Разве я предпочла бы медведю такого самодовольного глупца, усмехнулась про себя Пэгги. Была бы дурой, если бы так глупо поступила.
Как ни странно, ссора между братьями вывела Пэгги из транса. Реальная жизнь брала свое. Надо было умыться, снять халат и привести себя в порядок. Она поднялась к себе. В комнате ее ждала Энн. Как же не похожа она на прежнюю легкомысленную простушку: бледное, изнуренное лицо, потупленный взгляд…
- Знаю, я виновата, - тихо проговорила она. - Ничего не могу поделать по своей трусостью, боюсь покойников. Ради бога, не думайте обо мне слишком дурно…
- Что теперь об этом говорить.
Энн разрыдалась и выбежала, а Пэгги, как когда-то в детстве, опустилась на колени. Впервые за долгие годы она молилась…
Слова, обращенные ко Всевышнему, даже приблизительно не совпадали с каноническими текстами молитв, которые девчонкой знала наизусть. Они начисто вылетели из головы, зато горячо и искренне рвались наружу, открывая нараспашку само сердце. В них звучала нежность к навсегда ушедшей матери. Смерть обернулась примирением. И уже не было ни злобы, ни ненависти. Душа смягчилась.
Пэгги не солгала, успев чуть ли не в последнее мгновение сказать, что все простила. Досадовала о другом: не догадалась сама попросить мать о прощении - совесть мучила из-за этого.
Со своей колокольни она судила о ее поступках и поведении, не ведая подспудных глубин всей драмы. Со своих позиций раз и навсегда вынесла приговор отцу. Теперь они оба представлялись ей жертвами судьбы. Так сложилось. Или так предначертано?.. Кто знает, возможно, и ей предстоят ошибки, кои никакими силами не исправить? Жизнь ведь не перепишешь заново, как роман или сочинение на выпускном экзамене.
Любовь стала для них роком. Смяла, исковеркала, раздавила. Многие думают - любовь и есть счастье. Наивные, как же они заблуждаются!
Тут Пэгги вспомнила фразу, что мать произнесла последней: "Самый большой грех - предать любовь". Видно, только умирающим открывается истина, которую не дано постигнуть живым.
Помолившись за души усопших страдальцев, она заклинала небо лишь об одной милости: не в наказание посылать любовную чашу, если уж та приготовлена. Она изопьет ее до дна, каким бы ни оказался напиток. И свою любовь не предаст…
6
Уснуть ей так и не удалось. Ворочалась с боку на бок, бессмысленно глядела в потолок, наконец поднялась. Натянула джинсы, кроссовки, свитер и решила пойти на воздух. В висках стучало, горло пересохло. В кухне Джесси Морден встретила ее горячим чаем.
- Выпей-ка, я заварила покрепче. Сразу полегчает. - Пэгги с жадностью отхлебнула из кружки, поставленной перед ней экономкой. - Я совсем не спала. Наш Брюс тоже. Сейчас позову его. Он хотел с тобой срочно поговорить, но не стал будить.
Пэгги молча кивнула, тупое безразличие овладело ею. Она не шевельнулась, даже когда управляющий сел рядом.
- Нужно кое-что обсудить, - мягко сказал он.
- Насчет чего?
- Относительно похорон, - ответил Брюс. - Для начала… кто-то должен сказать, когда назначается заупокойная служба, и выбрать место для могилы.
- Разве вы не можете решить сами? - с надеждой спросила Пэгги.
- Нет. Это должен сделать член семьи, так что печальные обязанности вам придется взять на себя. Но я буду все время с вами.
Пэгги глубоко вздохнула и успокоилась. Он поможет, ни в чем не откажет, какие могут быть сомнения?
- Она просила, чтобы ее похоронили рядом с отцом. Я дала слово, но, боюсь, не сдержу. Он лежит на нью-йоркском кладбище.
- Можно договориться, тело перевезут в Реджвуд. Тут не возникнет трудностей. - Брюс говорил деловито, как о вопросе не только вполне решаемом, а уже решенном. - Вам надо переодеться. Нельзя сегодня выглядеть как современные девицы, собравшиеся поразвлечься где-нибудь на природе.
Пэгги вспыхнула. Неожиданная нотация была ядовитой.
- Хотелось бы знать, в чем я провинилась, коль вы так свирепо обрушились на меня? - задала она вопрос прямо в лоб.
- У меня и без вас хватает проблем с Вилли. Вы нарочно добиваетесь, чтобы мы с ним ссорились, как утром?
- Что? - тупо переспросила Пэгги. - Вы у него спросите, зачем молодой человек, к тому же жених, преследует меня по пятам. Если вы с ним не справляетесь, я не виновата. Что же касается меня, можете не сомневаться - найду способ поставить его на место. Терпеть не могу наглецов, как он, и грубиянов, как вы.
Тут она круто развернулась и хлопнула дверью, бегом бросилась по лестнице. Все в ней клокотало. Однако на последней ступеньке Пэгги остановилась, как вкопанная. Батюшки, да никак он ревнует? Догадка несказанно обрадовала ее. Значит, у ее сердца есть надежда.
- Господи боже мой, - сокрушался Брюс. - Что я наделал?
- Ухитрились оскорбить хорошую девушку, - вздохнула Джесси, ставшая невольной свидетельницей происшедшего. - Девушку, которая, как мне кажется, к вам неравнодушна.
- Вы действительно так думаете? - растерялся он.
- У меня глаз, что ли, нет?.. Вы отличный фермер, Брюс, но никудышный психолог.
- Я… достаточно хорошо разобрался в женщинах по фамилии Макинрой.
- Нельзя ненавидеть дочь за ошибки матери. Это бессмысленно! Она изумительная девушка, мистер Брюс. Если вы опять обидите мою Пэгги, будете иметь дело со мной!
А ведь он прав, раздумывала Пэгги, перебирая свой гардероб. Нельзя идти к пастору в чем попало. Конечно, если бы заранее знать, куда Брюс ее позовет… Впрочем, она уже не злилась. Пусть грубиян, пусть ревнивец, но не ангела же с крыльями она представляла в своих мечтах - человека! И вот встретила, так терпи!
Пэгги выбрала непритязательное коричневое платье рубашечного покроя, коричневые туфли на низком каблуке. Из украшений надела небольшой золотой крестик и скромные сережки. Все это она когда-то подарила себе сама.
Брюс поджидал ее у подножия лестницы. Когда Пэгги спускалась, он невольно подумал, что платье идет ей больше, чем джинсы с кроссовками, так женственнее. Пэгги словно угадала его мысли.
- Теперь все как надо? - миролюбиво спросила она, намеренно не напоминая о недавней ссоре.
- Вы прекрасно выглядите.
- Мне никогда не приходилось заниматься организацией похорон, поэтому, признаюсь, не знала, как принято в таких случаях одеваться.
- Разве вы не провожали в последний путь отца? - удивился Брюс.
- Нет, - не сразу ответила Пэгги. - Я узнала о его смерти только через несколько недель. Его похоронили без меня. Мне осталось лишь забрать его вещи из комнаты, где он жил. - Печальные воспоминания опять нахлынули на нее. Сначала отец, теперь мать, грустная череда событий, из которых не вырваться. На глаза невольно навернулись слезы. Пэгги поискала носовой платок. - Обычно я не слезлива, а теперь, как прорвало…
- Ничего, - тихо произнес Брюс и потрепал ее по плечу. - Кто-то должен оплакивать их обоих. Если не вы, так кто же?
В машине оба долго молчали. Солнце уже поднялось довольно высоко, на улицах городка, куда они въехали, было оживленно.
Пэгги нравились такие города. Чуть старомодные, они, в отличие от крупных центров, кишащих и бурлящих многолюдьем и толчеей, сохранили некий биологический ритм, не идущий вразрез с человеком. Или наоборот - люди сообщили здешней жизни совпадающий с ними темп и ритм? Неважно. Главное - никто не суетился, не бежал, не мчался.
Ширина улиц позволяла перекинуться словечком с соседом, вышагивающим по противоположному тротуару. Высота построек - крикнуть из окна своего второго этажа торгующему внизу продавцу, чтобы занес рыбу, или отругать за шум, с каким разгружаются его ящики.
А дома? На первый взгляд - близнецы. Но стоит присмотреться - ахнешь. И крыши покрашены каждая на вкус хозяина, и бетонная дорожка к входу, конечно, идет, как у всех, окруженная зеленым газончиком, но у одних - строго ровная, у других - вьется змейкой, третьи предпочитают разноцветную плитку или гравий. В тени раскидистых деревьев, посаженных невесть в какие годы, стоят плетеные кресла, и у ног стариков, читающих газеты, лежат разомлевшие псы…
Идиллические картинки, подобные этой, всегда вносили в душу Пэгги некое равновесие. Обыкновенная жизнь не похожа на модную картинку из какого-нибудь сверхавангардного журнала. Она мудра своей бесхитростностью и простотой. И человек в ней - человек, а не экстравагантный манекен, коему к каждому сезону полагаются модные одежки. Подразумевается - старые давно пора выбросить как хлам за ненадобностью.
Счастье, что люди упрямы, и не расстаются с привычным, упорно сохраняя свое, присущее лично им: устоявшееся, удобное, знакомое, с чем сроднились или усвоили от своих предков. И ничего - не комплексуют, не терзаются! Как знать, кто выигрывает больше - те, которые участвуют в стремительной гонке, или выбравшие обочину, но успевающие почувствовать вкус жизни, где все идет своим чередом…
Глядя на проплывающий за окошком автомобиля городок, Пэгги чуть отвлеклась от грустных мыслей по поводу цели, с какой они сюда ехали. Но Брюс напомнил:
- Вот и добрались… Это наша единственная методистская церковь святого Стефания. Все Макинрои тут венчались, принимали причастие, отпевались… У каждой местной семьи на здешнем кладбище есть свой участок. Макинрои не исключение. И пастор тут замечательный, вам обязательно понравится, так что не волнуйтесь понапрасну, к тому же я буду все время рядом.
Больше всего Пэгги успокоило последнее уточнение. В церковных обычаях она ровным счетом ничего не смыслила и в самом деле боялась совершить какую-нибудь оплошность, но если рядом Брюс, можно не тревожиться.
Пока тот искал место для стоянки, Пэгги как следует разглядела церковь. Старинное здание выглядело прекрасно. Сочетание кирпича и дерева придавало ему удивительное своеобразие. К тому же аккуратно подстриженные деревья, ухоженный, в цветах дворик свидетельствовали о заботе и любви к местной святыне.
Элитон, где она жила, ничем подобным похвастать не мог. Среди однотипных современных многоэтажек глазу не на чем остановиться, а здесь такая красота! Ее размышления прервал Брюс.
- Идите сюда, Пэгги. Нам повезло - ее преподобие Бетси Шарон.
Пастор оказался высокой, худощавой седой женщиной с блестящими умными глазами. На ней были поношенные желтые рабочие брюки и выцветшая голубая майка.
- Здравствуйте, Брюс, - сказала Бетси Шарон низким, бархатным, грудным голосом, какому могла бы позавидовать и оперная певица, не говоря уж о дикторшах с телевидения.
- Мы с печальным известием - ночью умерла Пэгги Джил Макинрой. Это ее дочь. Она насчет заупокойной мессы.
- Да упокой, Господи, ее душу, примите мои соболезнования. - Бетси Шарон печально склонила голову, потом ласково взяла девушку за руку и повела за собой.
В служебной комнате храма она сняла с полки пухлую книгу регистраций и надела очки.
- Вы хотите похоронить мать на фамильном участке?
- Да.
- Понадобится и соседнее место для отца Пэгги, - добавил Брюс. - Останки придется, правда, привозить из Нью-Йорка, но мы уже начали официальное оформление процедуры. Надеюсь, обойдемся без волокиты.
Пэгги ушам не поверила. Когда он успел? С благодарностью подумала, что Брюс освободит ее и от этих печальных хлопот.
- Когда вы хотите назначить заупокойную мессу?
Пэгги растерянно развела руками, инициативу снова взял на себя Брюс.
- Сегодня понедельник, значит, служба и похороны могут состояться в среду.
Бетси Шарон кивнула в знак согласия.
- В среду утром подходит. Скажем, около десяти часов. - Она сделала пометку в своем календаре. - Я здесь служу двадцать пять лет и не припомню, когда в последний раз была в Реджвуде. Еще раз примите мои соболезнования…
- Благодарю вас, - сказала Пэгги, стараясь сдержать слезы.
Обратной дорогой они опять молчали. Только когда показался Реджвуд с дымком над крылом, где кухня, Пэгги обратилась к Брюсу:
- Можно найти кого-нибудь, чтобы приготовили закуски и напитки для поминок? Вряд ли удобно взваливать это на одну миссис Морден.
- Мне кажется, она обидится, если вы попросите посторонних. Дайте ей утолить печаль по-своему. Когда Джесси расстроена, она всегда начинает стряпать. Держу пари, у нее уже все предусмотрено. Выкиньте из головы мелочи. Честное слово, здесь есть кому обо всем позаботиться.
Среда выдалась пасмурная, моросил дождь. Слова похоронной молитвы скорбно плыли над кладбищем. Наконец все было сказано, настало время Пэгги и Энн возложить цветы на гроб, установленный над раскрытой могилой.
Заплаканная, одетая в новенькое траурное платье, чересчур, правда, облегающее, Энн подошла первой. Смотрелась она эффектно - вуаль, перчатки… Картину дополнял черный зонт, который нес над её головой Билли, и роскошная орхидея в руках.
По сравнению с ней Пэгги выглядела более чем скромно. Ехать за нарядами в магазин не было времени, да и желания. Кремовая юбка и блузка вполне ее устраивали, как и чуть распустившаяся алая роза, что принес из своего сада Брюс.
Она попрощалась с матерью без рыданий, удивившись себе самой, - видно, чтобы плакать, нужны силы, а их уже не было. Хорошо, Брюс рядом, можно опереться. Пэгги с благодарностью отозвалась на его рукопожатие. Неужели он когда-нибудь простит, что она из семьи Макинроев?.. Во всяком случае, сейчас он вел себя молодцом: почтительно склонил над усопшей голову, потом помог Пэгги отойти в сторону, освобождая место для прощания другим.
Народу на кладбище было немного. Все стояли у могилы, и лишь один пожилой человек бродил поодаль, внимательно читая полустершиеся надписи на камнях надгробий.
- Кто это? - вполголоса спросила девушка у Брюса.
- Где? - так же тихо переспросил он.
- Вот тот старик у памятника с ангелом?
Брюс обернулся и сразу понял, о ком речь.
- Адвокат семьи Макинрой мистер Матьюс, я вас сейчас представлю.
- Здравствуйте, моя дорогая, - произнес старик, и как истинно галантный кавалер поцеловал руку. - Для меня большая честь и удовольствие познакомиться с вами. Я по глазам и по волосам сразу понял, кто вы такая. Примите мои соболезнования. В свое время ваша матушка была самой красивой женщиной в наших краях.
- Благодарю вас, - покраснев, сказала Пэгги. - Вы поедете в Реджвуд на поминки?
- Непременно. Я давно там не был, хотя часто вспоминаю, какой замечательный хлеб печет миссис Морден. К моему удивлению, она совсем не стареет.
Упомянутая адвокатом подробность о былой красоте покойницы явно пришлась не по вкусу управляющему. Неловкая ситуация, однако, разрешилась сама собой: от ворот кладбища в Реджвуд уже отправлялся кортеж автомобилей.
Джесси Морден наготовила столько, что можно накормить всю округу. Повод для застолья был хоть и невеселый, но все ели и пили с удовольствием. Гости не очень-то скорбели и находились здесь скорее ради соблюдения приличий. Пэгги обратила внимание на мужчин-фермеров, арендовавших у Макинроев землю. Они явно пришли из дружеских чувств к Брюсу, а возможно, чтобы узнать насчет своего будущего. Наверняка их беспокоит, кто станет наследницей и как она распорядится землей, которая кормила их столько лет. Во всяком случае, Пэгги ловила на себе их встревоженные взгляды.
- Вы чем-то удручены? - тихо спросил ее Брюс. - По-моему, все идет более чем нормально.
- За исключением одного - я не вижу горестных лиц.
- Не будьте ханжой. Многие присутствуют здесь исключительно из уважения к фамилии Макинрой. Она всегда очень много значила, особенно для простых людей.
- Вы имеете в виду фермеров?
- Да. Сейчас их благополучие: семьи, детей - все повисло на волоске. Больше всего они боятся потерять работу. А что я могу сказать им? Ни-че-го…
- Зато я могу, - вскинула голову Пэгги.
- Подождите, не торопитесь, - попытался Остановить ее Брюс, но было поздно. Она кинулась к дверям гостиной, где фермеры, собравшиеся по домам, раскланивались с Джесси.
- Одну минуту, я тоже хочу попрощаться с вами, - сказала Пэгги взволнованно. Ее решительный голос привлек внимание Вилли и Энн, шептавшихся о чем-то за десертным столиком, адвоката и доктора, потягивавших коньяк, медсестры, пасторши, словом, всех присутствующих. - Во-первых, я хочу поблагодарить вас за уважение к семье, основавшей когда-то Реджвуд. И еще хочу заверить - ничего здесь меняться не будет. Все останется, как прежде.
В комнате воцарилась тишина. Первой ее нарушила Энн. Как только ушли посторонние, а вслед за гостями-фермерами потянулись и многие другие, она решительно подошла к Пэгги.
- Зачем вы это сказали? Какое имели право?
Тут подоспел и Вилли.
- Не слишком ли много вы на себя берете, дорогая? Я и Энн предлагаем, пока здесь мистер Матьюс, внести полную ясность в вопрос, кто наследует имение.
Разгневанный Брюс вскочил, но адвокат жестом предупредил тираду, которой тот готов был разразиться.
- Прошу прощения, я не расслышал, о каком именно вопросе вы сказали, молодой человек, - промолвил старик.
Вилли надменно пожал плечами.
- О завещании, составленном миссис Макинрой перед смертью в пользу Энн, - заявил торжественно он.
- Коли так - мне следует его посмотреть, проверить на подлинность. Мне также понадобится свидетельство о рождении мисс, о которой вы печетесь, официальные бумаги по поводу смерти ее отца и т. д.
- И как долго продлится ваша проверка? - спросил Вилли, прежде чем Энн смогла вставить хоть слово.
- Зависит от многого, - по-стариковски медленно продолжал адвокат. - Юрист не может спешить. Бывает, что завещание спорно - если находятся другие родственники, претендующие на имущество, деньги, ценности. Нередки и казусы, когда спорить фактически не о чем - завещатель не оставил ничего, кроме неуплаченных налогов, обязательств по взятым в свое время кредитам и долгов…
- Вот, вот! - вдруг послышался голос от дверей. Вилли и Брюс разом обернулись. На пороге стоял их отец. Старший Патерсон явно перебрал с выпивкой и мало заботился о том, какое производит впечатление. - Покойница задолжала мне приличную сумму. Позвольте спросить, с кого я ее получу? - От пьяного хихиканья всем стало неловко. - Не позвали на похороны, дайте хоть рюмку выпить за упокой души женщины, которой отданы лучшие годы…
Не в силах больше этого перенести, Пэгги выбежала из комнаты. В библиотеке рухнула на диван и разрыдалась. Сколько же бед он принес! Сделал несчастным отца, сиротой ее, мать тоже не осчастливил… Пэгги в отчаянии проклинала Реджвуд, пророчивший и ей безрадостную судьбу.
- Успокойся, прошу тебя, успокойся, - раздался у самого уха горячий шепот Брюса. Он повернул голову Пэгги лицом к себе, откинул растрепавшиеся волосы, заглянул в глаза и поцеловал. Она затрепетала - так сильны и страстны оказались его губы. Потом он осушил ими ее щеки, ресницы, мокрые от слез. Следующий его поцелуй был нестерпимо сладок и нежен. Пока хватило дыхания, они упивались друг другом. С трудом взяв себя в руки, Брюс наконец сказал:
- Жаль, но надо идти, а то нас хватятся.
Словно в тумане Пэгги последовала за ним.
- Я не могу туда вернуться, извини, пока там твой отец…
- Тебе незачем о нем думать, я отправил его домой.