- Пожалуйста, не волнуйтесь, - заговорила Мариетта, стараясь не вспоминать о взгляде, который бросил на нее Леон, и о том, с какой горячностью он защищал мадам Сент-Бев. - Я за всем присмотрю вместо вас.
Жанетта сняла у себя с пояса связку ключей.
- О, пожалуйста, займитесь этим, Мариетта. Хотя потребуется сотворить чудо, чтобы и к свадьбе подготовиться, и порядок в доме навести.
- Никакого чуда, - возразила Мариетта, принудив себя улыбнуться. - Всего лишь трудная работа. Думается, вам бы сейчас стоило отдохнуть. Позволите ли вы мне помочь вам подняться по лестнице?
Жанетта, поблагодарив Мариетту, оперлась на ее руку. Леон, все еще разгневанный замечаниями матери, как раз выскочил из своей комнаты с намерением продолжить разговор. С его точки зрения, утверждать, что Элиза была хоть сколько-нибудь счастлива в браке с управителем Лансера, было оскорбительно для его будущей супруги.
Он замер на месте, увидев, что Мариетта почти несет его мать вверх по лестнице. Гнев Леона испарился в одну секунду. Потрясенный, он нагнал их, перешагивая по две ступеньки зараз, подхватил мать на руки и донес до кровати. Дверь за матерью и сыном захлопнулась, и Мариетта ушла к себе в комнату. Она не спеша сняла с себя зеленое платье Селесты и облачилась в ночную сорочку.
Если Элиза была счастлива в браке с престарелым супругом, то замужем за Леоном она станет намного счастливей, это ясно. И ради Жанетты она, Мариетта, должна стать свидетельницей этого великого счастья.
Ночь была теплой, но Мариетта, лежа в полной темноте, промерзла до костей. Он даже не пожелал ей доброй ночи! Леон де Вильнев полностью погрузился в себя, и она перестала для него существовать.
Ночное небо уже начало светлеть перед зарей, когда Мариетта наконец-то смежила веки и забылась беспокойным сном.
* * *
Мариетта ошибалась, полагая, что Леона не трогает запущенное состояние дома. Или что он не замечает болезненную слабость матери. Воссоединение с Элизой было далеко не всем, чего он ожидал и на что надеялся, и уехал он сегодня из Лансера в раздражении. Главной причиной такого настроения послужило нежелание Элизы как можно скорее вступить с ним в брак. Он принимал за нечто само собой разумеющееся, что для нее любовь к нему превыше всего прочего, однако увидел в фиалковых глазах Элизы неприятное недоумение в момент, когда сказал ей о своем намерении устроить свадьбу в ближайшее время. И она как-то вся напряглась в его объятиях, уверяя, что он не должен целовать ее в то время, как тело ее мужа, можно сказать, еще не совсем остыло в могиле.
Леон счел это чертовски обидным для себя, и по причине, какую он сам не мог бы определить, раздражение его еще усилилось, когда он вошел в столовую и увидел, что его матушка и Мариетта весьма задушевно беседуют друг с другом. Зеленое батистовое платье на Селесте выглядело достаточно скромно, а на Мариетте оно смотрелось совершенно иначе. Округлая полная грудь соблазнительно выступала над черным бархатным лифом, а мягкие складки юбки подчеркивали красивые очертания бедер.
Со смешанными чувствами выслушал он слова Жанетты о том, что она попросила Мариетту остаться и помочь ей в приготовлениях к свадьбе. Он был достаточно великодушен, чтобы почувствовать облегчение при мысли о том, что она не уедет из Шатонне без средств существования. Идея его матери насчет того, чтобы Мариетта занялась вязанием воротников и манжет из венецианского кружева, была вполне разумной. Самую маленькую вещицу из такого кружева можно продать по очень высокой цене. Однако Мариетта пробудила в нем чувства, отнюдь не подобающие мужчине, который вот-вот должен вступить в брак с другой женщиной. Он вспомнил, какая у нее соблазнительно тонкая талия. А волосы ее, даже не перевязанные ленточкой, пышными волнами ниспадают до талии, отливая в свете канделябра множеством оттенков золотистого цвета. Неслучайно гугеноты утверждали, что женские волосы - это сети, сплетенные самим дьяволом. Мариетта могла бы даже святого увести с пути истинного, а он, Леон де Вильнев, никогда не стремился к святости.
- Она мне нужна, - произнесла Жанетта, и Леон, посмотрев на мать, понял, что это правда и что его это радует. Но в душе у него как бы прозвучал стон. Чем скорее он женится, тем лучше. Целомудрие - неподходящий образ жизни для мужчины, который шесть лет провел при дворе Людовика XIV.
* * *
Хотя Мариетте не удалось выспаться как следует, она встала очень рано. Позвякивание связки ключей у нее на поясе внушило ей уверенность в себе. У нее всего две недели на то, чтобы навести порядок в Шатонне, стало быть, некогда терять время, валяясь в постели. Матильда и девушки-служанки не потерпели бы, чтобы их принудили явиться в кухню в такую рань, и Мариетта сама приготовила завтрак для Леона, однако подать его в столовую поручила Матильде.
Леон на этот раз принялся за еду с удовольствием. Обычно завтраки Матильды выглядели на редкость неаппетитно.
- Вы превзошли самое себя нынче утром, Матильда, - сказал он, одарив ее такой улыбкой, что у старухи появилось желание снова стать юной девушкой.
- Это вовсе не я, - неохотно призналась она. - У нас тут вроде бы появилась новая экономка, одному Богу ведомо, с какой стати. Я уже сорок лет здесь и до сих пор не слышала ни единой жалобы, а теперь вот какая-то девчонка отдает нам приказания: направо, налево, вперед! Она испекла целую корзину свежего хлеба еще до того, как я спустилась утром в кухню, как будто хлеб, испеченный вчера Лили и Сесилью, недостаточно хорош.
Матильда вышла из столовой, сердито ворча что-то себе под нос. Леон не мог ей посочувствовать. Он в жизни не ел такого вкусного хлеба; Мариетта определенно обладала и другими талантами, помимо умения плести кружева. Однако он не имел времени поговорить с ней. Его ждала Элиза, ждал и аббат, настоятель церкви. Надо было договориться о венчании, и к тому же он все еще надеялся уговорить Элизу совершить обряд как можно раньше.
За то время, пока он шел к конюшне, ждал, пока выведут и оседлают Сарацина, Мариетта успела отослать бойкую Лили в деревню: служанка должна была уговорить своих сестер прийти помочь убрать в замке. Всю мебель и прочее вынесли из кухни во двор и принялись подметать выложенный каменными плитами пол. Пыль поднялась удушливыми облаками, и Матильда поспешила сбежать в укрытие.
- Когда бы и где бы я вас ни увидел, - появляясь в дверях и улыбаясь во весь рот, заговорил Леон, - у вас вечно грязное лицо.
- А у вас вечно дурные манеры, - парировала удар Мариетта и взмахнула метлой с таким жаром, что облако пыли угрожало основательно подпортить красоту голубовато-серой туники Леона и сапог из белой кожи.
Он тотчас ретировался, а Мариетта продолжила орудовать метлой с яростной энергией. Его драгоценная Элиза тоже выглядела бы не лучше гусыни, если бы ей довелось бороться с грязью в такой вот кухне.
У Мариетты было такое сердитое лицо, когда она велела Сесили вымыть каменные плиты пола горячей водой, что девушка принялась за дело без малейших возражений. К полудню начищенные кастрюльки и сковородки блестели как новенькие, огромный деревянный стол посветлел почти до белизны, а отмытые плиты пола оказались белокаменными. На подоконнике стоял в кувшине большой букет цветов.
Две сестренки Лили были просто счастливы поработать, и Мариетта направила их убирать комнаты на верхнем этаже - выбивать ковры, проветривать постели, мыть полы. Из буфетов извлекли столовое белье, и Матильде было поручено перестирать его и заштопать где следует. Курица, которую Мариетта сварила в большом горшке, добавив в бульон пучок сорванных в саду дикорастущих ароматных трав, оказалась на вкус наилучшим из блюд, когда-либо поданных на обеденный стол в доме де Вильневов.
К концу недели даже Матильда была покорена, и с помощью Лили и ее сестричек чистота в замке доведена была до полного блеска, покои для Элизы и комнаты для ее служанок приготовлены, и аромат свежих цветов смешивался с запахом только что испеченного хлеба и манящими запахами блюд в кастрюльках и сковородках на плите. Далее Мариетта обратилась за помощью к Арману, объяснив ему, что огород надо очистить от сорняков и мусора, а плоды собрать. Не позже чем через час после их разговора целая армия оборванцев в возрасте от пяти до десяти лет заполонила заросший огород и под руководством Мариетты принялась за уборку. Сесиль, получив самые необходимые указания, быстро освоила искусство готовить варенье и джем, а что касается самой Мариетты, она под палящими лучами южного солнца вела борьбу с сорняками, радуясь тому, что и на огороде устанавливается некое подобие порядка.
- Ну а как насчет плетения кружев? - спросила с ноткой протеста в голосе Жанетта, когда Мариетта уселась шить новые занавески для спальни Элизы.
- Завтра, - отвечала Мариетта, не поднимая головы от работы, и продолжила: - Сесиль собирается посмотреть, как это делается. Она может оказаться способной ученицей. Она очень сообразительная, понятливая, и пальчики у нее ловкие.
Жанетта посмотрела на склонившуюся над шитьем золотоволосую, как у женщин на полотнах Тициана, головку Мариетты и подумала, какую же огромную жертву намерена принести эта девушка, открыв постороннему человеку секрет изготовления венецианского кружева.
- Перемените ваше намерение, Мариетта, останьтесь с нами. Мне будет не хватать вас, если вы уедете.
- Нет. Здесь будет Элиза, она составит вам компанию.
Мариетта больно уколола палец и возложила на иглу вину за слезы, навернувшиеся ей на глаза. Ради чего, собственно, она взялась шить занавески для постели в спальне Элизы?
Мариетта сморгнула слезы. Она шьет эти занавески ради того, чтобы помочь Жанетте. И совершенно незачем размышлять, для кого они предназначены, но, как ни старайся, от этих мыслей не уйдешь. Своими собственными руками она трудится над тем, чтобы спальня новобрачной выглядела красивой и уютной. Комната выходит окнами на юг, она полна солнца, а из сада в нее доносится птичье пение. Именно здесь Леон и Элиза будут вместе, именно здесь будут зачаты их дети.
До них донесся стук захлопнувшейся двери, и почти тотчас в холле зазвучали шаги Леона.
Мариетта поспешила свернуть свое шитье:
- Я устала. Доброй ночи, Жанетта.
Она вышла из маленькой гостиной Жанетты всего за несколько секунд до того, как туда вошел Леон.
Жанетта поняла причину бегства Мариетты и до боли в сердце пожалела ее, но что поделаешь: Леон хотел жениться на Элизе. Всегда хотел жениться именно на ней.
Жанетта вздохнула и подняла голову, здороваясь с сыном.
Глава 5
Леон уселся в кресло, обитое красной парчой, и вытянул ноги поближе к огню. Жанетта посмотрела на сына с любопытством. Ей вдруг показалось, что для будущего новобрачного Леон проявляет необъяснимые и малоприятные признаки то ли скуки, то ли огорчения.
Он налил себе бокал вина, сделал глоток и удивленно приподнял брови.
- Вино отдает корицей, - пояснила Жанетта в ответ на невысказанный вопрос сына. - Ее добавила Мариетта.
Леон ничего не сказал по этому поводу, но Жанетта заметила, что очень скоро он налил себе еще.
- Завтра из Парижа приезжают герцог Мальбре и Рафаэль.
Леон одобрительно кивнул, явно обрадованный. Герцог был старинным другом Жанетты, что касается Рафаэля, то они с Леоном вместе играли и нередко дрались в детские годы, а повзрослев, вместе выпивали и приударяли за женским полом. Оба друга семьи будут первыми свадебными гостями, которые остановятся в Шатонне, а Шатонне, к душевному облегчению Леона, в теперешнем своем виде готов оказать им достойный прием. Однако вопреки своему удовольствию он вдруг сдвинул брови.
- Дочь Армана заболела, у нее жар.
Жанетта побледнела.
- У нее оспа?
- Арман говорит, что нет, но она ничего не ест и не пьет. Ему надо побыть при ней несколько дней.
Слова сына не успокоили Жанетту. Две деревенские девушки умерли от лихорадки за последние три месяца, однако она сочла, что не следует тревожить Леона такими сведениями.
Вино улучшило настроение Леона, и он с удовольствием прогулялся по дому, радуясь чистоте и порядку. Хорошо, что приедет Рафаэль, завтра вечером Элиза пообедает с ними.
Огоньки свечей отражались в отполированном дереве, великолепная ваза с цветами увенчивала стол. Благодаря Мариетте замок Шатонне был готов принять любого гостя. Вино с корицей оказалось удивительно приятным на вкус, да и для герцога приготовлены соответствующие его титулу покои.
Леон налил себе еще бокал вина, свистнул своим собакам и направился к себе в спальню.
Мариетта, узнав о болезни дочери Армана, немедленно посетила ее. Девочка горела в жару; она исхудала до последней степени. Мариетта велела Арману поить ее козьим молоком и кормить медом. Она пришла в ужас, услыхав от Армана, что им недоступна подобная роскошь.
- Любой может разводить пчел! - заявила она Жанетте с негодованием. - А также коз.
- Но у нас есть коза, - неуверенно возразила Жанетта.
- Какой прок от одной козы? А как быть крестьянам? Они слишком бедны, чтобы приобрести собственных. Откуда им взять молоко?
- Я уверена, что теперь, когда Леон вернулся, он…
- Фу! - перебила ее Мариетта, уперев руки в бока и полыхнув глазами. - Леон слишком занят ухаживанием за мадам Сент-Бев, чтобы беспокоиться о каких-то там козах! Я съезжу на повозке в Монпелье и привезу целую дюжину коз. В Шатонне есть дети, которые умирают от недостатка молока, и самое малое, что может сделать де Вильнев как их сеньор, - это обеспечить их столь необходимым продуктом!
Жанетта, убежденная ее доводами, а скорее ее напористостью, согласилась и вручила Мариетте кошелек, туго набитый ливрами, и только поинтересовалась, где та предполагает держать коз, когда приобретет их.
Увидев, что Мариетта решительной походкой направляется по вымощенному булыжником двору к конюшне, молодой конюх прямо-таки просиял и вывел из стойла кобылу, намереваясь ее оседлать.
- Повозку, - бросила Мариетта, - и пару мулов.
Конюх уставился на нее в недоумении.
- И ради Бога, поскорее, - потребовала Мариетта, - не то я до полудня отсюда не уеду.
Пока парень раздумывал, не рискует ли он получить затрещину, если обнимет Мариетту за талию под предлогом помочь ей сесть на облучок, она лишила его этой возможности, ловко и легко вскочив на грубое деревянное сиденье и ухватившись за вожжи. Конюх зачарованно устремил взор на красивые босые ножки. Ни одна знатная дама не отправилась бы в дорогу в подобном виде, однако де Вильневы относились к ней как к равной, а она явно имела высокое мнение о себе. Попробовать повалить ее на солому, как Лили или Сесиль, было бы так же немыслимо, как проделать такое с самой мадам де Вильнев.
Заинтригованный, он наблюдал за тем, как видавшая лучшие времена старая повозка прогромыхала колесами по булыжному двору, а потом миновала подъемный мост. Босая или нет, Мариетта выглядела королевой. Парень подумал о том, получил ли от нее граф то удовольствие, о котором ему, конюху, и думать нечего.
Он похотливо ухмыльнулся. Наверняка получил, иначе зачем ему было привозить ее в Шатонне? Ад и владыка его Дьявол, как хотелось бы родиться человеком с деньгами! От одного взгляда на округлую грудь Мариетты у него из головы вылетели все мысли о работе.
Он отшвырнул седло, которое начал было чистить, и окольной дорожкой добрался до кухонной двери. Если повезет, Сесиль удастся ускользнуть от бдительного надзора Матильды и уединиться с ним в конюшне. Сесиль маленькая и коренастая, но в конюшне темно, и мужчина может пустить в ход свое воображение. Ничего, когда граф вдоволь натешится этой девчонкой Рикарди, она утратит свое высокомерие и власть, а тогда будет рада и его вниманию.
Воодушевленный надеждой, парень негромко свистнул у открытой настежь задней двери кухни и был вознагражден вспышкой радости на плоском лице Сесили, которая, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ней не следит, выбежала к нему.
В Монпелье было жарко и многолюдно, и Мариетта потратила лучшую часть утра на то, чтобы после долгих переговоров о цене приобрести таких коз, каких она хотела. Глупые животные не имели желания прыгать в повозку добровольно, и только при помощи неистово сквернословящих продавцов удалось Мариетте справиться с нелегкой задачей. Но и на этом ее мучения не кончились. От животных исходила мерзкая вонь, кроме того, то одна, то другая коза пыталась положить голову Мариетте на плечо либо сунуть нос ей под мышку, пока она погоняла мулов по узким улицам, а потом по пыльной дороге к Шатонне.
Будь она умней, подумала Мариетта со злостью, когда одна из неблагодарных тварей цапнула ее за руку, то осталась бы сидеть с больной Нинеттой Бриссак, а за козами отправила бы Армана.
Время перевалило за полдень, но свет оставался все таким же сияющим, каким бывает только в Лангедоке. Опаляемая солнцем дорога тянулась между рядами олив и смоковниц, и Мариетта повернула лицо к солнцу, стараясь не обращать внимания на возню и блеяние коз. Сзади до нее донесся топот подкованных копыт и щелканье кнута; она обернулась и увидела всадника, сопровождающего великолепный экипаж, влекомый прекрасными серыми лошадьми, головы которых были украшены алыми султанами из перьев.
Мариетта поспешила направить мулов на край дороги, чтобы пропустить роскошную карету. Но всадник, облаченный в черный бархатный камзол с кружевами на воротнике и обшлагах и обутый в сапоги из блестящей черной кожи, одним рывком осадил лошадей и яростно выкрикнул:
- Какого дьявола вы здесь делаете?!
Мариетта скрипнула зубами, отпихнула от себя особенно назойливую козу и ответила:
- Обеспечиваю Шатонне дойными козами, о чем давно уже следовало позаботиться лично вам, и никому другому!
Лицо Леона побелело от гнева.
- Черт побери, нельзя, что ли, было поручить мужчинам перевезти коз, не выставляя себя на публичное посмешище? Что это еще за спектакль!
Из окон экипажа за ними наблюдали двое мужчин - один с изумлением, другой с восхищением.
Герцог Мальбре поджал губы при виде того, как его молодой элегантный друг таким вот образом беседует с крестьянской девушкой. А его сын Рафаэль взирал на это с нескрываемым удовольствием.
На щеке у нее было грязное пятно, подол платья весь в пыли, и все-таки она была самым очаровательным созданием из всех, кого он видел и знал. В ее широко распахнутых зеленых глазах пылал гнев, и оттого они казались очень светлыми. Слегка загорелая кожа была безупречно гладкой, и Рафаэль де Мальбре впервые в жизни решил, что дамы Версаля глупы. Чего ради они мажут лица кремами и натирают лосьонами? Их белые как мел физиономии лишены живых красок, словно у покойников, а сейчас перед ним воплощение полной жизни, естественной красоты.
Губы у девушки пухлые, нежные, цвета спелой вишни. Личико сердечком, а волосы… Боже милостивый! Рафаэль де Мальбре смотрел на них как завороженный. Он никогда не видел таких волос, никогда…
Совершенно неожиданно перед ним открылись куда более многообещающие возможности, чем несколько недель соколиной охоты вместе с другом. С такими деревенскими девушками, как эта, его визит в Шатонне может запомниться надолго.