я ничего к тебе не чувствовал.
- Это должно меня утешить? Ты ко мне привязан! Ради всего святого, Хавьер, перестань говорить обо мне как о домашнем животном!
- Мы обсудим это позже. - Он бросил на Эмелию недовольный взгляд и взялся за ручку двери. - Сейчас ты сама не своя.
- Ты чертовски прав! Я - сама не своя, и в этом суть проблемы. Я не была собой все два года, что мы женаты. Я - фальшивая жена, бессовестный подлог. Как думаешь, сколько может продлиться брак, основанный на лжи?
- Он продлится, пока я не скажу "хватит"!
И Хавьер вышел, хлопнув дверью.
Глава 8
Эмелия ворочалась в постели без сна, выжатая разговором с мужем как лимон. Она надеялась, что Хавьер присоединится к ней, но, судя по всему, испанец решил переждать ее правдоискательские настроения в безопасном месте. В тишине большой спальни молодая женщина корила себя за глупое решение связать жизнь с человеком, который не способен адекватно ответить на ее чувства. Неудивительно, что она устала от этой сделки, удивительно что это не произошло гораздо раньше. Два года Эмелия предавала себя день за днем, в каждой мелочи. Теперь, когда она наконец могла рассуждать здраво, она понимала, что не согласилась бы на такой брак, будь ее самооценка хоть чуточку повыше. Но неуверенность в себе преследовала ее с детства, поэтому она легко пала жертвой чар привлекательного, успешного, взрослого мужчины, обратившего на нее внимание. Его настойчивое желание заполучить ее в свою постель лишило Эмелию здравого смысла и заставило подчиняться импульсам.
Очнувшись утром от короткого забытья, она почувствовала первые спазмы жестокой головной боли. Солнечный луч, пробившийся через неплотно задернутые занавески, вонзался в мозг как штопор. С протяжным стоном Эмелия натянула на голову подушку, борясь с тошнотой, которая камнем переваливалась в желудке.
Невыносимо громкий и противный звук открывающейся двери заставил ее скорчиться и заскулить.
- Mi amor, - озабоченно спросил Хавьер, подходя к постели, - тебе снова нехорошо?
- У меня чудовищно болит голова…
Он положил прохладную сухую руку на лоб жены жестом, исполненным такой нежной заботы, что ей захотелось разрыдаться.
- Лоб горячий, но не слишком. Я вызову врача.
В тот момент Эмелия не стала бы возражать, даже если бы Хавьер изъявил намерение позвонить в похоронное бюро. Боль целиком овладела ею, тошнота усилилась. Она сползла с кровати и с трудом добралась до ванной, где ее вырвало.
- Бедная моя малышка. - Хавьер приложил мокрое полотенце к шее Эмелии под волосами. - Ты действительно заболела.
Эмелия потянулась за зубной щеткой, как будто чистые зубы могли вернуть ей часть утраченного достоинства. Она не могла припомнить, видел ли муж ее больной раньше. Такой здоровый и энергичный, он одним своим видом внушил ей мысль, что чужое нездоровье ему отвратительно. И Эмелия прятала маленькие недомогания за храброй улыбкой, играя роль безупречной жены.
- Доктор едет. Тебе лучше подождать ее в постели с закрытыми глазками.
- Прости, - пробормотала Эмелия, пока муж укладывал ее в кровать. - Я думала, что уже совсем выздоровела.
- Наверняка так оно и было, но, боюсь, вчера мы немного перестарались. Это моя вина. Я все время забываю, что ты еще недостаточно окрепла, чтобы угнаться за мной.
Эмелия промолчала. Это казалось безопаснее, чем признавать, как сильно она сама хотела переспать с ним.
Доктор приехала через полчаса. Хавьер ввел ее в курс дела, пока провожал в спальню, поэтому она не стала задавать лишних вопросов. Померила Эмелии давление, посветила фонариком в глаза.
- У вас раньше были мигрени? - спросила она, набирая обезболивающее в шприц.
- Насколько я помню, нет, - ответила Эмелия. - Но голова болела пару раз после аварии, в которую я недавно попала.
- Ваш муж сказал, к вам начала возвращаться память. Это было вчера, верно?
- Да.
- Вы не должны так торопить события. Я возьму кровь на анализ, хочу убедиться, что для мигреней нет других причин.
- Каких других причин? - запаниковала Эмелия, сразу представив себе с десяток оснований для инсульта.
- У вас может быть анемия или какое-то еще осложнение после травмы. - Доктор быстро и почти безболезненно уколола ее в вену. - А что с месячными? Они регулярные, задержки нет?
Эмелия обрадовалась, что Хавьер покинул комнату, как только препоручил жену заботам медика. Этот разговор не предназначался для его ушей.
- Я… не помню.
- У вас не было менструации после автокатастрофы?
- Э… нет.
- Не волнуйтесь. После такой встряски организм часто сбивается с ритма. Вы принимаете оральные контрацептивы?
- Мой рецепт просрочен. Я не знала, буду ли принимать их снова или нет. Решила не обращаться за новым, пока… пока все не прояснится.
- Я выпишу вам рецепт на всякий случай.
Оставив рецепт, врач ушла, а ее место у постели Эмелии занял Хавьер.
- Как ты себя чувствуешь? Голова все еще болит?
- Доктор сделала мне укол. Похоже, начинает действовать. Ужасно хочется спать.
Испанец погладил жену по голове:
- Я принесу тебе что-нибудь попить. Ты уверена что не хочешь поесть?
- Пожалуйста, не говори при мне о еде, - сморщилась Эмелия.
Он легко пробежался пальцами по ее щеке, поднялся и вышел. Дверь закрылась так мягко, что провалившаяся в дрему Эмелия этого уже не услышала.
Она проснулась в сумерках. С усилием дотащила себя до ванной, а когда вышла оттуда, кутаясь в халат, ее муж уже стоял в дверях спальни.
- Тебе лучше?
- Намного. - Эмелия попыталась улыбнуться, но не очень преуспела. - Спасибо.
- Будешь ужинать?
- Дай мне несколько минут. Я должна одеться, - застенчиво сказала она, чувствуя себя так, словно собиралась на первое свидание.
- Не спеши. - Хавьер потрепал ее по щеке. - У меня скопилась куча документов, которые нужно прочитать.
Эмелия видела, как Хавьеру хочется, чтобы ей было комфортно в его обществе, как он старается этого добиться. Муж вел себя с ней гораздо нежнее, бережнее, чем раньше, и она понадеялась, что за его заботой скрывается хоть немного любви. Но тут же выругала себя за несбыточные мечтания о том, что Хавьер не хотел или не мог ей дать. Как бы Эмелия ни любила мужа, она больше не могла тратить время на бесплодные попытки изменить его. Если Хавьер не хочет того же, что она, Эмелия должна найти силы отстроить свою жизнь заново без него, и так будет лучше для них обоих. Но мысли о том, что она больше никогда не увидит его лица или, еще ужаснее, что он найдет утешение с другой женщиной, причиняли ей боль. Как это можно вынести?
Вернувшись в спальню, Хавьер обнаружил жену одетой в простое черное платье, которое подчеркивало высоту небольшой, но приятно округлой груди и длину стройных ног, обутых в туфли на необычной для нее плоской подошве. Эмелия высушила волосы феном, но не стала укладывать, а собрала в хвост на затылке. Она использовала минимум макияжа - тушь и мазок розовой помады. Хавьера охватило возбуждение, когда он вспомнил, что проделывали с ним эти полные губы во время их эротических игр. Эмелия излучала естественную, заложенную в нее самой природой сексуальность, но иногда, особенно в такие моменты, как этот, испанец сомневался, знает ли силу своих женских чар она сама.
- Ты прекрасна, querida.
Эмелия нервно разгладила платье на плоском животе, словно только что заметив, как плотно оно ее облегает.
- Спасибо.