Читая письмо, глаза Анны постепенно наливались слезами. Она присела на диван и, дочитав до конца, молча подала листок сидевшей рядом миссис Норрис. Слёзы совсем не лились из её глаз. Они ровным стеклом застыли внутри, так как на страдания у неё просто не осталось сил. Анна впала в шок. Она мысленно спрашивала: почему с ней всё это случилось? Почему? Однажды она прочла в одной из своих книг, что всё происходит не просто так и на всё есть своя причина. Анне очень хорошо запомнились те слова. Всеми силами своего разума она пыталась отыскать ответ на свой вопрос. Её вид был и печальным, и одновременно озадаченным. Но, даже обойдя все закоулки своих мыслей и предположений, Анне не удалось его отыскать. Отчаяние и опустошённость – этот невыносимо тяжёлый дуэт занял то место, где прежде царили лишь радость, беззаботность и лёгкость бытия.
Когда не удаётся оправдать поступки судьбы, все её деяния мы зовём одним словом – жестокость. Она, словно бы, играет с нами: сначала даёт в руки то, что делает нас счастливыми, позволяет наслаждаться этим некоторое время, и в тот самый момент, когда счастье достигает небесных высот, неожиданно отбирает свои подарки обратно. Порой частично, а порой и всё сразу. А впоследствии приходят шок, обида, ненависть, непонимание и множество вопросов, ответы на которые иногда приходят только спустя годы, но не мгновенно.
Застыв, подобно фарфоровой статуэтке, Анна сидела неподвижно и молча. Миссис Норрис прочла письмо и опустила листок себе на колени.
– Я думала, кошмары прекратились. Что же всё это значит? – она положила на лоб ладонь, а глаза её забегали от недоумения.
– Это значит, что кто-то шутит надо мной! Не знаю только: кто именно – Дьявол или Бог?
– Никто над Вами не шутит, мисс! Это происходит по воле судьбы. Все её повороты неслучайны и причина есть.
– О, да! Я знаю эту фразу. Очень отчётливо её помню, хотя прочла слишком давно. Но она лживая! – не сдерживая себя, крикнула Анна. – Если причина есть, то тогда почему я её не нахожу? Нет! Нет никаких причин! Это насмешки судьбы, её игры и шутки! Именно так всё и выглядит.
Она встала, подошла к окну и, положив руки на край подоконника, поглядела вокруг: сад ещё не был облачён в яркие летние платья, лишь только вечнозелёные кипарисы помахивали своими лапистыми ветвями. Но сад от этого не выглядел пустым. Он был прекрасен! Чем дольше Анна смотрела, тем больше воспоминаний представало пред её взором. Вспоминать ушедшее, всё то, что не повторится никогда – это самоубийство, муки, которые мы невольно причиняем сами себе.
– Если они всё отнимут, отнимут оставшийся кусочек моего рая, мне придётся жить в чужом доме, где я, возможно, не буду угодна. Я больше никогда не смогу выезжать на прогулки вместе с Топазом, не увижу, как цветут мои лилии, не смогу любоваться портретами родителей, пока пью чай в столовой. Не останется ничего из моей прежней жизни…
Голос её пропитывали отчаяние и боль, а слёзы начали медленно стекать по щекам. Анна почувствовала, что ноги её становятся совсем слабыми. Она отвернулась от окна, опустилась прямо на пол, оперевшись спиной о стену и закрыла глаза.
Миссис Норрис была полностью растеряна и ошеломлена. Она не знала, какие можно подобрать слова в утешение мисс Рочфорд. Сейчас ей казалось, что таковых просто не существует.
– Ах, мисс Рочфорд, не сидите на полу, он холодный!
– Не такой холодный, как моё сердце. Его теперь будет сложно снова согреть, – ответила Анна, оставаясь в том же положении.
– Ваше сердце не могло совсем остыть. Вот, взгляните… – гувернантка опустилась на колени и указала пальцем на одну из строк письма, – видите, что написал мистер Кларрен? "Вы не одна". И это действительно так! Мистер Лоэр любит Вас всем сердцем. Он и есть тот самый свет надежды! Я знаю, что никому другому, кроме него, не будет под силу снова разжечь огонь в Вашем сердце, – говорила она, взяв Анну за руки. – Вы уже давно обручены. Больше нечего ждать! Женитесь, как можно, скорее! А с прошлым придётся смириться, и всё позабыть, хоть это и трудно. Иначе оно Вас погубит, мисс Рочфорд! Родителей Вам уже не вернуть, дом не спасти, но шанс на счастье всё ещё остался, – миссис Норрис глубоко удивилась, как быстро она сумела отыскать нужные слова.
Анна внимательно всё выслушала, осознав каждое сказанное гувернанткой слово и, вытерев рукой скатывающиеся по щеке капли холодных слёз, согласившись, покивала головой.
– Да, да! Вы, как всегда, правы, миссис Норрис! – она поднялась с пола и расправила платье. – Но что же мне делать сейчас? Я в полной растерянности!
– Ничего, моя дорогая, думаю ничего пока не нужно делать! Давайте дождёмся прихода этих людей! А после нам станет ясно, как поступать дальше.
В ожидании визита незваных гостей Анна старалась насладиться каждой минутой, каждым мгновением, пока находилась в поместье. И каждая секунда была для неё особенно дорога, ведь она не знала, что ей уготовано впереди.
Глава 40
Прошло два дня.
С наступлением утра, ещё до завтрака, в поместье пожаловали те самые люди из банка, появление которых Анна считала чистым злом. Она собрала в себе всё возможное хладнокровие и вместе с миссис Норрис вышла к пожаловавшим господам.
– Здравствуйте, мисс Рочфорд! Мадам! – джентльмены сняли шляпы и почтенно поклонились.
Анна ответила всего лишь кивком головы и без малейшей улыбки.
– Моё имя Гилберт Монрэй. Я уполномочен заниматься долгом Вашего отца, ныне покойного сэра Роберта Рочфорда. А это мои коллеги, – он указал рукой на двух джентльменов лет тридцати, стоявших справа от него. – Позвольте представить: мистер Гарри Толд, адвокат и прямой представитель закона. Он пришёл на тот случай, если у Вас возникнут сложные вопросы. А это… – мистер Монрэй уж было собрался представить Анне другого, но она его прервала.
– Я не стану верить Вам на слово, сэр! Надеюсь, Вы и Ваши спутники можете развеять мои сомнения и показать документы, подтверждающие ваши личности, – потребовала она.
– Конечно, мисс, сию минуту!
Господа, не мешкая, достали соответствующие их словам бумаги, и Анна по очереди взглянула на каждую из них.
– Благодарю! Теперь мы можем продолжить, – серьёзно сказала Анна, отдав мистеру Монрэю его документ.
– Да, но, быть может, сначала Вы пригласите нас в гостиную? Там всем нам будет комфортнее вести беседу, не так ли?
– Мистер Монрэй, предстоящий разговор не станет для меня комфортным ни сидя, ни даже, если я стану слушать его, лёжа. Поэтому поговорим прямо здесь и стоя. Так я всегда беседую со всеми незваными гостями, – непоколебимо и вызывающе ответила она.
Мистер Монрэй слегка замешкался, не ожидая получить такой резкий ответ и, словно бы, от стыда отвёл на мгновение взгляд.
– Что ж, как пожелаете, мисс. Вижу, Вас уже известили о положении вещей, и это хорошо. Мы можем без лишних россказней приступить к самой сути дела, – спокойно сказал он. – Мисс Рочфорд, так как Вашего отца, увы, уже нет в живых, его долг перешёл к Вам.
Мистер Толд вынул из своей папки бумагу и подал её Анне.
– Здесь всё изложено, – пояснил тот.
Анна внимательно прочла документ в момент всеобщего молчания и затем передала его в руки миссис Норрис.
– Здесь всё указано предельно ясно, кроме некоторых деталей, которых нет.
Мистер Монрэй вопросительно посмотрел на Анну.
– Почему так скоро? – спросила она.
– Что, простите?
– Почему так скоро Вам потребовалось возмещение долга? – повторила свой вопрос Анна, сделав его более понятным для всех.
Банкир посмотрел на адвоката, желая чтобы именно он дал на этот вопрос ответ, хотя Гилберт и сам мог это сделать. Мистер Толд понял его взгляд и тут же приступил к ответу.
– Мисс Рочфорд, в связи со смертью клиента банку необходимо закрыть его счёт, а в данном случае, ещё и погасить его долг. Обычно сумму долга покрывают с помощью оставленных средств или ценностей покойного, – разъяснял он. – И всё это должно быть сделано в максимально кратчайшие сроки, мисс. Так прописано. Я могу Вам показать надлежащий документ, – адвокат открыл свою большую папку.
– Не стоит, я Вам верю! Это было сказано слишком убедительно, чтобы быть ложью. Но этот вопрос не был столь важен для меня. Больше всего я не могу понять другое: почему в этом документе идёт речь о передаче Вам всего моего имущества? – голос Анны сменился недоумением, и она окинула вопросительным взглядом мистера Монрэя и мистера Толда. – Мне принадлежит этот дом и завод отца! Всё это стоит больших денег!
Мистер Монрэй не растерялся. Казалось, не существует в мире такого вопроса, который мог бы застать его врасплох.
– Завод Вашего отца уже обветшалый, и мало кого может заинтересовать, если только его цена будет довольно низкой. А дом… хм… – он поднял глаза и, оглядев потолок, стены, пол и все прочие окружающие его вещи, снова посмотрел на Анну. – Вашему фамильному поместью уже лет сто пятьдесят, если не больше. В нём жило не одно поколение, и дом уже слишком старый.
– И это делает его ещё более ценным! – воскликнула Анна.
– Ценным – для Вас, мисс, но для покупателей это только гора старого хлама, едва ли не развалившаяся рухлядь – не более!
Слова его были оскорбительны. Анна потеряла самообладание и окончательно разозлилась.
– Да как Вы смеете! Завод, возможно, и обветшал, но подобные слова никак нельзя соотнести с этим поместьем! Мой дом безупречен и красив! Он совсем не похож на старую развалину с горой хлама! Мой отец делал всё возможное, чтобы дом не терял своего былого великолепия! – почти с криком утверждала она. – Вы это нарочно, сэр, специально говорите, чтобы после продажи оставить себе лишнюю сумму! О да! Ваши союзники Вас, несомненно, поддержат, – она указала рукой на двух его коллег. – И суду Вы тоже, догадываюсь, денег пообещали! Да Вы все просто свора варваров и негодяев! Каждый из Вас явился сюда, дабы забрать свой кусок выгоды!
Миссис Норрис была бесспорно согласна с Анной, но всё же напугано молчала, так как она никогда прежде не видела её такой.
– Вы заблуждаетесь, мисс! Со мной представитель закона и свидетель! Не забывайтесь! – отвечал ей банкир. – Но я всё-таки джентльмен и понимаю, что Вы сейчас в стрессовом состоянии. Поэтому я не стану подавать на Вас в суд за публичное оскорбление при исполнении государственного долга!
– В суд? – Анна усмехнулась. – И что ещё Вы можете такого страшного со мной сделать? Отправите на виселицу? Вы уже и так всё у меня отняли!
– Ну, скажем, пара недель в холодной тюремной камере и ночи, проведённые на каменном полу в обществе голодных крыс, могут показаться довольно ужасными для девушки вашего круга.
Анна ничего не ответила, только презренно посмотрела на банкира.
– Как же Вы можете, господа? Девочка лишилась всей семьи, а Вы не дали ей даже оправиться от этого! – заговорила миссис Норрис, терзаемая возмущением. – Так нельзя, это бессердечно!
– Мы соболезнуем, но это наша работа, мадам!
Анна поняла, что прав у неё нет вовсе. Защищать свой дом она совсем не может и сопротивляться происходящему бесполезно, просто нет смысла.
– Хорошо, – как-будто смиренно произнесла она. – Сколько у меня есть времени?
– Учитывая правила, Вы должны покинуть дом в течение суток и передать его нам, но я решил проявить к Вам, мисс, моё подлинное сострадание, и поэтому дам Вам три дня и три ночи, – ответил мистер Монрэй. – Распустите слуг и уложите свои вещи, но только личные вещи: одежду и прочие женские штучки. Вы уже знаете куда отправитесь после?
– Да, знаю. Я выхожу замуж, – без эмоций ответила Анна.
– Это прекрасно, мисс! Поздравляю! – банкир улыбнулся так, будто бы был ей другом и правда испытывал радость за её счастье.
Анна ничего не ответила на его поздравление и умилительную улыбку. Она внимательно посмотрела прямо в глаза мистера Монрэя. В её взгляде таилась просьба, которую спустя несколько секунд Анна высказала вслух.
– Мистер Монрэй, я хочу только об одном Вас просить, пусть убранство дома останется таким же. Все картины и мебель. Прошу, не распродавайте всё это с аукционов. Дом прекрасен именно в таком виде, в каком был создан.
– Мы и не думали что-то распродавать. С обстановкой дом можно продать намного скорее. И, я полагаю, новые хозяева тоже не станут здесь что-либо менять, если только слегка.
– Попросите их, чтобы совсем ничего не меняли! Мне очень важно знать, что мой дом останется прежним, таким же, как сейчас, – настаивала она.
– Конечно, мисс! Я постараюсь сделать всё возможное!
Анна поблагодарила мистера Монрэя в надежде, что он сдержит данное слово. Больше она ничего не могла сказать. Хотя в глубине себя Анна уже почти смирилась с неизбежностью, ей всё же не верилось во всё происходящее с ней сейчас. Анне казалось, что это сон, вымысел и что-то ненастоящее. Шоковое состояние никак не могло её покинуть и явно отражалось в её глазах.
Миссис Норрис посмотрела на Анну и поняла, что разговор продолжаться не будет. Он завершён, и окончательное, роковое решение уже вынесено.
– Господа, я думаю, Вам самое время удалиться. Мисс Рочфорд необходимо побыть одной, – сказала она тем временем, как Анна стояла молча и закаменев, а взгляд её был напрочь лишён света.
– Да, мы уже уходим. Я прибуду по истечении трёх дней, чтобы взять у Вас ключи и документы на дом.
Анна, убитая горем, ещё раз взглянула на каждого из джентльменов и ушла к себе в комнату, не проронив ни слова.
Всего три коротких дня были даны ей, то недолгое время, когда она всё ещё могла оставаться хозяйкой своего поместья. Сегодня Анне не хотелось кого-то видеть и даже говорить. Мысленно она уже прощалась с домом, воспоминаниями, что хранят его стены, и всем тем, что ей придётся в нём оставить, в том числе и прожитую ею жизнь.
Глава 41
Банкротство Анны, как и смерть её родителей, не остались в тени. Жизнь большинства людей скучна, а интерес ей придают сплетни и события. А для журналистов каждая мелочь, происходящая в городе, особенно важна и желанна, словно лакомый кусочек. Подобно хищным зверям они жадно хватают любое событие, как кусок мяса.
Жизнь Анны теперь перестала принадлежать только ей одной. Она вышла за рамки приватности и стала достоянием городских обсуждений.
– Немыслимо! – сказал мистер Кларрен после прочтения очередной статьи, затронувшей фамилию Рочфорд.
– Что – немыслимо? – поинтересовалась миссис Кларрен.
– Эти редакторы просто нетактичные и наглые люди! К чему было это печатать? Я надеялся, что тема о наследстве мисс Рочфорд останется конфиденциальной и не попадёт в лапы этих стервятников. Но нет! Вот, погляди! – недовольно выразился он, а затем протянул жене газету.
– Да, весьма неприятно такое читать. Это было уже лишним. Но, впрочем, ничего удивительного: редакторы рады всякому, даже не очень значительному событию.
Мистер Кларрен ничего не сказал и, только взяв из рук жены газету, повторно прочёл статью. С неприязнью он вырвал газетную страницу и, скомкав, бросил в мусорное ведро.
А тем временем, вдалеке от городских разговоров, в абсолютной тишине, заперевшись в комнате, Маркус беззаботно упаковывал свой чемодан. Он был решительно настроен переехать в дом Анны этим же вечером. Ему уже безумно не терпелось почувствовать себя хозяином поместья. Свой дом Маркус никогда не любил: маленький, тесный, напрочь лишённый изысков и вкуса. И теперь, предвкушая свой предстоящий уход, он испытывал непомерное счастье. В этот сладкий миг он уж точно не мог представить, что его планы рухнут в бездонную пропасть.
– Что это ты делаешь? – спросил мистер Сэмуэл Лоэр, отворив дверь комнаты сына.
– Собираюсь, как видишь. Что же ещё? – Маркус, не поднимая головы, продолжал упаковывать вещи. – Анна будет прыгать от счастья, когда я появлюсь в поместье с чемоданом в руке, а я буду счастлив от того, что мне больше никогда не придётся жить в этом мрачном доме!
– Слишком рано ты возненавидел свой дом, сынок, да и чемодан ты тоже пакуешь напрасно, – сказал ему отец.
Эти слова заставили Маркуса остановиться. Он стоял, опираясь обеими руками о чемодан, лежавший на стуле и, не выпрямляясь в полный рост, повернул голову к отцу.
– Что ты имеешь ввиду? – без единой мимики в лице, спросил Маркус.
– Ты слишком рано ликовал. Уж не знаю, в чью пользу обернулась судьба, но уж точно не в твою.
– Может, перестанешь, наконец, травить меня? – Маркус выпрямился и окинул отца гневным взглядом. – Ты вечно являешься, чтобы испортить мне настроение и никогда – наоборот!
– Я могу и помолчать. Газета всё скажет за меня, – мистер Лоэр швырнул её к ногам Маркуса и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Маркус поднял газету с пола. Искать нужную статью ему совсем не пришлось. Так же, как и сведения о затонувшем корабле, она была размещена на самой первой странице. После прочтения заголовка, напечатанного крупным шрифтом, "Анна Рочфорд разорена!", Маркус побледнел, словно увидел призрака или саму смерть. Чем дольше он углублялся в статью, тем сильнее в нём закипала от ярости кровь.
"Что за чёрт!" – закричал Маркус на всю комнату и злорадно пнул ногой чемодан. Затем он распахнул дверь и выбежал в столовую с газетой в руке.
– Что это? – заорал он, в то время как мистер и миссис Лоэр мирно пили кофе.
– Это утренняя газета, – спокойно ответил мистер Лоэр, продолжая размеренно вдыхать глубокий аромат из своей чашки. – И не нужно кричать! Не порть нам такое чудное утро.
– Чудное утро?! – он нервно упал на стул. – Тут такое, а ты спокоен, как никогда! Уму непостижимо!
– А что я могу сделать? Что? – мистер Лоэр оставил свою чашку и развёл руками. – Я бы и рад избавиться от тебя, несносный ты мальчишка, совершенно никчемный и бесполезный! Но, увы, не сложилось! По всей вероятности – ты мой крест, который я буду тащить на себе до конца этой бессмысленной жизни! Мне только и осталось, что пытаться наслаждаться этим дешёвым кофе! – сказал он и снова сделал глоток.
Миссис Лоэр вся сжалась, будто боялась обжечься огнями, меж которых находилась. Будто спасательный круг, она стиснула обеими руками чашку и сидела тихо, лишь поглядывая то на мужа, то на сына.
– Знаешь, Маркус, ты никогда не был благодарен Богу за то, что имеешь, а он не терпит неблагодарных! – продолжал говорить отец. – Теперь не жди от него милости! Можешь и дальше полагаться только на себя. Маркус стих и, опёршись рукой о стол, положил на неё голову. – Столько времени ушло зря… Всё посыпалось прахом. Мои труды, все мои труды оказались напрасны!
– Труды? – мистер Лоэр усмехнулся. – Не смеши меня, ради Бога! Ты не знаешь, что такое труды. И не называй то, что ты делал, трудами или работой. Считай, что ты жил так же, как и всегда. Прими встречу с Анной Рочфорд, как некоторое разнообразие в твоей никчемной жизни и займись чем-нибудь более полезным!
– Конечно, каких ещё мне ждать от тебя слов, кроме осуждения!
Маркус встал и медленно побрёл из столовой обратно к себе.