В комнате были стенные шкафы и большое, от пола зеркало. Моника, полураздетая, откатывала дверцы шкафа, перебирая платья. Остановившись на каком-нибудь, она снимала его вместе с вешалкой и бросала па стул. У нее были крепкие, плотные ножки и худые, но широкие плечи. Еще не женщина, но уже и не ребенок.
– Как тебе это? – спрашивала Моника, прижимая к груди очередное платье и поворачиваясь к Лиз, которая сидела на подоконнике.
– Нормально. Моника морщила нос.
– Не… – Для убедительности своего "не" она покрутила головой. – Хочешь? Бери!
– Не хочу.
– Тебе же нравится!
– Ты всем знакомым раздаешь свои наряды?
Лиз говорила сердито. Моника сказала:
– Еще чего!
– И мне не надо.
– Ты обиделась? Оно новое.
Вместо ответа Лиз спросила:
– Что говорил обо мне Джек?
– Что ты спасла ему ногу.
– И все?
– Еще попросил, чтобы мы не задавали тебе вопросов. – Это было для Лиз неожиданностью. – Вот я ни о чем у тебя и не спрашиваю.
– А когда он это сказал?
– Перед тем, как я уезжала в Нью-Йорк.
Значит, после того, как мы с ним расстались. Но почему он так сказал? Знал, что я буду здесь?
– Надень сиреневое, – сказала Лиз. – Тебе идет.
Моника достала сиреневый костюм: мини-юбка, короткий жакет.
– Знаешь, – сказала она, вертясь перед зеркалом, – мама на обед пригласила Робинса.
– Кто это?
– Чемпион по конкуру.
– Он тебе нравится?
– Робинс? – Моника расхохоталась. – Ну нет!
– Он урод?
– Он голубой.
– Кажется, я видела его. У него красивая лошадь.
Лиз сказала, что тоже хочет переодеться, и они пошли в желтую комнату. "Стенные шкафы" Лиз умещались в ее спортивной сумке, а выбор туалетов ограничивался тремя платьями. Она надела белое, которое, знала, ей к лицу. Взгляд подруги подтвердил это. Моника сказала:
– Мы такие красивые!
Лиз улыбнулась. Она была старше Моники на два-три года, но поймала себя на том, что смотрит на нее покровительственно, как женщина смотрит на девочку. Моника произнесла задумчиво:
– Вот если б Дэвид сделал нам прически…
Лиз подхватила эту идею: если Дэвид приедет, он расскажет ей все, что произошло после ее отъезда.
– Так пригласи его! – сказала Лиз.
Моника немедленно побежала отдавать распоряжение Мэтью, чтобы тот отправил телеграмму парикмахеру. Лиз поинтересовалась текстом. Моника сказала, что написала понятно: Дэвид должен приехать, чтобы успеть сделать прическу к празднику.
Глава 10
Встреча на ранчо
До обеда оставалось минут пятнадцать. К этому времени семья и приглашенные к обеду собирались в гостиной в ожидании камердинера, который сообщит хозяйке, что повариха ничего не пересолила, не пережарила и можно приступить к трапезе. Моника торопила Лиз: надо успеть оказаться в гостиной до появления Мэтью, иначе мама прочитает лекцию о семейных традициях, а этого Моника терпеть не могла.
В просторной гостиной с белым роялем, на котором в молодости играла сама миссис Рассел и года два бренчала Моника, пока однажды не заявила, что с музыкой покончено, кроме хозяев находились два гостя. Один – тот самый Робинс, томный красавец, – разговаривал с миссис Рассел, которая величественно восседала в кресле под полосатым бело-голубым чехлом. Лиз подумала: мать Моники только и делает, что переползает из кресла в кресло; любопытно было бы посмотреть, как она ходит.
Отец Моники стоял у застекленных полок, на которых красовались серебряные и хрустальные кубки и другие призы, коих в разное время удостоились его лошади. Он беседовал с высоким, спортивного сложения мужчиной в темно-сером фланелевом костюме. Когда девушки вошли, тот оглянулся. Кровь бросилась в лицо Лиз и отхлынула. Это был Джек. Вокруг продолжали говорить, но она уже ничего не слышала и почти ничего не понимала. Однако ей стало окончательно ясно: он вовсе не тот, кем она его считала, он – член этой семьи!..
Джек быстро подошел к ней и, глядя в ее побелевшее лицо, шепнул:
– Только не падай в обморок! – И громко объявил: – Вот моя спасительница! Извините, мы вас ненадолго покинем.
Миссис Рассел невозмутимо напомнила, подчеркивая обращение только к нему:
– Не опаздывай к обеду.
Джек не ответил. Он вывел Лиз в коридор.
– Где твоя комната?
– Желтая, – прошептала она.
– Бежим!
К Лиз вдруг вернулись силы, будто не она минуту назад едва стояла на ногах. Очутившись в комнате, они обнялись, как любовники после долгой разлуки. Ими овладело то безумное состояние, когда празднует страсть, а разум молчит, признавая свое поражение. Сколько же времени они потеряли, возводя искусственные преграды и лишая себя любви! Они словно торопились наверстать упущенное, забыв о строгой хозяйке дома и ее обеде, на котором так и не появились.
Он раздел ее и уложил на постель с той удивительной в мужчинах нежностью, которую придает их действиям только неподдельное, глубокое чувство. Быстро сбросил с себя одежду, опустился рядом с кроватью на колени и непослушными губами прижался к напрягшемуся соску сначала одной, потом другой груди. Но страсть торопила его: скорей, скорей! И он словно слышал ее безмолвные ответы: скорей, скорей!..
Мощно и властно он вошел в нее. Ей казалось, что он заполнил ее естество, вытеснив все, кроме страсти. И она приняла его щедро и нежно. Перед тем, что она испытывала в ею объятиях, померк и исчез ее небогатый сексуальный опыт. Не потому, что Том был лишь неумелым мальчишкой, а Эдди эгоистом, озабоченным лишь собственными ощущениями. Нет, главное было в другом – она любила этого мужчину, она любила впервые в жизни, хотя, быть может, до конца не осознавала этого.
Слившись в единое целое, они погрузились в такие жаркие глубины, о которых никогда прежде не помышлял даже он, тридцатилетний мужчина. И тут же, с каждым его движением, с каждым ее встречным порывом начали подниматься из этих глубин – к еще более горячим высотам. Подъем длился бесконечно долго – или всего один миг. Пока весь окружающий мир и они вместе с ним не рассыпались ослепительным звездным дождем…
Они лежали, касаясь друг друга обессиленными телами. Ни слова о прошлом, о размолвке. Ни слова о будущем. Существовало только настоящее, и ничего другого они не желали.
Неожиданно зазвонил телефон. Джек поднял трубку.
– Я так и знала, что ты у нее, – холодно произнесла миссис Рассел. – Зайди ко мне.
– Отложить нельзя?
– Сейчас!
Положив трубку, Джек сказал Лиз:
– Я скоро вернусь, дорогая. – Та уже догадалась, что звонила мать Моники и что она недовольна.
Джек поднялся на второй этаж, в спальню тетки. Миссис Рассел, когда-то тоненькая девушка со здоровым румянцем, сильно раздавшаяся после первых же родов, так и не сумела возвратиться в прежние габариты. Сейчас она величественно полулежала на кушетке, подложив под спину подушки из мягкой кожи. Она уже плохо видела, но очки надевала, только когда оставалась одна или в присутствии мужа. Даже Моника лишь однажды застала мать в очках, когда та писала письмо, да и то благодаря своей склонности входить без стука.
Вот и сейчас при стуке в дверь миссис Рассел быстро сняла очки, но успела заметить счастливый блеск в глазах племянника. Не скрывая осуждения, она сказала:
– Неужели нельзя было после обеда…
Он невежливо перебил:
– Нельзя.
– У тебя странный вкус. Кругом столько достойных женщин…
– Например, Клаудиа, – сказал он. Бывшую жену ему сосватала именно тетка.
– Уж лучше она, чем неизвестно откуда взявшаяся девчонка! Я уверена, ты толком даже не знаешь ее.
– Однажды я послушал тебя и женился на Клаудии. Изволь больше не вмешиваться в мою жизнь! Лиз нужна мне.
– Надеюсь, на ней ты не собираешься жениться?
– Это касается только меня. А если будешь оттачивать на Лиз свой аристократизм, мы уедем.
Джек вернулся к Лиз. Та, успевшая уже одеться, спросила:
– Влетело?
Он улыбнулся, не ответив на ее вопрос. Сказал:
– Пойдем, я посмотрю, как ты ездишь верхом…
Но уйти из желтой спальни им не удалось. Он поцеловал ее, и обоих опять охватила страсть. На этот раз Джек запер дверь: Моника была приучена стучаться только в комнаты родителей, да и это правило постоянно нарушала…
У него были женщины, изучившие пособия по сексу и уверенно применявшие на практике вычитанные советы. Он заранее знал, как они поступят в тот или иной момент постельной игры, и иногда ему казалось, что у него одна и та же партнерша, менявшая лишь цвет волос, глаз и кожи. Они не любили, они работали или, в лучшем случае, развлекались. Они усвоили, что и как следует делать, чтобы наиболее остро ощутить эротическое наслаждение. Но ни радости, ни счастья, ни любви к партнеру не испытывали. Да и он был не лучше.
Джек знал, что он у Лиз не первый. Но по тому, как она отдавалась, он понимал, что любит она впервые. И он сам, любя ее, словно очищался от следов прикосновений опытных любовниц…
Они снова отдыхали, обессиленные жаркими, неистовыми объятиями. Его жестковатая ладонь нежно прикрывала ее упругую грудь, словно он боялся: вдруг она, подобно птице, вспорхнет и скроется где-то вдали… Лиз спросила про мать Моники:
– Очень злится, что ты со мной?
– Она злится из-за всего, это ее обычное состояние. Не обращай внимания.
– Пока ты со мной, не буду.
– Тогда пошли на конюшни. Продемонстрируешь свои успехи. Но сперва поедим. Я проголодался.
– Я тоже.
Джек упруго вскочил с постели, оделся, принес из ванной халат для Лиз. Потом нажал кнопку звонка. Явившегося Мэтью он попросил накормить их:
– Принеси сюда.
Камердинер был шокирован, но ничем не выдал себя. Он прикатил столик на колесах, уставленный тарелками со снедью, графином сока, бутылкой вина, стаканами, и направился к двери. Джек похвалил его:
– Спасибо, Мэтью. Молодец, что догадался захватить вино.
Любовь истощила их. Они с жадностью набросились на еду. Утолив голод, Джек вновь предложил Лиз пойти к лошадям.
– Конечно, после такого пиршества ты изрядно потяжелела, но Баронесса выдержит…
Он повел ее к конюшням не как обычно, мимо беговых дорожек, а к левадам, где на лугу пасся молодняк. Недалеко от пастбища стояла конюшня для жеребят и их матерей. Низкая ограда из гладкой проволоки, через которую свободно переступали взрослые лошади, а за ними перескакивали жеребята, отделяла пастбище от конюшен. Рыжий жеребенок не сумел одолеть это препятствие, и мать несколько раз возвращалась, показывая отпрыску, что нужно сделать, но тот лишь тоненько и жалобно ржал.
– Да он же зацепился за проволоку! – поняла Лиз.
Джек бросился к жеребенку, освободил его, и тот, весело подпрыгивая, побежал к конюшням.
– Ты спас малыша! – радовалась Лиз. – Если бы мы пошли другой дорогой, он мог сломать ногу!
– Если б ты пошла тогда другой дорогой, я тоже мог лишиться ноги.
– Кто-нибудь наверняка помог бы.
– Мимо прошли с десяток машин, однако никто даже не притормозил.
– Скажи, ты со мной… из благодарности?
– Из благодарности я сделал бы тебе подарок.
Лиз осталась довольна его ответом.
Они обогнули конюшни рысаков и вышли к конюшням верховых лошадей.
Том чистил в деннике, соседнем со стойлом Баронессы, чистокровного "араба". Услышав, что Лиз собирается на прогулку, он хотел принести седло, но Джек не разрешил:
– Пусть привыкает седлать сама.
Лиз притащила из тренерской амуницию, угостила Баронессу предусмотрительно прихваченным сахаром, потом надела седло. Но затянуть подпругу ей все-таки помог Том.
– Есть надо побольше, – посмеивался Джек.
Он выбрал для себя серого в яблоках "англичанина". Они выехали на аллею, ведущую в рощу, примыкавшую к ранчо. Ехали шагом. Джек учил Лиз правильно держать ногу в стремени. На круглой, почти правильной формы поляне они спешились. Джек привязал лошадей к дереву, и те сразу принялись щипать траву.
– Это мое любимое место, – сказал Джек. – Сюда редко ездят. Тренинги, состязания – все там, на ранчо. А здесь тишина.
Лиз спросила, кивнув в сторону лошадей:
– Они тоже любят тишину?
– А ты что больше любила – готовить уроки, сдавать экзамены или выходные дни и каникулы?
– Конечно же я любила уик-энды!
– Вот видишь. Когда приедем ко мне…
Лиз перебила:
– Мы поедем к тебе?
Он скачал, что хочет предложить ей до начала состязаний на несколько дней поехать к нему. Лиз спросила, кто еще живет в его доме.
– Энтони. Ты его уже знаешь.
Она допытывалась:
– А еще кто?
– Две собаки и одна кошка.
– А люди?
– Ты будешь третьей. Тебя это устраивает?
Лиз энергично закивала. Она готова была хоть сейчас отправиться к нему.
– Когда мы поедем?
– После обеда.
О, еще обед! И чванливая миссис Рассел будет смотреть на меня, как… на горничную.
– Ты недовольна? – спросил он, заметив мелькнувшую на ее лице тень разочарования.
– Ничего, переживу. А у тебя там есть такая поляна?
– Есть.
– И лошади?
– Конечно.
– Ты говорил, только две собаки и кошка?
– В доме.
– Понятно…
Джек улыбнулся.
– Почему ты улыбаешься?
– Потому что тебе понятно.
Они снова сели на лошадей и рысью поехали на ранчо. Джек поставил свою лошадь в денник и сказал, что будет ждать Лиз в столовой, – он должен предупредить Дэну об их отъезде. Лиз тоже отвела Баронессу в денник. Том спросил про Джека:
– Ты его любишь?
Любит? Когда-то ей казалось, что она любит Тома, потом – Эдди, но позже поняла, что испытывала к ним не любовь, а какое-то другое чувство. Теперь все было не так, однако Лиз затруднилась бы объяснить, что – "не так". Может быть, то, что между нею и Джеком, стоило им прикоснуться друг к другу, проскакивала искра и все вокруг переставало существовать?
– Не знаю, – ответила она. – Но я бы пошла за ним куда угодно.
Она взглянула на Тома и по его лицу поняла: ей не следовало говорить этого. Ну так не спрашивал бы! – сердясь и на себя, и на него, подумала Лиз.
В желтой комнате ее ждала расстроенная Моника:
– Это правда, что ты едешь к Джеку?
– Да. Это правда.
– А как же Дэвид? Он приедет, а тебя нет!
– Обойдусь без новой прически.
– Да ну тебя! – Моника махнула рукой. И вдруг спросила: – Джек говорил тебе, что был женат?
– Нет.
Монике был известен характер двоюродного брата: он терпеть не мог пересудов о своей личной жизни. И если узнает, что она проболталась Лиз, скажет с неподражаемой холодностью: "Ну что, Моника, тебе теперь легче?" И ей станет стыдно.
Она забормотала что-то про нежелание сплетничать, что просто она думала… Лиз молча надела свое белое платье с короткими рукавами и глубоким вырезом, и Моника тут же предложила одолжить серьги. Серьги были красивые и явно дорогие, но Лиз подумалось, что Джек будет недоволен, если она наденет чужую вещь, и отказалась.
Она и Моника вошли в столовую вместе с миссис Рассел. Наконец-то Лиз увидела, как ходит эта дама – величественно, будто царственная особа.
Кроме них за обедом были как всегда оживленный мистер Рассел, томный Робинс и какая-то миссис, пышная, как торт безе.
Лиз, как и в первый раз, сидела между Джеком и Моникой. Даже когда миссис Рассел не смотрела в ее сторону, она чувствовала исходящее от той высокомерие. Мать Моники изредка обращалась к "Безе" с вопросами о каких-то родственниках. Дама в ответ почему-то вздрагивала и на все отвечала "о'кей". Джек, как ни в чем не бывало, переговаривался со своим дядей о предстоящих скачках и о лошади, которая, по его мнению, придет первой. У Робинса, который занимался выездкой, их рассуждения вызывали ироничную улыбку.
После обеда Джек зашел к Лиз в желтую комнату, где она складывала вещи в спортивную сумку, и сказал, что перед отъездом ей следует поблагодарить хозяйку за гостеприимство.
И еще за то, что она терпеть меня не может, подумала Лиз. И попросила Джека пойти вместе с ней к его тетке.
– Боишься?
– И не думаю! – храбро сказала Лиз.
Миссис Рассел отдыхала после обеда. Она сидела – на этот раз в малиновом кресле, – облаченная в просторный халат с широкими, свободными рукавами, в которых при малейшем движении белели ее полные и уже немолодые руки.
– Миссис Рассел, – бодро произнесла Лиз. – Спасибо, что пригласили меня. Я была очень счастлива: я научилась ездить и встретила Джека…
Миссис Рассел бросила на племянника насмешливый взгляд: "И с этим примитивом ты собираешься связаться?" Джек ответил ей веселой улыбкой: "Именно так, дорогая Эдна!" Последовал новый взгляд, уже сердитый: "Ну и дурак!" Он не выдержал и сказал вслух:
– Зато счастлив!
– Когда ты собираешься вернуться? – Миссис Рассел демонстративно обращалась только к нему.
Он так же подчеркнуто ответил:
– Мы вернемся за день до состязаний.
Едва за ними закрылась дверь, Лиз вздохнула с облегчением.
– Я думала, твоя тетя скажет, чтобы я не возвращалась.
– Она никогда так не скажет. Для этого она слишком хорошо воспитана. Но если захочет, чтобы ее оставили в покое, сумеет обойтись и без слов. А теперь бери свою сумку и садись в машину.
Лиз спросила, долго ли им ехать. Джек сказал, что по скоростному шоссе два с половиной часа. Он велел Лиз пристегнуть ремни…
Машину он вел, как завзятый гонщик. Лиз лишь время от времени произносила: "Уф!.." и впивалась пальцами в сиденье. Когда свернули со скоростной магистрали, поехали помедленнее.
– Скорей бы приехать! – сказала Лиз.
– А мы почти дома.
Уже темнело. Деревья, какие-то постройки уплывали назад, к ранчо. Только неясные очертания далеких гор на горизонте все время сопровождали их. Новый поворот – и машина очутилась на узкой дороге. Вскоре перед ними возникли ворота с изящным сплетением чугунных прутьев. Ворота, как показалось Лиз, открылись сами собой. Сами собой открылись и двери гаража.
– Как в сказке, – зачарованно произнесла Лиз.
– Эта сказка называется электроникой.
– Думаешь, я такая дура, не понимаю! Но все равно как в сказке. Так интересней.
В дверях дома уже стоял Энтони. Его ничуть не удивило появление Лиз. Он распахнул перед ней двери. Не так, как Мэтью! – удовлетворенно отметила Лиз. Она шагнула в просторный холл, где в огромном аквариуме, подсвеченном лампами, среди колышущихся водорослей плавали экзотические рыбы. Лиз в восхищении оглянулась на Джека.
– Нравится? – спросил он.
Она кивнула. Когда ей что-то очень нравилось или чего-то очень хотелось, она лишь кивала без слов.
Джек привел ее в ванную комнату. Здесь, как и на ранчо, был бассейн, выложенный светло-зелеными плитами. Уже наполненный водой.
– Я скоро приду, – сказал он.