Ванесса отпила большой глоток виски, отставила бокал и содрогнулась. Стрельнула в племянницу обвиняющим взором. Спиртное, похоже, развязало ей язык.
– Красавец, ничего не скажешь, а сам-то – дьявол во плоти. Ладно, Селина, раз уж ты сошлась с ним, продолжай в том же духе, спи с ним. Но ради Бога, заклинаю тебя, не выходи за него замуж! Подумай головой, а не… Ведь его мать – отчаянная интриганка, хладнокровная и расчетливая, она, несомненно, передала гены своему сынку и научила, как жить. – Ванесса поглубже вздохнула, чтобы успокоиться. Но ее голос все еще дрожал от гнева, когда она заговорила снова: – Мартин сказал, оказывается, мы на краю пропасти. Если бы я только знала, ни за что бы не допустила такого! Да он не моргнув глазом может разорить всех нас. Ты что, хочешь быть на его стороне? Если станешь его женой, так оно и будет!
Если станет его женой, только тогда сумеет воспрепятствовать грозящему семейной фирме краху. Вот чего Селина хотела больше всего.
Ванесса, если все рассказать, пожалуй, согласится с ее жертвой. А вот Мартин – никогда.
Селина вздрогнула. Ей и поделиться-то не с кем, некому поплакаться. Девушка знала, что Ванесса отнесется к идее свадьбы без восторга, но что будет бросаться такими словами… Надо сохранять спокойствие и не обращать на ее выпады внимания.
– Я выйду за Адама – с твоего благословения или без него. Так почему бы тебе не смириться с предстоящим браком, как то сделал Мартин? – Девушка гордо вскинула голову. Ее глаза застыли словно льдинки. – И могу заверить: Адам не сделает ничего, чтобы навредить нашей семье в финансовом плане.
Вот и все, что она могла предложить своей тете, и это было так же горько, как желчь. Внезапно на нее накатила тоска оттого, сколь безрадостное будущее ждет ее. Но тут она вспомнила о Доминике.
– Пока мы обсуждаем, как одни разоряют других, Доминик где-то прячется, и когда вернется – неизвестно. Уж не Адам ли вынудил его скрываться? – сказала девушка и замерла, наблюдая, как лицо Ванессы становилось из бледного багровым.
Ей хотелось извиниться перед тетей. Однако, вспомнив, как Ванесса подвергала сомнению все ее слова, а сыну доверяла безгранично, а еще постоянно напоминала Селине, что настоящим членом их семьи она никогда не будет, девушка сдержалась.
Селина встала и вышла из комнаты. Остаток дня она решила провести вместе с Мартином. Они играли в нефритовые шахматы – именно их девушка купила ко дню рождения дяди. Выиграть сегодня Селине не удалось: она никак не могла сосредоточиться. После легкого ленча, приготовленного Мэг, за которым присутствовала холодно-вежливая Ванесса, у Селины еще осталось время собрать вещи. Она так тщательно складывала одежду в чемодан, и все для того, чтобы сейчас, когда подъехала к дому Адама, это вывалилось на порог. Защелкнула замки. Достала ключ от двери, открыла, уже начала было подниматься по лестнице на второй этаж, как вдруг услышала сзади его голос:
– Где, черт возьми, ты пропадала?
– А ты как думаешь? – бросила она в ответ, немало озадаченная его тоном. – Я пока еще не твоя собственность! Ха! Он еще будет мне выговаривать!
– Да, буду, – возразил он, сверля девушку взглядом. – Ты моя, и прекрасно знаешь это.
Ну уж нет, он не посмеет так обращаться со мной, я ему не позволю, решила Селина. Десять дней молчали, что ж, теперь выясним отношения.
– Я не твоя и никогда твоей не стану. Никогда!
Ровно две секунды потребовалось Адаму на то, чтобы взлететь по лестнице, схватить ее чемодан и закинуть на верхнюю площадку.
Затем Адам схватил Селину за руку и заставил подняться туда, где уже лежал чемодан, который, как ни странно, даже не раскрылся, хотя силу, чтобы отправить его наверх, Адам приложил недюжинную.
– Я потерял голову, разыскивая тебя. Взбалмошная девчонка, ты ведь могла угодить под автобус!
– Я была бы счастлива! – выпалила Селина. Бог мой, неужели он и вправду испугался за нее? Почувствовав укол раскаяния, она прошептала: – Мне жаль. Тебя не было дома, а записку оставить не я сообразила. Я ездила за машиной, за вещами. Ты, впрочем, мог бы и догадаться. Позвонил бы в загородный дом.
– Ну да, конечно, и все поймут: ты настолько сильно любишь меня, что даже не догадалась предупредить, куда уехала, – усмехнулся он. – Хороши же будут влюбленные голубки!
Он и в самом деле волновался. Сама не зная почему, Селина постаралась успокоить его:
– Давай не будем пререкаться. – Ей не понравился циничный блеск его глаз, но она продолжила: – У меня был ужасный день. С утра Ванесса набросилась с оскорблениями, потом этот чемодан раскрылся, на улице слякоть, и теперь все грязное.
Селина не стала говорить, как неприятно жить под одной крышей с человеком, который практически не замечает ее, обращается с ней как с посторонней. Он ведь мог бы проявить к ней хоть капельку внимания, попытаться узнать ее, а не превращать ее жизнь в пытку. Она не открыла ему своих истинных чувств. Зачем? Давать ему козыри в руки?
Адам бросил на нее быстрый взгляд, а после улыбнулся.
– И в самом деле, день ужасный. Пойди переоденься во что-нибудь сухое, отбери грязную одежду – мы живо все перестираем. А я пока пойду приготовлю что-нибудь поесть. Надеюсь, ты не удерешь за это время?
– Предпочитаю остаться. Но не надейся выгнать меня!
– Не буду, обещаю. – Смех таился в его участливом голосе. Адам нагнулся, поднял чемодан и понес в ее спальню.
Селина ступала за ним, еле волоча ноги. Адам шутит с ней. Трудно поверить в такое. Все десять дней он почти не замечал ее, точно она шкаф какой-то, а не человек. Нет, нет, она не доверяет ему.
Да, впрочем, и себе Селина не доверяла тоже: быть с ним рядом в одной комнате… она сама не знает, что выкинет. Адам улыбнулся. Селина не часто видела его улыбку. Оливкового цвета свитер обтягивал его грудь. Так и хотелось взять да и коснуться его… Господи, ну о чем она только думает!
Адам же подошел к двери, туда, где, не в силах двинуться с места, стояла Селина, и осторожно коснулся указательным пальцем носика девушки, проговорив:
– Ужин через полчаса, дорогая. Ночью все будет в порядке, не беспокойся!
И вышел, тихо закрыв за собой дверь. Она же уставилась невидящим взглядом в пространство. Что он имеет в виду, на что намекает? Ломая голову над его словами, девушка заставила себя распаковать чемодан. Она отложила вещи, которые нужно постирать. Отобрала свежее нижнее белье и любимый, уютный домашний халат до пола. Запахнула его на груди, туго затянула и только тогда прошла в душ.
Надо бы быть поумнее. Ну почему бы ей не сказать, что у нее страшно разболелась голова и вниз она не спустится? А впрочем, нет, ведь он тогда решит, что она попросту испугалась. А этого Селина хотела меньше всего. Наоборот, надеялась показать ему, что у нее достаточно сил, чтобы бороться с ним. Да-да, вот именно, дать ему достойный отпор, поставить нахала на место, вот что она сегодня сделает.
Впрочем, часом позже Селина заколебалась. Он даже и не попытался дотронуться до нее. Но его глаза… Куда деться от его взгляда?
Как и в первый вечер, их трапеза происходила за низким столиком в гостиной. Адам приготовил яичницу с грибами и сыром и свежие фрукты на десерт. Адам вел себя с ней непринужденно, так, словно они добрые приятели.
Совершенно сбитая с толку, девушка предложила сварить кофе. Дожидаясь, пока закипит вода, она думала, удастся ли ей сегодня расслабиться.
Селина поставила поднос с кофе на стол. Весь вечер они беседовали как старые друзья. Адам не делал ничего, что могло бы выбить ее из колеи, наоборот, стремился вызвать к себе доверие. Девушку тянуло к нему. У них было много общего: музыка, литература. Адам, как и она, занимался благотворительностью. И тут Селину осенило: ей нравится этот мужчина!
Вот уж чего она ожидала меньше всего. Никоим образом! Как же теперь выпутаться из щекотливой ситуации? Не поддаваться его чарам, не слушать, что он говорит, решила она.
Адам налил кофе в чашку и поставил перед Селиной.
– Что сказала тебе Ванесса? Из-за чего ты так расстроилась? – заботливо поинтересовался он.
Мгновение или два ее глаза следили за движениями его рук, когда он наливал себе кофе. А затем Селина вспомнила, что уже рассказывала ему о неприятном разговоре с тетей.
– Попробуй догадаться. – Она откинулась на спинку кресла и улыбнулась.
Адам усмехнулся.
– Что, ей не по нраву наша свадьба?
– Именно! – Селина улыбнулась. Он такой милый, добрый, участливый…
Ей пришлось встряхнуть головой, чтобы избавиться от таких мыслей. Голос Адама звучал лениво. Казалось, ничто не способно омрачить возникшую между ними теплоту.
– Такой реакции Ванессы следовало ожидать. Не обращай внимания, она никогда не смирится. – Он уютно устроился в кресле, скрестив вытянутые ноги. Прикрыл глаза. – Ванесса с самого начала невзлюбила меня. Она безумно ревнует меня к отцу. По ее мнению, отец должен был обращаться со мной иначе и не помогать деньгами. Вот почему, к моему огорчению, нам всегда приходилось держать наши встречи в тайне.
– И вы не возражали? – спросила Селина, не подумав. Конечно, возражал. Иначе бы не выстроил свой план с шантажом.
Неторопливая улыбка Адама почти убедила девушку в том, что она оказалась права. Но следующие слова убедили ее в обратном:
– Я не обращал на это внимания. Хотя нет, не совсем так. Примерно к десяти годам я стал злиться из-за того, что отец появляется рядом только время от времени. Он играл, общался со мной, а после исчезал на долгие недели. Я тяжело переживал то время. – Адам грустно улыбнулся.
Селина чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Она поспешно налила себе еще кофе и отпила из чашки. А он продолжал:
– Мы во многом очень похожи с тобой. Оба знаем, чего хотим от жизни, и всегда добиваемся задуманного. Оба одиноки. Твои родители рано умерли. Ты чувствовала себя никому не нужной. Да и я никогда не имел полноценной семьи. Так продолжалось до тех пор, пока мать не поговорила со мной по душам. – Адам подался вперед. – Мать сказала, что отец гордится мной и очень любит. Но ее он не любил – по крайней мере не так, как Ванессу. Его место было подле Ванессы. Однако он навещал меня так часто, как мог, и постоянно думал обо мне. Постепенно я смирился с тем, что могу видеть отца лишь от случая к случаю. Он писал мне длинные письма, которые присылал каждую неделю. – Адам улыбнулся Селине. – Много позже мне стало известно все и о тебе – из его писем. О том, как ты поселилась у них; о том, какая ты храбрая девочка, как хорошо учишься в школе. О том, как однажды проучила Доминика, поставив ему фингал под глаз за то, что он сорвал все цветы с твоей собственной клумбы. От Мартина я узнал, сколько радости ты внесла в его жизнь. – Адам с доброй улыбкой смотрел на девушку. – Полагаю, восхищение Мартина стойкостью и характером маленькой девочки заразило и меня. Я почувствовал твое обаяние и силу воли еще до встречи с тобой.
Такое признание слишком трудно было принять спокойно. У нее не хватало сил думать о нем сейчас. Ей потребуется время, чтобы осознать все то, что он сказал. Селина отвела глаза от его почти гипнотизирующего взгляда. Судорожно допивая вино, она решила сменить тему. Голосом, начисто лишенным эмоций – так по крайней мере ей казалось, – Селина поинтересовалась:
– Кстати, о Доминике – ты видел его? Приступит ли он опять к работе? И когда?
Его, кажется, разочаровало то, что его рассказ не тронул Селину. А она понимала, что обидела его, но ничего не могла с собой поделать. Опустив взгляд на пальцы, она старалась не смотреть на Адама. Он же промолвил безупречно ровным тоном:
– Я видел его. И дал ему несколько дней – при условии, что он вернет все до последнего пенни из тех денег, которые "одолжил" под свою зарплату. У него не будет карманных денег следующие десять лет. Он придет в свой офис в понедельник, где получит по заслугам. – Адам поднялся, и Селина с опаской взглянула на него, уловив перемену в его настроении. – Не думаю, что он снова собьется с пути. Он осведомлен о том, чем чреваты для него подобные шалости.
Его глаза стали холодны как лед. Селина посмотрела в них и быстро отвела взгляд. Вот уж несладко быть в числе его врагов.
Адам встал.
– Извини, мне надо поработать в своей комнате. Сегодня вечером мы больше не увидимся, так почему бы тебе не одеться во что-нибудь более теплое и не дрожать?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ей следовало принарядиться в атласный халат. Ей было слишком жарко. Тонкая ткань охладила бы ее разгоряченную кожу. В нем она выглядела бы чувственно, эротично. Если бы она облачилась в тот халат, интересно, снял бы его с нее Адам? Коснулся бы ее возбужденного тела своими длинными пальцами, занялся бы с ней любовью?
Нет, нет – разумеется, нет. Ее голова металась по подушке. Она видела его лицо – очень близко. Худые, резко высеченные черты аскета. Выражение глаз презрительное. Вопреки всем его ласковым словам, когда они приблизились к заветной черте, он отверг ее. Никогда не хотел и никогда не захочет ее. Но ей следовало покрасоваться перед ним в атласном халате.
Селина крутилась под плотно подоткнутым вкруг нее одеялом. Высвободила руку. Холодный ветер обвеял пылающую кожу, и спутанные мысли-видения улетучились. Она погрузилась в глубокий, дарующий отдых сон. Как вдруг услышала его влекущий голос, зовущий ее по имени, снова и снова повторяющий ее имя.
Веки Селины затрепетали, и она ощутила обжигающее клеймо его ладони на холодной коже плеча. Она напряглась, когда он нежно потрепал ее по плечу. Адам произнес ласковым, глухим голосом:
– Вставай, дорогая. Мы уезжаем.
Уезжаем? Она приложила все силы, чтобы заставить себя оторваться от подушек. Широко распахнула глаза и увидела его, возвышающегося над нею. Он казался суровым и неумолимым. Черную шерстяную рубашку Адам заправил под ремень, подчеркивая стройную талию. На мгновение девушка запаниковала: неужели сегодня – рабочий день и она проспала? Затем вспомнила, что наступило воскресенье. Тогда ее глаза заискрились светом. Она села, облизнув пересохшие губы.
– Что ты сказал?
Он никогда не входил в ее комнату. Никогда не приближался к ней – с тех пор, как показал, где в его доме ей придется спать. И если он собирается таким образом мучить ее, по глотку отпивая из чаши мести…
Она будто окаменела, инстинктивно готовя себя противостоять атаке, которую он мог бы предпринять, чтобы одержать верх. Селина поправила спавшую бретельку шелковой ночной рубашки. И увидела его глаза, следящие за ее движениями. Как понять, что он испытывает? Отвращение?
Он резко поднялся и пересек комнату, чтобы отдернуть занавески. И повернулся к ней:
– Мы уезжаем. Чудесное утро! Я хочу показать тебе кое-что.
Яркое зимнее солнце ворвалось в комнату, и Селина подтянула одеяло к подбородку, откидываясь на подушки. Ее щеки зарозовели. Он, очевидно, решил, будто она нарочно выставляет себя напоказ, приглашает на ласку своей полной грудью, которую так плохо прятал облегающий, почти прозрачный, кремовый шелк ночного одеяния.
Взгляд Адама озадачил ее. Когда он направился к двери, она ответила резко и отчетливо:
– А что, если я не пожелаю ехать?
Он проигнорировал это маленькое восстание. На его лице не отражалось ничего, когда он обернулся на миг, чтобы взглянуть на нее.
– Надень что-нибудь теплое и удобное. И не трать на это весь день.
Селина отвернулась прежде, чем он успел закрыть за собой дверь. Ее планы не имели для него никакого значения. Адам ясно показал, кто здесь хозяин. Он мог заставить ее сделать что угодно, хоть прыгнуть через кольцо, если пожелает. Пока в его власти было разорить Мартина, своей воли она не имела.
И тем не менее он любил отца, вчера вечером он говорил о нем с такой теплотой, злился, что от него скрыли болезнь Мартина. Как-то все это странно. Сколько фактов не стыкуется, не поддается осмыслению!
Невзирая на его наказ поторапливаться, Селина не стала спешить, решив принять ванну вместо душа. Ее мозг лихорадочно работал, пытаясь разгадать загадку, которую являл собой Адам Тюдор.
Если он искренне привязан к Мартину, при чем тогда его намерение сделать отца банкротом? И если поверить его словам, будто он хочет жениться и завести детей, зачем выбирать в жены ту, которая ему безразлична?
Кто-то лжет. Скорее всего, Адам.
Как ни пыталась Селина найти ответы на терзающие ее вопросы, она была вынуждена признать одно – замуж за Адама тем не менее выйти придется, нельзя же просто умыть руки и наблюдать, как ее дядя теряет все.
Осознав наконец, что вода остыла, Селина поднялась из ванны, схватила нагретое пушистое банное полотенце с батареи и обернула вокруг себя. И тут с ужасом призналась себе: неодолимое влечение к Адаму парализовало ее волю. И хотя они не любят друг друга, замуж за него она выйти хочет, жаждет принадлежать ему. Сделает все, чтобы сексуальное притяжение, уважение и симпатия стали взаимными.
Но как можно испытывать подобные чувства к человеку, который не гнушается шантажа? Человеку, грозившему разорить собственного отца, если она отвергнет его притязания? Анализируя отношения с будущим мужем, Селина опять вернулась к тому, откуда исходило его брезгливое презрение. Он знал, как легко ему разбудить в ней женщину, и это охладило его пыл. Она прочла в глазах жениха презрение, когда тот отрывал ее от себя. Он не сумел свыкнуться с мыслью о том, чтобы завязавшиеся между ними отношения были доведены до логического конца. Чего он хочет от нее? К чему все это?
Она расправила плечи и сказала себе, что напрасно тратит время, пытаясь разложить все по полочкам. Адам никогда бы не пришел к ней без задней мысли и не стал бы говорить с нею. Он играет с ней, как кот, мучающий мышь и получающий от сего занятия удовольствие. В разреженном воздухе ответа не найти. И потому во избежание ненужных волнений ей необходимо вести себя как обычно. То есть раз он заявил, что она должна провести с ним сегодняшний день, значит, так она и сделает. Но ее согласие отнюдь не означает, что она обязана наслаждаться его обществом.
Приняв к сведению его намек, Селина облачилась в теплую твидовую темно-коричневую юбку, кожаные сапоги и свободный кремовый шерстяной свитер. Пышную рыжевато-каштановую гриву девушка заплела в косу. Нанесла на лицо дневной крем, легко тронула губы бледно-розовой помадой. Ну вот, она готова.
Не стоит ни о чем расспрашивать его, решила она и вошла в кухню. Адам как раз закрывал крышкой плетеную корзину. Пикник? В январе? Между тем она не имела намерения спрашивать. Он реализовывает свой план, и она вынуждена подчиниться – желает она того или нет. Полное отсутствие интереса – единственный доступный ей отпор, напомнила себе она.
– Чай горячий, если хочешь, можешь выпить. – Его голос звучал не очень естественно. Квадратные плечи застыли под мягкой кожаной курткой, которую он надел поверх черной шерстяной рубашки. Он явно был недоволен тем, как долго она собиралась.
Селина как ни в чем не бывало пожала плечами. Сделала себе бутерброд и съела его, расположившись за столиком. Пока запивала бутерброд двумя чашками чая, он успел отнести корзину в машину и вернуться. Адам прислонился к двери в кухню; ключи от автомобиля позвякивали в его руках, в то время как Селина неторопливо завершала свою трапезу.