В детстве и в годы службы в армии выживание всегда зависело от правильного, а главное, быстрого решения. Но в этот раз он с самой Вены тянул с окончательными выводами. В Париже их отношения прошли через фазу предательства и воссоединения, но и здесь он не сумел придумать, каков будет последний акт в разыгрываемой ими игре. Однако откладывать дольше нельзя, до прибытия в Англию совсем мало времени. А он до сих пор не был уверен, как следует поступить.
Максу он обязан жизнью. Элоди – он отдавал себе в этом отчет – завладела его сердцем.
Вечный скиталец, он никогда не задумывался о том, чтобы остепениться и поселиться в одном из поместий, приобретенных им в последнее время. Не помышлял о жене и детях.
У него не было дома, который он мог бы предложить Элоди, да и граф в мгновение ока положил бы конец их отношениям. А если он решит нарушить клятву, данную Максу, ради женщины, которая погубила жизнь Макса, кузенов он тоже лишится.
Уилл пожалел о том, что Макс не живет в глуши Нортумберленда, тогда у него было бы больше времени обдумать дальнейшие действия.
Ради Макса он готов пожертвовать собственной жизнью, но не хотел, чтобы это сделала Элоди. Хотя он и запрещал себе думать об этом, после нападения на нее в Карлсруэ и похищения Сен-Арно он больше не мог закрывать глаза на правду. Он влюбился в Элоди Лефевр.
Уилл не знал, чего ожидать от этого чувства, но уж точно не ерунды вроде брось-сердце-к-ее-ногам или подари-ей-драгоценности-чтобы-затащить-в-постель. Его любовь сопряжена с глубокой привязанностью, от которой воздух казался свежее, солнце ярче, а вино слаще, потому что она разделила его с ним. Чем дольше он находился рядом с ней, тем большее испытывал желание обладать ею, стать для нее единственным, удовлетворять. Потеряв ее, он разом лишился бы радости, восторга, наслаждения и уподобился бы механической кукле, шестеренки и рычажки в которой вращаются, заставляя подражать движениям живых людей, а внутри пустота.
Он просто не мог потерять Элоди.
Подобное признание ничуть не облегчило задачу. Хотя Элоди и желала его физически, она никогда не выказывала к нему иной привязанности. И все же, испытывает она к нему глубокие чувства или нет, у него не было ни малейшего желания везти ее в министерство иностранных дел давать показания. Что бы там ни говорили Армитадж и Мерлонвилль, Уилл полагал, что для нее это слишком опасно.
Вместо того чтобы оставлять ее в одном из своих поместий, а самому ехать в Лондон, выяснить, каких доказательств достаточно для восстановления доброго имени Макса, им, возможно, лучше отправиться прямиком к нему. Кузен, прекрасно разбирающийся в тонкостях работы министерства иностранных дел, сможет точно сказать, есть ли у нее возможность оправдать его, но при этом не свидетельствовать лично. С помощью письменного показания под присягой, например, которое Уилл смог бы собственноручно доставить, как только благополучно увезет ее подальше от Англии.
При этой мысли его сердце сначала забилось быстрее, потом снова замедлило бег. Он нахмурился. Если Макс сочтет, что нет иного способа восстановить его доброе имя, кроме личного выступления Элоди перед трибуналом, он может заставить Уилла так поступить. А она в ее нынешнем состоянии согласится.
Не лучше ли, обогнув южное побережье, добраться до Фалмута, а оттуда сесть на корабль, отплывающий в Америку? Вот только у него нет при себе достаточно средств для подобного путешествия, и ему придется прежде нанести визит своим банкирам в Лондоне.
А возможно, стоит поехать к Максу и в личном разговоре объяснить, почему он не может исполнить данную ему клятву. Макс человек не мстительный и, даже понимая, что навсегда лишится возможности построить политическую карьеру, для которой рожден, не станет заставлять Уилла рисковать жизнью любимой женщины.
При мысли о том, что он предстанет перед кузеном, которому обязан всем, что у него есть, Уиллу становилось не по себе. Граф заявит, что у него никогда не было чести, но Макс-то верит в него!
Итак, поскольку уж он решил предать Макса, необходимо пойти на полный разрыв. Проехать через Кент, не заезжая к нему, забрать в Лондоне деньги и сразу же спешить в Корнуолл, где можно сесть на отплывающий в Америку корабль. Максу он напишет позднее, когда Элоди окажется в безопасности от французских и английских законов.
При мысли о том, что придется бросить единственную семью, которую он когда-либо знал, и лишиться уважения единственного человека, расположением которого дорожил, Уилл вскочил с постели и принялся шагать по комнате. Его сердце болезненно сжималось в груди. Сделав несколько кругов и посмотрев на спящую Элоди, он понял: если уж выбирать между Максом, кузенами, дружбой, семьей, честью и Элоди, он выберет ее. Они поедут в Лондон, заберут деньги и сразу же отплывут в Америку.
При мысли о предательстве у его во рту появился горький привкус, он осознал, каким бесславным окажется немедленное бегство. Макс верил в него, помогал и поддерживал, невозможно просто взять и исчезнуть. Нужно хотя бы набраться мужества сообщить об этом Максу лично. Он не станет добавлять к своему позору еще и трусость. Макс, конечно, попытается повлиять на его решение, но точно не станет задерживать, подвергать Элоди опасности, заявив на нее властям.
Завтра на судне контрабандистов они доплывут до побережья Кента и отправятся на ферму Макса. Там Уилл признается ему в своих намерениях, получит заслуженную долю проклятий и отправится вместе с Элоди в Америку.
Правда, она в нынешнем безучастном состоянии, возможно, и не захочет поехать с ним. Придется придумать способ переубедить ее. В конечном итоге ей даже может понравиться новое приключение на новом континенте, который нужно исследовать. Быть может, они осядут во франкоговорящей колонии Nouvelle Orléans . Стоит связаться с давним приятелем Хэлом Уотерманом, разузнать, стоит ли вкладывать деньги в новую землю.
Избавившись, таким образом, от части тяжкого бремени, сдавившего грудь, Уилл почувствовал легкость, свидетельствующую о правильности принятого им решения. Хотя мысль о разрыве с Максом по-прежнему терзала сердце, он вернулся в кровать, обнял Элоди и наконец-то забылся сном.
Глава 18
Серым дождливым вечером три дня спустя усталые и перепачканные грязью Уилл и Элоди осадили измученных лошадей перед изящными железными воротами, в центре которых был выкован силуэт скачущего коня.
– Должно быть, это и есть Дэнби-Лодж, – сказал Уилл, спешиваясь, чтобы постучать в дверь сторожки. – Честно говоря, очень порадуюсь ванне и хорошему ужину.
– Я все же думаю, что лучше было бы оставить меня на постоялом дворе в последней деревеньке, что мы проезжали, – стояла на своем Элоди. Теперь, когда почти настал момент встретиться с Максом Рэнсли, беспокойство стало просачиваться через плотный туман безразличия, которым она окружила себя во время переправы через Ла-Манш и двухдневного переезда верхом. – Я уверена, месье Макс с радостью окружит тебя гостеприимством, но мне он едва ли окажет схожий прием.
– Тебе не о чем волноваться, – заверил Уилл, глядя, как из кирпичной сторожки выходит старик, торопясь открыть перед ними ворота. – Макс дипломат, не забывай, и примет тебя с такой любезностью, что ты никогда не догадаешься о его истинных чувствах.
Повернувшись к привратнику, он спросил:
– Здесь находится Дэнби-Лодж?
– Да, сэр, – с поклоном ответил старик. – Поезжайте по дороге мимо конюшен и загона. Когда повернете на луг, особняк будет по правую руку от вас.
Поблагодарив привратника и дав ему монету за труды, Уилл пропустил Элоди в ворота и, вскочив в седло, поскакал вслед за ней по гравиевой дороге.
– Конюшни Дэнби широко известны, – сообщил он, проезжая огороженные луга с сочной травой. – Несколько моих военных товарищей, купивших у сэра Мартина кавалерийских коней, клялись в их непревзойденных качествах, скорости, крепости, выносливости, покладистом нраве. – Он рассмеялся. – Хотя не понимаю, что держит Макса здесь, с нетерпением жду встречи с его женой Кэролайн. Мой кузен Алистер уверяет, что она совсем не во вкусе Макса, который всегда предпочитал выдающихся красавиц, наделенных очарованием. Заводчица лошадей – определенно исключение из правил.
Удивленная внезапной словоохотливостью Уилла, в последние несколько дней упорно хранившего молчание, Элоди хотела о чем-то спросить, но догадалась: он, должно быть, почувствовал ее беспокойство. Намеренно стал рассказывать ей о ферме и ее хозяйке, чтобы отвлечь от тревожных мыслей из-за Макса. Его предупредительность согрела Элоди. Как она сожалела, что не повстречала его много лет назад, когда была молода, чистосердечна и верила в светлое будущее. Теперь же оставалось лишь наслаждаться немногими оставшимися мгновениями рядом с ним.
Она решила подыграть и позволить подбодрить себя.
– Очень красивое поместье.
– Да, поля и заборы поддерживаются в превосходном состоянии. А посмотри-ка на холм! – Он указал налево, где пасся табун в несколько дюжин голов. – Кобылы с жеребятами. Какие же они все красавцы! – восхитился Уилл. – Похоже, жена Макса не снизила заданную ее отцом высокую планку.
Они скакали через пастбища около получаса. Временами они пересекали дороги, ведущие к домикам с соломенной крышей, но ни до конюшен, ни до загона они не добрались.
– Ферма, похоже, очень большая, – заметила Элоди.
– Больше, чем я ожидал, – согласился Уилл. – Хорошо, что спросили дорогу у привратника, а то давно свернули бы не туда. О, я наконец-то вижу конюшню!
Миновав бессчетное количество конюшен, окруженных загонами для тренировки жеребят, они проехали лесок и свернули направо. Деревья стали редеть, в образовавшемся просвете они увидели величественный каменный особняк, расположенный на вершине холма и окруженный дубами и кустарником.
От волнения у Элоди пересохло во рту, в животе будто бабочки запорхали. Примет Макс Рэнсли ее в своем доме или прогонит прочь?
Когда они подъехали к парадному входу, к ним тут же поспешил слуга принять лошадей; дворецкий проводил в гостиную. Стараясь вести себя как можно более незаметно, Элоди укрылась за стоящим у камина креслом, а Уилл встал рядом, чтобы погреть руки у огня.
Элоди ожидала, что он будет взволнован перспективой снова увидеться с кузеном, учитывая, что он привез с собой средство устранения всех его бед. Однако он был так же, как и она, напряжен и встревожен.
Прежде чем она сумела как следует над этим поразмыслить, открылась дверь и вошел Макс Рэнсли, такой же красивый и властный, каким Элоди его запомнила.
– Уилл! Ах ты, плут! – воскликнул он, быстро подходя к камину, порывисто и крепко обнимая кузена. – Мне следовало бы хорошенько отколотить тебя за то, что вернулся в Англию и сразу же уехал, даже не нанеся визит вежливости мне и моей жене.
Едва Элоди решила, что Макс ее не заметил, как он обратился к ней.
– И мадам Лефевр, – с поклоном произнес он. – Мой кузен Алистер сообщил о намерении Уилла привезти вас в Англию. Вижу, он преуспел. Добро пожаловать в мой дом.
Элоди присела перед ним в глубоком реверансе, опасливо поглядывая из-под полуопущенных ресниц. Если он и был зол на нее, то умело скрывал это. Его улыбка и приветствие показались искренними. Вот уж поистине дипломат или человек, способный прощать от всего сердца, хотя она этого и не заслуживает.
– Вы так добры, принимая меня в своем доме, месье Рэнсли, когда могли бы по праву плюнуть мне в лицо и вышвырнуть вон.
Он окинул ее быстрым, внимательным взглядом, который она так хорошо помнила.
– Честно говоря, год назад я, скорее всего, так и поступил бы. Но с тех пор моя жизнь коренным образом изменилась.
– Я глубоко раскаиваюсь в том, как поступила с вами. Уверяю вас, я готова сделать все от меня зависящее, чтобы исправить ситуацию.
– Об этом мы поговорим позднее, – тут же вмешался Уилл.
– Верно, позднее, – согласился Макс. – Позвольте заметить, я счастлив видеть вас без синяков, мадам. Уилл, должно быть, хорошо о вас заботился.
Перед ее мысленным взором тут же промелькнуло их восхитительное путешествие, и она поняла: Уилл заботился о ней. Изо всех сил сдерживая слезы, она ответила:
– О да. Превосходно заботился.
– Вот и хорошо. – Внезапно глаза Макса заблестели, на губах появилась довольная улыбка. – Кэро! Я и не знал, что ты спустилась. Иди же, моя дорогая, поприветствуй наших гостей.
Повернувшись, Элоди увидела входящую в гостиную стройную женщину, одетую в простое зеленое платье, выгодно оттенявшее темные с рыжинкой волосы, заплетенные в косы и уложенные наподобие короны. Когда Кэро взглянула на мужа, ее глаза осветились радостью. Он быстро подошел к ней и обнял за плечи.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Не рано ли встала?
– Я в полном порядке. Когда Далей сообщила мне о приближении всадников, я просто не могла усидеть наверху. Мы живем очень уединенно, гости большая редкость. – Повернувшись к камину, она проговорила: – Ну, этот джентльмен в представлениях не нуждается! Вы ведь Уилл, правда? Алистер рассказывал мне, как сильно вы с Максом симпатизируете друг другу.
– Виновен по всем пунктам, – с улыбкой ответил Уилл, кланяясь ей. – Алистер упоминал о ваших красоте и талантах, но страшно недооценил вас. Мы только что насладились скачкой через ваши поля, там пасутся прекраснейшие кобылы с жеребятами.
– Ах вы, льстец! Сразу поняли, что путь к моему сердцу лежит через похвалу моим лошадям.
– Я же предупреждал тебя, дорогая, он совершеннейший распутник, – шепотом напомнил Макс жене.
Уилл подошел к Элоди и защитным жестом взял ее за руку.
– Миссис Рэнсли, позвольте представить вам мадам Элоди Лефевр.
– Добро пожаловать, – сказала Кэро, протягивая Элоди руку.
Поколебавшись мгновение, та пожала ее.
– Кэро, почему бы тебе не проводить мадам Лефевр наверх? А мы с Уиллом пока поговорим.
Уилл отрицательно качнул головой и еще сильнее сжал руку Элоди. Тогда она произнесла очень тихо, чтобы услышал он один:
– Не беспокойся, я не стану пытаться снова бежать.
– Дело не в этом. Я просто лучше себя чувствую, когда ты рядом.
Макс, с улыбкой наблюдающий за обменом репликами, произнес:
– Тебе не о чем волноваться, Уилл. Кэро позаботится о мадам еще лучше тебя. Мадам, вы выглядите изнуренной, почему бы вам не отдохнуть перед ужином? А тебе, Уилл, уж не обижайся, после разговора со мной не помешает принять ванну.
– Идемте со мной, мадам, – подхватила Кэро. – После напряженной скачки нет ничего более расслабляющего, чем понежиться в горячей водичке. Я распоряжусь, чтобы наверх доставили чай и печенье, до ужина вам нужно подкрепиться. А с вами, джентльмены, мы увидимся позже.
Элоди позволила хозяйке дома увести себя из комнаты. Миновав коридор и поднявшись по ступеням на второй этаж, они оказались в просторной спальне, окна которой выходили на лужайку. На горизонте виднелись силуэты конюшен.
Кэролайн Рэнсли сразу же понравилась Элоди. У этой женщины было крепкое мужское рукопожатие, одевалась она просто, говорила сдержанно и прямолинейно, как очень уверенный в себе человек, которому не нужно производить впечатление на окружающих.
Элоди очень удивилась, хотя Уилл и предупреждал, что, по словам кузена, Макс женился на женщине, которая была "совершенно не в его вкусе". Она определенно отличалась от прекрасной, соблазнительной Юлианы фон Стенхофф, очень дорогой куртизанки, являвшейся любовницей Макса во время Конгресса в Вене. Та дама никогда не вышла бы приветствовать гостей в простом платье и уж точно не упустила бы возможности очаровать такого красивого мужчину, как Уилл.
Подумав об этом, Элоди еще больше прониклась симпатией к Кэролайн. Однако не сомневалась, что та переменит свое к ней отношение, как только Макс сообщит, кого именно принимает под своей крышей.
Жестом пригласив Элоди в кресло с высоким подголовником, Кэролайн стала давать указания слугам, уже вносившим в комнату большую медную ванну. Кухарка тем временем принялась разводить огонь. Минуту спустя появился дворецкий. Поставив поднос с чайными принадлежностями на боковой столик, он удалился; на его месте тут же возникла горничная с усыпанным веснушками лицом. Внеся седельные сумки Элоди и присев перед ней в реверансе, она предложила:
– Почту за честь постирать ваши вещи, мадам.
– Отличная идея, Далей, – одобрила миссис Рэнсли. – Проведя в дороге столь продолжительное время, вы, должно быть, исчерпали запас чистого белья. – Окинув Элоди внимательным взглядом с головы до ног, она добавила: – Вы стройнее меня, но обе мы довольно высокие. Я с радостью одолжу вам кое-что из своей одежды, пока ваша будет сушиться.
Мысль о чистой нательной сорочке, несомненно, новой, не заношенной почти до дыр, показалась Элоди такой же притягательной, как и купание в горячей ванне.
– Как это мило с вашей стороны, мадам Рэнсли, и с твоей, Далей.
Это предложение лишь подтвердило подозрение Элоди о том, что жене Макса, женщине прямолинейной и напрочь лишенной дипломатических навыков, ничего не известно о том, какую роль сыграла она в судьбе Макса, в противном случае она не выказывала бы ей такое радушие. Элоди захлестнуло чувство вины. Она понимала: нужно все рассказать Кэро, прежде чем та сделает ей еще больше добра, но не знала, с чего начать, поэтому молча наблюдала за тем, как та наливает дымящийся чай.
– Это поможет вам согреться. Какой сегодня выдался сырой день! И это в середине лета! Проведя столь долгое время в седле, вы, должно быть, продрогли до костей.
Пробормотав слова благодарности, Элоди сделала глоток. Раздался стук в дверь, и в комнату вошла пожилая женщина со свертком на руках.
– Далей сказала, что вы здесь, миссис Кэро, и велели принести юного господина, как только он проснется.
– Эндрю, любовь моя! – воскликнула миссис Рэнсли, с улыбкой принимая туго спеленатого малыша.
Ахнув, Элоди стала пристально всматриваться в личико ребенка. Ее рука разом ослабела и со стуком опустила чашку на блюдце.
Перед ее мысленным взором быстро замелькали образы, пронзительно-черные глаза, розовый ротик и машущие в воздухе ручки – новорожденный Филипп познает мир. Неуверенные первые шаги в девять месяцев, похожие на походку пьяного матроса, – Филипп вознамерился ходить прямо. Подвижный ребенок, задерживающий любопытный взгляд на всем, что привлекало внимание, и без устали спрашивающий: "Что это такое? Что оно делает? Почему?"
И наконец, мальчик, которого она оставила, сосредоточенно расставляющий солдатиков на воображаемом поле битвы.
Напрасно Элоди считала, что худшее позади. Притаившаяся в засаде боль, казалось, только и ждала подходящего момента, чтобы покинуть укрытие и нанести новый сокрушительный удар. Элоди не могла ни перевести дыхание, ни сдвинуться с места. Она продолжала смотреть во все глаза на прекрасного малыша миссис Рэнсли, символизирующего собой все то, чего сама она недавно лишилась.
– Что такое, мадам? – сквозь стоящий в ушах рев до Элоди донесся голос миссис Рэнсли, которая смотрела на нее с тревогой. – Вам нехорошо?
Элоди попыталась взять себя в руки.
– Нет-нет, я в порядке, правда. – Трясущимися пальцами она поднесла чашку ко рту и сделала решительный глоток.