Но близость с ним сделала их партнерство неравным – чаша весов перевесила на его сторону. Селина не сумела изменить себя: гордость и то, что осталось от самоуважения и инстинктивная потребность в самозащите, – не отпустят ее.
Скоро он вернется со своим шампанским и обнаружит мое исчезновение, сказала она себе, пытаясь организовать свои движения в подобие какого-то порядка. Селина кидала вещи, попадающиеся под руку, в чемодан.
Лихорадочные сборы заняли немного времени, совсем немного, подумала она, внутренне содрогнувшись под холодной вопросительностью его взора: он вошел, обозревая хаос и понимая его причины.
– Едешь куда-то? – Чувственный рот осклабился с неприкрытым сарказмом. Она взглянула на него, сознавая: придется ответить, если хочет, чтобы он отпустил ее.
Предстоит нелегкое объяснение, подумала она. Ее охватило смятение. Это будет самым трудным, самым противным из того, что ей приходилось делать.
– Как ты догадался? – Ей достанет сил состязаться с его язвительностью в любой день недели, стойко уверила она себя и отвернулась, бросая скомканное белье в чемодан. А он произнес так, будто ничего не понял:
– Что случилось? – Адам перевел дыхание. – Селина, какого черта ты это делаешь? Что произошло? Посмотри на меня, черт подери, и скажи, в чем дело!
Она молчала. По-прежнему стояла к нему спиной, боясь поднять глаза, чтобы чувства не нахлынули вновь. Она любила его. Расставание с ним было подобно тому, как если бы у нее отсекли половину души. Страх за свою любовь спустя годы трансформируется в ярую неприязнь, ведь, кроме сексуального влечения, ничто больше не будет их связывать. Она станет презирать себя и ненавидеть его.
А пока она не могла вымолвить слова, которые повлекут за собой разрыв с ним. Стремясь скрыть слабую дрожь в ногах, Селина опустилась на колени перед нижним ящиком комода и вытащила охапку свитеров. Ее сердце грохотало, и она не услышала быстрого и бесшумного приближения Адама. Сильные руки схватили ее, подняли на ноги и развернули кругом, лицом к нему.
– Объясни же мне, черт побери! – проскрежетал он сквозь зубы. – Из-за чего ты решила уйти от меня? Именно теперь?!
Почему, действительно? – мрачно спросила она себя и сказала вслух:
– Не спрашивай. Тебе вряд ли понравится ответ. – Он был так близко – мужчина, слишком дорогой для нее. Его руки медленно ослабляли неумолимую хватку, начиная успокаивающе поглаживать ее. Она не вынесет этого, не вынесет мысли о том, что теряет.
Усилием воли заставив себя твердо взглянуть на Адама, она потребовала:
– Убери свои руки. Не прикасайся ко мне. – И различила насмешку в его глазах, прежде чем быстро отвела взор. Ее сердце болезненно билось, в то время как он продолжал свою вкрадчивую гипнотическую ласку. Его голос был сексуальнее ночи, когда он мягко напомнил ей:
– Несколько часов назад ты говорила совсем другое.
Если бы Селина слушала его неотразимый голос чуть дольше, она бы отступила и согласилась со всем, что он хотел, и раскаивалась бы в содеянном до конца жизни. Он стоял рядом, и кровь быстрее побежала по ее жилам.
Селина стиснула зубы, отчаянно пытаясь контролировать себя. Она гордо вскинула голову; ее золотистые глаза смотрели мимо него.
– Все правильно. Но тогда мы еще не были близки, верно? А я хотела тебя, о чем ты, безусловно, знал. Теперь же я удовлетворила собственное любопытство – и все, конец истории.
Она увидела, как напряглось его лицо, как заострились скулы, – он все еще недоумевал. И добавила, взвешивая каждое слово:
– Надеюсь, ты не думаешь, что я стану твоей женой, не так ли? Тебе не запугать меня. Меня не заставить пройти под свадебный марш с человеком, которого я не люблю и который не любит меня.
Ей пришло в голову, что сейчас он вполне способен убить ее. Впрочем, данное обстоятельство ничуть не заботило ее. Тем не менее после нескольких напряженных секунд резкий крик всколыхнул неподвижный воздух: Адам оттолкнул Селину с грубым непечатным эпитетом, не оставившим у нее сомнений в том, за кого он ее принимает.
Селина закрыла глаза, скрывая боль, а когда собралась с силами, чтобы снова открыть их, сквозь жгучие слезы обнаружила: теперь она одна.
Если бы он опять возник на пороге, она бы бросилась в его объятия и выплакала бы ему всю правду. Придя в себя, она призналась, растравляя свою боль: разрыв с Адамом ударил рикошетом по ней самой.
Он не вернулся.
И она знала, что он никогда не вернется.
– Конечно, ты можешь приехать, – вкрадчиво перебила Ванесса спутанные извинения племянницы. – И подготовиться время есть, целых десять дней впереди. Тебе понравится Таня: она прелестная девушка. Ничего общего с его прежними Дианами-охотницами. Естественно, все ее близкие – в Тасмании. Ее мать рано овдовела и уехала из наших мест – полагаю, чтобы быть поближе к родственникам. Тем не менее потом вышла замуж – и представь, очень удачно, – из чего я могу заключить: денег у нее достаточно.
Тетя верещала. Между тем Селина закрыла глаза. Лучше бы она не подходила к звонящему телефону. Но сердце бешено стучало: а вдруг это Адам?
Разумеется, это был не Адам. Она живет в городской квартире уже целых два месяца – с тех самых пор, как вышла из его дома той ночью. И он не может не знать, что она здесь, квартира ведь его. Селина подумала, он вполне может прийти или позвонить и недвусмысленно приказать ей убраться отсюда.
Настанет день, когда ей придется подыскивать себе собственное жилье, не принадлежащее ему. Между тем вся энергия Селины уходила в работу, а на что-либо другое оставалась самая малость. И мысль об участии в тетином сабантуе вгоняла девушку в тоску.
– Как Мартин? – прервала она монолог Ванессы.
– Откопай свой лучший наряд – для тебя это будет хорошая встряска.
Интересно, как дядя выдержит намечаемое торжество?
– Он чувствует себя прекрасно.
Тем не менее одной вечеринки Ванессы достаточно для того, чтобы свалить и абсолютно здорового – не то что только-только оправившегося от сердечного приступа человека. Однако тетя надменно заверила ее:
– Я знаю, что делаю. Доминик, Таня и я поприветствуем наших гостей, а он побудет немного внизу, а потом удалится в свою комнату для партии в шахматы с доктором Хиллом.
Ванесса все продумала. К счастью для девушки, она вскоре попрощалась. Селина положила трубку и снова усилила звук в телевизоре.
Она инстинктивно стремилась избежать прилюдного веселья в связи с помолвкой кузена. Селина чуждалась встреч с кем бы то ни было с того времени, как порвала с Адамом. Здесь, в квартире, она проводила все свободное время. Занимала себя работой – той, что не успела сделать в офисе. Либо пялилась непонимающими и печальными глазами на экран телевизора.
Сейчас она выключила телевизор. Надо прекратить вести себя столь неумно. Когда бы она ни вспоминала, как заполучила Адама, чтобы бросить его, она испытывала унижение и все внутри у нее переворачивалось от отвращения. Но это было необходимо. И Селина уныло напоминала себе: близость с Адамом осталась в прошлом. Он никогда не захочет вновь увидеть ее, и у нее не будет возможности обвинить его. Он никогда не придет сюда, в свою квартиру, пока она здесь. Вероятно, он и думать о ней забыл.
А ведь главное, о чем она мечтала, – увидеть его! Ничего не изменилось; он никогда не полюбит ее, просто не позволит себе. Новая встреча с ним не принесет ей ничего, кроме горя, С завтрашнего дня она займется поиском квартиры всерьез.
Возвращаться в дом дяди нельзя. До тех пор пока поручительство за выплату долга берет на себя Адам, дом тоже принадлежит ему. Или его банку – что одно и то же. Кроме того, Селина действительно нуждается в собственной крыше над головой: ей стало тесно в своей суррогатной семье с тех пор, как она встретила Адама.
Не то чтобы Селина любила Кингов меньше – конечно же, нет. Но душой она отдалилась от них. Ей по-прежнему нравилось навещать родных по выходным. Селину переполняло чувство благодарности за проявленный ими такт. После первого удивления никто (за исключением Мартина) не произнес ни слова о разрыве с ее так называемым женихом Адамом Тюдором. А Мартин только заметил:
– Не знаю, что произошло между вами, и не стану задавать тебе вопросов. Однако имей в виду: Адам не позволит так легко уйти от него.
Как мало известно Мартину! Адам Тюдор вовсе не желает ее возвращения. Она сказала всем это ради того, чтобы самой поверить в их разрыв.
Вздыхая, Селина двинулась в кухню приготовить себе что-нибудь на ужин. Однако решила обойтись без кулинарных фантазий, ограничившись чашкой кофе. Она стоя выпила кофе, а потом, не зажигая света, прошла в спальню и упала на кровать с мыслью: вот таким и будет мое будущее. Больше всего надо радоваться тому, что Адама Тюдора не будет в моей жизни.
Селина твердо решила, что следующую неделю посвятит поиску квартиры. Те, что пришлись ей по вкусу, были не по карману. А те, что оказались доступны по цене, – не устраивали. Надо еще посмотреть, убеждала она себя. Что-то могло подвернуться на предстоящей неделе. Кроме того, необходимо подыскать что-либо из одежды – для вечеринки по поводу помолвки Доминика. Она так похудела за последнее время, что ни одно из прежних платьев не подходило.
Желая встряхнуться, Селина купила чрезмерно дерзкое, открытое платье для коктейлей и массу новых косметических средств. А затем провела остаток дня, раскаиваясь в безрассудстве. Ей бы следовало экономить, если она и в самом деле хочет квартиру, которая бы ей подошла.
Неожиданный наплыв работы и град телефонных звонков от поставщиков с Европейского континента о каких-то неувязках означали, что ей придется выйти на работу в субботу.
…Селина опоздала на торжество по поводу помолвки. Поздоровавшись с Таней, она влетела в свою старую спальню переодеться.
Доминик выглядит значительно спокойнее, констатировала она, принимая душ. Его обычное вздорное высокомерие уступило место трогательной умиротворенности. Одеяние невесты Доминика было небесно-голубым. Высокая стройная блондинка, она смотрелась в нем великолепно. Доминик казался притихшим, видимо, оттого, что отец и брат устроили ему головомойку. Селина на это надеялась.
Хотя с Таней она перебросилась всего парой слов, но успела понять, почему Ванесса сочла девушку исключительно подходящей ее бесценному отпрыску – она была болезненно застенчива и потому стремилась всем понравиться и явно обожала Доминика. Разумеется, она богата, что тоже было нелишним, с циничной ухмылкой думала Селина, втирая в кожу масло.
Страдания от разрыва с единственным человеком, которого она смогла бы когда-нибудь полюбить, опустошили ее, уныло призналась она себе, высушивая феном рыжевато-каштановый водопад волос. Новый ополаскиватель, который она купила, придал волосам пышность и блеск. Естественно, помогла улучшить внешний вид и новая косметика, и – разумеется – платье. Хотя, пожалуй, коротенькое золотое платье с глубокими вырезами на груди и спине было чересчур откровенным.
Но от мысли подыскать что-то другое пришлось отказаться. У нее не оставалось на это времени. Она уже слышала, как внизу шумели гости. Если будет тянуть и дальше, тетя обвинит ее в стремлении уклониться от чествования Доминика.
Гостиные превратились в буфеты и бары, где были расставлены столы с замечательными закусками – творениями Мэг (на подготовку которых она, по-видимому, потратила целую неделю). Медленно спускаясь по центральной лестнице, Селина обратила внимание на то, что огромный холл освободили для танцев.
Музыка гремела, и несколько пар уже танцевало. Впрочем, вечер еще только начинался, и большинство приглашенных наслаждались изысканной едой, напитками и светской болтовней. Гости оживятся позже, Селина знала, в разгар празднества. Она ума не могла приложить: как ей найти силы, чтобы вынести этот вечер. И тут вдруг почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд. Кровь заледенела в жилах, когда она встретилась с холодными зелеными глазами Адама.
Он стоял у горящего камина. Адам выглядел столь потрясающе в вечернем костюме, что сердце Селины упало.
Точно загипнотизированная, Селина увидела, как он повернулся к своей спутнице – жгучей брюнетке в малиновом шелковом платье. Промолвил что-то с улыбкой, повернулся и зашагал к лестнице.
Ей бы вернуться, убежать от Адама. Но она стояла на месте. Сердце бешено стучало в груди. Но обтягивающее платье и столь любимые ею высоченные каблуки все равно не дали бы возможности быстро ретироваться. Безрассудная паника усугубляла положение. Селина задохнулась, увидев Адама прямо перед собой. Сердце подпрыгнуло, и стало совсем нечем дышать.
Его рука сдавила ее локоть. Селину будто парализовало, ноги подкосились; если б не рука Адама, она бы упала.
– Взгляни на меня, сделай вид, что рада, – резко скомандовал он. Она исполнила его требование. – А теперь иди вперед. – Он улыбался ей деланной улыбкой. Его рука тянула ее за локоть, увлекая наверх. – Мартин сказал, что, похоже, уже все говорят о нашей помолвке. Если закатишь мне скандал, мы станем предметом озлобленных пересудов.
– Убирайся! – прошипела она и бросила на него свирепый взор. Селина чувствовала себя как в чистилище. Она так любила, так хотела его! Все вокруг заполнилось его присутствием. Она пыталась совладать с накатившей болью, но тщетно.
– Ты будешь делать, что я говорю? Или тебе на все наплевать? – На его лице застыла дежурная улыбка – в угоду тем, кто смотрел на них. Но в словах его звучало отвращение.
– Наша помолвка расторгнута, что еще нужно?
– Мне ничего об этом не известно. – Он обворожительно улыбнулся ей и подтолкнул вперед. Селина с трудом переставляла ноги. – Другие тоже не знают. И ради Мартина следует сохранить достоинство. Драка на виду у людей – не выход из положения.
Все выглядело так, словно им не терпится поскорее остаться наедине.
– Чего ради ты вырядилась? Не иначе как для меня. Вон те молодые люди внизу так и думают. Не стоит разубеждать их.
Мгновение она была слишком ошеломлена его оскорблением, чтобы протестовать, и позволила Адаму увлечь себя в коридор, ведущий в ту часть дома, которая принадлежала ей. Адам остановился, наклонился и снял с нее туфли. На секунду ей почудилось, он близок к тому, чтобы дотронуться до ее лодыжек, пробежать пальцами по икрам в шелковых чулках и бедрам. У Селины закружилась голова, рассудок мутился. Девушка затрепетала.
Между тем он просто отстранился, в одной руке держа ее туфли, а другой подгоняя вперед.
– Вероятно, теперь тебе будет легче идти.
Селина испытала сильнейшее разочарование. Она ведь не хотела, чтобы он касался ее, конечно, нет, твердо уверяла она себя. У них нет будущего – никогда не было и не будет. И хотя непростительное замечание о ее туалете по-прежнему причиняло невыносимую боль – лучше не мешать ему упиваться собой.
– Так что тебе нужно? – чопорно спросила она, желая не уступать ему. Но Адам ушел вперед, она же едва поспевала за ним. Достигнув двери в спальню, Адам вошел со словами:
– Поговорим начистоту. Надо найти обоснованный предлог для завершения нашей связи. Хотя, по мнению Мартина, нам нужно лишь немного времени, чтобы мы помирились. Учти, это его слова, не мои. И все уладится. Он может быть поразительно упрямым, если что вобьет себе в голову. Вот почему он столь долго отказывался обсуждать с кем-либо, кроме Ванессы, новость: свадьба не состоится. Он держал это в строжайшем секрете. Нам придется подумать, как разубедить его. Сомневаюсь, что ему понравится правда, ты так не думаешь?
Он мерил шагами ковер. Его брови сошлись в одну черную линию, когда он коротко приказал:
– Войди и закрой дверь. Не бойся, трогать не буду, хотя наряд у тебя распаляет воображение. Но я смогу сдержаться.
– Будь так добр! – оборвала она, ненавидя Адама за унизительные намеки. – Тебе все равно ничего не получить! В любом случае! – Она подалась вперед, но дверь не закрыла, не желая оставаться с ним наедине. – Когда Ванесса обнаружит, что ты здесь, она выгонит тебя отсюда. Что тогда ты придумаешь? Замаскируешься под официанта, чтобы проникнуть в дом? Или назовешься мальчиком, который опорожняет мусорные баки?
Она открыла для себя, что и ей нетрудно стать такой же гадкой, как он. И если она не позволяет своей любви к нему расцвести – прекрасно сумеет возненавидеть его! Однако Адам не потерял самообладания, о чем свидетельствовал твердый взгляд. Казалось, он игнорировал ее колкости.
– Ванессе известно, что я тут. Она сама послала мне приглашение. Мартин, по всей видимости, сказал ей правду об Эллен: кем она являлась на самом деле и как заботилась обо мне все прошедшие годы. Между нами, слава Богу, больше нет секретов. Ванесса тоже ответила признанием: как неправа она была, вставая между мною и Мартином. Из нашего бракосочетания не следует делать тайны. Отныне и я вхож в избранный семейный круг Ванессы, – сухо констатировал он. – Мы оба должны действовать сообща. Нельзя при каждой встрече перегрызать друг другу горло.
– Я не желаю встречаться с тобой, – заявила она, постукивая ногой по креслу у окна. Селину радовало, что между Мартином и Ванессой больше нет недоговоренностей и что ее тетя оказалась достаточно разумной, чтобы признать свои прошлые ошибки; утешало, что Адам уже не будет кошмаром семьи: он не заслуживал подобного отношения. Но встречаться с ним на вечеринках и семейных торжествах у Ванессы – а она их устраивала достаточно часто – Селина вряд ли смогла бы.
Присев на край большого кресла, девушка одернула золотистую юбку и услышала, как он глухо произнес:
– Почему бы и нет? Или ты сама себя устыдилась, своих поступков и слов? Знаешь, – он прикрыл дверь и направился к ней, – не думаю, что ты неразборчивая в связях девица, за которую себя выдаешь. Меня чересчур задело, будь я проклят, то, что произошло. И слишком уж было противно вылезать из всего этого. Но после той чудесной ночи, – он стоял слишком близко, – я понял: ты – неиспорченная женщина.
Селина с трудом перевела дух, отчаянно желая одного – вышвырнуть его из комнаты. Его вопросы и утверждения слишком близки к истине. И когда она отказалась комментировать его слова, он продолжил:
– Ты пытаешься убедить меня, что ты – из тех, кто станет спать с первым встречным, поразившим воображение? А затем уйдет к следующему? Когда я достаточно успокоился, чтобы мыслить разумно, понял: ты не такая. Я могу только сделать вывод: ты умышленно предлагала себя, чтобы побольнее меня ранить, не знаю, правда, зачем. Ты напрасно лгала, стремясь положить конец нашим отношениям. Правда сказала бы сама за себя. Теперь… – Адам подхватил стул, стоявший перед ее туалетным столиком, и поставил перед нею, садясь и наклоняя голову – так, чтобы его глаза были на уровне ее глаз, – нужно сочинить причину нашего разрыва, которую сумеет переварить публика.
Гнев, боль и унижение смешались в отвратительный коктейль эмоций, однако Селина не собиралась его пить. Он мог говорить о ней что угодно, но назвать лгуньей!..
И она не собиралась сидеть здесь подобно испугавшейся грома мыши и принимать все обвинения, которые он "подавал" ей словно деликатесы на блюде.
Адреналин ударил ей в голову, заставляя вскочить на ноги и отбросить руки Адама, которые неминуемо усадили бы ее обратно.