Маккерик поднял голову и удивленно посмотрел на нее. По его лицу было видно, что он ожидал продолжения.
– Она теперь Бонни, – уточнила она. – Правда это имя ей идет?
Маккерик усмехнулся и продолжил вытаскивать припасы.
– Вроде да. Хотя я думаю, что тебе было бы легче съесть безымянную овцу, а не Бонни.
– Съесть? – воскликнула Ивлин.
– Это ведь не кошка и не собака, – пояснил горец, посмотрев на нее.
– Нет, Бонни есть мы точно не будем, – заявила она. – Элинор полюбила ее!
– Элинор еще больше полюбит ее в зажаренном виде с пряностями.
Ивлин с криком бросилась к овце. Опустившись на колени, она обняла ее.
– Ш-ш-ш, не слушай его, детка. Я не дам ему тебя съесть, – сказала Ивлин, наградив Маккерика испепеляющим взглядом.
– Дашь, когда у нас закончится еда.
– Нет, не дам, тебе придется охотиться. Ведь ты искусный охотник, не так ли?
Элинор заскулила.
К удивлению Ивлин, горец вдруг от души расхохотался. От его низкого вибрирующего смеха побежали мурашки по коже.
– Посмотрим, Ив. Посмотрим.
Настроение у горца менялось, как погода в Шотландии. Ивлин не собиралась спорить с этим сумасшедшим по поводу того, что она для себя однозначно решила. Поэтому она с любопытством разглядывала вещи, которые Маккерик достал из узла.
– Зачем к тебе приходил брат? – спросила она, отпуская овцу, которая сразу же побежала к волчице. – В твоей деревне что-то стряслось?
– В городе, – поправил ее Маккерик. – Нет, слава Богу, ничего не случилось, просто, когда уходил, я почти не взял с собой еды, и Дункан решил принести мне немного припасов.
– Он считает, что ты сам не в состоянии себя прокормить?
Маккерик покачал головой и отодвинул узел, в котором, как показалось Ивлин, еще что-то оставалось, за спину.
– Я ушел внезапно и, честно говоря, совсем не подумал о том, чтобы захватить с собой хоть самые необходимые вещи. Дункан решил, что я уже затосковал тут один, поэтому взял у меня дома все, что может пригодиться мне для зимовки в хижине, и пришел сюда.
– А почему ты вдруг решил покинуть дом?
Маккерик недовольно посмотрел на нее:
– Не слишком ли много вопросов, а?
– Я же на твои вопросы ответила вчера вечером, – парировала Ивлин. – Ты сбежал?
– Конечно, нет.
– Тебя прогнали?
– Нельзя выгнать главу клана из его собственного города, Ив, – ответил он и нахмурился, будто эта мысль заставила его глубоко задуматься над происходящим.
– Так что же тогда? – Ивлин стало по-настоящему любопытно. Она не представляла себе, как мужчина, подобный Маккерику, мог внезапно в разгар зимы покинуть свой дом, не взяв с собой даже необходимого количества припасов.
Маккерик довольно долго молчал, потом вздохнул и сказал:
– Ты знаешь, что моя жена… умерла. – Он встал, взял мешок с неизвестным содержимым и направился к полке. – Но это случилось совсем недавно.
– Теперь понятно, – тихо произнесла Ивлин, мысленно ругая себя за то, что была такой настойчивой. Ей почему-то не нравилось вспоминать о том, что Маккерик был когда-то женат. А теперь Ивлин знала, что это событие недавнего прошлого.
– Значит, ты скорбишь по ней. – Это был не вопрос, а скорее констатация факта.
– Да, скорблю, – тихо произнес Маккерик, вертя в руках сверток.
– Мне очень жаль, прости меня, – сказала Ивлин. Она вдруг поняла, что за этот день у нее уже во второй раз возникло желание извиниться перед Маккериком.
– Ты же не знала, – ответил он, продолжая стоять к ней спиной. – Я… ах-х-х!
Услышав изумленный крик горца, Ивлин вскочила на ноги.
– Боже мой, что случилось? – воскликнула она, увидев, как Маккерик отпрыгнул назад.
Он опять рассмеялся и вытащил из-за пояса нож.
– Всего лишь мышь. Наверное, оказалась в зерне, которое принес Дункан. Я сейчас с ней разберусь.
– Нет! – вскрикнула Ивлин и кинулась к нему, чтобы схватить его за руку, когда он решил нанести удар.
– Нет уж! Я не позволю, чтобы она сбежала и съела все наши припасы. – Горец попытался скинуть ее руку, но Ивлин вцепилась в него, как репей.
– Не убивай ее, – взмолилась она, тут же отыскав взглядом маленькую серую мышку с блестящими черными глазками, спрятавшуюся за мешком с зерном, стоявшим у стены. Зверек выглядел совершенно беспомощным и испуганным.
– Я поймаю ее, – пообещала Ивлин, пытаясь оттащить Маккерика подальше от полки. Но это было все равно что пытаться сдвинуть с места гору. – Пожалуйста.
К ее облегчению, горец недовольно вздохнул и отступил. Ивлин отпустила его руку, и он засунул нож за пояс.
– Ладно, – проворчал Маккерик. – Только не упусти ее.
Ивлин медленно пошла к полке, заглядывая в блестящие глазки мыши.
– Привет, моя хорошая, – прошептала она. Позади нее фыркнул горец, но Ивлин никак на это не среагировала. – Не бойся, я не причиню тебе зла.
Мышь продолжала сидеть неподвижно, и только усики на ее мордочке дрожали. Ивлин сделала еще шаг и слегка пощелкала языком. Потом сложила ладони и приблизила их к зверьку.
– Иди ко мне, моя маленькая, – сказала она и опять пощелкала языком. – Все в порядке. – Ее пальцы коснулись мышки, и та вдруг прыгнула ей в ладони и замерла.
Ивлин улыбнулась и спрятала маленькое теплое тельце зверька в своих ладонях.
– Ты очень храбрая, – похвалила она мышку.
– Теперь мне понятно, почему тебе было плохо в монастыре, – послышался сзади голос Маккерика.
Ивлин повернулась к нему, готовая выслушать очередную насмешку по поводу ее дара.
– И почему же?
Маккерик, продолжая разбирать припасы, кивнул в сторону ее ладоней.
– У них, похоже, было мало грызунов.
Ивлин с трудом перевела дух, но горец продолжил:
– Ты точно из клана Бьюкененов. Они все колдуны. Понятное дело, ты заколдовала эту мышь, чтобы потом, когда я буду спать, натравить ее на меня.
Ивлин не выдержала и улыбнулась. Да уж, действительно колдунья.
Она не стала спорить с Маккериком, поскольку мало что знала о Бьюкененах, да и вообще не хотела раздражать его, поэтому решила заняться делом – поискать для нового питомца подходящий домик.
– Хорошая мысль, Маккерик, – весело произнесла Ивлин, – я буду звать мышь Усатиком.
Глава 7
– Усатик, – буркнул себе под нос Коналл, недоверчиво качая головой, когда позже опять вышел из хижины, неся на плече колчан со стрелами и лук. Она дала простой полевой мыши имя и поселила ее внутрь вместительной деревянной бутыли, которой нельзя было пользоваться из-за трещины на дне. Коналл пытался урезонить девушку, объясняя, что очень скоро мелкий вредитель прогрызет кусок кожи, которым она обернула горлышко бутыли, выберется наружу и будет есть их зерно.
Но она не слушала. Усатик, по ее мнению, был маленьким серым ангелом, которого Господь послал ей на радость.
Коналл побрел к тому месту, где оставил первую ловушку, надеясь, что найдет там большого длинноухого зайца.
Ивлин испытывала его терпение, но он был совсем не против. Эта девушка из рода Бьюкененов была нужна ему, чтобы спасти его клан, и он был готов мириться с любой ее глупостью, лишь бы она привязалась к нему.
Ради своего клана он был готов на все. Коналл старался не думать о том, как смягчалось ее лицо, когда она говорила с кем-то из ее питомцев, которых уже стало трое. О том, как ее длинная коса касалась изгиба ее бедра. О том, как нежно звучал ее голос, когда она читала ему "Песнь песней". Сегодня вечером он опять попросит Ив почитать ему, лучше всего после сытного обеда из тушеного зайца. Конечно, такой воспитанной даме, как Ив, это занятие покажется по-настоящему романтичным. Может быть, она даже захочет сесть к нему поближе, во время чтения они будут касаться друг друга плечами…
Коналл встряхнулся. Он слишком долго был без женщины, поэтому и мечтает теперь о девушке из клана Бьюкененов, в которой течет английская кровь и которая водит дружбу с дикими зверями.
Впереди, между двумя соснами, он увидел свою ловушку и ускорил шаг. Пустая. И без приманки. Коналл выругался и сел на корточки. Он достал еще один драгоценный кусочек сушеной моркови и онемевшими от холода пальцами осторожно засунул его внутрь ловушки. Потом встал и, сгибаясь под порывами ветра, пошел к другой ловушке.
Та тоже была пустой. Коналл и туда положил приманку, а затем повернул обратно к хижине. Он был очень зол. Похоже, его мечтам о приятном чтении после сытной еды было не суждено сбыться.
Коналл взобрался по заснеженному склону холма и осмотрелся. Если он не ошибался, впереди, по правую руку от него, должен был находиться огромный дуб, под которым был похоронен Ронан.
Коналл глянул на небо. Пока было еще светло.
Он пересек маленькую поляну, окруженную соснами, И увидел припорошенные снегом останки лошади Ив. Коналл долго стоял и с сочувствием размышлял о том, как тяжело было Ив раздобыть мяса. Она была ранена и одинока, если не считать Элинор. За ней охотились волки. Он с трудом представлял, какие муки испытывала девушка, вынужденная срезать замерзшую плоть с животного, о котором она заботилась всю дорогу от Англии и у которого, несомненно, было какое-нибудь имя.
Коналл пробрался через сосновый подлесок и впереди увидел дерево Ронана – самый высокий и самый старый дуб в этой части леса. Его окружала насыпь из камней. Когда до места оставалось несколько шагов, он остановился и долго смотрел на дерево, под которым был похоронен его дядя головой к далекому, ненавистному городу Бьюкененов. Наказание даже после смерти.
"Он предал нас". Коналл вдруг услышал голос отца, который тысячу раз говорил ему эти слова, когда опьянение и, возможно, раскаяние развязывали ему язык. "Он бы отдал Бьюкененам наши земли, привел их прямо в наш город и с радостью отдал все, чем мы владеем. Ради нее. Он бы скорее присягнул на верность Ангусу Бьюкенену, чем своему народу, своему клану. Мой родной брат. Я должен был защитить нас. Должен был".
Коналлу никогда не удавалось вызвать отца на разговор о Ронане, когда он был трезвым, а задавать ему вопросы в тот момент, когда он перебрал лишнего, было опасно. В подпитии воспоминания о прошлом были для него особенно мучительными, и он начинал ужасно себя вести. Отец мог в любой момент сорваться и излить свой гнев на любого, кто в этот момент оказался рядом с ним. Но Коналл с Дунканом слышали, как люди в городе шептались и сплетничали об этом, и в итоге по крупицам восстановили более менее полную картину того, что произошло много лет назад.
Ронан Маккерик, родной брат Дэра, полюбил девушку из клана Бьюкененов, которые были их заклятыми врагами. Этот клан граничил с ними и владел богатыми землями вокруг озера Лох-Ломонд. Люди этого клана постоянно совершали набеги на территорию клана Маккериков. Бьюкенены стреляли дичь в их лесах и силой теснили их все дальше к северу, забирая себе все больше и больше земли. Из-за всего этого постепенно уходила мощь Маккериков. И хотя клан Коналла всегда давал достойный отпор Маккерикам, объявлять открытую войну Бьюкененам они не решались – это было бы безрассудно.
Но Ронан считал, что если он женится на девушке из враждебного клана, то воцарится мир. Отец Коналла был категорически против этой женитьбы. Он заявил, что как только Ангусу Бьюкенену будет дозволено хоть пальцем коснуться их города, он тут же заберет его себе целиком, и тогда клан Маккериков вообще перестанет существовать.
О том, что было дальше, у Коналла и Дункана имелось весьма смутное представление. Похоже, что Ронан тайно встречался с Бьюкененами, и опасения Дэра Маккерика подтвердились. А потом произошла битва, и Ронан отдал жизнь, защищая свою возлюбленную, Минерву Бьюкенен. В сражении погибла жена Ангуса и некоторые старейшины клана.
Маккерики потеряли только Ронана.
Коналл и Дункан совсем не помнили дядю. Они родились тогда, когда вражда между кланами достигла своего апогея. Но мать говорила им, что Ронан был хорошим человеком, а не тем чудовищным предателем, как его пытался представить всем отец.
"Любовь толкает людей на отчаянные поступки, – защищала она Ронана. – Но люди бывают плохими и хорошими. Ваш отец – хороший. Он любил своего брата и свой клан".
– Добрый день тебе, Ронан, – сказал Коналл онемевшими от холода губами. – Я твой племянник, Коналл. Папа умер, и я теперь вождь клана. Этой весной будет уже пять лет. – Он замолчал, чувствуя себя полным идиотом из-за того, что разговаривает с кучей камней. Но на то у него была серьезная причина. – Со мной в твоей хижине девушка из клана Бьюкененов. Ее привезла из Англии твоя Минерва. И я хочу все исправить. Можешь теперь сказать ей, чтобы она нас отпустила? Она забрала у меня все – мою жену, ребенка, мою гордость. И я решил сделать то, что не удалось моему отцу. Я хочу снять заклятие. Все, довольно с нас вражды.
На него налетел порыв ледяного ветра, принеся с собой еле слышный звук, похожий на женский плач. Коналлу стало не по себе, словно он услышал предупреждение с того света. Через мгновение этот звук опять коснулся его ушей. Казалось, он доносился из-за ствола дерева.
Осторожно ступая сапогами по насту, Коналл принялся медленно обходить этот остров камней в заснеженном океане. А потом он посмотрел в глаза собственной смерти.
На самом верху насыпи лежал один из волков. Он был меньше, чем Элинор, болезненно тощий. Его косматая шерсть свидетельствовала о том, что он прожил очень долгую жизнь. Сморщив нос, он рычал и скалился, и его оскал был похож на отвратительную ухмылку.
Коналл понял, что он встретился с тем же зверем, которого, как ему казалось, он убил возле хижины. Похоже, волк тоже его узнал. Его костлявая утроба напряглась, и из пасти с облаком пара вырвался злобный рык. Он затрясся то ли от боли, то ли готовясь к прыжку.
Коналл сглотнул. Если он побежит, то зверь кинется следом и, несмотря на то что он был явно болен и истощен, вцепится ему в спину уже через десяток шагов. Волк убьет его, и что тогда станет с Ив?
Коналл не стал рисковать и заряжать стрелу. На это уйдет слишком много времени. Он медленно опустил ладонь на рукоять меча и начал спокойно, дюйм за дюймом, вытаскивать его из ножен. Если волк набросится на него, то он зарубит его, как тогда на поляне.
"И он опять вернется", – пронеслось в его голове.
Коналл смотрел на волка, а тот на него, все еще рыча и трясясь. Его глаза были черными как ночь. Коналлу казалось, будто его собственные глаза сейчас превратятся в лед. Он моргнул. И волк исчез.
Коналл хрипло закричал и развернулся назад, в мгновение ока обнажив меч, чтобы прыгнуть на врага. Но там никого не было. Он стоял один посреди молчаливого леса.
Ему вдруг стало так жарко, что он даже вспотел. Коналл повернулся обратно к дереву и увидел на том месте, где лежал волк, что-то черное. Не придумав ничего лучше, Коналл направился туда. Он влез на камни, наклонился и поднял то, что вблизи оказалось длинным куском материи. Это была старая, рваная накидка, от которой пахло дымом и холодом. Накидка для женщины небольшого роста. Коналла затрясло, совсем как того волка.
Смеркалось, уже начало темнеть, и лесную тишину опять огласил хор воющих волков, притаившихся где-то за деревьями. Коналл повернулся, и пошел, держа в одной руке накидку, в другой – меч, спотыкаясь на каменистой насыпи. Казалось, голоса доносились со всех сторон сразу, выкрикивали его имя, пожирая последние лучи дневного света. Коналл чувствовал, что его сердце сейчас просто разорвется на части.
Он кое-как спустился вниз и бросился бежать прочь от этого безумия. Домой, к Ив.
– Волки вернулись, – вместо приветствия заявил Маккерик, появляясь на пороге.
Ивлин посмотрела на него с того места, где она сидела на табурете, держа Усатика на коленях. Элинор и Бонни подбежали к дверям, приветствуя Маккерика.
Горец захлопнул дверь и запер ее на засов. Ивлин решила, что волки, наверное, оказались совсем рядом с ним, если он решил приговорить обитателей хижины к долгому вечеру, заполненному удушливым дымом торфяного костра. Маккерик прислонил лук и стрелы к стене.
– Ты видел их? – спросила Ивлин, отправляя мышь обратно в бутыль, что находилась подле ее ног, и встала с табурета.
– Только одного, – беспокойно ответил Маккерик. Когда он повернулся, она увидела, что его лицо было пепельно-серым. В руках он держал какую-то тряпку. Ивлин собралась расспросить его о встрече с волком, но тут вдруг поняла, что именно было в руках Маккерика.
– Откуда у тебя это? – изумленно воскликнула она. Она подбежала к шотландцу и взяла материю в руки, чувствуя, как ее сердце сжалось от печали.
– Значит, это твое. Хорошо. – Коналл кивнул и направился мимо нее к полке, чтобы взять бутыль с медом. Он уселся на табурет Ивлин и вытащил пробку. – Наверное, ты потеряла ее, когда на тебя напали волки.
– Нет. Моя накидка давно превратилась в лохмотья. Это не мое, – сказала Ивлин, глядя на поношенную шерстяную накидку и вспоминая женщину, которая носила эту вещь. – Эта вещь принадлежала Минерве. Она… – Ивлин сглотнула, – она была на ней, когда умерла. Наверное, сейчас от нее остались одни кости.
Маккерик подавился медом, и Ивлин посмотрела на него.
– Она была на ней? – выдохнул горец.
– Да, она… Разве накидка была не на ней? – Ивлин нахмурилась. – Но где… как?..
– Под деревом Ронана. Где он похоронен, – откашлявшись, выдавил Маккерик сиплым голосом. – Вокруг него…
– …камни, – тихо закончила за него Ивлин. – Там, где Минерва… Ее там не было?
Маккерик покачал головой. Он пристально, как-то дико смотрел на накидку в руках Ивлин, будто не мог отвести от нее взгляда.
– Ее там не было, только волк… – Он замолчал, будто забыл, что хотел сказать.
– Волк? – спросила Ивлин. Маккерик наконец посмотрел на нее.
– Да, волк, – продолжил он. – Лежал на накидке – наверху, на насыпи.
Теперь пришел черед растеряться Ивлин.
– Не понимаю, – призналась она.
Маккерик опять глянул на накидку. Его брови угрожающе сдвинулись. Он отставил бутыль и медленно поднялся с табурета. Потом протянул руку к Ивлин.
– Дай ее мне, Ив, – попросил горец.
Словно подчиняясь неслышному приказу, Элинор и Бонни бросились в дальний край хижины и скрылись в загоне.
– Зачем? – настороженно спросила Ивлин, инстинктивно прижимая накидку к груди.
Маккерик сделал два больших шага и оказался рядом с ней.
– Эта вещь проклята. Я должен был догадаться раньше и не тащить ее сюда. Я должен уничтожить ее. – Он взялся за край накидки и потянул ее к себе.
Ивлин еще крепче вцепилась в тонкую шерсть.
– Не говори глупостей, Маккерик. Это просто накидка. Ты прямо как Минерва, которая все время твердила о проклятиях и колдовстве.
– Она правда проклята. Чем еще можно объяснить тот факт, что я нашел накидку, но не нашел тела? Ни единой косточки? И волк лежал прямо на ней, будто защищая ее! – Он опять потянул накидку к себе.
Ивлин поступила точно так же, хотя боялась, что изношенный материал может разорваться.
– Я не знаю, – сказала она, – но если на ней лежал волк, то как она оказалась у тебя? Ты что, убил его?