Когда тошнота прошла, Ивлин подняла голову. Она дрожала и была мокрой от пота. Ее питомцы продолжали смотреть на нее. На морде Элинор застыло комичное сочувственное выражение, длинные уши Бонни были радостно подняты вверх.
– Нет, – простонала Ивлин.
– Дет-кааа! – злорадно каркнула птица.
Коналл шел по главной улице города, прислушиваясь к веселой музыке. От изумления у него буквально зашевелились волосы на голове. Было еще раннее утро – в такое время тут обычно еще тихо и спокойно. Да и вообще, с какой стати кто-то вдруг начнет играть такую веселую мелодию? Поводов для радости в городе Маккериков уже не было давно… многие-многие годы.
Да и холодный воздух, в котором звучала разудалая музыка, как-то странным образом изменился. Хотя Коналл и не замечал ничего зловещего, он все-таки был настороже. Он чуть не подпрыгнул, когда дверь его собственного дома раскрылась, и оттуда вырвалась громкая музыка, послышались взрывы смеха, а потом на пороге, спотыкаясь, появился его брат-близнец Дункан, красный, гогочущий, изрыгающий проклятия.
Завидев Коналла, он разыграл сцену бурного приветствия. На его и без того сияющей физиономии появилась широченная улыбка. Дункан развел руки в стороны и присел.
– Коналл! – закричал он. – Это ты? Ура! – Брат вдруг резко развернулся к двери, собираясь нырнуть обратно в дом, но хлопнулся о нее лбом, словно мотылек. Наконец ему с трудом удалось открыть дверь. Он просунул голову внутрь и заорал: "Маккерик вернулся! Маккерик!.."
Дункан не договорил, опять развернулся и пошел к нему, выплясывая джигу. И тут Коналл по-настоящему испугался.
Его брат был явно болен. Наверное, голод настолько истерзал людей, что они решили есть зараженную пищу и теперь сошли с ума. Он опоздал. С Ив или без нее он уже не мог спасти свой город.
Но когда Дункан, танцуя, приблизился к нему, Коналл заглянул в его зеленые глаза и увидел в них не безумие, а радость… Коналл ахнул и воскликнул:
– Дункан, ты что, пьян?
– Как свинья! – Дункан рассмеялся, обдавая его винными парами. Он схватил его за плечи и расцеловал в обе щеки. Но вдруг его глаза округлились.
– А где же девушка? – Дункан заглянул ему за спину. – Ты ведь не оставил ее…
Коналл тут же одной рукой схватил Дункана за шею, а второй зажал ему рот.
– Тише! – прошипел Коналл. – Я же говорил тебе, что никто не должен… Боже мой! Ты никому ничего не рассказал?
Дункан скинул его руки и с обиженным видом ткнул кулаком в плечо.
– Ах ты, большая задница! Конечно, нет! Но твой план! – На его лице опять появилась счастливая ухмылка. – Я не знаю, что ты там делал, но он сработал! – Казалось, Дункан едва сдерживался, чтобы не запрыгать на месте. – Ты должен видеть это. Пойдем в дом!
Дункан развернулся, танцующим шагом направился обратно в дом и исчез. Коналлу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Он перевел дух и вошел внутрь.
Дом чуть не лопался. Казалось, тут собралась добрая половина города. Люди сидели везде – на кроватях, табуретах, на полу. Когда Коналл показался на пороге, они все повернулись к нему и хором поприветствовали, да так громко, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки.
В доме пахло как в пивной бочке, и каждый человек держал в руке кружку, кувшин или бутыль, или…
Мясо??
И только сейчас в дальнем конце дома Коналл заметил не одну, не две, а целых пять оленьих туш. Более того, над коптильней, рядом с ними, висело множество кроличьих шкурок.
Коналл онемел. Сотня вопросов вертелась у него в голове, но он не знал, как описать свое состояние словами. Коналл пролепетал что-то нечленораздельное и посмотрел на Дункана, который метался вокруг, как пьяный осел.
– Я понимаю! – прокричал тот. Потом опять заглянул ему за спину и заявил: – Кое-кто хочет поздороваться с тобой, братец, а потом мы с тобой, – и он комично повел бровями, – поговорим с глазу на глаз, да?
Коналл развернулся и увидел свою мать, Лану Маккерик, в старом, поношенном пледе ее мужа Дэра. Она широко распахнула руки, ее глаза радостно блестели.
– Коналл, – заговорила женщина, слабо улыбаясь. Он обнял ее, все еще не понимая, что происходит, и мать шепнула ему на ухо: – Коналл, дорогой, случилось чудо. На такое уж я и не надеялась.
Коналл отстранился и наконец смог задать закономерный вопрос:
– Что тут происходит?
Его вопрос был встречен взрывом смеха. А потом все вокруг, включая брата и мать, начали забрасывать его встречными вопросами:
– Как ты это сделал?
– С чего это все, Маккерик?
– …Чертова куча зайцев!
– Бьюкенены все умерли?
– Да пошли они на хрен!
– …В лесу полно оленей и…
Коналл поднял руку и крикнул:
– Хватит! – Толпа постепенно успокоилась. – Откуда все это мясо?
И Дункан ему ответил:
– Это случилось три дня назад, – сказал он, весело глядя на него. – Будто Господь сжалился над нами! – Дункан повернулся к толпе, и все люди едва заметно наклонились в его сторону, боясь пропустить хоть слово. Но судя по тому, как они потом начали перебивать и дополнять Дункана, было ясно, что эту историю они уже знают чуть ли не наизусть.
– Я вышел из дому на рассвете, – начал Дункан.
– Чтобы как следует облегчиться, – пискнул маленький мальчик, получив от матери затрещину и улыбку.
– Да, – кивнул Дункан. – И пошел к амбару…
– Где хранился наш последний ячмень, – уточнила Лана, печально качая головой.
Дункан выдержал эффектную паузу. Толпа затаила дыхание.
– А там я увидел их, – прошептал он и пригнулся, будто возвращаясь к тому моменту и боясь спугнуть животных. – Семь оленей, стоящих посреди двора, ожидают меня! – Дункан развернулся, согнув локти, как для прыжка. – Я прицелился, очень осторожно приблизился, и – оп! – первый упал замертво.
Коналл понимал, что слушал брата, открыв рот, но ничего не мог с собой поделать.
– Семь оленей? – повторил он, глядя на пять свисавших туш.
– Да, Коналл! – Дункан вытаращил глаза. – Да, я два раза промахнулся. А ты вечно всем недоволен, да?
Толпа взорвалась от смеха, и Коналл покраснел.
– А зайцы? – спросил он.
Дункан сморщил нос и принялся качаться с носков на пятки, выпятив вперед грудь.
– Ба! – насмешливо воскликнул он. – Они мне уже надоели. Сейчас нельзя сходить в лес, чтобы не наткнуться на их выводок.
В углу чудаковатый старикашка вновь принялся наигрывать мелодию на дудке, и несколько жителей начали петь и хлопать в ладоши:
Коса до пояса, глаза голубые,
Любил я шотландку в годы былые…
Мать Коналла положила ему на плечо свою нежную руку.
– Ты вернулся насовсем? – спросила она.
– Нет, мама, я… – он помолчал, – есть еще кое-что, с чем я должен разобраться.
– Да, конечно. Делай, что должен, – поспешила успокоить его женщина, усугубляя его смущение. Она повела его к огню. – Вот, иди поешь. Поешь! – Мать Коналла засмеялась, и этот звук показался ему слаще музыки, заполнившей его дом. – Дункан сделал отличный хаггис!
* * *
– Та женщина была из рода Бьюкененов, да? – шепнул Дункан, когда они уселись с едой у дальней стены дома.
Коналл чуть не уронил свою миску с прокрученным мясом и зерном.
– Заткни свой хренов рот! Боже мой, Дунк, ты что, издеваешься надо мной?
Дункан рассмеялся и принялся за еду.
– Да живи ты хоть с самим чертом! Наши люди тебе слова не скажут, если в результате у них будет еда. – Он посмотрел на Коналла и отправил в рот большой кусок хаггиса. Потом, указав ложкой на брата, объявил: – Но я прав, я знаю это.
Коналл заколебался. Он пообещал Ив, что никому не расскажет о ней, и собирался сдержать свое слово. Но сейчас ситуация изменилась, они стали мужем и женой. И это был его брат. И Коналл на самом деле ничего не рассказывал Дункану. Он сам догадался.
– Почему ты так решил? – осторожно спросил его Коналл и попробовал свою порцию хаггиса. Мама была права, Дункану блюдо действительно удалось.
– В ту ночь, когда к нам пришли олени, мне приснился сон. – Он замолчал.
– И? – спросил Коналл с набитым ртом.
– Мне приснилась женщина из рода Бьюкененов в длинной черной накидке. Она стояла рядом с хижиной в долине. – В блестящих темно-зеленых глазах Дункана теперь не было и следа опьянения. – У ее ног стояла волчица, а живот ее был круглым от ребенка.
Кусок мяса комом встал у Коналла в горле. Он поперхнулся и, забыв о хороших манерах, выплюнул его на пол.
– Что? – хрипло прошептал Коналл, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, что их никто не слышит. – Ты уверен?
– Как в том, что я твой брат, – ответил Дункан. – Длинные волосы, вот досюда. – Он приложил ладонь к середине бедра. – С волчицей, а сама плачет, бедняжка.
Коналл отставил миску. У него исчез аппетит. Может, его брату приснился вещий сон. Волчица у ее ног, черная накидка – все совпадало!
Слова проклятия опять всплыли в его голове: "Сердечные муки и тяжелый труд будут вашим единственным урожаем, пока ребенок Бьюкененов не будет править Маккериками".
Могла ли Ив понести ребенка уже сейчас?
Коналл почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. От тяжелой пищи ему стало дурно.
– А откуда ты знаешь, что девушка из твоего сна была из клана Бьюкененов? – спросил он Дункана. – Она говорила с тобой? Называла себя?
– Нет, – признался Дункан, – она не сказала ни слова, только смотрела на наш город и плакала.
У Коналла было такое чувство, будто его ударила молния. Он едва дышал, нервы были напряжены до предела.
Понятно, почему женщина во сне Дункана плакала. Ив придет в ужас, если узнает, что забеременела. Ведь она начинала паниковать при одном упоминании об этом. Да, все сходится…
Но это был только сон. Дункан верил в вещие сны, но сам Коналл относился к такой чепухе с пренебрежением. И он не допустит, чтобы какой-то сон, который его брат явно увидел после пьянки, затуманил его разум.
Коналл медленно окинул взглядом дом, разглядывая собравшихся людей. Они ели, пили, пели, улыбались и строили планы на будущее.
Разве такой резкой перемене к лучшему можно было найти разумное объяснение? Разве сама мысль о проклятии имела какое-то отношение к разуму?
Ему пора возвращаться обратно.
Коналл встал и указал на суму, лежащую у дверей.
– Я принес тебе оленину и зайцев, – сообщил он.
– Забери их с собой, брат, – махнув рукой, сказал Дункан. – Тебе они больше нужны. – На его лице появилась улыбка. – Я скоро навещу тебя, ладно?
– Пока рано, Дункан, – ответил Коналл. – Дай мне время, чтобы… – Он не знал, как объяснить. – Может, месяца через два?
– Два месяца? – заверещал Дункан, но когда Коналл поморщился, перешел на шепот: – Разрази меня гром, два месяца!
– Я прошу тебя, Дунк. Ты нужен здесь, чтобы вести дела и присматривать за мамой.
– Ах ты, прохиндей, ведь знаешь, что я тебя послушаюсь. Ладно, иди. – Он встал и наклонился к Коналлу: – Но через два месяца я приду, братишка. Я хочу увидеть девушку из сна до того, как начнется посев.
Коналл взял суму и быстро закинул ее на спину. Он тут заметил, что на него смотрит мать. Пожилая женщина печально улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй. Лана знала, что ему нужно уходить, и поняла, что он торопится.
Коналл открыл дверь и вышел на морозный воздух. Дункан последовал за ним. Старший брат обернулся и насмешливо заметил:
– Тебе лучше протрезветь, если ты собираешься заправлять тут делами вместо меня.
– Пошел к черту, – фыркнул Дункан, – по сравнению со вчерашним вечером я трезв как стеклышко.
Коналл рассмеялся и взял Дункана за руку:
– Ты хорошо тут потрудился, Дунк. Я не боюсь оставлять на тебя город.
Дункан поджал свои тонкие губы. Коналл понял, что его брата распирает гордость.
– Ладно уж, иди, – сказал он.
– Когда надумаешь пойти в долину, будь осторожен, – предупредил его Коналл. – С заката и до рассвета там рыскает стая волков. Они очень злые и странно себя ведут. Приходи только засветло.
Дункан кивнул. Улыбка не сходила с его лица.
– Я не боюсь волков, – ответил он. А потом, когда его брат повернулся и зашагал прочь, добавил себе под нос: – Я их совсем не боюсь.
Глава 12
В небольшой хижине, освещаемой лишь одной масляной лампой, было темно и уныло, и это вполне соответствовало невеселому настроению Ивлин. Она лежала на кровати и смотрела в потолок. Элинор свернулась калачиком рядом с ней, а Бонни устроилась возле них на полу. Ворон с перевязанным крылом сидел на перекладине под потолком ниши. Птица была, похоже, вполне довольна своим новым домом и оживленно бегала по перекладине, неловко хлопая здоровым крылом, чтобы сохранить равновесие.
После своего утреннего выхода из хижины Ивлин практически не покидала уютной постели. У нее почти пропал аппетит, один раз ее вырвало. В общем, весь день она провела в ожидании Коналла.
Только она не знала, что сделает, когда увидит его: кинется ему на шею и заплачет или попытается пристукнуть его на месте.
Ивлин почти не сомневалась, что была беременна. Самый страшный кошмар стал реальностью, когда она того совсем не ожидала. Ивлин не знала, что делать.
Убьет ее этот ребенок или нет? Закончится ли ее беременность мучительными и смертельными родами, что она наблюдала в монастыре? Обрадуется ли Коналл ребенку? Возьмет ли он ее поскорее в город, будет ли заботиться о ней?
Ивлин не знала ответа на эти вопросы. Она подумала, не помолиться ли ей, но рассталась с этой мыслью, горько смеясь. Господь опять покинул ее, дав ей тот самый крест, который она не хотела и не была готова нести. Наказание за ее эгоизм.
Может быть, наказание закончится ее смертью? Или наоборот, после смерти она попадет в преисподнюю. Эти невеселые мысли доставляли ей какое-то извращенное наслаждение.
Элинор зарычала, потом спрыгнула с кровати. Ворон наверху встрепенулся, потеряв несколько перьев, и испуганно каркнул. Ивлин неохотно поднялась и спустила ноги на пол. Кровь стучала у нее в висках, но она медленно побрела к двери, откуда доносился голос Коналла, просившего впустить его внутрь.
– Ив! Ив! – Его голос звучал встревоженно, и он дышал так, будто бежал со всех ног. – Это я, Коналл Маккерик, твой муж.
– Будто я знаю с десяток разных Коналлов Маккериков, – раздраженно проворчала Ивлин. Она сняла засов и, открыв дверь, отступила в сторону.
Коналл вошел, впустив в хижину поток морозного воздуха, и начал снимать суму с плеч, которая была такой же полной, как и утром. Он схватил Ивлин за плечи и, не обращая внимания на ее негодующий возглас, заглянул ей в глаза.
Так продолжалось несколько мгновений. Казалось, Коналл ждал, что она сейчас заговорит. На его лице лежали тени от неверного освещения лампы.
– Что такое? – наконец не выдержала Ивлин и сбросила его руки. – Закрой дверь, Коналл, а то выстудишь хижину.
Он повернулся и выполнил требование Ивлин, не отчитав ее за резкий тон. А потом опять направил на нее взгляд, в котором читалось напряженное ожидание.
– Ив. – Он окинул ее взглядом с головы до пят. – М-м-м… как ты себя чувствуешь? Как прошел день?
Ивлин нахмурилась. Что он имел в виду? Коналл вел себя так, будто уже все знал. Она развернулась и спряталась в нише с кроватью.
– О, день прошел чудесно, – ответила Ивлин, поворачиваясь лицом к стене. – Просто замечательно.
– Ээ-э… Ну ладно, хорошо. – Ивлин услышала, как он направился к ней. – Привет, Элинор. – Он прокашлялся. – Значит, ты хорошо себя чувствуешь?
– Как ты думаешь, как может себя чувствовать беременная женщина?
После такого необдуманного заявления наступила зловещая тишина. Ивлин лежала неподвижно, как каменная, и смотрела на грубые доски, которыми изнутри была обита ниша. Она услышала какой-то шорох, а потом кровать немного прогнулась, будто на нее что-то положили. Но Коналл по-прежнему ничего не говорил, и напряженное молчание продолжалось.
На глаза навернулись слезы. С того момента, как она убедилась в своей беременности, Ивлин еще не плакала. Наверное, потому, что была слишком потрясена случившимся. Но после того, как она объявила ужасную новость вслух и увидела, что Коналл никак не среагировал на нее, ее отчаяние и страх возросли настолько, что были готовы излиться наружу потоком слез. Ивлин ощутила комок в горле.
Итак, ему было нечего сказать. Неужели Коналлу было все равно?