К мужчине, который ее ненавидит. И причина на это, признаться, у него есть.
Мэйбл покоробило его замечание, будто она способна попросить свекра замять это дело. Она бы никогда не стала пользоваться фамилией Роллинсов в подобных целях - чтобы Алан и думать не смел, будто может остаться безнаказанным только потому, что носит эту хорошо известную в городе фамилию.
А вот то, что Гард считает ее способной на такой поступок, неудивительно. Он не сомневался, что она вышла замуж за Реджи только потому, что денег у него куры не клюют, да и фамилия всем известна. И воспользоваться тем и другим, чтобы спасти сына, казалось ему само собой разумеющимся.
Самым ужасным было то, что он прав. Она действительно вышла замуж за Роллинса по этим двум причинам. А еще потому, что поддалась на уговоры родителей. Отцу просто необходимо было отдать дочь в богатую семью - дела его в последнее время сильно пошатнулись, и нужно было как-то исправлять положение. Так что поженились они с Реджи в силу обстоятельств. И по инерции прожили вместе двенадцать лет. Впрочем, она даже по-своему любила его.
Но не так, как Брустера.
Мать считала ее чувства к Гарду детским увлечением, и только… А отец вообще думал, что она встречается с ним всем назло. "Ну ничего, вот станет миссис Реджинальд Роллинс, образумится, забудет своего желторотого юнца из трущоб", - говорил он.
Желторотый юнец… Отец всегда называл так Гарда, хотя почти ничего не знал о нем. Видел его, когда в первый - и единственный - раз ухажер зашел за ней к ним домой. Отцу стоило только разок взглянуть на него - выцветшие помятые джинсы, черная кожаная куртка, оседлал какой-то видавший виды мотоцикл, - чтобы решить, что перед ним сам дьявол во плоти. Даже если бы Гард оказался таким же вежливым и почтительным, как Реджи, Ральф Уиндхем все равно был бы убежден, что тот собирается совратить его невинную девочку, попользоваться ею, а потом бросить. И мнения своего он так и не изменил.
Какая ирония судьбы… В конце концов именно она попользовалась Гардом, а потом бросила. Именно она поступила бесчестно.
И сейчас, сидя в одиночестве в своей прохладной темной комнате, Мэйбл почувствовала, как краска стыда заливает лицо. Хоть и была она тогда наивной глупенькой восемнадцатилетней девчонкой, прекрасно понимала, что поступает гадко. Все две недели - от последнего свидания с Гардом до свадьбы с Реджи - каждую ночь засыпала в слезах. Ей хотелось то позвонить Гарду, как-то объяснить ему, почему не может с ним больше встречаться. То уговорить его увезти ее куда-нибудь подальше, где бы мать с отцом никогда не нашли их, где они всю жизнь смогли бы прожить вместе.
Но родители позаботились о том, чтобы она с Гардом больше не встречалась. Да и Роллинсы внесли свою лепту - постарались, чтобы каждая ее свободная минута была занята. Приготовления к свадьбе, примерки, коктейли, поиски подходящего жилья… А Реджи…
Прислонившись головой к окну, Мэйбл грустно улыбнулась. Реджи, больше чем кто-либо другой, был полон решимости добиться, чтобы она вышла за него замуж. Он искренне верил, что любит и хочет ее, но настойчивость его имела и другую - менее лицеприятную - сторону. Ему не хотелось соперничать с Гардом, поскольку и так считал себя на голову выше. Он никогда бы не допустил, чтобы женщина, которую он возжелал, вышла замуж за другого, да еще за человека, выросшего в беднейшем районе города, семья которого преуспела лишь в одном - в умении плодить детей, за человека, который каждый день являлся вечером домой грязный, потный, весь пропитанный запахом авторемонтной мастерской, в которой работал.
Впрочем, нечего кивать на других, сама во всем виновата, подумала Мэйбл. Раз уж стала достаточно взрослой, чтобы спать с мужчиной и выходить замуж, сумей и постоять за себя, скажи родителям "нет", а не можешь - найди в себе силы увидеться с Гардом и все ему объясни.
Но ни того, ни другого она не сделала. И теперь, похоже, пришло время платить за старые грехи.
Утро выдалось великолепное. Воскресенье намечается ничего себе, подумал Брустер, открывая дверь в полицейский участок.
Было уже семь часов. Бизон отдыхал в собачьем питомнике, "лендровер" оставлен в гараже.
Смена закончилась. Славно! Кончил дело - гуляй смело. Правда, Гард еще не решил, чем ему заняться - валяться ли целый день в постели или предпочесть, как говорится, активный отдых.
Не мешает, однако, заглянуть в протоколы вчерашнего происшествия, подумал он. Свой лишь пробежал глазами, зато внимательно прочитал запротоколированные допросы Джеффри и Стива, а потом - Алана. Сверху на листе были указаны его имя и фамилия, адрес и номер домашнего телефона.
Так-так!.. Оказывается, Алан проживает на окраине, где живут-поживают люди среднего достатка. Ничего местечко, нахмурившись, подумал Гард, сам-то он вырос почти в трущобах. Хотя Роллинсы могли бы и покруче район выбрать. Денег-то куры не клюют. Скряги, наверное, решил лейтенант.
Ну, что там еще в протоколе? Ага… Значит, Стив все берет на себя, говорит, что сам втравил ребят в это дело. А Алан мог бы и отказаться - своя голова на плечах должна быть. Впрочем, мальчишка, очевидно, считал, что обладатель такой известной фамилии не нуждается ни в каких оправданиях. Родители возместят ущерб, дед замнет дело, и все, путь к новым преступлениям - таким же или похлеще - открыт.
Зевнув, Гард на секунду оторвался от протокола допроса. Итак, он арестовал сына Мэйбл. Мысль эта не давала ему покоя всю ночь, и все же он никак не мог до конца поверить в случившееся. После того как она вышла замуж, он никогда не разрешал себе думать о том, что у нее могут быть дети - ведь они так часто мечтали о своих. А теперь, оказывается, у нее с Реджи есть сын, и он, Брустер, арестовал его. Ему доводилось арестовывать людей, Которых он знал, но это было совсем другое. Такого ему и в страшном сне присниться не могло.
Он принялся читать дальше, пока не добрался до последней страницы. То, что он там увидел, повергло его в шоковое состояние. "Родители разошлись год назад, - писала следователь. - Отец живет в Мемфисе. Алан вместе с матерью полгода назад переехали в Стампу".
Значит, они разошлись… Он никак не мог оторвать глаз от этого слова, будто оно несколько раз было подчеркнуто красным карандашом и взято в рамочку. Мэйбл развелась… Идеальный брак с безупречным мужем рассыпался где-то на полпути. Душа Брустера пела и ликовала - итак, он отмщен! Тринадцать лет назад она предпочла деньги любви, а что получила взамен? Развод и непутевого сына, которого придется воспитывать одной. Похоже, все-таки есть справедливость на белом свете!
Но Гард тут же устыдился своих мыслей. По роду службы он вдоволь насмотрелся на отбившихся от рук подростков и их несчастных родителей и не пожелал бы даже попасть в подобную ситуацию и своему злейшему врагу, кем Мэйбл, правда, не являлась, но чуть было не стала. Даже она не заслуживала подобной участи.
Лейтенант вернул протоколы допросов помощнику дежурного, вышел из участка и направился к своему "фордику". Он отработал полную ночную смену, не говоря уже о том, что его всю ночь мучили воспоминания. Пора ехать домой, заваливаться спать и не вставать до вечера. Но когда он выехал со стоянки, помчался не в сторону казарм - там жили почти все неженатые полицейские, - а к магистрали, ведущей в Стампу.
К Мэйбл.
Он не стал ругать себя за то, что поступает глупо - не было сил, ни физических, ни моральных. Прекрасно осознавал, что незачем ему видеть, где живет разведенная.
Да и не хватает еще, чтобы его увидели мать или сын…
Но ведь от казарм это не так уж далеко, уговаривал себя Гард, да и в половине восьмого утра мамаша наверняка спит после бессонной ночи. Просто проедет мимо ее дома, а потом вернется к себе, где начнет забывать ее. Он уже это проходил. Видимо, предстоит снова.
Но раньше красавица была замужем, вдруг вкралась мерзкая мыслишка.
А теперь нет.
Впрочем, замужем, не замужем - ему глубоко наплевать, подвел Гард итог своим мыслям. Хотя и приятно осознавать, что изменщица горько ошиблась в выборе мужа. Поделом ей!
Район, где жила Мэйбл, оказался более бедным чем он себе представлял - видимо, давненько здесь не был и подзабыл. В таком месте Реджи Роллинс, выросший в престижном районе под названием Эвкалиптовая роща, мог приобрести дом, но сам в нем жить никогда не стал бы. Гард удивился, что богач позволил Мэйбл - хоть они и были в разводе - поселиться здесь с их сыном. Не меньшее удивление вызвало и то, что ни Роллинсы, ни Уиндхемы не купили ей какой-нибудь миленький коттеджик - словечко, которым в их городе называли изысканные особняки, - неподалеку от того места, где жили сами.
Дом, номер которого автоматически запечатлелся у него в памяти, оказался небольшим двухэтажным строением. Располагался он чуть поодаль от дороги. Стены выкрашены белой краской, тускло-зеленая крыша, темные ставни, широкое крыльцо… Симпатичный домик - за шестьдесят лет жизни, полной каторжного труда и постоянных лишений, напряженных усилий, чтобы поднять пятерых детей и свести концы с концами, его родителям так и не удалось приобрести ничего подобного. Но для такой тщеславной особы, как Мэйбл, обожавшей богатство и роскошь, больше всего на свете ценившей обеспеченность, дом был простоват. Явный скачок вниз от той жизни, к которой она, будучи женой Реджи Роллинса, без сомнения, привыкла.
Гард развернулся около здания, где, похоже, никто не жил, и еще раз проехал мимо дома Мэйбл. Интересно, сколько денег ей причиталось по брачному контракту в случае развода, подумал он. И на что она их потратила? На шикарный "крайслер", который стоял на подъездной дорожке? Выпущен, похоже, всего год назад. Наверное, на него и на все остальное, что пожелало ее жадное сердечко.
Однажды оно возжелало его - по крайней мере так ему казалось. Позже он понял, что девушка просто развлекалась с ним, а сама тем временем ждала, когда ей повезет и Реджи сделает предложение. Она забавлялась с ними обоими - давала Гарду то, в чем отказывала Реджи, и наконец дождалась, чего хотела: обручального кольца, свадьбы и обещания супруга бросить к ее ногам весь мир…
Брустер поехал домой. Не думать ни о чем, не вспоминать что-то он больше не был в состоянии - устал до чертиков. Хотелось как следует выспаться, прежде чем начать заново переживать прошлое.
Гард стоял перед зеркалом и, чертыхаясь, пытался завязать узкий черный галстук аккуратным узлом. Повседневную форму он сменил на парадную - темно-зеленый китель и брюки, бледно-зеленую рубашку и этот чертов галстук, - поскольку сегодня следовало явиться на заседание комиссии.
Комиссии по делам несовершеннолетних округа Стенфорд, где должно было слушаться дело Алана Роллинса.
Полицейский и представить себе не мог, что все зайдет так далеко. Был настолько убежден, что папаша и дедушка Алана встанут плечом к плечу, чтобы защитить своего ненаглядного отпрыска, что повестка из суда совершенно выбила его из колеи.
Обычно он реагировал на вызов в суд совершенно спокойно. Слушание разнообразных дел входило в круг обязанностей каждого полицейского, служил тот в гражданской или в военной полиции. Сама процедура его не страшила, хоть и несколько выбивала из рабочего графика.
Да и дело само по себе было простое, незатейливое. Они с Бизоном обнаружили Алана там, где ему быть не надлежало, а мальчишка признался, что совершил преступление. И даже самые лучшие адвокаты, которых можно было купить за денежки Роллинсов, не смогли бы представить запротоколированный факт в ином свете.
А вот что беспокоило его, так это перспектива опять увидеть мамашу малолетнего преступника. Ни дня, ни часа не прошло за последние полторы недели - по крайней мере так ему казалось, - чтобы он не вспоминал о ней. Даже однажды еще разок проехал мимо ее дома. Что бы он ни делал - работал ли, ходил ли в гости к родителям, или на деловые встречи, - мысленно был с ней. Даже во сне ее видел…
Гард натянул китель, застегнулся и прицепил над левым карманом орденскую планку. Потом взял фуражку и, шагнув за порог, надел ее.
Ничего, сегодня увидит Мэйбл в последний раз, уговаривал он себя по дороге в город. Сейчас приедет в суд, судья скорее всего приговорит Алана к исполнению каких-нибудь общественно полезных работ, и мальчишка со своей мамашей навсегда исчезнут из его жизни.
Господи, хоть бы так случилось, взмолился Гард.
В здании суда он подождал в комнате для свидетелей, пока его пригласят в зал заседаний. Наконец дождался. Войдя в зал, изо всех сил старался не смотреть в сторону защитника, но не смог удержаться и, естественно, первой и единственной, кого он увидел, была Мэйбл. Она сидела в первом ряду. Гладко зачесанные волосы, костюм из мягкой серой шерсти и такое же серое лица Боится, подумал полицейский, и в душе его шевельнулось чувство, похожее на жалость, которое он тут же подавил. Любая мать выглядела бы и обеспокоенной и испуганной, если бы ее одиннадцатилетний сынишка попал в беду.
Только Мэйбл нельзя назвать любой матерью, а Алана любым сыном. Они привилегированные. Одним словом, особенные…
Судебный пристав взял с Брустера клятву говорить только правду, после чего попросил его занять свидетельское место.
- Назовите свою фамилию и род занятий, - обратился к нему прокурор.
- Лейтенант военной полиции Гард Брустер.
- Где вы служите, лейтенант Брустер?
- В гарнизоне Джи-Пойнта.
- Кем?
- Начальником кинологического отдела.
- Сколько времени служите в военной полиции?
- Тринадцать лет.
- Лейтенант Брустер, расскажите суду, что произошло в ночь на седьмое октября.
Избегая смотреть на Мэйбл, полицейский поведал о происшедшем. Как он остановился перед домом и услышал звон разбитого стекла, как они с Бизоном стали дожидаться, что будет дальше, и дождались - из дома появились двое ребят, далеко не с пустыми руками, как собака нашла подсудимого под столом.
Рассказывая, он кинул взгляд на мальчишку, о котором говорил таким беспристрастным тоном. Алан сидел рядом со своим адвокатом, седовласым пожилым мужчиной. На малолетке темные брюки, белая рубашка, волосы такие же густые, светлые, как у родительницы, причесаны волосок к волоску. Бледное лицо, отчего большие темно-голубые глаза кажутся совсем огромными. Такие невинные глазищи, хотя на самом деле таковыми не являются.
Совсем как у матери.
Повернись жизнь по-другому, это мог бы быть его сын, подумал Гард, и от одной мысли об этом ему стало не по себе. Он не представлял, каким был бы отцом - скорее всего точной копией своего, - но в одном не сомневался: его сын никогда бы не попал на скамью подсудимых. Никогда бы ради сомнительного удовольствия не пошел на преступление. Сумел бы найти в себе силы сказать дружкам "нет".
Прокурор поблагодарил лейтенанта и разрешил ему сесть. У адвоката Алана вопросов к свидетелю не оказалось. Сегодня защитнику предстояло не столько защищать своего клиента, сколько просить о снисхождении. Ведь какие бы речи он ни произносил, факт остается фактом - Алан незаконно проник в здание с целью присвоения чужой собственности. Поэтому единственное, что ему оставалось, - это напирать на то, что его подзащитный хороший мальчик, все произошедшее случилось с ним впервые, родители его разошлись совсем недавно, при этом матери пришлось срывать его с насиженного места, где он прожил всю жизнь, и везти в Стампу, что ребенок из благополучной семьи, небезызвестной в городе. Уж о последнем-то адвокат не забыл упомянуть, с неприязнью подумал Гард.
Судья разрешил свидетелю покинуть зал заседаниями тот направился к выходу. Проходя мимо Мэйбл, почувствовал на себе ее взгляд, но даже не повернул головы в сторону женщины. И так уже досыта насмотрелся, до конца жизни хватит. Теперь он мечтал только об одном - забыть ее.
Ему хотелось поскорее выйти из здания суда и отправиться обратно а Джи-Пойнт. Судебное заседание закончится, и, не дай Бог, Мейбл опять начнет доставать его какими-нибудь дурацкими вопросами, но в коридоре его ждала маленькая неожиданность в лице депутата округа Стенфорд, в прошлом сотрудника военной полиции. Гард работал с ним когда-то.
Пока они разговаривали, лейтенант потихоньку пятился к лифту и уже нажал на кнопку вызова, как кто-то окликнул его. Не успел, чертыхнулся про себя беглец.
Депутат взглянул на Мэйбл, потом на офицера и усмехнулся.
- Хороша… - тихонько заметил он. - Ну ладно, Брустер, пока. Еще увидимся.
Гард продолжал, не отрываясь, смотреть на двери лифта, видя позади лишь несколько смутных пятен: серое - костюма, розовое - блузки, пепельное - волос. Ему и не нужно было оглядываться, он кожей чувствовал присутствие ненавистной особы.
Крепко сжав руки, Мэйбл искоса взглянула на него. Вроде живой человек, подумала она, а на самом деле словно закован в ледяной панцирь, даже не ледяной, а скорее железобетонный.
Лед имеет обыкновение таять, обнажая все то, что под ним, эта же непробиваемая стена, которую он воздвиг, никогда не треснет, явив на свет человека, которого она когда-то любила, с грустью подумала женщина.
- Ты оказался прав, - наконец сказала она. - Судья приговорил Алана к принудительным работам и возмещению убытков. Ему и его дружкам придется заработать деньги, чтобы вставить новое окно, в общем, компенсировать весь ущерб, который они причинили.
Будет работать в форте Джи-Пойнт. Там придумали какую-то новую программу для перевоспитания отбившихся от рук подростков.
Только она договорила последние слова, как подошел лифт, дверцы с шумом раскрылись, но Гард и не думал заходить. Медленно обернулся и посмотрел прямо в глаза женщины. Холодное безразличие на его лице уступило место недоверию, потом испугу. Что это с ним, смешавшись, подумала Мэйбл. Сам ведь ожидал такого приговора.
- В форте Джи-Пойнт? - резко переспросил он.
Она кивнула, а двери лифта снова сомкнулись, и кабина поползла вниз.
- Ты уверена?
- Ну да… Судья так сказал… Выругавшись, Гард со всей силы снова нажал на кнопку.
- Его ведь должны были направить отбывать наказание куда-нибудь в округ Стенфорд, - голосом, дрожащим от злости, сказал он.
Мэйбл нерешительно заметила:
- Но ведь форт Джи-Пойнт как раз и находится в округе Стенфорд… по крайней мере часть его. И потом - именно там он совершил преступление. А что, Гард?
Он невесело рассмеялся и с досадой покачал головой.
- Дело в том, что я и еще несколько человек отвечаем за проведение этой программы. Так что именно мне придется перевоспитывать твоего сыночка.
Не дожидаясь лифта, он зашагал прочь и скрылся за дверью с табличкой "Выход", оставив Мэйбл одну в коридоре. Только этого Алану не хватало, мрачно подумала она. Чтобы мальчишку перевоспитывал человек, который презирает его отца и ненавидит мать, который решил для себя, что Алан никудышный ребенок, только потому, что он ее сын.
Нет, Брустер не такой, попыталась успокоить себя женщина. Он не станет вымещать свою неприязнь к ней на одиннадцатилетнем мальчике. Хоть и ненавидит ее всей душой, не падет так низко. Да и Алану общение с ним пойдет только на пользу. Пусть знает, что существуют мужчины, не похожие ни на его отца, который, если не возьмется за ум, к сорока годам погибнет, ни на дедушку Ральфа, считающего, что счастье не столько в деньгах, сколько в их количестве, ни на дедушку Питера, искренне полагающего, что никто не может с ним сравниться только потому, что он носит фамилию Роллинс.