"Господи, благодарю тебя! - молилась в душе Зоя. - Ты послал мне человека, которого я люблю всем сердцем. Помоги мне сделать его счастливым и укажи, как сохранить навеки его любовь".
Отъезжая от церкви, Зоя чувствовала себя как во сне. Не может быть, чтобы после такого таинства она все еще находилась в простом привычном мире.
Руки герцога обнимали Зою, его губы целовали ее, и девушка чувствовала, что единственная реальность для нее - он и их любовь.
Он целовал ее так долго, что ей показалось, будто они улетели на небеса и стали к богу еще ближе, даже чем при обряде венчания.
- Моя изумительная, очаровательная маленькая женушка, - шептал он.
- Повтори это еще раз, - просила она. - Я была уверена, что ты никогда не женишься на мне! Мне и сейчас еще не верится, что я действительно… твоя жена.
- Совсем скоро я заставлю тебя в это поверить, - ответил герцог.
- И ты… никогда не будешь… сожалеть, что женился на мне?
- Только в том случае, если ты не будешь любить меня.
- Я буду любить тебя всегда, каждый миг моей жизни, всем своим существом, - страстно произнесла Зоя.
- Сокровище мое!
И опять губы герцога были на ее губах, и она почувствовала, как страсть охватывает ее. Он целовал ее, пока у них не перехватило дыхание. Сердце Зой бешено стучало в груди.
Лошади замедлили бег, и карета остановилась. Зоя с сожалением подумала, что им приходится возвращаться на землю.
Она ожидала, что генерал-губернатор и его супруга встретят и поздравят их, но эта мысль не радовала ее. Зое не хотелось, чтобы кто-нибудь нарушил ту близость, которую она испытывала в объятиях герцога.
Дверца кареты открылась, и Зоя увидела, что они остановились не перед дворцом, а перед небольшим домом из белого камня.
Она узнала один из павильонов, которые видела во владениях генерал-губернатора. Ей рассказывали, что в этих павильонах обычно располагаются самые почетные гости, которых сопровождает многочисленная дворня.
Герцог догадался, о чем она думает, и сказал:
- Здесь мы будем одни, дорогая. Я хочу этого еще больше, чем ты.
Он ввел ее в павильон, закрыл за собой дверь, и Зоя услышала, как отъехала карета.
В роскошно обставленной комнате благоухали цветы, ее освещали затененные светильники. В павильоне, кроме них, никого не было.
Герцог провел ее через гостиную в комнату, где горело лишь несколько свечей, освещавших огромную кровать с балдахином из шелка бирюзового цвета.
Потолок был расписан изображениями богов, богинь и купидонов. На одной стене было огромное окно с раздвинутыми портьерами, и Зоя могла видеть звезды на небе.
Не выпуская девушку из своих объятий, герцог подвел ее к окну, и она увидела внизу море, в котором отражался серебряный месяц.
- Не может быть, чтобы это… происходило со мной, - прошептала Зоя.
- Это все происходит с нами, дорогая, - ответил герцог. - Наконец-то ты моя! И не только в эту ночь, но навсегда, до самой смерти!
Он прижал ее к себе:
- Мне кажется, я искал тебя на протяжении веков. И теперь, найдя, никогда не отпущу.
- Какие прекрасные слова! - восторженно прошептала Зоя. - В душе… я всегда хотела верить, что… так и будет, но думала, что мне… придется… оставить тебя.
- Как ты могла вообразить, что на свете есть что-нибудь важнее нашей любви? Как ты хоть на мгновение могла усомниться в этом?
Зоя вздохнула и прижалась щекой к его плечу.
- Я думала, что ты часть того "императорского блеска", который царит во дворцах Санкт-Петербурга, и того общества, которое осудило мою мать, оставившую его из-за любви к простому французскому музыканту.
- Единственный блеск, который имеет для нас значение, это блеск нашей любви, дорогая. Я хочу, чтобы ты поверила, что это правда.
- Я всегда верила в это, - ответила Зоя, - но думала, что ты такой… знатный и недосягаемый. Ты же знаешь, что в глазах русских папа совершил преступление, осмелившись жениться на моей маме. И я думала, что ты никогда не сочтешь меня… достойной стать твоей женой.
- Ты не только моя жена, ты мой идеал, и всю оставшуюся жизнь я буду поклоняться тебе и обожать тебя, - сказал герцог.
- А вдруг я разочарую тебя?
- Жизнью клянусь, этого никогда не произойдет! Тронутая его искренностью, Зоя подняла к нему лицо. Она думала, что герцог поцелует ее. Но он лишь заглянул глубоко в ее глаза. Зоя поняла, что он заглядывает прямо в ее душу и видит там то, что надеялся увидеть.
Герцог отвел ее от окна, очень бережно снял с ее головы бриллиантовую диадему и отстегнул шлейф. Почувствовав его прикосновение, Зоя вздрогнула. Герцог стал медленно расстегивать ее платье, и она от смущения зарделась.
Потом его рот ваял в плен ее губы.
Пламя, таившееся в ее груди, разгоралось все жарче. Герцог целовал ее глаза, губы, нежную шею, грудь. Зоя поняла, что герцог прав и нет ничего более великолепного, чем их любовь.
Их чувства были более яркими, чем свет звезд, сверкавших как бриллианты на ночном небе, и глубже, чем море, шумевшее внизу. Для них не имели значения ни звания, ни положение в обществе - все то, что считалось таким важным в придворных кругах.
- Я люблю… тебя…
Эти слова, казалось, витали в воздухе.
Герцог сказал:
- Я люблю твою красоту, моя очаровательная жена, я восхищаюсь твоим умом, и я просто боготворю твою душу, которая разговаривает со мной на языке твоей музыки.
- Ты понял, что, играя для тебя, я… говорила о моей… любви?
- Я прекрасно понимал, что ты чувствовала. А теперь скажи, что ты любишь меня и хочешь принадлежать мне.
- Я… твоя. Я безгранично, страстно, всей душой и телом хочу быть твоей…
- Моя драгоценная, обожаемая, чудесная маленькая женушка!
Зоя почувствовала, как сильно бьется сердце герцога, когда он поднял ее на руки и отнес на кровать.
И вот он уже лежит рядом с ней, его губы целуют ее, его руки ласкают ее тело.
А потом для нее все перестало существовать, кроме него. Страсть, как пожар, охватила их обоих.
Сияние любви окутало влюбленных, восторг охватил их. В порыве любви слились их тела, соединились души, им казалось, что теперь они стали единым существом…