Сложнее всего было унять слезы. Филиппа так часто подходила сегодня к умывальнику, чтобы ополоснуть покрасневшие и заплаканные глаза, что ей казалось, будто все посетители, а также прислуга с интересом пялятся на нее, раздумывая над причинами столь странного ее поведения.
Предательство, вот в чем причина!
Филиппа со злостью швырнула ком сырого теста на разделочную доску и принялась разминать податливую массу. Говард уже звонил сегодня. К счастью, трубку сестра взяла и сказала, что Филиппа больна и подойти не может. И вряд ли сможет впредь. Тот настаивал, но ничего не добился. Странно, что он так стремится ее увидеть после того, что произошло.
При сестре и подчиненных Филиппа могла еще держать себя в руках, теперь же, вдали от посторонних глаз, бедняжка совсем расклеилась: слезы лились ручьем. Потеря казалась огромной, незаменимой, невосстановимой…
Филиппа, шмыгая носом, в который раз попыталась утереть глаза бумажной салфеткой. Она моментально промокла.
Наверное, сегодняшние посетители найдут пирожные солеными, мрачно подумала Филиппа, собираясь с духом. Так или иначе, а выйти придется. Не может же она всю жизнь сидеть в кухне и рыдать!
Впрочем, появляться на людях с бледным лицом и с опухшими глазами тоже не очень-то хорошо. Все решат, что у нее в семье случилось несчастье, может быть, даже кто-то умер. Вот именно: умерли радужные надежды и лучезарные иллюзии. А раз так, то следовало их похоронить и забыть о них навсегда.
В тот самый момент, когда Филиппа предавалась горестным мыслям, негромко стукнула дверь, что вела в подсобное помещение. Молодая женщина испуганно обернулась. Кто бы это мог быть?
А, Говард Хольгерсон, собственной персоной! Какая похвальная настойчивость. Лучше бы ей, Филиппе, провалиться сквозь землю как можно скорее, только бы не видеть этого человека! Нужно было запереть дверь – правда, теперь уже поздно об этом сожалеть. Вот он стоит, здоровенный, нахмурившийся, чуть не подпирая головой притолоку. Наверное, надо что-нибудь сказать… Но что?..
Филиппа поспешно вытерла глаза и нос остатками бумажного полотенца и решительно взглянула на вошедшего. Собрав остатки мужества, она постаралась не выглядеть очень уж жалкой.
Пусть говорит, что хочет. Он и его сынок наверняка вдоволь посмеялись над ее глупостью и доверчивостью. Что ж, не надо лишать людей их маленьких развлечений.
– Может быть, ты, наконец, согласишься выслушать меня? – Говард был мрачнее тучи.
Да-да, что-то подобное она и ожидала услышать. Выставит ее виноватой во всем, потешет свое самолюбие!
– О, если я должна это сделать… Но надеюсь, ты понимаешь, как тяжело мне верить твоим словам. Практически невозможно, Говард.
– Что ж, звучит достаточно честно. – Голос ее собеседника несколько смягчился. Наверное, он был озадачен такой реакцией на свою просьбу. – Просто дай мне все объяснить, ладно? Не убегай. Не проси Дороти говорить, что тебя здесь нет. Выслушай меня.
Филиппа вздернула подбородок.
– Моя сестра сделала только то, что я ее попросила!
Говард скрестил руки на груди.
– Я это понял.
– Неужели? – Филиппа заставила себя взглянуть собеседнику в глаза и не задрожать при этом. – Ты должен признать, что тоже частенько говорил то, чего нет.
– Филиппа! – Он с мольбой посмотрел на нее. – Я понимаю, что ты потрясена происшедшим, но, прошу, не уверяй, что все то, что было между нами, ничего для тебя не значит! Это же не так. И я никогда не обсуждал с моим сыном наши с тобой отношения, клянусь!
– Нет? – В голосе молодой женщины прорезались горькие нотки. – Значит, ты их со своей матерью обсуждал, и она сказала Альфреду о том, как сильно ты меня жалеешь. Видимо, так. Но учти: я не нуждаюсь в твоей жалости!
Говард с тяжелым вздохом опустился на табурет, стоящий рядом с кухонным столом. Разговор обещал быть долгим и трудным.
– Если я скажу, что никогда не говорил о тебе и с матерью, ты мне поверишь? Все, что она сообщила Алфреду, было ее собственными домыслами. Это она так считает, не я. Понимаешь?
– Да-да, конечно. – Голос Филиппы был холоднее льда.
– Это правда. Ради Бога, ты должна мне верить! Я пришел сюда не для того, чтобы ты снова отдалилась от меня! Да, то, что произошло, – неприятная, несчастливая случайность, но не более того. Я же не знал, что Алфред собирается вернуться!
– О, в это я легко верю. Вряд ли ты хотел, чтобы сын застал тебя в такой… компрометирующей ситуации.
– Она вовсе не была компрометирующей, – зло бросил Говард. – Не для меня, по крайней мере. – Он помолчал несколько секунд, затем продолжил: – Я уже говорил тебе, что тем вечером беседовал с сыном по телефону. Он был тогда в Нью-Йорке, понимаешь? Естественно, я предположил, что он вряд ли прилетит той же ночью. Это немного далеко, знаешь ли. Вот только Алфред рассудил иначе: понадеялся, что если явится ко мне сам, то сможет повлиять на уже принятое решение.
– Какое решение? – недоуменно спросила Филиппа, не особенно надеясь на правдивый ответ.
– О, он хотел денег. Все очень просто: денег, и побольше!
– Хочешь сказать, что твой сын летел черт-те откуда ночью только для того, чтобы сказать тебе это? – Молодая женщина усмехнулась. – Ну, хорошо, допустим, я тебе поверю.
– Видишь ли, проблемы Алфреда не имеют к тебе никакого отношения, – нервно произнес Говард, глядя куда-то сквозь собеседницу, порядком раздраженную его сбивчивыми оправданиями.
– О, спасибо, что напомнил! Конечно, как я могла забыть о своем ничтожестве… Вся твоя семья не имеет ко мне никакого отношения! Как и ты сам!
– Я не это имел в виду!
– Можешь не оправдываться. Я прекрасно все поняла, не маленькая. Так вот, настоятельно тебя прошу, решай проблемы твоего сына сам. Без моей помощи, понимаешь? Я не хочу знать, как так получилось, что твой сын прилетел из Нью-Йорка – если он там действительно был – и застал нас вдвоем в постели. Возможно, ты просто не позаботился о том, чтобы этого не произошло. Возможно, это что-то вроде соревнования между отцом и сыном. И отец набрал больше очков. Вот только я не желаю в этой игре участвовать!
– Все твои предположения не имеют ничего общего с истиной! – рявкнул Говард, окончательно выйдя из себя. – Ну, хорошо, я скажу тебе, зачем Алфред прилетел ко мне!
Филиппа демонстративно зажала уши руками.
– Не желаю ничего знать!
– Нет, ты все-таки выслушаешь меня! – Говард шагнул к ней и, схватив сильными пальцами за запястья, попытался развести ее руки в стороны. – Ты выслушаешь меня добровольно или я заставлю тебя это сделать!
– Пусти!
– Не сейчас.
– Сюда скоро придут!
– Ничего, пусть тоже послушают. Давно всем пора понять, что ты не единственная жертва сложившейся ситуации!
Филиппа отчаянно пыталась вырваться.
– Ты не жертва!
– Неужели?
– Нет! Знаешь, кто ты? Ты не лучше, чем Джонатан Сидней!
Это был нечестный ход. Как только фраза была сказана, Филиппа сразу же пожалела о ней. Но слово, как известно, не воробей…
Несмотря на все дурные качества характера, этот мужчина отнюдь не походил на Джонатана Сиднея. И если между ними сейчас исчезнут даже остатки доверия, то в этом будет и ее вина.
Говард бессильно опустил руки, и они, словно неживые, повисли вдоль тела. Медленно он отстранился.
– Наверное, ты права. Мои проблемы действительно не имеют к тебе никакого отношения. Я зря тратил время, надеясь, что ты попытаешься понять меня. А на самом деле тебя заботит только то, что подумает о тебе Алфред.
– Неправда! Мне плевать на твоего сына и на то, что он думает!
– Беда в том, что и на меня тебе тоже плевать, – печально заметил Говард, подходя к двери и поворачивая ручку. – Прощай, Филиппа. И поцелуй от меня Ребекку.
Прошло еще две недели. Молодая женщина плохо помнила, что произошло за это время. Она жила как во сне. В дурном сне. Механически обслуживала посетителей, готовила еду, размещала вновь прибывших по комнатам…
Дороти понимала, что с сестрой творится неладное, пыталась поддержать ее как могла. Если бы не это, все могло бы быть гораздо хуже.
Филиппа постоянно вспоминала, какую глупость совершила, заведя роман с Алфредом. Ведь первое, что он сделал, – потребовал, чтобы Ребекку отдали в интернат. Он заявил, что будет встречаться с Филиппой только на таких условиях. Ему нужна была красивая свободная женщина, не обремененная ребенком. Как хорошо, что она нашла в себе силы разорвать отношения! И тут же попала в следующую ловушку, еще более хитрую. Что за невезение! Дни тянулись, беспросветные, безрадостные, пустые.
В конце второй недели все-таки произошло нечто, позволившее Филиппе выплыть из того моря тоски и безысходности, в которое она постепенно погружалась, не имея сил сопротивляться судьбе.
Ей позвонили из школы, где училась Ребекка. Учительница, Сара Милтон, попросила Филиппу приехать, но не стала уточнять зачем, сказала только, что с девочкой все в порядке. Несмотря на это, мать разнервничалась.
– Зачем я им понадобилась? – размышляла она вслух. – Может быть, все-таки что-то случилось?
– Ты всегда предполагаешь худшее, – прокомментировала Дороти.
– Нет. Ничего подобного!
– Да. После всего, что произошло между тобой и Говардом… Не могу сказать, что это были лучшие две недели в твоей жизни. Ты всегда все усложняешь!
– Ничего, я выживу, – криво усмехнулась Филиппа.
– И это все, что ты можешь сказать? А надо ли выживать? Может быть, лучше просто жить? И я уверена, что с Бекки все в порядке. Ну, может, упала или порезалась. Всякое бывает.
Нельзя сказать, чтобы слова сестры сильно успокоили Филиппу. Они не выходили у нее из головы, пока она вела машину, вписываясь в крутые повороты узеньких переулков недалеко от школы святой Терезы. Но Ребекке и раньше случалось упасть или порезаться, однако из-за этого не вызывают в школу родителей.
Терпеливо ожидая в учительской окончания уроков, Филиппа продолжала терзаться самыми ужасными догадками. Наконец учебное время закончилось, и в дверях появилась невысокая хрупкая женщина, учительница Ребекки.
– Добрый день, – приветствовала она гостью. – Выпьете со мной чашечку чаю?
– Нет, спасибо. – Нервы матери были слишком натянуты для спокойного чаепития. – Не могли бы вы объяснить мне, что случилось?
– Да, конечно. – Учительница села на стул и внимательно посмотрела на Филиппу. – Перейдем сразу к делу. Вы не замечали, что у Ребекки улучшилась речь?
– Что?! Нет, я ничего не знаю об этом! Она перестала заикаться?
– Практически да. Думаю, что девочка хотела сделать вам сюрприз или что-то в этом роде. Мне кажется, миссис Оуэн, ее болезнь вполне излечима. Лечащий врач Ребекки считает, что вам следует обратиться к детскому психологу. Заикание – это последствия шока, вызванного аварией, оно не имеет физиологических причин. Девочка просто подсознательно не хотела говорить нормально. Но теперь, наверное, все нормализуется, и она почувствует себя совершенно здоровой.
Как странно, думала Филиппа, проезжая очередной перекресток на пути к дому. Школьный врач сказал то же самое, что и Говард когда-то. И именно он немало содействовал выздоровлению Ребекки, как теперь стало ясно. Вот почему только дочь ничего не сказала ей?
– Ты не хотела меня слушать, – внезапно раздался прерывающийся голос девочки.
– Но почему? – От удивления Филиппа чуть не выпустила руль: Ребекка действительно говорила совершенно нормально!
– Говард, он добрый. Он меня слушает. Он играет со мной. Раньше я не хотела говорить, а теперь буду.
Чувство глубокой вины охватило молодую женщину. Как рассказать дочери про разрыв? И не откажется ли Ребекка, узнав об этом, от дальнейших попыток общаться с людьми? Вдруг замолчит навсегда? Потеряет шанс стать полноценным человеком?
– О, доченька, – только и смогла пробормотать Филиппа, откидываясь на мягкую спинку сиденья.
Отчаянно хотелось зарыдать, но делать этого было никак нельзя. Девочка смотрела на мать серьезно и вопрошающе.
12
На протяжении выходных тревога не оставляла Филиппу ни на минуту. Как она могла быть такой эгоисткой? Так погрузилась в собственные проблемы, что совершенно забыла о дочери, уделяла ей лишь номинальное внимание.
Ничего на свете она не желала так сильно, как выздоровления Ребекки. Но без Говарда это было неосуществимо. Того самого Говарда, которого она несколько дней назад даже не пожелала выслушать.
Интересы дочери – это единственное, ради чего Филиппа могла пойти на примирение. Ради Ребекки. Но согласится ли теперь на это гордый скандинав?
Как назло, Ребекка все чаще спрашивала о Говарде, интересовалась, когда снова поедет к нему в гости. Филиппа отговаривалась как могла, но было ясно, что долго так продолжаться не сможет. Нужно было или что-то предпринять, или скрепя сердце сказать правду, какой бы горькой та ни была.
Ужасно, но постепенно молодая женщина начала осознавать, что сама скучает по этому человеку едва ли не больше, чем дочь. Да и права ли она была, когда, ослепленная негодованием и оскорбленным самолюбием, не дала ему и слова сказать в свое оправдание? Может быть, вина Говарда не так уж и велика? И он так много сделал для Бекки!.. Может быть, все еще можно исправить?
Говард хотел объясниться, когда приходил в мотель в прошлый раз. Хотел сказать, почему Алфред оказался в его доме, в то время как должен был быть далеко-далеко за океаном. Филиппа отказалась его выслушать и теперь терзалась горькими сожалениями.
Впрочем, оставался еще шанс. И теперь попытаться исправить положение предстояло ей. Да, именно так. Нужно забыть злые слова Алфреда и постараться начать все сначала.
Впрочем, размышляла Филиппа, машинально протирая столы, кто сказал, что Говард вновь с удовольствием взвалит на себя все ее проблемы. Она все-таки не потеряла способности мыслить здраво. К тому же у мистера Хольгерсона есть собственная семья, и вряд ли его домашние будут безумно рады, если их отношения продолжатся.
Но как бы там ни было, нужно попытаться связаться с ним, решила Филиппа. Она не знала домашнего телефона Говарда, поэтому сняла с полки толстый справочник и посмотрела номер главного офиса компании "Сансет".
Набрав нужные цифры, она связалась с вежливой и неприступной, как хорошая крепость, секретаршей, которая наотрез отказалась сообщить Филиппе требуемое.
– Я не уполномочена давать его домашний телефон кому бы то ни было, – сообщила "милая" девушка.
Никакие объяснения по поводу того, что Филиппа лично знакома с ее боссом, конечно же не помогли. Все доводы и уговоры разбивались о безукоризненно вежливое равнодушие секретарши.
– Но вы хотя бы позвоните мистеру Хольгерсону сами! – взмолилась, наконец, Филиппа, утомленная этим бесплодным противостоянием.
Ее буквально раздирало на части горячее желание хотя бы услышать голос Говарда. Только теперь она начала понимать, как много в ее жизни значит этот человек. И она уже разыскивала его не ради блага дочери, а ради себя самой.
– Боюсь, что не знаю номер домашнего телефона мистера Хольгерсона, – сказала секретарша, тоже начиная терять терпение. – Миссис Оуэн, мне очень жаль, однако…
– Так узнайте его! Спросите у вашего начальника, в конце концов! Поймите, это очень важно! Прошу вас, сделайте что-нибудь… – Голос Филиппы предательски задрожал.
В трубке воцарилась подозрительная тишина. Молодая женщина замерла. Через несколько минут что-то щелкнуло, и снова послышался женский голос.
– Я посмотрю, что смогу сделать для вас. Но ничего не обещаю… Постараюсь оставить мистеру Хольгерсону сообщение. Он знает ваш номер?
– Да, но я на всякий случай вам его скажу. – Филиппа была вне себя от радости. – Запишите, пожалуйста.
Повесив трубку, она испытала некоторое облегчение: хоть что-то было сделано. Теперь надо было только терпеливо ждать. Около часа она гипнотизировала взглядом телефон, ожидая, что тот вот-вот зазвонит. Но все было тихо. За этим "увлекательным" занятием молодая женщина не заметила, как вошла Дороти.
– Что случилось? – быстро спросила она, с чисто женской проницательностью заметив обеспокоенность сестры, хотя Филиппа и пыталась это скрыть.
Пришлось вкратце объяснить ситуацию. Меньше всего Филиппе хотелось обсуждать это с кем бы то ни было, даже с Дороти. Но та немедленно принялась дотошно расспрашивать.
– Он что, не захотел с тобой разговаривать?
– Я не дозвонилась. Попросила секретаршу передать ему сообщение.
– И что теперь?
– Он все еще не перезвонил.
– А много времени прошло?
– Около часа. – Филиппа грустно улыбнулась. – Глупо все это, правда? Я так надеялась, что он поможет Бекки обрести уверенность в своих силах…
– А тебе не приходило в голову, что он получил твое сообщение и уже направляется сюда! – горячо возразила Дороти. – Ведь Говард прекрасно знает, куда нужно ехать.
– Да, конечно! – Филиппа стремительно вскочила с кресла и забегала по комнате. – А я так ужасно выгляжу!
– Ты выглядишь отлично, – проговорила Дороти, критически осматривая сестру. – Прекрати метаться и успокойся.
Филиппа с великим трудом взяла себя в руки и снова рухнула в кресло. Надежда, загоревшаяся, словно свет во тьме, теперь властно манила ее. Возможность исправить, как-то связать то, что было разорвано, была так притягательна! Если бы… если бы только Говард согласился понять ее, простить… хотя бы ради Бекки!
Если бы только он позвонил.
И тут как раз раздался телефонный звонок, показавшийся Филиппе оглушительным громом.
Дороти поспешно сняла трубку.
– Алло! Кто? Мистер Хольгерсон? Одну минутку. – Она жестом поманила сестру к телефону. – Это он, – возбужденно прошептала Дороти, закрыв микрофон рукой.
Крепко сжав в потной ладони пластмассовую трубку, Филиппа поднесла ее к уху так, будто бы это была мина с часовым механизмом.
– Алло, Говард, это я… – поспешно проговорила она, сердце оглушительно стучало. – Ты получил мое сообщение?
– Нет, крошка, это не Говард, – неожиданно раздался знакомый, нагловато-развязный молодой голос. – Это Алфред. Жаль разочаровывать тебя, но старика нет дома.
– Я уже поняла, – машинально отозвалась Филиппа, оглушенная случившимся.
– О да! – Последовал очередной смешок. – Я, надо сказать, здорово удивился, когда к нам домой позвонила эта птичка из компании папеньки. Я так и думал, что старина Говард оказался вовсе не таким дураком и не дал тебе номер домашнего телефона. Я только одного не могу понять, как ты, вся из себя такая гордая, решилась домогаться отца подобным способом?
– Я вовсе не домогаюсь его! – Молодая женщина вскипела от негодования.
– Да неужели? – Сарказма в голосе Алфреда не услышал бы разве что глухой. – А как же тогда назвать твои действия? Мы дали тебе от ворот поворот, или это не ясно? Твои услуги, моя дорогая, больше никому здесь не требуются. Что тут непонятного? К тому же, должен сказать, что отца нет сейчас в городе, так что можешь не стараться, разыскивая его. Он уехал отдыхать со своей новой подружкой и не скоро вернется…