– Я имел в виду гораздо более грозного соперника. Мою мать.
Саманта моргнула, медленно осознавая его слова.
– Вы слышали?
– Каждое изумительное слово. Это было все, что я мог сделать, не вызывая вас на бис.
Нечто особенное в выражении лица Габриэля заставило Саманту затаить дыхание. Она видела его насмехающимся, саркастичным, раздраженным и удивленным за время своей работы, но она никогда не видела таким… решительным.
– Прятаться за окнами и подслушивать очень невоспитанно, знаете ли, – сообщила она. – Даже если вы являетесь слепым.
Он покачал головой.
– Я знал, что я не смогу вечно избегать головомойки. Я когда–нибудь говорил, как сильно восхищаюсь вами, мисс Викершем?
Она издала нервный смешок.
– Должна признаться, нет. И в этом нет необходимости. Я совершенно довольна своим собственным отношением к себе. У меня нет потребности или желания, чтобы мной восхищались.
Его рука прошлась по ее волосам.
– А как насчет обожания? Вы хотели бы, чтобы вас обожали?
Ее сердце застучало в груди, подобно грому. Вероятно, она сказала слишком рано. И, вероятно, уже получила смертельную рану в сердце.
– Определенно, нет! Только глупые девчонки, чьи пустые головы заполнены романтическими бреднями, тоскуют по такому вниманию.
– А по чему тоскуете вы… Саманта? – И прежде, чем она смогла упрекнуть его за то, что он назвал ее по имени, его теплая ладонь легла на изгиб ее щеки. – Нет ли чего–то такого, что вы хотите так сильно, что вам становится больно? – Его большой палец задел ее пухлые губы, губы, которые до боли хотели его поцелуя.
– Вы, – беспомощно прошептала она, обнимая его рукой за шею и опуская его рот к своему.
Несмотря на привкус сажи и слез, это был самый сладкий поцелуй, который когда–либо знала Саманта. Габриэль перестал сдерживаться. Он обнял ее, его язык захватил ее рот, зажигая еще более ненасытный огонь, чем тот, которого они только что избежали. Ради того, чтобы почувствовать на вкус его пламя, Саманта охотно рискнула бы даже сгореть дотла.
Он положил ее на постель из листьев и отстранился, словно тень из сна. Она закрыла глаза, слишком желая, чтобы он присоединился к ней в темноте.
Оторвавшись от ее рта, он поцеловал ее и провел носом по чувствительной коже горла, глубоко вдыхая ее запах, как будто она пахла самыми сильнодействующими духами в мире, а не дымом и лимоном.
– Не могу поверить, что я едва не потерял вас, – хрипло произнес он, касаясь губами пульсирующей жилки на ее горле.
Она вцепилась в его широкие плечи, отдаваясь волнам восхитительного океана ощущений.
– Я думаю, что Беквит должен нанять вам другую медсестру. Вероятно, он даже смог бы убедить вдову Хоукинс вернуться и ухаживать за вами.
Она почувствовала, как Габриэль вздрогнул, но не знала, от смеха или ужаса.
– Прикуси язык, женщина. – Он поднял голову, в его глазах сверкнули дьявольские искорки. – Или лучше, позвольте мне сделать это.
Когда его рот снова склонился к ней, Саманта смело разрешила ему делать все, что он хочет. Он брал с ее губ сладострастные поцелуи один за другим, пока она не потеряла дыхание от желания, а его собственное дыхание не стало тяжелым и частым. Она едва понимала, что его бедра стали двигаться в танце гораздо более провоцирующем, чем тот, что у них был в бальном зале.
Но она не могла не обращать внимания на волны удовольствия, которые стали проходить по нижней части ее тела. Она попыталась втянуть ртом воздух, не разрывая поцелуя, когда он потерся ноющей выпуклостью между ее ног. Было шокирующим и волнующим ощущением, наконец, ощутить ту часть его тела, которая ранее так четко вырисовывалась из–под его бриджей, и точно знать, что он собирается с ней делать.
Ее колени раздвинулись под юбкой. Его рука накрыла ее там, стремясь прикоснуться через толстые слои шерсти и льна.
Саманта стонала и извивалась под его грубоватыми ласками, ошеломленная тем, какой стала бесстыдной, и как она словно горит в огне, когда его нежные пальцы касаются ее обнаженной плоти. Когда он убрал руку, ей захотелось плакать от разочарования. Но потом она почувствовала, как что–то скользнуло ей под юбку. Его пальцы заскользили по ее шерстяным чулкам, прошлись мимо подвязки и направились к шелковистой поверхности внутренней части ее бедра с такой нежной настойчивостью, что она не могла сопротивляться.
Ощутив, что кончики его пальцев коснулись завитков у нее между ног, Саманта спрятала лицо у него на груди, захваченная внезапным и невыносимым смущением.
Его прикосновение больше не было грубоватым, оно было изыскано нежным. Его пальцы касались ее возбужденной плоти, словно языки пламени, растворяя ее опасения и страхи в горячем приливе нектара.
Габриэль застонал.
– Я знал, что если бы смог забраться под ваши скромнейшие юбки, то смог бы доказать, что вы не сделаны изо льда. Тайте, мой ангел, – прошептал он, дразня ее ухо языком и глубоко погружая длинный палец в ее медовую мякоть.
Она застонала, ее тело беспомощно сжалось, обхватывая его исследующий и распутный палец, который она не могла остановить. Она всегда знала, что у него репутация искусного любовника, но не думала, что он может знать ее тело лучше ее самой и окажется способен сфокусироваться на ее удовольствии, при этом исключая свое собственное.
Цену его выдержки выдавало его прерывистое дыхание и затвердевшая плоть, упирающаяся ей в бедро.
Он добавил к своему пальцу еще один, мягко заставляя ее лоно растягиваться и одновременно проводя туда–сюда подушечкой большого пальца по затвердевшему комочку плоти в соцветии ее влажных завитков, приводя его к восхитительному пульсирующему ощущению.
Его ловкие пальцы продолжали доставлять ей к удовольствию, пока она не стала корчиться и поскуливать уже почти без связи с желанием, которым она раньше не подозревала, что обладает. Темная волна блаженства поднялась в ее сознании. И когда она обрушилась, посылая через ее тело бесконечный поток первобытного экстаза, он крепко поцеловал ее, перехватывая ртом ее прерывистый вскрик.
Его поцелуй медленно слабел, словно стараясь смягчить восхитительные толчки, сотрясающие ее тело.
– Мне так жаль! – выдохнула она, когда, наконец, обрела способность говорить.
Габриэль нежно убрал с ее лба мокрую от пота прядку волос.
– Жаль что?
– Я не хотела быть такой эгоисткой.
Он захихикал.
– Не будьте смешной. Я наслаждался этим почти так же, как и вы.
– Правда?
Он кивнул.
Ободренная его признанием, Саманта опустила руку между ними и погладила по всей длине неопавшее доказательство его желания через замасленную замшу его бриджей.
– Тогда вы, вероятно, насладитесь этим еще сильнее.
Габриэль со свистом втянул воздух.
– Уверен, что так и было бы, – сказал он, с трудом выдавливая слова сквозь сжатые зубы, – но боюсь, мне придется подождать.
– Почему?
Он запечатлел нежный поцелуй на ее недовольно надутых губах.
– Потому, что у нас сейчас будут незваные гости.
Все еще наполовину одурманенная полученным удовольствием, Саманта села в его руках, но услышала только звуки чего–то большого и неуклюжего, с грохотом продирающегося через подлесок.
Габриэлю удалось одернуть ее юбку как раз к тому времени, когда из леса вылетел Беквит, за ним тут же появились Питер и Филипп.
– Слава Богу, с вами все в порядке, милорд! – воскликнул дворецкий, махнув фонарем по направлению к ним обоим. – Когда мы увидели, что конюшни обрушились, то испугались самого худшего.
– Святой Христос, Беквит! – Габриэль вскинул руку, заслоняясь. – Почему бы вам не убрать этот проклятый свет от моих глаз? Вы слепите меня!
Ошеломляющая тишина осознания упала, как только все, включая Габриэля, осознали, что именно он только что сказал.
Глава 17
"Моя дорогая Сесиль,
Раз Вы не позволяете мне соблазнять Вас, то Вы не оставляете меня выбора…"
* * *
– Она обязательно должна здесь находиться? – спросила маркиза Торнвуд, бросив на Саманту испепеляющий взгляд.
Саманта ничего так сильно не хотела, как сбежать из забитой людьми студии. Для нее было пыткой со спокойным выражением лица сидеть на краешке стула с прямой спинкой, когда ее сердце просто разрывалось между надеждой и отчаянием.
Но прежде чем она успела встать и пробормотать извинения, Габриэль твердо сказал:
– Конечно, обязательно. Она же моя медсестра, знаете ли. – Несмотря на то, что он не мог повернуть к ней голову, теплые нотки в его голосе заверяли, что она значит для него намного больше.
Он сидел за карточным столом, обитым сукном, его голова находилась в железном устройстве, привезенном доктором Ричардом Гилби, единственным врачом, который посмел дать ему крошечную тень надежды на то, что зрение может вернуться. Этот мужчина небольшого роста с добрыми глазами и аккуратно подстриженными бакенбардами ни разу не пожаловался, когда его посреди ночи вытащил из постели маркиз Торнвуд, которого в свою очередь поднял с постели бессвязно бормочущий Беквит. Врач просто собрал свои инструменты, которые больше походили на средневековые орудия пытки, чем на нечто предназначенное для лечения, и приехал в Ферчайлд–Парк вместе с остальными родственниками Габриэля.
Несмотря на то, что солнце встало еще несколько часов тому назад, Юджиния и Валери по–прежнему дремали на противоположных концах парчовой софы. Ясноглазая Гонория маячила за спиной доктора, нетерпеливо изучая каждый предмет, который он вытаскивал из своей сумки. Маркиз ходил взад и вперед перед камином с тростью в руке, а его жена сидела в одном из массивных кресел с подголовником, которые стояли по бокам камина, словно троны, и нервно вертела в руках носовой платочек.
Саманта все еще не была готова встретиться с неодобрительным взглядом этой женщины. Она уже смыла с кожи и волос сажу и переоделась в чистое платье, но ей было ничего не поделать с несмываемой памятью о прикосновениях Габриэля и сокрушительном удовольствии, которое эти прикосновения ей принесли.
– Ага! – рявкнул врач, заставив всех присутствующих подскочить на месте.
Его всезнающие кивки и загадочные "хрумф" уже начинали действовать всем на нервы. Несмотря на то, что он был их главной ставкой, только Габриэль был готов ждать, пока он не закончит свой осмотр, прежде чем начать требовать ответы. Сэм был единственным в комнате, кто совершенно не интересовался необычным времяпровождением. Колли лежал, свернувшись клубочком, на коврике у камина и грыз до блеска начищенный сапог для верховой езды.
Маркиз стукнул по полу тростью, его побагровевшее лицо блестело от пота.
– Что там, доктор? Вы что–то обнаружили?
Проигнорировав его, доктор Гилби повернулся вокруг своей оси и ткнул пальцем в сторону окон.
– Закройте снова занавески. Немедленно.
Беквит и миссис Филпот со всех ног помчались выполнять приказание. Несмотря на то, что остальным слугам было запрещено заходить в комнату, Саманта несколько раз за прошедший час видела, как за окнами промелькнули головы Питера и Филиппа.
Полумрак, который наступил вместе с закрытием портьер, дал ей долгожданную отсрочку. Наконец–то она смогла изучить Габриэля, не пытаясь скрыть в своих глазах желание. Сейчас, когда на ней больше не было защищающей преграды в виде очков, она чувствовала себя так, словно все ее чувства были выставлены на всеобщее обозрение.
Доктор Гилби приложил огромную лупу к передней части железного шлема. Когда он поднял мерцающую пламенем свечу перед лицом Габриэля в шлеме, Гонория поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему через плечо.
– Что вы сейчас видите? – спросил он Габриэля.
– Движущиеся тени? Очертания? – Габриэль покачал головой, его глаза сузились, поскольку он изо всех сил пытался сосредоточиться. – Честно говоря, не слишком много.
– Превосходно, – заявил доктор, вручая свечу Гонории.
Он снял с масляной лампы, что висела у него на локте, стеклянный абажур, и быстро поднес лампу к лицу Габриэля. Габриэль заметно вздрогнул.
– А теперь?
Габриэль отвернулся, чтобы не смотреть прямо на лампу.
– Огненный шар, настолько яркий, что я едва могу выносить его.
Невозможно было понять, что сулил прерывистый вздох доктора Гилби – счастье или беду. Он отстегнул свое устройство от головы Габриэля, затем повернулся и махнул руками на окна, словно маэстро, который только что закончил дирижировать оркестром.
– Можете открыть занавески.
Когда Беквит и миссис Филпот снова раздвинули тяжелые портьеры, гостиную залил яркий солнечный свет. Саманта уставилась на свои руки, боясь смотреть на Габриэля.
Маркиз взял дрожащую руку своей жены и крепко ее сжал. Даже Юджиния и Валери вышли из дремы и с надеждой уставились на доктора двумя парами зеленых глаз, так похожих на глаза их брата.
Но именно Габриэль нарушил напряженную тишину.
– Почему такая внезапная перемена, доктор? До этой ночи я даже не мог отличить свет от тьмы.
Заталкивая свое железное устройство обратно в сумку, доктор Гилби покачал головой.
– Возможно, мы так никогда этого и не узнаем. Я подозреваю, что сильный удар по голове сместил сгусток крови, который мог бы рассасываться несколько месяцев, если бы ему вообще это удалось.
Габриэль осторожно потрогал глубокую рану на виске.
– Мне давным–давно надо было приказать дворецкому дать мне по голове какой–нибудь из моих тростей.
Саманте хотелось подойти к нему, обнять и поцеловать его рану, которую он получил из–за нее.
Она не имела права прикасаться к нему, но она могла задать вопрос, который висел в воздухе невысказанным. Вопрос, который все остальные слишком боялись задать.
– Он будет снова видеть?
Доктор похлопал Габриэля по плечу, его голубые глаза засверкали.
– Может потребоваться несколько дней или недель, прежде чем ты сможешь разобрать что–то, кроме теней и очертаний, сынок, но у меня есть все причины думать, что вы полностью поправитесь.
Саманта прижала руку ко рту, заглушая уже готовый вырваться всхлип.
Гонория издала радостный возглас и бросилась Габриэлю на шею. За ней и остальные родственники окружили его – Юджиния, Валери и мать сжимали его в надушенных объятиях, а отец от всего сердца хлопал по спине. Даже Сэм подпрыгивал, присоединяясь к счастливому столпотворению и дополняя веселые взрывы болтовни и смеха своим пронзительным лаем.
Саманта оглянулась и увидела госпожу Филпот в объятиях Беквита, ее узкая спина дрожала от переживаемых эмоций. Дворецкий через плечо домоправительницы встретился взглядом с Самантой, и она готова была поклясться, что видела в его глазах понимание и симпатию.
Она встала и выскользнула от комнаты, понимая, что для нее там больше нет места. Она прошла по лестнице на второй этаж, ее спина была прямой, и голова гордо поднята на случай, если кто–то из слуг увидит ее. Наконец, добравшись до своего убежища в спальне, она зашла внутрь и заперла на засов дверь.
Прижимая руку ко рту, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания, она съехала спиной по двери на пол и согнулась почти пополам от внезапно нахлынувших радости и горя. Даже когда слезы закапали на тыльную сторону ее руки, она не могла точно сказать, плакала ли она из–за Габриэля или из–за себя.
* * *
Саманта в ночной рубашке сидела на краю постели и методично заплетала волосы. Это было единственным телодвижением, которое она совершила после того, как забаррикадировалась в своей спальне этим утром. Когда миссис Филпот прислала к ней Элси с подносом ужина, она покорно съела всю тарелку капустного супа, хотя на самом деле ей хотелось вылить его в окно. Если бы только она могла жить одним днем, то, вероятно, ей бы не пришлось оказаться лицом к лицу с будущим.
Будущим без Габриэля.
Ее пальцы дрогнули. Наполовину заплетенная коса выскользнула из руки. Она больше не могла отрицать правду. Ее работа здесь была закончена. У Габриэля больше не было в ней никакой потребности. Он вернулся туда, где он и должен был быть – в любящие объятия своих родственников.
Она слезла с кровати, подошла к большому платяному шкафу и вытащила свой потертый кожаный чемоданчик. Она оставила его открытым около кровати и отстегнула крышку своего сундучка.
Она никогда не думала, что будет тосковать по уродливой сарже и шерстяным чулкам, которые она носила с того момента, как приехала в Ферчайлд–Парк, но сейчас ей внезапно захотелось спрятать в них лицо и заплакать. Мягко сдвинув верхнюю одежду в сторону, она вытащила единственные чистые сорочку и нижнюю юбку и затолкала их в чемоданчик вместе с тонким томиком стихов Марлоу. Она уже собиралась закрыть сундучок, когда ей на глаза попался уголок писчей бумаги кремового цвета.
Письма Габриэля.
Она пыталась убрать их так глубоко, чтобы они больше никогда не показались на свет божий. И все же они снова оказались здесь, столь же непреодолимо привлекательные, что и в день, когда они были получены.
Саманта вытянула перевязанный лентой сверток и позволила крышке сундучка самой закрыться. Она пересела на край кровати и пробежала кончиками пальцев по бумаге, которая была так истерта от частого использования, что могла порваться просто от ее прикосновения. Она представила себе Габриэля, нежно касающегося тонких листков своими сильными руками и взвешивающим каждое слово так, словно оно было из золота.
Она знала, что потом возненавидит себя, но не смогла сопротивляться желанию потянуть за ленту, связывающую письма. Как раз, когда она развернула первое письмо и поднесла к свету горящей сальной свечи, что стояла на столике рядом с ее кроватью, в дверь постучали.
Саманта виновато дернулась и вскочила на ноги. В отчаянной спешке, она осмотрела комнату, затем пинком послала чемоданчик под кровать. Она была уже на полпути к двери, когда вдруг поняла, что сжимает в руке письма.
Стук раздался снова, он был явно нетерпеливым.
– Одну минуту! – крикнула она, и помчалась обратно к кровати, чтобы сунуть письма под матрац.
Когда она распахнула дверь, то увидела, что на пороге стоит Габриэль, одетый только в зеленый шелковый халат. И прежде чем она успела произнести хоть слово, он потянулся к ней. Обхватив руками ее лицо, он вошел языком в ее рот, целуя с такой страстной нежностью, что у нее перехватило дыхание. К тому времени, когда он отнял свои губы от ее, у нее уже кружилась от желания голова.
– И вам добрый вечер, милорд, – прошептала она, едва держась на ногах.
Отодвинув ее в сторону, Габриэль прошел внутрь комнаты. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней.
– В чем дело? – Саманта бросила на дверь тревожный взгляд. – Вас преследует орда варваров?
– Хуже. Мои родственники. – Он взлохматил уже и без того взъерошенные волосы. – Они заполонили весь дом, словно стая голубей. Я уже думал, что никогда не смогу ускользнуть от них. Знаете, как трудно незаметно уйти, если вы не можете видеть?