Что-то должно измениться! Так он подумал прошлой ночью, когда, пошатываясь, вышел из ее комнаты и привалился к стене рядом с дверью. Сердце его колотилось как у породистого скакуна, только что преодолевшего дистанцию стипль-чеза… Он возвращался к этой мысли несколько раз за те четыре-пять часов, которые отделяют полночь от рассвета, когда этот хитрый обманщик, сон, таящийся рядом, только и ждал того, чтобы увлечь его в страну эротических мечтаний, в которой царствовала она. И новый день не принес облегчения. Что-то должно измениться! - думал он, спускаясь к завтраку.
- Мэри Клэр, дорогая, надеюсь, это не все, что ты себе возьмешь? - воскликнула Дороти, оторвавшись от процесса разливания кофе, чтобы бросить возмущенный взгляд на одинокий кусочек дыни, украшавший тарелку Мэри.
- Я никогда не завтракаю, - ответила та, поднимая одно плечико ровно настолько, чтобы показать, что заметила присутствие Патрика.
Его это вполне устраивало: ему совсем не улыбалось встретиться с ней взглядами.
- Как тебе не стыдно! - заворчала Дороти, явно не ощущая напряженности за столом, которая, на взгляд Патрика, была настолько плотной, что ее можно было резать ножом. - Патрик, ты только посмотри на бедную девочку. Она худенькая, как былинка! Тебя она, может быть, послушается: ты же все-таки врач и все такое.
- Нет, не послушаюсь! - решительно заявила Мэри, адресуясь в пространство где-то над его левым ухом.
- Конечно же, она не послушается, - вступила в разговор ее бабушка. - Поверь мне, Дороти Мэйн, в мире нет ничего такого, что бы твой внук мог предложить ей и что она согласилась бы принять.
Мэри почувствовала, что неудержимо краснеет. Наверняка он вспоминает сейчас, что прошлой ночью она готова была охотно принять все, до чего могла дотронуться рукой! Независимо от того, предлагали ей это или нет…
Как ни удивительно, но Дороти по-прежнему, казалось, пребывала в полном неведении относительно кипящих вокруг нее подводных течений.
- Это почему же, если они росли бок о бок, как брат и сестра? Из твоих слов, Шанталь Дюбуа, можно заключить, что наши внуки чуть ли не кровные враги, а они в жизни друг другу плохого слова не сказали!
- Жизнь не всегда бывает такой, какой она кажется со стороны, - с явным подтекстом, ответила старая Дюбуа, предоставив Патрику только гадать, как много ей известно об истинном положении вещей.
Он сердито посмотрел на свой кофе и от всей души пожалел, что не выбрал для обретения мира и спокойствия, которых так жаждала его душа, какой-нибудь монастырь в самом удаленном уголке Тибета. Потому что с каждым часом становилось все очевиднее, что здесь он их не найдет.
Словно для того, чтобы усугубить его мрачное настроение, около половины двенадцатого пришел Дэвид Барримор - "чтобы поприветствовать их и справиться о здоровье Мэри и мадам Дюбуа". Не то чтобы Патрик имел что-нибудь против этого парня - если не считать его лошадиных зубов и излишне громкого смеха, напоминавшего призывное гоготанье похотливого гусака. Вообще-то, при других обстоятельствах он был бы только рад, что в их доме появился еще один мужчина. Это не только несколько выровняло численное соотношение сторон, но и предоставило дамам еще одну жертву, на которую можно было излить свое внимание, - что они немедленно и сделали.
Во время первой перемены блюд Патрик просто купался в блаженстве, но к тому моменту, когда на смену супу последовал салат из цыпленка, он уже проявлял все признаки растущего раздражения, оттого что о нем все забыли. Разговор за столом обтекал его, как будто он был обломком скалы, возвышающимся посредине реки, - неким препятствием, но недостаточно серьезным, чтобы остановить ее течение. Если бы он сейчас неожиданно рухнул лицом в тарелку, сомнительно, чтобы кто-нибудь обратил на это внимание!
Последняя капля, переполнившая чашу его терпения, упала, когда была допита первая бутылка вина. Прежде чем Патрик успел открыть рот, чтобы предложить свои услуги в открывании следующей, старина Дэвид - Канадский Гусь, как окрестил его про себя Патрик, - был уже на ногах и размахивал штопором.
- Позвольте мне, - настоял он.
Мэри Клэр смотрела на Дэвида с таким восхищением, словно он только что предложил миру средство от рака.
- Как хорошо иметь рядом мужчину, который не боится взять на себя заботу обо всем! - промурлыкала она, взмахнув неправдоподобно длинными и густыми ресницами.
После чего они с Барримором обменялись улыбками, и Патрик - вопреки всякой логике - неожиданно почувствовал себя в роли мужа, которому жена изменяет чуть ли не на его глазах. Ему потребовалось гораздо больше самообладания, чем он сам предполагал, чтобы удерживать на лице маску безразличия. Чтобы благодарно кивать, когда ему наполняли бокал. Чтобы спокойно положить руки на стеклянную крышку стола, вместо того чтобы в гневе стиснуть их в кулаки.
Параллельно с этим Патрик весьма преуспел в мысленном созерцании великолепия Гималаев на горизонте, четких силуэтов монахов в оранжевых тогах на фоне лазурного неба, насладился перезвоном монастырских колоколов, разносящихся над высокогорными плато Тибета.
Вся беда заключалась в том, что он прекрасно знал: поиски путей к миру надо начинать не на карте Азии, а в собственном сердце. Его же сердце сейчас было полем битвы…
Внезапно на выложенной кирпичом дорожке, огибавшей дом, послышался звук шагов, а вслед за этим в патио появилась женщина лет тридцати пяти.
- Привет! - Заслоняясь от солнца рукой, незнакомка нерешительно остановилась. - Извините за вторжение, но ремонтники в соседнем доме сказали мне, что именно здесь я смогу найти нужного мне человека.
Ее голос - очаровательно хрипловатый и богатый оттенками - привлек внимание обеих старых дам. Ее ноги - длинные, загорелые и, вне всякого сомнения, просто великолепные - заставили обоих мужчин чуть не упасть со своих стульев.
- И что же это за человек? - поинтересовался Патрик.
Холодное, отстраненное выражение его глаз сменилось неподдельным интересом.
- Тот, который бросился на помощь, когда прошлой ночью случился пожар. - Женщина покопалась в сумке, висевшей у нее на плече, и достала визитную карточку. - Меня зовут Минна Стар, я менеджер по общественным связям и рекламе в "Виллидж ньюс". Когда в наших краях объявляется настоящий герой, мы рады отдать ему должное.
- Тогда я тот человек, с которым вам следует поговорить, - проинформировала ее Шанталь. - Я первая обнаружила огонь!
- Но настоящие герои, - прервала ее Дороти, - это мой внук, Патрик Мэйн, и мистер Барримор, который по счастливой случайности гостит по соседству. Это они спасли дом и его обитателей.
- В самом деле? - Улыбка мисс Стар предназначалась всем присутствующим, но дольше всего ее взгляд задержался на мужчинах. - Как мне повезло, что вы оба оказались здесь! Мы сможем поговорить прямо сейчас?
Ее фамилия необычайно подходила Минне. Вся она просто сверкала: бронзовая кожа и золотистые волосы, и солнечные ямочки на щеках. Лимонного цвета свободное хлопчатобумажное платье обвивало ее формы, а сандалии из желтых полосок кожи позволяли видеть узкие элегантные ступни, ногти на которых сияли ярким лаком - таким же, как и на руках.
Патрик на этот раз опередил Дэвида, успев первым пододвинуть ей стул.
- Я буду счастлив оказать вам эту услугу немедленно.
После этого он понес такую чепуху, а Минна Стар смотрела на него с таким восторгом, что Мэри стало чрезвычайно неуютно находиться с ними за одним столом.
- Хотите, я приготовлю еще кофе, миссис Мэйн?
- Это было бы чудесно, дорогая. И еще: там, на столе в кухне, остывает только что испеченный пирог. Порежь его и полей сверху тутовым сиропом, который ты найдешь в холодильнике.
Мэри всегда прекрасно чувствовала себя на любой кухне и надеялась, что неожиданное, столь несвойственное ей чувство ревности, вызванное появлением Минны Стар, постепенно улетучится. Но ничего подобного не произошло. Ее кровь билась в жилах, как те несчастные кофейные зерна в кофемолке, при одной мысли о том, что она оставила все поле битвы на откуп Минне, которая сейчас, без всякого сомнения, преподносит свои великолепные ноги в лучшем виде, завоевывая тем самым симпатии благодарной аудитории.
Мэри и не подозревала, что Патрик вошел в кухню, пока он не заговорил.
- Тебе не нравится именно этот пирог или ты кромсаешь на куски всякую еду, которая попадает тебе под руку?
Он стоял так близко, что при желании ему ничего не стоило поцеловать ее сзади в шею.
Мэри резко обернулась, все еще сжимая в руке нож, и обнаружила, что он разглядывает ее с насмешливой снисходительностью. Как будто она была ребенком или какой-то дурочкой! Впрочем, именно таковой она себя и чувствовала, тщетно пытаясь найти ответ, который сравнял бы его с землей. И не нашла ничего лучшего, как пробормотать:
- Что ты здесь делаешь, Патрик?
- Дорогая, - ласково сказал он, - я здесь живу!
- Это я знаю. А хотела я спросить, что ты делаешь здесь сейчас, когда тебе надо быть в совсем другом месте? Почему бы тебе не вернуться и не продолжить разговор с Минной?
Несколько секунд он задумчиво смотрел на нее.
- Если тебя беспокоит, что Минна охотится на твоей территории, то не надо так переживать. Все внимание Дэвида обращено только на тебя.
Но Мэри мало волновало, на кого обращено внимание Дэвида. Ее теперь вообще ничто не волновало. Непонятно откуда и совершенно неожиданно у нее возникло ощущение полной опустошенности. Она чувствовала себя тряпкой, о которую вытерли ноги; пожалуй, сейчас ей было даже хуже, чем тогда, когда она потеряла ребенка. Мэри поняла, что за два прошедших дня утратила нечто, о чем и не подозревала, пока это не вышло наружу. Она считала, что навсегда похоронила надежду, которая, оказывается, до сих пор жила в ее душе: надежду на то, что в один прекрасный день ее детские мечты станут реальностью…
Следовало признаться, что все годы, последовавшие за ее неудачной беременностью, она поддерживала себя единственно с помощью выдуманных ею сценариев. Как часто ей представлялось, что она идет по одной из улиц Ричмонда и сталкивается с незнакомцем, который оказывается Патриком, - таким же высоким, черноволосым и красивым, но ставшим печальнее и мудрее из-за того, что он чуть не потерял ее. И он берет ее за руки, с любовью смотрит на нее и говорит: "Мэри, наконец-то я нашел тебя!"
Или она заглядывает в почтовый ящик и находит там конверт, весь обклеенный иностранными марками, в внутри него письмо, в котором он пишет, что сделал ошибку, оттолкнув ее, и спрашивает, не слишком ли поздно будет начать все сначала…
Как часто на торжественных приемах среди сливок общества Ричмонда ей казалось, что в толпе гостей она видит Патрика! Но каждый раз, стоило этому человеку повернуться к ней лицом, она обнаруживала, что это всего лишь очередной смертный, ничего общего не имеющий с Патриком.
Разумеется, все это были фантазии - вроде тех, на которых строились старые романтические фильмы, где любые обиды и ошибки в конечном итоге разрешались, и все заканчивалось счастливо. Но Мэри только теперь осознала, как много эти фантазии значили для нее…
Реальная жизнь, однако, была совсем иной, и Мэри в конце концов смирилась с мыслью, что никакого хеппи-энда не будет. Она вышла замуж за Роберта и старалась быть ему хорошей женой. Но какая-то крошечная частичка надежды в ней все равно отказывалась умирать! Поэтому она спрятала свои мечты в дальний уголок души - просто так, на всякий случай, если вдруг в один прекрасный день…
Ну что же, этот день настал, и Патрик опять ворвался в ее жизнь, круша все вокруг себя и ясно давая понять, что все ее тонкие самообманы были не более чем обычной чепухой. И завтра будет не лучше, чем сегодня, если не гораздо хуже!
- Мэри Клэр!
Она моргнула, удивившись тому, что он по-прежнему находится на кухне и с любопытством глядит на нее.
- Извини. Ты что-то сказал?
- Что тебя держит здесь? Остальные ждут, когда ты вернешься и присоединишься к компании.
Остальные, может быть, и ждут, но только не он. Он никогда не ждал ее!
- Скажи им, чтобы не волновались, - ответила Мэри, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. - Мне надо позвонить в аэропорт и заказать билет на самолет в Ричмонд.
В этот момент она забыла о беспомощной бабушке, забыла обо всем, кроме своих разбитых надежд.
Патрик нахмурился и долго молчал. О чем он думал сейчас? Ничего нельзя было прочесть на его замкнутом лице. Наконец с твердой уверенностью в голосе он произнес:
- Забудь об этом. Ты никуда не полетишь, Мэри Клэр. Ты останешься здесь.
6
Странно, но этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы Мэри тут же пришла в себя. Впрочем, как всегда, слишком поздно: ее собственные слова уже были произнесены.
- Не могу представить себе, что ты и в самом деле решила бросить Шанталь, - заявил Патрик.
Мэри было очень стыдно, и поэтому она немедленно ринулась в атаку:
- И это говоришь мне ты, Патрик Мэйн?! Ты, которого больше не волнует ничто в этом мире? Ведь не надо обладать ясновидением, чтобы понять: в эмоциональном плане ты полный банкрот! Были времена, когда ты скорее умер бы, чем отвернулся от человека, нуждающегося в твоей помощи. А посмотри на себя сейчас: что за участь ты себе избрал? Сидеть в какой-то стерильной лаборатории в компании кучи бактерий, плавающих в растворе под окуляром микроскопа, только потому, что они не могут предъявить тебе никаких претензий!
- Неправда! - Его слова раскатом грома разнеслись по кухне, полные той страсти, которую ей так хотелось бы испытать на себе. - Если начистоту, меня многое тревожит. Именно эта тревога заставила меня посвятить все профессиональные навыки изучению болезней, которые продолжают пока что уносить человеческие жизни. И она же помогает выдерживать бесконечные разочарования, которые всегда сопутствуют такого рода работе, и продолжать двигаться вперед, несмотря на все неудачи.
- Ни черта тебя не тревожит! - вскричала Мэри, чувствуя, как ее захлестывает волна безнадежности и беспомощности перед собственными чувствами. - С теплотой или состраданием ты можешь относиться только к тому, что растет у тебя в чашке Петри!
Неожиданно, после непродолжительного удивленного молчания, он разразился громким хохотом, и в этот момент она была готова убить его.
- Прекрасно сказано, Мэри Клэр! Мне стоит запомнить это на тот случай, когда кто-нибудь будет укорять меня, что я позволяю эмоциям мешать работе.
- Не смей смеяться надо мной! - воскликнула она, радуясь в душе, что Патрик, по крайней мере перестал упрекать ее в бездушном отношении к бабушке.
Впрочем, неизвестно, чем кончилась бы перепалка, если бы на порог кухни неожиданно не легла чья-то тень.
- Ах господи, я опять вторгаюсь без предупреждения!
В голосе Минны было больше веселья, чем сожаления, но Патрик услышал только сожаление.
- О, не беспокойтесь! - воскликнул он, буквально купая ее в лучах своей улыбки и заставляя тем самым Мэри испытывать почти физическую боль. - Что мы можем сделать для вас?
Не в силах отвести взгляд, Мэри зачарованно следила за тем, как Минна просунула свою руку под локоть Патрика и при этом коснулась его грудью.
- Есть один вопрос, который мне хотелось бы обсудить с вами до того, как я уеду.
- Вы уже уезжаете? - с заметным разочарованием спросил Патрик. - Почему? Зачем такая спешка?
- Мне хотелось бы быть дома к тому времени, когда мой сын вернется из школы.
- Я не знала, что вы замужем! - воскликнула Мэри, не в силах скрыть радости.
- Я не замужем, - ответила Минна с легкой улыбкой, которая должна была означать сожаление. - Я тот самый современный феномен, мать-одиночка, старающаяся хорошо делать свою работу и одновременно быть образцовой матерью.
- О, это весьма благородно с вашей стороны, - язвительно заметила Мэри, - что же случилось с отцом ребенка?
- Мэри Клэр! - Патрик даже не пытался скрыть своего раздражения. - Что за бестактные вопросы?!
- Все в порядке. - Минна прижалась к нему плотнее и обезоруживающе улыбнулась Мэри. - Я вдова, как ни печально это звучит.
- О… - Мэри почувствовала, что краснеет до корней волос. - Извините.
- Не за что, - благосклонно ответила Минна и опять обратила все свое внимание на Патрика: - А теперь я хотела бы узнать, как вы относитесь к тому, чтобы…
Ее голос постепенно затихал по мере того, как она вела его за собой через дверь и дальше, на залитый солнцем двор. Сознавая, что опять поставила себя в идиотское положение, Мэри некоторое время смотрела, как они уходят, а потом опрометью бросилась в свою спальню наверху.
Она знала, что прятать голову в песок бесполезно. Факт оставался фактом - прошлое вернулось и накинулось на нее с такой силой, что она опять чувствовала себя несчастным, сбитым с толку подростком, которым когда-то была.
Звук голосов под ее окном то нарастал, то спадал, перемежаясь смехом и звяканьем льда о стенки бокалов. Минна, похоже, напрочь забыла, что ей надо быть дома к тому времени, когда сын вернется из школы.
Мэри не привыкла к тому, чтобы ревность поедала ее живьем! Пожалуй, последний раз такое с ней было в тот день, когда Патрик явился в Монжуа вместе с Лорейн, на безымянном пальце которой сверкало обручальное кольцо. И вот теперь все повторялось снова - как будто не прошло тех одиннадцати лет!
Подавив стон, Мэри упала лицом в подушку. Боже, неужели возраст и жизненный опыт ничего не значат?! Неужели она все так же безнадежно любит Патрика Мэйна?!
Патрик постарался сделать вид, что не замечает отсутствия Мэри за ужином. В конце концов, можно и отдохнуть от ее чрезвычайной самоуверенности, не говоря уже о постоянной грубости. Мэри явно не помешало бы взять у Минны несколько уроков по искусству общения с людьми! Патрик сейчас злился на себя за бессмысленную панику, которая охватила его, когда Мэри пригрозила вернуться в Ричмонд. Если бы у него было хоть какое-то чувство самосохранения, он только подтолкнул бы ее к этому шагу. Чем меньше он будет видеть ее, тем лучше!
И почему, черт возьми, он все время ловит себя на том, что его взгляд неудержимо тянет к ее пустому стулу? Почему его сердце чуть ли не останавливается, стоит ему вспомнить, как она едва не попала под колеса того красного автомобиля? Почему, во имя всего святого, в нем все больше растет грешное желание раздеть ее догола и ощутить под пальцами оливковое совершенство ее кожи?
"Оливковое совершенство ее кожи"?!
Патрик тихонечко фыркнул в свой бокал с вином и решил, что на свете нет более жалкого зрелища, чем ученый, пытающийся стать поэтом. И нет ничего нелепее, чем тело, действующее в полном противоречии с разумом его владельца!
- Кто-нибудь знает, почему Мэри Клэр не спустилась к ужину? - спросил он наконец у сидевших за столом.
Старая мадам Дюбуа одарила его злобным взглядом своих черных глаз.
- Вернее всего, потому, что присутствие определенных людей внушает ей отвращение к пище.