Элоди никак не могла взять в толк, что происходит. Уилл тем временем сухо промолвил:
– Твое беспокойство глубоко тронуло бы меня, не желай ты зарезать моего слугу. Дай слово офицера, что не станешь снова угрожать ему или пытаться сбежать, тогда я тебя развяжу.
– Даю слово, – пообещал тот.
– Пьер, налей нам вина, – распорядился Уилл, распутывая узлы.
– Передо мной можешь не притворяться, мне известно, что это не парнишка, – заявил Армитадж.
– А вот остальным обитателям постоялого двора об этом знать необязательно. И зачем ты подкрадываешься по ночам и нападаешь на беззащитных слуг? Когда мы с тобой разговаривали в прошлый раз, ты собирался отбыть вместе со своим полком из Парижа в Лондон.
– Верно, так и случилось. Уволился из армии и вернулся обратно в поместье, но, так как папа не собирался в обозримом будущем передавать мне бразды правления, я там сильно заскучал и уехал в Лондон. Ошивался в клубе, проигрывал в карты, пытался добиться расположения актрисок, пока Локсли, помнишь, он служил лейтенантом в 95-м полку, не убедил меня поступить в министерство иностранных дел. Я-то думал, хоть там сумею пощекотать себе нервы, как в армии.
– Тут-то ты как оказался?
– Тебя заметили отбывающим в Вену менее чем через две недели после возвращения из Брюсселя. Зная историю Макса, нетрудно догадаться, зачем ты туда едешь.
– Что же, по-твоему, министерство так рассердилось на меня, что послало в погоню ищейку?
– Когда Макс предпринял попытку разыскать мадам Лефевр, власти не особо беспокоились, зато сразу смекнули, что у тебя это может получиться куда лучше. Ты же понимаешь, ни англичане, ни французы, ни австрийцы не хотят, чтобы ее нашли. Так что, узнав о намерении властей послать кого-то остановить тебя, я вызвался добровольцем. Военная дружба и все такое, я не хотел, чтобы тебе причинили вред.
– В таком случае прими мою благодарность. Должен заметить, хотя твои способности выследить человека еще на что-то годятся, попытка устроить засаду полностью провалилась. Боюсь, твоя карьера в министерстве иностранных дел очень скоро закатится.
Не обратив внимания на издевку, Армитадж продолжил:
– Министерство всего лишь хочет, чтобы ты вернулся в Англию, бросив это дело, но есть и менее благородные намерения. Как только мадам сбежала, по словам вышестоящего венского начальства, сразу несколько человек бросились за ней вдогонку.
Уилл резко посерьезнел:
– Кто?
– Меня в известность не поставили. Возможно, французские агенты или завербовавшие Сен-Арно бонапартисты, рассердившиеся, что их план не сработал, и решившие теперь карать виновных. Правильно ли я понимаю, мне не удастся уговорить тебя отказаться от плана доставить леди в Англию?
Уилл покачал головой, Джордж вздохнул:
– Так я и думал. Намерен обелить репутацию Макса. Что ж, я тебя предупредил. Не желаешь прислушиваться к голосу здравого смысла, поступай, как знаешь.
– А ты что будешь делать? Законы чести среди старых приятелей по оружию – штука, конечно, хорошая, но мне не кажется, что твое начальство обрадуется, узнав, что мы с тобой мило побеседовали, а потом ты отпустил меня восвояси.
– Нет. Я сообщу, что выследил тебя до постоялого двора, но ты уехал до моего прибытия.
– Думаешь, тебе поверят? – рассмеялся Уилл. – Повторюсь, приятель, подыщи себе иной вид деятельности.
Армитадж лишь небрежно рукой махнул:
– Если меня отправят в отставку, найду чем заняться. Помни, я всегда могу вернуться поджав хвост в имение отца и умереть там от скуки. А каковы твои планы? Не зная, кто еще за тобой охотится и насколько близко они сумели подобраться, ты, полагаю, немедленно продолжишь путь?
Уилл нахмурился. Подобное выражение было и на лице Элоди, которая внимательно ловила каждое слово. Принесенные Армитаджем новости взволновали ее столь сильно, что она не стала протестовать против обращения с собой как с мебелью.
По истечении нескольких месяцев с момента покушения на Веллингтона она уверила себя, что никто, кроме Сен-Арно, не желает ей зла. Временами даже радовалась тому, что за ней установлена слежка. Известие о том, что ее преследуют неизвестные люди, вывело из душевного равновесия.
– Как только рассветет, – отозвался Уилл.
– Так давай разопьем бутылочку за старую дружбу и наш полк. Кто знает, когда нам доведется встретиться вновь?
Уилл кивнул.
– Я подумывал о том, чтобы как следует разбить тебе голову перед отъездом, тогда у тебя появилось бы подходящее оправдание, что упустил меня. Теперь, однако, можешь сказать, что я тебя напоил. Для тебя менее болезненно.
Армитадж ухмыльнулся:
– И гораздо более цивилизованно.
– Достань-ка еще вина из седельных сумок, Пьер, – распорядился Уилл. – А потом ложись отдыхать.
Глава 9
Оставив Армитаджа отсыпаться после попойки, ибо именно он выпил большую часть вина, Рэнсли и Элоди поспешно собрали вещи и ускакали прочь. Времени на то, чтобы обсудить события прошлой ночи, не нашлось.
Лишь во второй половине дня Рэнсли подал сигнал к остановке. Он отвел лошадей под сень высоких деревьев в некотором отдалении от дороги, чтобы они не щипали пыльную траву. Элоди задавалась вопросом, захочет ли он хотя бы сейчас поговорить о случившемся. Вспомнив ощущение прижатого к шее клинка, она содрогнулась.
Что бы сделал с ней Джордж Армитадж, если бы Уилл Рэнсли не поспешил на выручку? Джордж намеревался спасти боевого товарища от чересчур пристального внимания министерства иностранных дел и возможной опасности в ее лице. Ей же помощи ждать неоткуда.
"Ты же понимаешь, ни англичане, ни французы, ни австрийцы не хотят, чтобы ее нашли".
Живот Элоди скрутило от дурного предчувствия. Кто же ее разыскивает? Она не чувствовала себя столь беззащитной со времени покушения в Вене.
Вынув из седельных сумок хлеб, сыр и вино, они принялись за еду, расположившись на поваленных деревьях.
Допив вино, Уилл повернулся к Элоди, сверкая глазами. Она сразу же догадалась: он намерен поведать очередную историю. Однако выражение ее лица заставило его передумать.
– Вы пытаетесь угадать, кто еще мчится за нами вдогонку, полагая, что вчерашнее нападение не последнее? – напрямик спросил он.
Она кивнула. Неужели она совсем разучилась скрывать чувства?
Или это он так хорошо ее изучил? Отогнав от себя эту тревожную мысль, она ответила просто:
– Да. Благодарю вас за то, что спасли меня. Как вы вообще узнали, что мне грозит опасность?
– Я услышал ваши голоса на лестнице, когда вышел из общего зала. Так как ваш обидчик мог вывести вас из помещения только через черный ход, а вы очень мастерски тянули время, мне не составило труда выскользнуть через парадную дверь и притаиться на конюшенном дворе.
Небрежные слова не обманули Элоди, понимавшую, что для успешного вмешательства требовались мастерство и правильный расчет времени. Проведя рукой по царапине у себя на шее, она сказала:
– В любом случае спасибо. Не знаю, что бы я делала, если бы вы не перехватили нас.
Уилл пожал плечами:
– Это всего лишь Джордж. Он, вероятно, связал бы вас и попытался уговорить меня сдать местным властям и вернуться в Англию.
Перед глазами Элоди промелькнула ужасная перспектива – без гроша в кармане и поддержки ее бросают в тюрьму. Хвала Господу, Уилл Рэнсли так предан своему кузену!
– Я очень благодарна вам за помощь. Но что мы будем делать с более опасными преследователями?
– Судя по тому, что сказал Джордж, всем, от министерства иностранных дел Австрии до министерства иностранных дел Британии, известно, что мы направляемся в Париж. Джорджу придется сообщить, где он встретился с нами и за кого мы себя выдаем.
– Хотите сказать, пришло время сменить личину? – Она вздохнула. – Как бы мы ни маскировались, они по-прежнему будут охотиться за двумя одинокими путниками. Если бы нам каким-то образом удалось присоединиться к группе, стало бы намного проще отвлечь внимание.
– Думаю, лучше выбрать менее прямой путь, отправившись на юг. Нас будут поджидать на крупных почтовых дорогах.
– И на подступах к Парижу, – резонно возразила Элоди. – Сколько бы времени ни занял путь туда.
– Верно, но через неделю, когда, по их расчетам, мы, следуя прежним маршрутом, должны уже будем прибыть в Париж, они потеряют бдительность. Не могут же они рассматривать каждого приезжающего в город, особенно если мы войдем ранним утром с толпой крестьян, везущих товары на рынок.
Элоди улыбнулась, пытаясь представить Уилла Рэнсли в крестьянской одежде, погоняющего стадо свиней. Скорее всего, он и с этой задачей справится превосходно и будет при этом неотразим.
– Отправившись на юг, купим ли мы какой-нибудь скот?
– Да. Пришло время слуге Пьеру превратиться в жену крестьянина Полетт. – Вынув из седельной сумки карту, он принялся внимательно ее изучать. – Если мы повернем на юг в районе Баварии, обогнем Швейцарию и двинемся из Страсбурга в Нанси, то подойдем к Парижу с запада.
Элоди недоверчиво покачала головой. Надо же, карта! Она похлопала рукой по его седельной сумке:
– Краска для волос, очки, трости, парики, что еще там скрывается? Выводок цыплят?
Уилл усмехнулся:
– Мне нравится быть готовым ко всему. – И, снова посерьезнев, он продолжил: – Не стоит недооценивать наших преследователей. Другие, возможно, и хотят забыть о случившемся, но только не сторонники Сен-Арно. Они представляют самую большую опасность. Не в одиночку же он работал, и, если теперь остальные узнали, что, вопреки заверениям вашего кузена, вы не замолчали навсегда, они, возможно, захотят исправить это упущение.
– Вполне вероятно, – согласилась она.
Эта мысль наполнила ее душу ужасом, но паникой делу не поможешь. Не впервые ее жизнь подвергалась опасности. Если за ней и Уиллом следуют люди, желающие убить ее, не остается ничего иного, кроме как со всеми возможными мерами предосторожности продолжить путь.
– Сегодня в воздухе ощущается дыхание ранней весны и ароматы диких цветов, растущих под ласковыми солнечными лучами, а небо голубое, точно воды Средиземного моря. У нас есть свежий хлеб с хрустящей корочкой, пикантный сыр, аппетитная ветчина и ароматное вино. Не позволю никому испортить мне наслаждение от всего этого. Так что поведайте-ка мне еще одну вашу историю.
Но Рэнсли, не говоря ни слова, лишь внимательно всматривался в нее.
– Вы поразительная женщина, – наконец, заявил он.
– Поразительная? – эхом повторила она, вскидывая бровь.
– Я угрожал вам, вынудил расстаться с единственной подругой, увез из Вены, по дороге на вас напали. И после этого вы просите рассказать еще одну историю.
Элоди покачала головой, озадаченная жаром, с которым были произнесены эти слова.
– Все, что мы можем желать от жизни, – это радость настоящего мгновения. Нечего задумываться о том, что будет дальше.
– Радость настоящего мгновения, – повторил он. – О да.
Не успела Элоди сообразить, что Уилл намерен делать, как он подался вперед, сдвинул шляпу с ее лица и поцеловал.
Элоди не сумела бы его остановить, даже если бы сам Талейран нацелил на них пистолет. Много дней она как завороженная наблюдала за движением этих губ, рассказывающих истории, фантазируя при этом, каковы они на вкус.
Поцелуй Уилла был крепким и требовательным, с привкусом вина. Он пьянил ее так, будто бы она в одиночку осушила весь запас спиртного. Услышав низкие мурлыкающие звуки поощрения, с ужасом осознала, что сама их издает. Побуждаемая давно подавляемым голодом, она обняла Уилла за плечи и тесно прижалась к нему.
Его язык коснулся ее губ, раздвинул их и проник внутрь, сплетаясь с ее языком в яростном танце, кружил и посасывал, мощно увлекая ее в водоворот. Она позабыла обо всем на свете, мечтая лишь заполучить этого мужчину, всего, без остатка.
Элоди завозилась с застежкой брюк, желая поскорее принять в себя каменную твердость, упирающуюся ей в живот, почувствовать, как она порабощает ее тело, так же как его язык поработил ее рот.
Неожиданно Уилл оттолкнул ее прочь. Элоди захватил водоворот противоречивых ощущений, отчаянное желание, стремление продолжить, смятение от того, что он отверг ее. Наконец, она услышала то, что насторожило Уилла: клацанье упряжи и неясный гул голосов. Поняла: по дороге кто-то движется.
Элоди утешала себя тем, что Уилл испытывал схожее желание и разочарование. Отстранившись, он схватил ее за подбородок и в последний раз с силой прижался губами к ее губам. Его пальцы скользнули между ее ногами, быстро дотронувшись до пылающей томящейся плоти, отступили и мастерски застегнули единственную пуговицу, которую она успела расстегнуть.
Даже это мимолетное касание к бугорку наслаждения было подобно удару молнии, ощущения оказались столь мощными, что, задержи он руку на мгновение дольше, она испытала бы оргазм. Когда в последний раз ей доводилось переживать такое наслаждение столь интенсивно?
Хватая ртом воздух, с трудом соображая, Элоди пыталась совладать со своими раззадоренными чувствами. Тем временем на дороге показались странствующие монахи с телегой и домашним скотом.
– Похоже, поцелуй моего бывшего слуги сойдет мне с рук, – промурлыкал Рэнсли ей на ухо, омывая теплом своего дыхания и заставляя ее и без того чувствительное тело снова пульсировать от мучительного томления. – Вы высказали желание о группе попутчиков, и, как мне кажется, Бог услышал вашу просьбу. Принимая во внимание то, как мы были заняты в момент их появления, вы уж точно не сможете пожаловаться на отсутствие у Всемогущего чувства юмора.
Пытаясь подавить желание, Уилл сосредоточился на восстановлении дыхания, не сводя глаз с удаляющихся монахов.
Когда улеглась дорожная пыль, мадам Лефевр повернулась к нему:
– Путешествовать под защитой странствующих монахов – идея, конечно, заманчивая, но мы будем выделяться. Если только в этой вашей сумке не припрятаны плащи с капюшонами, сандалии и веревочные пояса.
– Пока нет, но я их раздобуду. Судя по числу поголовья скота и загруженности телеги, эта группа побывала на фермерском рынке в Зонненбурге. Движутся они медленно, значит, вероятно, заночевали в религиозной гостинице, которую мы проезжали утром. Вы оставайтесь здесь, а я вернусь назад и раздобуду все, что нам потребуется, чтобы стать "братом Пьером" и "братом ле Клэром".
– Но это просто возмутительно!
– Что именно? Боитесь не сойти за монаха?
– Нет! То есть да! Как можно солгать священнику? Целой группе священников?
Она пребывала в таком ужасе, что Рэнсли не выдержал и рассмеялся:
– А вам, оказывается, не чужды угрызения совести! Мне, увы, это незнакомо. Советую воспринимать это как божественное вмешательство для вашей защиты. Не отрицайте, маскировка получится превосходная. Мы можем отправиться с ними на юг, куда бы они ни направлялись, провести несколько дней в их монастыре, а потом поехать в Париж. Никому и в голову не придет искать нас в образе странствующих монахов.
Элоди неохотно кивнула:
– Верно.
– Ну а раз уж мысль об обмане святых братьев так терзает вас, для успокоения совести можете покаяться перед уходом. Кроме того, даже если мы признаемся, что маскируемся, разве монастыри тысячелетиями не предоставляли убежище тем, кому грозит опасность?
Она не выдвинула следующего протеста немедленно, и Уилл понял, что сумел поколебать ее решимость. Понимал, его план превосходен, но ему очень хотелось услышать эти слова из ее уст.
– Полагаю, вы правы, – наконец, признала Элоди. – Но как вы достанете одежду? Гостиница ведь не магазин одежды.
– Уверен, для странствующих монахов найдутся запасные рясы. Я скажу настоятелю, что в моем монастыре случился пожар, уничтоживший рясы братьев, а мне за мои провинности поручили отыскать замену. Если я предложу за рясы цену, в два раза превышающую их истинную стоимость, уверен, что смогу убедить настоятеля продать мне пару штук.
Хмурясь, Элоди схватилась руками за голову. Уилл удивленно вскинул брови, и она пояснила:
– Пытаюсь огородиться от длани Божьей, которая покарает нас за такое святотатство.
Уилл хмыкнул:
– О Всевышнем не беспокойтесь. Старайтесь лишь не попадаться на глаза проезжающим путешественникам. До гостиницы не больше часа, так что еще до наступления ночи я раздобуду нам новое одеяние, и мы отправимся нагонять монахов.
Как Уилл и предсказывал, благовидное объяснение и щедрое пожертвование сыграли свою роль, к Элоди он вернулся пару часов спустя с рясами, плащами, поясами и обувью. Предоставив ей свободное пространство для переодевания и изо всех сил стараясь не допустить очередного святотатства – представления ее обнаженной, – он стал собирать остатки провианта и прежнюю одежду в седельные сумки.
Элоди появилась несколько минут спустя. Ее опущенное лицо было скрыто под широким капюшоном, руки в молитвенном жесте заткнуты в рукава плаща. Одним словом, выглядела она точь-в-точь как скромный странствующий монах.
– Какой из вас получился великолепный брат Пьер! – восхитился Уилл. – Не знай я, кто вы такая, однозначно принял бы за божьего человека.
Она пожала плечами:
– Прошу вас, не гневите Всевышнего подобными заявлениями! Армитаджу известны наши нынешние вымышленные имена, завершим наше богохульство, взяв себе другие. Давайте я буду брат Инносент, а вы брат Франциск?
– Ассизский? – усмехнувшись, спросил он, следя за ходом ее мыслей.
– Да. Он был грешником и сластолюбцем, пока не обратился к Богу. Возможно, вас окутает святая аура его имени, – съязвила она. – Я намерена защитить то, что осталось от моей бессмертной души, принеся обет молчания, так что плести коварную паутину лжи придется вам.
Вскочив на лошадь, Элоди поскакала вперед. Когда Уилл, все еще посмеиваясь, поравнялся с ней и попытался завязать разговор, она, верная своему обещанию, не удостоила его ни единым словом. В конце концов он был вынужден оставить ее в покое.
Гладя на мадам Лефевр, смиренно и набожно склоняющуюся над седлом, Уилл лишь покачал головой. В образ святого отца она вжилась столь же быстро и правдоподобно, как до этого из аристократки превратилась сначала в старика, а потом в слугу. Уилл пожалел, что его армейские подчиненные не в состоянии столь полно и молниеносно принимать на себя новые роли.
Пассивной попутчицей мадам едва ли можно было назвать. Не выдвини она проницательную идею о том, что путешествие в группе даст им лучший шанс ускользнуть от преследователей и добраться до Парижа незамеченными, он, возможно, и не обратил бы внимания на монахов.
Уилл не мог отрицать ироничности Бога, пославшего им братьев.