Мебель Констанс - чудесный столик и старинный сундук - по-прежнему находилась в спальне, так же как и другие маленькие сокровища - серебряные щетки для волос и хрустальные вазочки с серебряными ободками.
Вещи сохранились, а сама комната стала совершено иной, удивилась Констанс. Но ведь такой ее мог сделать только человек, который очень близко знал меня, знал по-настоящему и понимал все мои чувства.
Может, Хейзл? Или мама?
Сердце Констанс вдруг сжалось от осознания вины. В последнее время я была не самым легким в общении и приятным для родных человеком. Я совершенно не заслуживаю того внимания, той заботы и сочувствия, с которым они восстанавливали мой дом.
Констанс подошла к кровати и потрогала освещенную солнцем вышивку на одеяле. На ощупь одеяло было мягкое и теплое…
Послышался какой-то шорох, и Констанс от ужаса замерла на месте.
По лестнице кто-то поднимался. Вот предательски скрипнула та ступенька. В доме кто-то есть!
Констанс открыла рот, чтобы закричать, но голос не слушался ее.
Увидев на пороге тень, Констанс затряслась от страха.
- Констанс… Констанс! Не бойся! Это я, Мэтт.
Мэтт!
Он обхватил ее своими крепкими руками, его глаза светились любовью. Констанс вдруг потеряла ощущение реальности, она словно покинула собственное тело и наблюдала эту сцену со стороны, с любопытством отмечая, какие чувства теперь испытывает.
- Все хорошо, все хорошо, - хрипло шептал Мэтт, продолжая обнимать ее. - Прости, я не должен был так врываться, но увидел у дома твою машину и… Тебе не нужно было ехать сюда одной.
Последняя фраза прозвучала неожиданно резко, и Констанс вздрогнула.
- Как… как ты попал сюда?
Ее голос вдруг предательски сел, в горле пересохло, слова не шли с языка.
Я ведь заперла за собой дверь. Или… нет?
- У меня есть ключ, - небрежно сообщил Мэтт. - Я почти каждый день приезжал сюда, чтобы убедиться, что…
Он вдруг запнулся и слегка покраснел.
И тут Констанс все поняла.
Вовсе не страховой агент с такой заботливой тщательностью восстанавливал ее дом. Это дело рук Мэтта.
- Это… это сделал ты?
- Самое малое, что я мог для тебя сделать, - не стал отрицать он.
- Но зачем? - недоумевала Констанс. - Зачем?
Мэтт грустно улыбнулся.
- Потому что я люблю тебя, разумеется.
- Любишь?!
По ее глазам Мэтт понял, что Констанс и верит, и не верит ему. Он выпустил ее из объятий и медленно, взвешивая каждое слово, сказал:
- Для меня это не был "просто секс", Констанс.
- Но ты никогда не говорил… Ты ничего…
На ее лице отразилась та же боль, что звучала в ее голосе. Констанс встретилась глазами с Мэттом.
- Как я мог сказать тебе это, если не смог защитить тебя? Я должен был быть рядом с тобой. Когда он вломился в мой дом, я должен был защитить тебя.
Мука в его голосе потрясла Констанс, но все же не так, как слезы, блеснувшие в глазах Мэтта. Она вдруг прониклась острым сочувствием к нему.
- Это не твоя вина.
- Нет, моя. Ведь именно поэтому ты не захотела меня видеть, верно? Что ж, я понимаю твои чувства, понимаю, почему ты решила порвать со мной.
- Нет, не потому, что тебя не оказалось рядом! - воскликнула Констанс, ужаснувшись, что он так думает.
- Не поэтому? Тогда почему?
На какой-то миг Констанс потеряла дар речи. В ее ушах звучали оскорбительные мерзкие слова и фразы, которые убили в ней радость и чувственность.
Как объяснить Мэтту что я чувствую?
- Я люблю тебя, - сказал он снова, и Констанс поняла, что это правда.
Она не хотела любить его и не хотела, чтобы он любил ее. Констанс боялась любви, запрещала себе любить. Но вдруг она поняла, что именно любовь к Мэтту для нее важнее всего на свете. Гораздо важнее, чем ее страхи, чем какие-то гнусные слова или поступки Кевина Райли.
Констанс погладила плечо Мэтта кончиками пальцев, и эта короткая ласка была полна любви и утешения.
- Это все из-за Кевина Райли, - призналась она. - Из-за того, что он мне сказал. Он говорил так, словно в ту ночь был с нами в комнате, когда ты… когда мы… Он говорил о нас… И я вдруг испугалась, что так же думают все мужчины. Мне показалось, что и ты мыслишь теми же категориями и используешь те же слова, когда говоришь о нашей близости… Что ты точно такого же мнения обо мне. - По лицу Мэтта Констанс поняла, что он хочет что-то сказать, и попросила: - Нет, подожди, позволь мне закончить. Я чувствовала себя униженной, даже… даже грязной, что ли. Я не могла вынести и мысли о том, что ты видишь меня, как Кевин… Как тело… с анатомическими подробностями… Кусок мяса, которым можно попользоваться, а потом с отвращением выбросить. Я сказала себе, что сама виновата, поскольку с самого начала знала: мне нельзя иметь с тобой ничего общего… Нельзя тебя любить.
- Нельзя любить? Но почему?
- Понимаешь, я боялась… Я всегда боялась полюбить слишком сильно. Я видела, как сильно любила Хейзл и как ей потом было больно. Я догадывалась, что когда-нибудь, возможно, полюблю так же горячо, как Хейзл, - слишком страстно, слишком самозабвенно. И тогда я сказала себе, что, когда захочу выйти замуж, найду человека, который мне будет приятен и который будет мне больше другом, чем любовником. Я не хотела, чтобы моя семейная жизнь была похожа на семейную жизнь сестры. Я же видела, как страдала Хейзл, когда Пол бросил ее… Знаешь, а ты был прав, когда назвал меня трусихой! - неожиданно закончила она.
- Нет, не прав. Я думал, что все дело во мне. В том, что я тебе не нужен. Собственный эгоизм помешал мне понять тебя до конца. Да я и не пытался. Я любил тебя, хотел тебя… и в глубине души страшно злился на тебя за то, что ты меня не любишь. Констанс, прости меня за эту историю с Кевином Райли. Я очень виноват! Господи, как виноват! Прости меня!
Мэтт обнимал ее так осторожно, как если бы она была из хрупкого фарфора. Констанс почувствовала: он старается соблюдать дистанцию, потому что боится привнести в их разговор какой-то намек на сексуальность. И этот страх внушила ему она.
В этой спальне Мэтт в первый раз приснился мне, здесь я представляла, как он занимается со мной любовью. Это было еще тогда, когда я отчаянно пыталась сопротивляться своему влечению к Мэтту. Эту спальню, как и меня саму, Кевин Райли пытался испачкать, уничтожить. Но любовь Мэтта превратила разрушение в райский покой и теплоту.
Любовь Мэтта. Его любовь ко мне.
- Люби меня, Мэтт, - дрожащим голосом прошептала Констанс.
- Понимаешь, это вовсе не обязательно. Я ведь люблю тебя и…
- Но это нужно мне, - сказала Констанс и взволнованно добавила: - Я сама хочу этого… хочу тебя!
Она, отступив на шаг, стала расстегивать пуговицы на блузке, дрожа от возбуждения и предвкушения упоительной близости с любимым мужчиной.
- Констанс! - попробовал остановить ее Мэтт.
- Раздень меня!.. - страстно взмолилась она. - Пожалуйста, раздень меня!
Мэтт все еще медлил, и тогда Констанс взяла его руку и провела ею по своему телу.
- Пожалуйста, Мэтт…
Констанс прочитала в глазах Мэтта боль и сожаление, когда он медленно и, кажется, неохотно начал снимать с нее одежду.
Мне нужно вовсе не это, с досадой подумала Констанс. Все должно быть по-другому. Я же помню, каким был Мэтт, когда мы в первый раз занимались любовью.
- В чем дело? - резко спросила она. - Ты не хочешь меня?
- Не хочу тебя?! - Мэтт схватил ее в объятия и прижал к себе. Констанс почувствовала, как он возбужден. - Конечно, хочу! Но… неужели ты думаешь, будто я не понимаю, что ты теперь чувствуешь? Как тебе было страшно…
- Я чувствую только то, что хочу тебя, - запинаясь, призналась Констанс. - Я хочу ласкать тебя, смотреть на тебя, хочу чувствовать тебя всем телом, хочу быть с тобой, моя грудь ждет твои руки и твои губы… И еще я чувствую, что люблю тебя.
Мэтт стал жадно целовать ее, и истосковавшаяся по его ласкам Констанс отвечала не менее пылко. Он старался действовать осторожно и терпеливо, но его самообладание слабело под натиском ее страсти, от нежных прикосновений ее рук, ее губ.
Достигнув пика наслаждения, она вскрикнула и еще крепче прижалась к Мэтту.
- Я люблю тебя… Я так люблю тебя, - простонал он.
Констанс поцеловала его и прошептала:
- Я тоже тебя люблю.
В объятиях Мэтта, она наконец нашла истину. А истина эта заключалась в том, что она чувствует, видит, знает: Мэтт любит ее.
Он был прав, я вела себя как трусиха.
Боялась любить и быть любимой. Но теперь все будет по-другому.
- Ты уверена, что с тобой все в порядке? - осторожно спросил Мэтт, нежно обнимая ее. - Эта комната… твои воспоминания…
- Все плохие воспоминания ушли. Теперь, когда я буду думать об этой комнате, я буду вспоминать только то, как мы… как ты любил меня здесь.
- Тогда, наверное, хорошо бы повторить еще раз, чтобы точно потом не забыть? - шутливо предложил Мэтт.
Констанс покраснела от удовольствия.
- Еще раз… А ты уверен, что тебе хватит… сил? - поддразнила она.
- Да, у меня хватит сил! - рассмеялся Мэтт. - Точно, хватит!
- Когда я вырасту большая, тоже выйду замуж. За такого, как Мэтт.
Брайани презрительно посмотрела сверху вниз на младшую сестру.
- Ты не можешь знать, за кого ты выйдешь замуж, - нравоучительно заметила она и добавила: - Может, ты вообще ни за кого не выйдешь.
- Нет, выйду! - возмутилась Салли. - И у меня будет такое же платье, как у Констанс.
Обе девочки посмотрели на свою тетушку, которая стояла рядом с женихом. Мэтт и Констанс были поглощены друг другом и, казалось, совсем не замечали, что не одни, а в окружении родственников и друзей.
- Ты счастлива? - тихо спросил Мэтт, целуя Констанс. - Больше никаких мрачных воспоминаний?
- Только одно, - честно ответила Констанс.
На лице Мэтта отразилось беспокойство.
- Констанс, я…
- Почему та женщина, которая, как ты говорил, работает в лондонском отделении фирмы, так долго оставалась у тебя в коттедже в тот день, когда я следила за тобой? Ведь ей нужно было только передать тебе бумаги? - с наигранной серьезностью осведомилась Констанс.
Мэтт, поняв, что она, шутит, улыбнулся.
- Ревнуешь?
- Нет, разумеется. Если ты помнишь, во время нашей первой встречи я приняла тебя за бабника, который гоняется за каждой юбкой.
- А я увидел перед собой самую красивую, самую привлекательную женщину, которую когда-либо встречал, - серьезно сказал Мэтт. - Которая моментально сумела вывести меня из равновесия. Я тогда не знал, чего мне больше хочется: отшлепать или поцеловать, поэтому я очень разозлился.
- Вот как? Интересно, а что было бы, если бы ты тогда отшлепал меня?
- Поверь, это ничего бы не изменило. Ведь, если бы я не поцеловал тебя тогда, это случилось бы позже, но все равно случилось бы…
- Эй, вы двое! Идите сюда, я хочу вас сфотографировать! - позвала Хейзл.
- Не понимаю, зачем взрослые целый день целуются, - недоумевала Салли, обращаясь к сестре. - А ты?
- Конечно, понимаю, - снисходительно отозвалась Брайани. - Влюбленные все время так делают.
- А вот как они это делают? - не отставала Салли.
- Ну… по-моему, нужно сначала сделать глубокий вдох и задержать воздух внутри… Как будто ты ныряешь.
Джефф, который, как и Хейзл, слышал этот разговор, улыбаясь, тихо спросил:
- Не хочешь сделать глубокий вдох, а, Хейзл?
- А зачем? - притворно удивилась она. - Разве мы идем нырять?
- Вот видишь, ты долго сопротивлялась, говорила, что не хочешь страстной любви, но теперь, кажется, ни о чем не жалеешь, - поддразнила Хейзл Констанс, когда помогала ей сменить свадебное платье на дорожный костюм.
- Я ошибалась, - честно ответила Констанс. - Я просто боялась. Полагала, что надежность и стабильность гораздо важнее любви, но теперь понимаю, что это не так. - Констанс немного помолчала, подыскивая слова. - Знаешь, это похоже на то… когда человек боится воды. Но, на самом деле, все, что ему нужно, это сделать глубокий вдох и… Почему ты смеешься?! - вознегодовала она на звонко расхохотавшуюся сестру.
- Просто вспомнила, как Брайани рассказывала Салли, как взрослые целуются. - Посерьезнев, Хейзл обняла Констанс и тихо сказала: - Дорогая, у тебя с Мэттом все будет не так, как у меня с Полом. Мэтт настоящий мужчина. Ты можешь не только любить его, но и доверять ему.
- Я знаю, - ответила Констанс. - Я знаю.