– Не говори так о Джарвисе. Это несправедливо. Он приехал сюда не ради обогащения. У него хватает денег. Джарвис надеется стать моим другом… нашим другом. Он собирается вкладывать сюда средства, а не выкачивать их отсюда. – Помолчав, Клаудия неуверенно добавила: – Полагаю, лучше сказать тебе об этом сейчас. Джарвис покупает Магнолия–Холл, поскольку мы не в состоянии заплатить налоги. Он восстановит здесь все и построит дом еще прекраснее прежнего. Ему понятны мои тревоги о судьбе поместья, и я рада, что оно не достанется незнакомым людям. Джарвис даже готов заплатить небольшую сумму, чтобы мне не казалось, будто я потеряла все.
Клаудия с надеждой посмотрела на дочь, но та словно с цепи сорвалась.
– Мама, ты не позволишь грязному жадному северянину забрать наш дом!
– У меня нет выбора. Мы должны быть благодарны Джарвису. Он мог бы нам ничего не давать, а просто заплатить налоги и получить право на собственность.
Холли дрожала от ярости.
– Он не получит землю, которую дедушка оставил мне! Я поклялась не расставаться с ней, и я выполню свою клятву. Даже если мне не удастся обрабатывать ее своими руками, я буду отстаивать то, на что имею законное право.
– Разве ты можешь заплатить налоги, Холли? – холодно спросила Клаудия. – Джарвис намерен приобрести и участок земли вокруг дома, так что он станет владельцем всей недвижимости.
– Будь я проклята, если это произойдет!
Мать и дочь обменялись гневными взглядами. Немного успокоившись, Холли сказала:
– Нам больше незачем обсуждать это. Я не перееду в Виксбург и всеми силами постараюсь заплатить налоги.
Она направилась к двери, но Клаудия схватила ее за руку. Никогда еще Холли не видела мать в такой ярости.
– Что ты задумала? – воскликнула Клаудия, но Холли, высвободившись, бросилась прочь. Идя к лесу, она думала: "Будь прокляты эти янки, будь проклят Джарвис Бонхэм вместе с его деньгами!"
Глава 2
Вздохнув, Холли вошла в виксбургскую контору по сбору налогов.
Утренний свет едва пробивался в комнату сквозь грязные окна. За длинной стойкой, единственным предметом мебели, стоял высокий лысеющий мужчина. Перед ним лежали большие книги в толстых кожаных переплетах, куда он вносил записи о собранных налогах.
Холли заняла очередь, чувствуя на себе любопытные взгляды посетителей. Конечно же, она выглядела странно в старых дедушкиных брюках, подпоясанных веревкой и закатанных чуть не до колен, и в его же рубашке! Волосы Холли заплела в косу. Да, все это выглядит смешно, но как одеться молодой девушке, которая добирается до города на муле? Холли заметила, что один из мужчин беззастенчиво рассматривает ее.
Подойдя наконец к стойке, Холли увидела недоброжелательное лицо клерка.
– Ну? – Он презрительно прищурился.
Немного помедлив, она произнесла:
– Мое имя Холли Максвелл. Я хотела бы узнать, какой налог должна выплатить за свою землю.
Он удивленно поднял брови:
– Мисс Максвелл, надеюсь, вы намерены сообщить мне не только ваше имя?
– Возможно, – пояснила Холли, – эта земля числится за моим дедом, Дэниелом Дж. Максвеллом. Он умер, завещав мне поместье, примыкающее к владениям моего отца Уэсли Максвелла.
– Вы дочь Уэсли?! Внучка Дэниела?! – Клерк тот час смягчился. – Я помню вас совсем маленькой девочкой, однако вы неузнаваемо изменились. Что ж, давайте посмотрим. Максвелл. Ну вот. – Он кивнул. – Да, земля числится за вашим дедом. Предъявите мне его завещание, и она будет числиться за вами. – Клерк перегнулся через стойку и шепотом добавил: – Увы, налоги не выплачивались с самого начала войны, поэтому сумма составляет теперь почти двести долларов. Я знаю, что у вас нет таких денег. Впрочем, многие теряют земли куда более ценные, чем ваша и…
– Мне хорошо известно, как северяне наживаются на бедах людей, сэр, – прервала его Холли. – Я найду способ заплатить налоги.
– Сегодня вторник. В пятницу земля будет выставлена на продажу, – предупредил ее клерк. – Если в четверг вы не внесете деньги, ваша земля пойдет с аукциона. Вы умная девушка, и надеюсь, отнесетесь к моим словам спокойно. Я слышал, что мистер Джарвис Бонхэм хочет купить земли вашего отца, вероятно, и деда тоже.
Холли бросила на клерка негодующий взгляд:
– Передайте Джарвису Бонхэму: скорее снег выпадет в аду, чем он или какой–нибудь другой северянин приберет мою землю к рукам!
Девушка вышла на улицу и поспешила к ювелирному магазину мистера Гарингтона. На звук колокольчика вышел приземистый мужчина и, окинув взглядом бедно одетую девушку, сразу потерял к ней интерес.
– Я не подаю милостыни, – сказал он, – но если вы голодны, зайдите в дом со двора. Моя супруга, возможно, найдет для вас что–нибудь.
Он уже собирался скрыться, но Холли остановила его:
– Вы мистер Гарингтон? У меня к вам дело.
– Какое? – осторожно спросил он.
Сунув руку в карман брюк, девушка извлекла оттуда носовой платок и развернула его. Мистер Гарингтон с удивлением увидел у нее на ладони изумрудную брошь.
– Прекрасная вещица, не правда ли? – Холли через силу улыбнулась. – Она принадлежала моей бабушке. Я хочу продать ее.
Ювелир впустил девушку в дом, достал лупу и внимательно рассмотрел брошь.
– Это работа настоящего мастера. – Мистер Гарингтон с подозрением взглянул на девушку.
– Я продаю эту брошь, чтобы заплатить налоги за свою землю, – быстро пояснила Холли. – Впрочем, если мое предложение вас не интересует, я обращусь к кому–нибудь другому.
Ювелир снова посмотрел на брошь через лупу.
– Восхитительно! – Он улыбнулся. – Очевидно, вам очень нужны деньги, иначе вы не расстались бы с этой вещицей. Ладно, я готов проявить щедрость и дать вам за нее пятьдесят долларов.
Холли выхватила у него брошь:
– Сэр, вы шутите! Пятьдесят долларов?! Это… безумие!
– Послушай, девочка, сейчас, когда у людей нет денег, никто не хочет покупать драгоценности. Я делаю тебе любезность и советую согласиться.
Холли пошла к двери, но ювелир, преградил ей дорогу.
– Сто! – выпалил он, прокручивая в уме имена богатых янки. – Сто! И ни пенсом больше!
Холли оттолкнула его, но ювелир схватил ее за руку:
– Постой! Сколько ты хочешь? Может, с этого и следовало начать. Однако предупреждаю: много я не дам.
Зная, сколько ей нужно, Холли понимала, что должна торговаться. Этому научил ее дедушка.
– Четыреста, – спокойно сказала она.
Уилли Гарингтон открыл рот от изумления. Девчонка назвала цену, за которую он собирался перепродать брошь.
– Чушь! Я даю сто.
– Триста, – возразила Холли. Ювелир стукнул кулаком по стойке:
– Двести, девочка, и ни центом больше.
Холли приняла задумчивый, вид:
– Двести. Что ж, полагаю, это приемлемая цена.
Гарингтон исчез, но вскоре вернулся с деньгами.
– Надеюсь, девочка, ты осознаешь, что оставила меня в убытке.
– Нет. Я просто не позволила вам обмануть меня. Почти бегом Холли бросилась в налоговую контору и, снова отстояв очередь, положила деньги на стойку:
– Дайте мне расписку в получении налога. Моя земля никогда не станет собственностью янки!
Пораженный клерк посмотрел на девушку:
– Это честные деньги?
– Я не обязана сообщать вам, как их достала. Просто дайте мне расписку, и я уйду.
Пока клерк заполнял бумаги, Холли молча наблюдала за ним. Однако девушка не заметила, как он обменялся взглядом с хорошо одетым мужчиной, вошедшим в контору. Схватив расписку, она быстро удалилась.
Посетители пропустили вперед мужчину в дорогом темно–бордовом сюртуке, серых брюках и лакированных черных туфлях, ибо никто не усомнился, что это один из самых богатых людей в городе. У него был квадратный подбородок и тяжелый проницательный взгляд.
– Это та самая молодая леди, о которой вы мне говорили? – спросил он у клерка.
Тот кивнул:
– Да, мистер Бонхэм. Как только она ушла, я послал за вами, зная, что это интересует вас и вашего отца. К сожалению, мне не удалось ничего изменить. Она вернулась с деньгами, и я их принял.
Роджер Бонхэм коснулся своих аккуратно подстриженных усов.
– Понятно, Хюберт. Она заплатила налог за северо–восточные земли?
– Да, эти земли достались ей по наследству.
– Кто–нибудь видел, куда она ходила? – обратился Бонхэм к посетителям.
Мужчина, стоявший возле двери, ответил:
– К Гарингтону. Я обратил внимание на ее ветхую одежду.
Гордо подняв голову, Роджер шел по улице. Встречные мужчины уступали ему дорогу и приподнимали шляпы. Женщины улыбались Бонхэму, не догадываясь о том, что этот самодовольный человек вовсе не замечает прохожих. Роджер Бонхэм знал, с каким почтением относятся к нему жители Виксбурга. "А почему бы и нет? – размышлял он. – Каждое сказанное мной слово, каждый поступок, совершенный после прибытия сюда, были направлены на завоевание этого города. И мне это удалось".
Он вошел в ювелирный магазин Гарингтона. Увидев богатого клиента, хозяин устремился к нему.
Роджер сразу приступил к делу.
– Недавно вам продала какую–то драгоценность молодая леди. Я хочу купить ее.
Гарингтон протянул брошь Роджеру Бонхэму.
– Прекрасная вещица! Правда, молодая леди обвела меня вокруг пальца. – Ювелир усмехнулся. – Но я готов продать эту изумрудную брошь за ту же цену, за которую купил сам. Для вас это будет выгодная сделка. Четыреста долларов.
Роджер с презрением посмотрел на него.
– Глупец! – воскликнул он. – Неужели вы думаете провести меня? Вы дали ей двести долларов и получите от меня столько же. – Он протянул руку за своим кошельком.
У Гарингтона перехватило дыхание, но он овладел собой.
– Простите, сэр, но эта брошь стоит гораздо дороже.
– Это вы обвели девушку вокруг пальца, – отрезал Роджер и бросил на стол двести долларов. – Я хотел предложить вам что–нибудь в виде компенсации, однако ваши слова задели меня, поэтому ограничусь этой суммой.
Роджер подбросил брошь, поймал ее на лету и, положив в карман, вышел из магазина. Сейчас, идя по улице, он думал о загадочной Холли Максвелл.
Глава 3
Холли сидела на берегу реки, обхватив руками колени, и задумчиво смотрела на солнечные блики, играющие в воде. Ветви плакучей ивы шелестели от легкого весеннего ветерка и склонялись над величественной рекой. Для внутренней тайной жизни Холли это было особое время.
Девушка засмеялась, увидев черепаху на камне возле воды. Большая рыба, словно дразня Холли, проплыла у самых ее ног.
Холли испытала облегчение, вспомнив, как ускользнула от матери. Рано проснувшись, она отправилась в город, сделала все, что нужно, и даже успела вовремя вернуться, упаковать вещи и укрыться в болотах до появления Клаудии. С этого момента земля принадлежит только ей! Девушка решила не показываться три дня и как следует подумать о будущем.
Предстоит многое сделать. На этой земле нелегко жить, но дедушка справился, и она все одолеет. Он хорошо ее обучил. Здесь полно рыбы, кроликов, белок, оленей. Холли знала, что земля, на которой дедушка выращивал урожай, плодородна и ждет, когда ее засеют. Что ж, если возникнет нужда в деньгах, можно ловить раков и отвозить их в Виксбург. Не такая уж несбыточная мечта купить лодку – тогда и улов станет прибыльнее.
"Все образуется, – размышляла Холли, погружаясь в сон. – Нет, я не перееду в Виксбург. Мать и другие южане, не имеющие корней, возможно, и уживутся с янки, но для меня главное – сохранить свой мир. Здесь я никогда не утрачу свободу". Однако в душе девушки зародилась тревога. Будущее не только манило, но и пугало ее, ибо Холли понимала, что впервые в жизни ее ждет одиночество. Все еще красивая Клаудия, вероятно, скоро выйдет замуж, тогда как у Холли никого нет.
Внезапно она вскочила и, нагнувшись, посмотрела на свое отражение. "А я красивая? Папа всегда утверждал, что красивая, но разве отцы говорят иначе?"
А вот Клаудия постоянно укоряла дочь за то, что она пренебрегает своей внешностью. По мнению матери, женщины должны стараться выглядеть привлекательными.
Холли перекинула косу за спину. В лучах солнца ее волосы отливали бронзой. Может, расчесать их или завить? "Оставь, – сказала она себе. – Не все ли равно, как ты выглядишь в этой глуши?" Девушка села и прислонилась к иве. Сейчас она хотела насладиться своей первой победой и обретенной независимостью. Какое счастье, что удалось уплатить налоги и вернуть себе землю. Теперь никто не отнимет ее, никто…
Солнце уже садилось, когда Холли проснулась. Поднявшись, она увидела таинственную игру теней на опушке. До заката необходимо разжечь костер и раздобыть пищу. Девушка собрала валежник, затем взяла ружье деда и пошла в лес.
Вскоре ее внимание привлек шорох в кустах. Не поддаваясь страху, как всегда учил старик Максвелл, она тихо направилась вперед и увидела мужчину, нагнувшегося над капканом.
Холли разгневалась, ибо ненавидела капканы. К чему такая жестокость? Если зверь должен умереть, то пусть хотя бы не мучается. Кто же осмелился ставить капканы на ее земле?
Она подняла ружье и взвела курок, затем, не выходя на открытое место, твердо сказала:
– Уберите капкан, сэр, и поднимите руки, или вы покойник.
Мужчина повернул голову, однако не сделал того, что требовала Холли.
– Тут лиса попалась в капкан, а я пытаюсь ее освободить. Кстати, полегче с этой штукой.
– Вы устанавливаете эти проклятые капканы, надеясь, что вам повезет. И вы не ошиблись. Но теперь отойдите, я сама освобожу лису.
Мужчина покачал головой, чем несказанно удивил Холли. Обычно все подчиняются, когда на них наведено ружье.
– Эй! – продолжала она. – Может, вы думаете, что я не умею, обращаться с этой штукой? Не обольщайтесь: я пущу ее в ход, если вы не уберетесь отсюда немедленно.
Его смех поразил ее еще больше.
– Где это вы научились так разговаривать? Никогда еще не слышал подобного от леди.
Холли напряглась и вцепилась в курок.
– Сэр, если вы будете продолжать в том же духе, я заставлю вас замолчать навсегда. Повторяю, убирайтесь отсюда!
Незнакомец снова нагнулся над капканом:
– Сначала я освобожу лису, а уж потом сделаю то, о чем вы просите.
Его смелость ошеломила Холли. Между тем незнакомец раскрыл капкан, и лиса, чуть прихрамывая, побежала прочь. Бедняга не понимала, что была на волосок от смерти.
Мужчина поднялся и стряхнул пыль с выцветших брюк.
– Ни одна косточка не сломалась! Так что же все это значит? Я не люблю, когда ко мне подкрадываются и направляют на меня ружье.
Внимательно приглядевшись к нему, Холли почувствовала странное волнение. Она никогда не видела таких необычных глаз, темных, почти черных, но узких, словно полуприкрытых веками. Да, этот глубокий задумчивый взгляд возбуждал в ней необычные ощущения.
Его лицо показалось Холли красивым, несмотря на грубость черт. Решительный подбородок, чувственный рот, черные, как ночная вода, волосы, спадающие на плечи. Брюки и рубашка так тесно облегали незнакомца, что под ними явственно обозначались крепкие мускулы. Он был широкоплеч.
Дав девушке время присмотреться к себе, незнакомец сказал:
– Опустите ружье, если не собираетесь стрелять. Если же собираетесь, то валяйте. – Он криво усмехнулся. – Однако не промахнитесь, второго выстрела не будет.
Холли стиснула ружье.
– Это моя земля, и вам здесь нечего делать.
Незнакомец направился к ней, и она вдруг подумала, что едва ли достанет ему до плеча. Почему от него исходит такое ощущение надежности? Он протянул ей руку:
– Вы не хотите стрелять в меня. У вас нет для этого причин. Меня зовут Скотт Колтер. Я просто проходил мимо.
– И вы клянетесь, что не ставили этот капкан?
Он кивнул:
– Поверьте мне.
Она подала ему руку:
– Холли Максвелл. Извините за ружье, но что мне было делать?
– Как вы оказались в такой глуши, вдали от всех? – спросил он.
Девушка сердилась на себя за то, что незнакомец волнует ее.
– Я уже сказала вам, что это моя земля. Я живу здесь.
– Ваша земля? – удивился он.
– Да, и она никогда не достанется проклятым янки. Мне завещал ее дед, а сегодня я уплатила налоги. Теперь никто не заберет у меня эту землю. А что делаете здесь вы?
– Я участвовал в войне и сейчас хочу побыть один и обдумать все ужасы, которые видел. Мне и в голову не пришло, что мое присутствие здесь кому–то помешает.
Холли снова вскинула ружье.
– Так вы проклятый янки или воевали на стороне южан? Нечего улыбаться! Если вы янки, я пристрелю вас, клянусь.
Скотт Колтер возблагодарил небеса за свое протяжное техасское произношение.
– Неужели вы так ненавидите янки? Странное чувство для столь красивой молодой девушки.
– Кстати, чему вы улыбаетесь?
– Меня забавляет ваша манера говорить, – пробормотал он.
Вы не ответили на мой вопрос, но я не стану повторять его. – Холли направила ружье на Скотта. Он мгновенно подскочил к ней, вырвал ружье и отбросил его.
– Я же сказал: мне не нравится, когда в меня целятся. Кстати, раз это так интересует вас, я южанин, из Техаса.
– Надо было сразу ответить.
– Не будь я южанином, вы бы выстрелили в меня? – спросил Скотт. – Ведь война закончилась. Почему бы не жить мирно?
– Так говорит и мать, но я ненавижу янки и всегда буду их ненавидеть. Вот почему я живу здесь, на болоте, где, слава Богу, нет ни одного янки.
Она подняла с земли ружье и, не глядя на Скотта, сказала:
– Мне пора. – Холли направилась к хижине.
– Куда вы и где живете?
– Не важно, а вы уходите отсюда. Я не хочу, чтобы по моей земле бродили посторонние.
Скотт последовал за ней.
– Я никогда еще не видел, чтобы женщина жила на болоте. Не возражаете, если я пойду с вами? Мне интересно поближе узнать вас.
– Возражаю.
– Пожалуй, мне больше по душе женщины–янки.
Холли остановилась.
– Что вы имеете в виду?
Он лукаво улыбнулся:
– Пусть это ваша земля, но вы негостеприимно встретили меня. Я со вчерашнего дня ничего не ел, поскольку потерял сумку с провизией, пытаясь переправиться на бревне через лагуну. Я знаю эти места не так хорошо, как Техас, поэтому не нашел пропитания.
– Некоторые едят лис, если голодны.
– Я пожалел лису.
Оба засмеялись, и напряжение исчезло.
– Ну ладно, идите со мной, будем голодать вместе. Я потеряла из–за вас кучу времени и не успела ничем запастись. Но у меня есть дрова и кофе.
Холли привела его к хижине и предложила подождать, пока она разведет костер. Когда через несколько минут она обернулась, Скотта на месте не было. "Что ж, – разочарованно подумала девушка, – пусть идет, он мне не нужен".
Она поставила на огонь кофейник и села под дерево. Холли любила эти вечерние часы, когда вокруг плясали тени от костра, весело стрекотали сверчки, в воздухе разливалась вечерняя прохлада, а пурпурное небо постепенно становилось угольно–черным.
Услышав хруст веток, Холли схватила ружье.