- А вы не знаете, как это происходит? - недобро усмехнулась Настя. - Хорошо, я расскажу вам. - Она с трудом проглотила комок в горле. - Тогда мне только-только исполнилось шестнадцать. Мой барин заставил меня прислуживать гостям, и я приглянулась вашему дедушке. Впрочем, не приглянулась, а просто была самой молодой из прислужниц. Это-то скорее всего и повлияло на выбор князя. А на ночь барин прислал меня к нему и сказал, что я должна буду делать все, что князь мне прикажет. Я застелила князю постель и стала ждать его приказаний. Я ведь не знала, какими они будут. А ваш дедушка, он… раздел меня, стал трогать, а потом…
- Не надо, - срывающимся голосом произнес Димитрий.
- Верно! - глядя прямо в глаза Нератова, усмехнулась Настя. - Вот и я тогда говорила ему "не надо", кричала, отбивалась даже. Но он был сильнее…
- Настя, Настенька, - прошептал Дмитрий, беря ее за плечи.
Настя отступила от него и снова уселась на скамейку.
- А ведь я любила вас, - тихо произнесла она.
Любила - вот что больнее всего ударило в сердце Дмитрия. Собственно, какое ему дело до того, что было у Насти до встречи с ним. Он ведь любит ее такую, какая она сейчас, а что любит - он не сомневался. А вот она его любила. Стало быть…
- Стало быть, вы меня уже не любите? - убито произнес он.
- Люблю не люблю, какое это имеет значение теперь? - устало произнесла Настя.
- Как это какое? Решающее! Я-то люблю вас, и мое предложение руки и сердца - помните? - остается в силе.
- А как же ваша невеста? - с удивлением посмотрела на него светлеющими глазами Настя. - И что скажет на все это ваш дедушка?
- Что скажет мой дедушка, меня теперь волнует мало, - твердо ответил Дмитрий, - а вот моя невеста… - Он задумался, и глаза Насти снова потемнели. - Ну так что невеста! Не жена же!
- Вы готовы из-за меня расторгнуть вашу помолвку и поссориться с князем? - не веря свои ушам, воскликнула Настя.
- Готов! - улыбнулся наконец Дмитрий, и Настя совершенно поверила ему. - А вы, вы готовы, скажем, покинуть сцену ради меня?
- Я люблю вас, - ответила Настя. - Разве этого вам мало?
- Совсем недавно вы говорили, что любили меня, - посмурнел Дмитрий. - Теперь говорите, что любите. Где же правда?
- Правда в том, что я вас любила и люблю! - весело воскликнула Настя.
- Вы не ответили на мой вопрос, - продолжал упрямиться Дмитрий.
- Какой вопрос? - рассмеялась счастливо Настя.
- Готовы ли вы покинуть сцену ради меня?
- Зачем?
- Прошу вас, ответьте, - настаивал на своем Нератов.
- Я не знаю…
- Ах, стало быть, вы не знаете? Выходит, я готов отказаться от всего, ради вас, а вы нет?!
- В сцене вся моя жизнь, и я…
- Можете не продолжать… - решительно прервал ее Нератов. - Мне все ясно.
- Что вам ясно? - вспыхнула Анастасия.
- Все! - отрезал Дмитрий. - Моя жизнь - в вас, а ваша - в сцене.
- Но моя жизнь и в вас тоже, - тронула его за рукав Настя.
- Тоже?! - воскликнул он, и в его глазах полыхнули злые огоньки. - Так не бывает: тоже! Не должно быть!
Он отдернул руку и, круто повернувшись, пошел прочь.
- Дмитрий! Дмитрий Васильевич! - позвала Настя, но Нератов только прибавил шагу…
18
Это был последний спектакль в сезоне. Настя великолепно провела два акта, и публика не единожды бисировала, не дожидаясь окончания сцены. Свою роль сегодня она вела иначе. Ее Моина была не только искренней и безоглядно любящей убийцу ее брата Фингала, но и готовой сражаться за свою любовь даже со своим отцом. Время от времени она встречалась со взглядом Плавильщикова-Фингала, как бы вопрошающего ее: что ты делаешь, зачем? - и всякий раз незаметно кивала ему: не беспокойтесь, мол, все идет, как надо. А в зале… Для нее в зале никого не существовало, кроме трех зрителей, для которых, собственно, она сегодня и играла. Три пары глаз неотрывно смотрели на нее, и с каждым из их обладателей она спорила и разговаривала образом, создаваемым ею на сцене. "Трава зеленая, небо голубое, а всяк сверчок знай свой шесток? И этому надлежит покориться? - вдохновенным языком сценического действа говорила Моина-Настя Каховской, отвечая на ее тревожный взгляд. - Нет уж"!
"А ты, мышиный жеребчик, думаешь, так и будешь раз за разом ломать и калечить молодые жизни? А не напомнить ли тебе, что Курносая уже поджидает тебя за ближайшим поворотом"? - сумела она сказать князю Гундорову после чего с его лица тотчас сползла насмешливая улыбочка.
Что касается обладателя третьей пары глаз, пытающегося смотреть на сцену холодно и безучастно, что ж, ему она скажет все прямо, без обиняков, и не как Моина, а как Анастасия Павловна Аникеева.
Развязка сценического действа была уже близко. Локлинский царь Старн, отец убитого Фингалом Тоскара и Моины уже дал свое согласие на брак Фингала и Моины, приготовляясь убить Фингала во время бракосочетания. Однако волею рока должна была погибнуть Моина. И перед сей трагической развязкой Настя вдруг замерла и нашла взглядом эту третью пару глаз.
- Сейчас моя героиня умрет, - неотрывно глядя в глаза Нератова, громко произнесла Настя. - Она уже умирала на этой сцене несколько раз, и я умирала вместе с ней. Умирала от любви и из-за любви. Больше я не хочу умирать. И вам, - она протянула руку в сторону кресла, в коем, развалившись, сидел князь Гундоров, - больше этого от меня не дождаться…
Лица в зале невольно повернулись в сторону князя, и тот, пунцовея от сотен взглядов, заерзал в своем кресле.
- Настя, что ты делаешь! - зашипел в ее сторону Плавильщиков, страшно вращая глазами. - Немедленно, немедленно…
Старик Померанцев, играющий роль царя Старна, похлопал глазами и, сняв бумажную корону, устало плюхнулся на трон. Сценическое действо, как он верно рассудил, на сегодня окончилось.
- Настя, Настя… - продолжал шипеть Плавильщиков.
Настя оглянулась. За кулисами молча наблюдали за происходящим актеры хора и массовки. Меж ними, делая страшными глаза, беззвучно, как рыба, открывал рот держатель театра Медокс.
- Я прошу прощения у почтенной публики за срыв сегодняшнего спектакля, - обратилась Настя уже в зал. - И хочу проститься с вами…
По залу прошел гул, но она остановила его одним движением руки.
- Я покидаю сцену, потому что не хочу больше умирать на ней. Даже из-за любви. И именно ради нее я хочу жить!
В разных концах зала раздались два хлопка. На них зашикали, но двое продолжали рукоплескать и закончили, когда сами посчитали нужным. Потом они посмотрели друг на друга. Это были Александра Каховская и Константин Вронский.
- Некоторые из вас думают, - она снова посмотрела в глаза Дмитрию, - что актриса на сцене является актрисой и в жизни. И такой нельзя верить, а ее боль и страдания - лишь простое лицедейство, направленное по привычке на публику. Актерам-де вообще нельзя верить, ибо все у них - игра! Балаган! Ведь даже не каждый из вас, ценителей театрального искусства, - обратилась она снова в зал, - готов подать актеру руку. А что же говорить об остальных… Как же, шут, лицедей, низкое сословие. Но и у нас есть душа, и есть сердце. И чувствуем мы, и мучаемся, поверьте, не меньше вашего!
Теперь уже раздались хлопки из-за кулис, где столпилась едва ли не вся актерская братия театра.
- Я ухожу без сожаления, - продолжила Настя. - Мне нужно было сделать выбор, и я сделала его. Теперь никто не сможет упрекнуть меня в лицемерии и лжи. Прощайте, господа!
Настя оглядела безмолвный зал и низко поклонилась. Зал взорвался рукоплесканиями. На сцену полетели цветы, кошельки и даже мужские шляпы. Публика неистовствовала и находилась в чрезвычайной ажитации. С кресел второго ряда поднялся молодой высокий мужчина и, не спрашивая разрешения и не извиняясь, стал решительно пробираться к выходу.
- Дмитрий Васильевич! - попыталась остановить его дама, что сидела рядом с ним. - Куда вы? Вернитесь!
Она даже потянулась за ним, чтобы ухватить за фалды фрака, но ухватила лишь пустоту.
За кулисами Настю, раскрасневшуюся, с блестящими черными глазами, подсвеченными изнутри знакомыми уже многим отблесками, обступили актеры.
- Это правда? Ты действительно уходишь? - растерянно спросил Настю Плавильщиков.
- Правда! - с веселым отчаянием ответила Настя, и бесенок внутри нее стрельнул в Павла Алексеевича лучом, отметая всякую возможность дальнейших уговоров.
- Гм, - произнес Плавильщиков и принужден был замолчать. Вслед за ним заговорил Медокс, который решил действовать иначе.
- Oh my Got! - произнес он восторженно. - Какой успех! Какой оваций! Я от имени дирекций театра сообщать вам, что ваше ежегодный жалований повишается до пятисот руплей! То есть, простите, до шестисот. Ви рад?
Но Настя уже не слышала его. Она во все глаза смотрела на высокого молодого мужчину, шедшего через толпу актеров прямо к ней.
- Здравствуй, - подойдя к ней, сказал он.
- Здравствуй, - ответила она.
- Пойдем? - протянул он ей руку.
Настя посмотрела ему в глаза, перевела взор на окружающих ее людей и глубоко вздохнула. Запах кулис… Она вдыхает его в последний раз, чтобы навсегда унести с собой. Как воспоминание о частичке счастья, предшествующей тому огромному счастью, что ожидало ее впереди.
- Прощайте! - громко сказала она и приняла протянутую руку.
Толпа актеров расступилась, и Нератов с Настей пошли, не оглядываясь и держась за руки, как ей когда-то мечталось.
- Куда это они? - спросил Плавильщиков, с сожалением глядя вслед Насте.
- В жизнь, мой юный друг, - снисходительно посмотрел на почти пятидесятилетнего актера старик Померанцев. - В жизнь…
Примечания
1
Благодарю вас (фр.).
2
Добро пожаловать (фр.).
3
Бесенок (фр.).
4
Не правда ли (фр.).
5
Мой бесенок (фр.).
6
Не только быть, но и казаться (фр.).
7
Дедушка (фр.).
8
Прогресс (лат.).