– Всякие непристойности, Пру. Томас убьет меня, если узнает, что я рассказывал тебе об этом. Это не те вещи, которые следует обсуждать джентльмену с незамужней девушкой.
Не удовлетворенная его объяснением, Пруденс возмутилась.
– Господи! Я что, должна до свадьбы ждать? Это нечестно.
Лукас достаточно хорошо изучил Пруденс, чтобы понимать: требования приличия не способны подавить ее природное любопытство. Надо было прекратить разговор немедленно, но когда девушка взглянула на него с умоляющей улыбкой, Лукас не смог ей отказать.
– Ты права, – пробормотал он с восхищенным блеском в глазах. – Это нечестно. Так уж и быть, Пру, я расскажу тебе. Но должен предупредить, кое-что может произвести на тебя очень сильное впечатление.
Ее глаза вспыхнули, и она придвинулась поближе.
– Нет, меня не так-то просто удивить. Что же это место? – задыхаясь от волнения, прошептала она.
– "Обитель блаженства", сераль, но в западном мире его часто называют гаремом.
– Гаремом?
– Гарем – это способ уединения. Христиане с запада, видящие в нем лишь место, где предаются похоти, не понимают его значения.
Пруденс, почувствовала, что краснеет. Лукас прав. Ему не стоило заводить подобные разговоры, а она не должна была расспрашивать, но, сжигаемая любопытством, хотела знать больше.
– А это не так?
– Это общественное устройство, отделяющее женщин от мужчин. Сыновья султана воспитываются внутри гарема в палатах, называемых "Клеткой", полностью отрезанных от остальной части дворца. Когда один из них становится султаном, он ничего не знает об окружающем мире.
– А почему их держат взаперти?
– Нравы гарема могут быть жестокими, а юные принцы оказываются средоточием тайных замыслов их матерей, каждая их которых желает, чтобы султаном стал именно ее отпрыск. Они стремятся уберечь своих детей. Их прячут, чтобы избежать обычая, согласно которому всех их убивают при приходе к власти очередного султана.
Пруденс испуганно на него взглянула, пораженная его словами.
– Но это же варварство.
– Да. Но так бывает. Также гарем – это место, предназначенное для чувственного удовлетворения султана, жилище его наложниц, – продолжил Лукас, пристально глядя на девушку.
Сердце Пруденс тревожно забилось.
– Наложниц? – шепотом повторила она.
Лукас улыбнулся.
– Ты уверена, что хочешь слушать дальше?
Она кивнула.
– Отлично. Наложницы – это женщины, цель жизни которых дарить наслаждение мужчине. Они умащают свое тело душистыми маслами и благовониями, чтобы разжечь желание своего повелителя. Кроме женщин, в гарем дозволено входить лишь евнухам.
Прекрасно зная, что такое евнухи, Пруденс смущенно отвела взгляд, залившись пунцовым румянцем. В небе над ее головой пел жаворонок, а в темной лесной чаще какие-то зверьки шуршали в траве, но девушка оставалась глуха к этим звукам, обратив все внимание на сидящего рядом мужчину.
Не зная, что сказать, она облизнула губы, и Лукас уставился на нее, следя за мельчайшим ее движением, любуясь ее лицом под широкими полями шляпы. Солнечный свет играл на ее блестящих локонах, падающих на щеки, и придавал глазам темно-фиолетовый оттенок.
Лукас улыбнулся. Она так целомудренна, так невероятно наивна.
– Вижу, я тебя смутил. Я же предупреждал.
Это была правда, но все же Пруденс удалось поднять глаза и встретиться с ним взглядом.
– Немного, – призналась она. – Зато теперь я понимаю, почему ты не сбежал из Стамбула раньше. – Ей хотелось спросить, насколько близко Лукас познакомился с женщинами из гарема, но она не осмелилась.
Лукас улыбнулся, но не стал продолжать. Его смешила и привлекала искренность и беззащитность Пруденс.
– А этим женщинам можно покидать гарем?
– Да, но, согласно обычаю, они должны носить чадру и выходить только в сопровождении евнуха.
– И все они любят султана?
– Господи, нет… хотя готовы поубивать друг друга за право разделить с ним постель. Честно говоря, гарем напоминает змеиное гнездо. Убийцы, разгуливающие вокруг Фонтана Палачей, где обычно проводятся казни, более мягкосердечны, чем многие из женщин гарема. Султан предложил отдать мне в жены одну из своих наложниц.
– И ты согласился?
– Нет. Для этого мне пришлось бы стать мусульманином. Не сказать, чтобы я был слишком религиозен, но своей вере изменять не собираюсь.
Пруденс задумалась над признанием Лукаса. Ей было приятно, что он решился поведать ей о своем прошлом, пересказать ей те события последних пяти лет жизни, о которых не знает даже Томас. Она чувствовала, что стала ближе к нему, что между ними возникла особая связь, и подозревала, что Лукас именно этого и добивался.
Затем девушка сообразила, что его рассказ не полон. Два первых года его странствий оставались загадкой. Как он попал в рабство? Но прежде чем она успела задать вопрос, Лукас поднялся на ноги. Пруденс последовала его примеру.
– Если все еще хочешь осмотреть сады Марлден-Холла, нам пора.
Пруденс думала, что он обнимет ее и поцелует, но вместо этого Лукас взял ее под руку и молча повел к лошадям. Усевшись в седло с его помощью, девушка нахмурилась, не в силах разобраться в собственных чувствах.
– Благодарю за рассказ.
Он улыбнулся и нахально похлопал ее по бедру.
– Пожалуйста. Спасибо, что выслушала.
Настроение Пруденс улучшалось с каждым шагом. Ей нравилась непринужденность Лукаса и его добродушное подшучивание. Верховая прогулка, на которую девушка отправилась с такой неохотой, обернулась для нее приятнейшим времяпрепровождением, а роскошные сады оправдали все ее ожидания.
Впервые в жизни Лукас взглянул на них совершенно другими глазами. Он не ожидал испытать такого удовольствия от обычной прогулки по дорожкам рука об руку с Пруденс, не ожидал, что будет так гордиться великолепными висячими садами и тщательно подстриженными лужайками, напоминающими прекрасные гобелены, множеством растений и цветов, ласкающих и глаз, и обоняние.
Ступив на террасу, Пруденс была очарована старой голубятней и прекрасным видом на парк, засаженный азалиями, вишнями и огромными рододендронами.
– Как жаль, что тебе не с кем разделить такую красоту, – прошептала девушка, вдыхая аромат роз.
– Ты права. Если не считать слуг, я живу здесь один.
– Ты всегда был таким одиночкой? – спросила девушка, взглянув на Лукаса с невинной непосредственностью.
Он задумался, а затем покачал головой.
– Нет… и я не рассчитывал, что буду жить в одиночестве.
– Правда?
Лукас окинул ее задумчивым взглядом.
– Рано или поздно я намереваюсь жениться, Пруденс.
– Да, когда-нибудь тебе придется. А у тебя уже есть избранница?
– Да. Сейчас нас разделяют несколько препятствий, но я уверен, что смогу их преодолеть.
– Я знаю эту леди?
Он усмехнулся.
– Наверняка знаешь.
– И ты ее любишь?
– Мне… она очень нравится, – с осторожностью ответил Лукас. – Она невероятно красива, и мне с ней приятно и весело.
– Я спрашивала не об этом, и этого недостаточно для брака.
– О, она обладает многими другими достоинствами, уверяю тебя, – с улыбкой добавил он. – Как ты думаешь, если я признаюсь этой леди в любви, это поможет мне преодолеть разделяющие нас препятствия?
– Нет, если ты будешь неискренен. Она поймет это и возненавидит тебя за твою ложь. Но ты ей признаешься?
– Когда-нибудь признаюсь.
Раздумывая над словами Лукаса, Пруденс испытала чувство, очень близкое к разочарованию, смутившее и удивившее ее. Ее мучил и другой вопрос. Почему его избранницы не было на ужине в Марлден-Холле? И, если он собирается жениться, почему целовался с ней?
Девушка вздохнула, решив, что ничего не понимает в мужчинах.
Мистер Флетчер, старший из садовников Марлден-Холла, очень обрадовался, узнав, что она испытывает искреннюю страсть к садоводству. Лукас оставил девушку на его попечении и направился к дому, чтобы позаботиться об угощении для гостьи перед ее возвращением в Уиллоу-Хауз.
Но, оглянувшись, Лукас заметил, как естественно она смотрится в окружении кустов сирени и зеленых лужаек, жимолости и роз. Его влечение к ней выходило за границы человеческого понимания. Ее смех был заразителен, улыбка наполняла светом самые темные уголки его души. Она изменчива, открыта и непостижима, и Лукас был уверен, что ему никогда не станет с ней скучно.
Все эти качества, в сочетании с ее честностью, делали ее самым желанным трофеем.
Десятая глава
На обратном пути Пруденс молчала. Лукас объяснил это усталостью от прогулки, но он ошибался. Выехав из Марлден-Холла, Пруденс погрузилась в размышления. Ей хотелось понять, какую женщину имел в виду Лукас, говоря о своем намерении жениться. Возможно, она из какой-нибудь знатной семьи, живущей неподалеку.
Но еще сильнее ее тревожили признания Лукаса, сделанные у ручья. Она жалела, что не рассказала ему о своей встрече в Доркинге с Джеффри.
Когда они подъехали к конюшне в Уиллоу-Хаузе, вокруг не было ни души. Расседлав Лисичку, Лукас, нахмурившись, повернулся к своей спутнице.
– Что-то ты притихла, Пру. Что-нибудь не так? Ты чем-то расстроена?
Она нервно рассмеялась.
– Нет… что могло меня расстроить? Я с удовольствием слушала твои рассказы и прекрасно провела день. Спасибо. Теперь можешь ступать к Томасу. Я дождусь конюха и накормлю Лисичку.
Лукас кивнул, окинув девушку долгим взглядом. Когда он повернулся к двери, она его окликнула.
– Лукас, подожди.
Он оглянулся. Пруденс стояла, заломив руки.
– Есть кое-что, о чем я должна была рассказать тебе, но мне… мне это казалось незначительным.
Лукас медленно подошел к ней.
– Что? – Теперь в его голосе не было прежней нежности.
Девушка облизала пересохшие губы.
– Раньше… когда… когда ты говорил о своем кузене… Джеффри…
Он застыл на месте. Пруденс видела, как страшно побледнело его загорелое лицо.
– Джеффри? Что с ним, Пру?
Пруденс судорожно сглотнула, чувствуя, что их непрочному перемирию вот-вот придет конец. Она робко взглянула на Лукаса.
– Я… я его видела, – пробормотала она.
– Где? Где ты его видела? – спросил Лукас, схватив ее за плечи.
– В Доркинге, когда ездила за покупками с Арабеллой. Я… я возвращалась к карете одна и рассыпала свертки. Он… он помог мне их собрать.
Все еще сжимая ее плечи, Лукас долго глядел ей в глаза, и его взгляд был холодным и твердым, как сталь.
– Откуда ты знаешь, что это был Джеффри?
– Он… он сам сказал. Я встречала его и раньше в день королевской процессии… перед тем, как ты… ну… – Пруденс опустила глаза, смущенная воспоминанием о его поцелуе. – Он растолкал толпу, чтобы я могла пройти.
Девушка видела, как разительно изменилось настроение Лукаса, вся его веселая беззаботность улетучилась, взгляд стал жестоким, губы сурово сжались. Она не понимала причину подобной перемены, но одно очевидно: сходство с кузеном исчезло. Этот человек был сильнее, опаснее, и сделан из другого теста.
– Он был там? Он был там в тот день?
В его голосе звучали угрожающие нотки. Пруденс кивнула, ее испуг начал перерастать в леденящий ужас. Она попыталась отбросить его руки, но пальцы Лукаса впились в ее плоть, словно зубья капкана.
– Я не знала, кто он такой… пока мы не встретились в Доркинге. Он… он был добрый и очень вежливый, правда.
Лукас взглянул на нее, как на сумасшедшую.
– Добрый? Вежливый? – прорычал он сквозь зубы. – Мой кузен самый подлый невежа из всех, кого я знаю, и никогда не делает добра. Ради бога, Пруденс, почему ты раньше не рассказала Томасу или мне о встрече с ним?
– Потому что не знала, что это так важно. Честно говоря, я до сих пор не слишком об этом задумывалась. Я знала, что он живет в Гемпшире, а Доркинг не очень далеко, так что в нашей встрече не было ничего необычного.
– Уже нет.
– Что?
– Мой дядя продал дом в Гемпшире, когда переехал в Марлден-Холл десять лет назад.
– Понятия не имела. Есть… есть еще кое-что. В Доркинге с ним был один человек… Уилл Прайс, – робко сказала она. – Ты помнишь Уилла?
– Еще бы, – ответил Лукас, безуспешно пытаясь понять, что же объединяет этих людей, но не сомневаясь, что это не к добру. Он был охвачен яростью. Раньше он представить себе не мог, что его ненависть к кузену может возобладать над здравым смыслом, но ошибался. Выбранный Джеффри способ помешать его возвращению в Англию был слишком жестоким.
До сего момента Лукас предполагал, что его кузен находится в море и непричастен к неудавшемуся покушению. Но и в этом он ошибался. Джеффри вполне мог натравить на него одного из своих головорезов. Кузен был здесь с самого начала, но не показывался ему на глаза.
Разжав руки, Лукас провел пальцами по волосам и отвернулся.
– Скажи, Пруденс. Ты всегда скрываешь, что делаешь и с кем встречаешься? – поинтересовался он с холодной неприязнью.
– Конечно, нет. Лукас… что случилось? Почему ты так разозлился? Что не так с твоим кузеном? Что он такого ужасного натворил? – спросила девушка, пытаясь скрыть удивление. Она чувствовала себя виноватой, но не понимала причины.
– Забудь, – буркнул Лукас.
– Он… он просил передать тебе привет… и сказал, что поздравляет тебя с выздоровлением.
Лукас повернулся к ней с белым от ярости лицом.
– Черта с два! – ответил он. – Не обманывайся, Пруденс. Годы пиратства и общение со всяким сбродом, плавающим по морям, сделали его таким напыщенным, грубым и жестоким, что у любого честного человека он не может вызвать ничего, кроме отвращения. Ты не должна больше встречаться с ним. Ты понятия не имеешь, на что он способен. Ты его не знаешь.
Пруденс взглянула на него со злостью и замешательством. До сих пор она не решалась постоять за себя из-за тревоги и удивления, но теперь ее охватил гнев. Какое он имеет право так обращаться с ней? Она рассказала ему о встрече с Джеффри потому, что чувствовала необходимость сделать это, и не ожидала упреков. Какой бы ни была причина ненависти между Лукасом и его кузеном, ее это не касается. В ее глазах вспыхнуло возмущение.
– Нет, его я не знаю и знать не хочу. Но тебя я не знаю тоже. Может, ты такой же негодяй и мерзавец, как он.
Глаза Лукаса превратились в осколки льда.
– Ты права, – рявкнул он. – Меня по-всякому называли. Я могу быть кем угодно. Я давно уже забыл о нравственности. Пять лет назад я испытал на себе самую страшную несправедливость и самое бесчеловечное обращение. Я был на волоске от смерти. Я думал лишь о том, как бы пережить эту минуту, этот час, этот день. Каким-то образом мне удавалось дожить до следующего рассвета, до следующего заката, надеясь, что завтра станет легче. Меня поддерживали лишь моя воля и моя гордость… и гордость, это все, что у меня осталось.
Его лицо было перекошено от ярости. Пруденс была напугана и сбита с толку этой вспышкой, но догадывалась, что его чувства сильно задеты. Она невольно пробудила в нем все скрытые свойства страстной натуры, которые он обычно таил в себе. Девушка попятилась и обхватила себя руками, словно пытаясь защититься.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – прошептала она. Яснее, чем прежде, Пруденс поняла, что они совершенно чужие друг другу. Неожиданно она догадалась, что Лукас имеет в виду два года своей жизни, о которых не рассказывал никому. Девушка представила себе те ужасы, которые он пережил, и ее бросило в дрожь.
– Когда ты видела Джеффри? – Взгляд Лукаса пронзал, как нож. Молчание Пруденс окончательно вывело его из себя. – Я спрашиваю, когда ты его видела, – повторил он угрожающим голосом.
– Вск-коре после ужина в Марлден-Холле, – пробормотала она.
– И как он тебе понравился? – спросил Лукас, сообразив наконец, что пока он разыскивал Джеффри в Лондоне, тот находился в Суррее. Где же тогда его корабль? Что он замышляет?
– Я же сказала, он оба раза мне помог… и был очень вежлив.
– Вижу, мой кузен произвел на тебя впечатление. – Лукас оскалился, но девушка не поняла, звучала ли в его голосе насмешка или упрек. – Когда ты увидишь его в следующий раз, – произнес он тоном, не допускающим возражений, – я хочу узнать об этом немедленно. Ты поняла?
– Нет, не поняла. Я вообще ничего не понимаю, – храбро ответила Пруденс, упрямо отказываясь склониться перед его гневом и уступить его власти. Ее сердце разрывалось от обиды. – Ты ведешь себя так, будто я в чем-то провинилась… будто я сама искала встречи с твоим кузеном. Я всего лишь рассказала тебе, что произошло, и теперь жалею об этом. Почему я должна отчитываться перед тобой? Я же не какая-нибудь дурочка, которая делает лишь то, что ей велят.
– Не смей повышать на меня голос, – сурово осадил ее Лукас. – Я тебе не брат и не сестра.
– Конечно, нет, и я буду говорить с тобой так, как захочу. Ты не имеешь права мне приказывать. Или ты оспариваешь власть моего брата?
Их взгляды схлестнулись, и Лукас уступил первым.
– Хорошо. Тогда считай это советом.
– Советы обычно дают для того, чтобы убедить человека не делать того, что он хочет… или сделать то, чего не хочет, – упрямо заявила Пруденс.
Лукас сдвинул брови.
– Я прошу, чтобы ты поверила мне, Пруденс. Я не шучу. Крайне важно, чтобы после следующей встречи с Джеффри ты рассказала об этом мне или Томасу. Пру, не играй со мной. – Его голос смягчился.
Пруденс с дрожью перевела дыхание.
– Я и не играю, – прошептала она, пытаясь понять, что все это значит.
Лукас окинул ее долгим, пристальным взглядом, не в силах смириться с мыслью, что этот злодей Джеффри подобрался так близко к юной девушке, ставшей для него самым дорогим существом.
– Обещай, что если встретишься с ним снова, то сразу же расскажешь мне.
– Даю слово. – Она тяжело дышала. – Ты так говоришь, будто я нарочно скрыла встречу с твоим кузеном.
– Конечно, нет. – Заметив обиду и недоумение на выразительном лице Пруденс, Лукас понял, что нанес непоправимый вред их отношениям, которые пытался установить с ней на протяжении всего дня – счастливейшего дня в его жизни. Если бы он намеренно стремился пробудить в ней ненависть, то не смог бы действовать более успешно. Теперь Лукас презирал себя и жаждал вымолить ее прощение. Его гнев мгновенно схлынул, а когда он увидел боль в ее глазах, его сердце сжалось.
Сегодня он обнаружил в ней множество противоречивых качеств, и все они казались ему чрезвычайно привлекательными. Пруденс не только пылкая и вспыльчивая упрямица, но и умница с острым язычком и веселым нравом. Она не умеет притворяться и обладает природным изяществом… хотя сама считает себя простушкой. Он старше ее на десять лет и в тысячу раз опытнее, но все же ее восторженные глаза пробуждали в нем желание любить и защищать ее.
Неожиданно в его голосе появился оттенок, который Пруденс никогда не слышала раньше, а его взгляд наполнился пронзительной нежностью.
– Прости, малышка, – тихо сказал Лукас. – Я разозлился не на тебя… на себя, быть может, но не на тебя. Конечно, ты ни в чем не виновата. У меня сердце разрывается от мысли, что мой кузен мог причинить тебе зло. Ты простишь меня за эту обиду?
Пруденс взглянула на него, пытаясь разобраться в смешанных чувствах, которые он пробудил в ее душе.