Теперь, когда ее глаза не скрывали уродливые очки, они сияли и лучились, и со счастливым смехом Ивейн закружилась по комнате и сделала реверанс своему отражению в зеркале. Как приятно хорошо выглядеть… ради Манрике… но пора уже спускаться вниз и предстать перед опекуном.
Ивейн испуганно стиснула в руках бархатную вышитую сумочку. Лестница башни словно завивалась спиралью вокруг юной фигурки, и девушка уже прошла по ступеням почти до конца, как вдруг увидела темную фигуру, выходившую из зала. Неподвижно, как статуя, дон Хуан стоял в арочном проеме двери, и сверху на него падал свет… он не сказал ни слова и не шевельнулся, пока Ивейн, вздрогнув от неожиданности, не заметила его.
- О! - Она на секунду замерла на ступенях и прижала к груди вышитую бисером сумочку. - Добрый вечер, сеньор.
Дон Хуан протянул ей руку, и Ивейн нерешительно пошла ему навстречу.
- Вы выглядите совсем взрослой, - заметил он и взял ее руку в свою. На какую-то исполненную ужаса минуту ей показалось, что маркиз сейчас поднесет ее руку к губам и поцелует, но он вытащил свою воспитанницу на свет и стал рассматривать ее лицо. - У вас слишком много помады на губах - идемте! - Схватив ее одной рукой и держа в другой трость, дон Хуан заставил ее войти в зал и остановился перед зеркалом на стене. - Вытрите губы, - приказал он.
Она повиновалась, но внутри вся дрожала. А чего она ждала - что он будет восторгаться ею, наряженной в платье, за которое сам же заплатил? Тщеславная надежда! Дон Хуан всего лишь хотел, чтобы она прилично выглядела перед его друзьями.
- Так лучше, сеньор? - Ивейн повернулась к нему лицом, и он пристально оглядел ее с головы до ног, возбудив в девушке все смятение и неловкость юности. Даже тень улыбки не коснулась его черт, пока он, полуопираясь на трость, рассматривал Ивейн, как настенную картину, а не как живую девушку, с сердцем, бешено колотящимся под тонким слоем золотой материи, которую сейчас ярко освещали все лампы зала.
Взгляд темных глаз остановился на юной голой шее.
- Украшать девушку драгоценностями - все равно, что золотить лилию, - сказал он. - Но, думаю, вам захочется надеть вот это.
Дон Хуан вынул из кармана узкий ювелирный футляр и протянул ей. Ивейн приподняла дрожащим пальцем крышку, и у нее перехватило дыхание. Внутри мерцала нитка золотых бус, унизанных розовыми бриллиантами и крошечными листиками из посверкивающих зеленых камней.
- Как оригинально, - выдохнула она. - Мне было бы так страшно потерять ее.
Она уже почти закрыла футляр, чтобы вернуть, но дон Хуан протянул руку и поднял драгоценность с атласной подушечки.
- Идите сюда, - потребовал он, и девушка не посмела ослушаться. Почти не дыша, она почувствовала на коже холодок от прикосновения ожерелья и тепло его пальцев, пока он застегивал замок. - Повернитесь ко мне, Ивейн.
Она так и сделала и вдруг усмехнулась:
- Вот бы миссис Санделл увидела меня сейчас!
- И что бы она, по-вашему, сказала?
- Думаю, на какое-то время она просто лишилась бы дара речи, сеньор. Понимаете…
- Да, Ивейн?
- У меня раньше никогда не было красивых платьев… Я всегда так ужасно выглядела в моих бежевых, а еще она заставляла меня носить очки.
- Но ваши глаза как будто в порядке. - Он заломил черную бровь, тонкая сильная рука взяла ее за подбородок и несколько раз повернула голову Ивейн, как будто это был цветок. - А что случилось с вашими очками?
- Я их потеряла… в море.
- Так же вам следует потерять и все ваши грустные воспоминания, nina. Обещаю - вы никогда больше не будете носить бежевое, пока живете в моем замке.
- Я так благодарна вам за доброту, сеньор.
- Мне не нужна ваша благодарность, и я вовсе не так уж добр. - Он взглянул ей в глаза. - Идемте, нам еще ехать шесть миль до Пуэрто-де-Леона, и я не хочу заставлять Ракель и ее отца ждать нас.
Ивейн впереди него вышла из комнаты, а потом из замка к лимузину. Шофер стоял возле открытой дверцы, и девушка, шурша бархатом, шмыгнула внутрь. Дон Хуан сел рядом с ней, несколько неловко из-за ноги, и его палка упала на пол машины. Ивейн быстро подняла, подала ему трость и вздрогнула, когда его пальцы сжались на руке. Лицо дона Хуана было совершенно неподвижным и напоминало непроницаемую маску, по которой скользили свет и тень.
Большая машина выехала из ворот замка, Ивейн забилась в угол велюрового сиденья и сидела, покачиваясь, - тонкая растерянная фигурка в темно-желтом платье и драгоценностях.
Она чувствовала, что никогда не сможет понять этого человека, который временами казался таким близким, а временами - совершенно недоступным и гордым. Он дал ей жилье, он кормил и одевал ее, но он как будто запрещал ей отплачивать ему за все это… особенно симпатией или нежностью.
Она смотрела сквозь ресницы на профиль сидящего рядом, и он казался ей таким четким и безупречным, словно принадлежал каменной статуе.
Ивейн даже представить себе не могла, что клуб "Идальго" окажется таким шикарным! У входа стояло много дорогих машин, окна были ярко освещены, внутри пахло чем-то особенным, оркестр играл изысканную музыку.
Маркиз Леонский и его воспитанница были встречены почтительными поклонами и приветственными улыбками, все обернулись, когда они шли к своему столику, за которым уже сидели седовласый господин с бородкой клинышком и прекрасная Ракель Фонеска.
- Que gracia tiene . - Сеньор Фонеска поднялся, умные, дружелюбные глаза улыбнулись Ивейн, и она сразу почувствовала себя спокойнее. Сеньор склонился к ее руке, когда их представили, и показался Ивейн намного приятнее своей дочери, которая задумчиво рассматривала ее бархатное платье и ожерелье.
- Хуан, - сказала она теплым грудным голосом. - Я бы не узнала твою воспитанницу. Папа, ты знаешь, это было так забавно: это дитя прибежало с пляжа, в руках у нее была громадная дыня, мне показалось, что она школьница. Сегодня вы так хорошо выглядите… поразительно, что может сделать с человеком одежда из Гран-Виа.
Ракель очаровательно улыбнулась дону Хуану, пока они рассаживались за столом. Маркиз повернулся к официанту, чтобы выбрать вино.
- Я знаю, Ракель, ты любишь шампанское, не заказать ли нам бутылочку?
- Это будет восхитительно, но что же мы празднуем? - Ракель бросила выразительный взгляд в сторону Ивейн. - У вас сегодня день рождения, моя дорогая?
- Нет. - Ивейн сцепила руки на коленях и постаралась поймать взгляд сеньора Фонески. Этот человек казался добрым, понимающим и придавал ей уверенности. - Хотя я действительно чувствую себя так, словно родилась заново, настолько все это для меня ново.
Ракель лениво играла своим черным кружевным веером, его рисунок из роз повторял рисунок на платье.
- Мне кажется, вы раньше были компаньонкой, не так ли?
- Компаньонкой-горничной, - уточнила Ивейн, прекрасно понимая, что Ракели уже все известно, и она просто хочет заставить ее произнести это вслух.
- Тогда ничего удивительного, что все для вас как в день рождения. - Сеньор Фонеска улыбнулся ей. - Хуан хочет, чтобы я учил вас испанскому и прочим другим премудростям, и, я думаю, мне понравится быть учителем такой очаровательной юной леди.
Ивейн чуть не бросилась ему на шею.
- Мне очень, очень хочется учиться, сеньор. И я вас предупреждаю - я буду очень любознательной ученицей.
- О Боже. - Ракель засмеялась и, прикрывшись веером, состроила глазки дону Хуану. - У тебя в доме завелся синий чулок, дорогой. Отец будет в восторге пичкать ее знаниями, но по мне гораздо веселее просто наслаждаться жизнью или, например, коллекционировать поклонников!
- Видите, что получается, Хуан, - засмеялся и сеньор Фонеска, - когда испанец позволяет своей дочери вырасти эмансипированной? Она немедленно возвращается к базовым ценностям и думает только о любви.
- А что может быть приятнее, чем думать о любви? - Ракель кокетливо посмотрела на дона Хуана, которому, похоже, все это доставляло удовольствие, хотя он, подняв левую бровь, сохранял загадочный вид. - Хотя, конечно, если девушка - простушка, ей ничего другого не остается, как быть умной. Я вот, например, никогда не была слишком умной.
"Какие глупости", - подумала Ивейн, но она понимала, что рядом с этой испанкой выглядит наивной и неловкой, не умея еще носить шикарные платья от Гран-Виа. "Диадема у Ракель совершенно дурацкая, - думала про себя Ивейн, - а губы, наверное, на самом деле бледные. Неужели дон Хуан и правда поверил, что губы у нее свежие и нежно-розовые, как бутон?"
Подошел официант с шампанским, и обстановка слегка разрядилась. Пробка вылетела с таким треском, что Ивейн подпрыгнула, и Ракель засмеялась.
- Вы что, раньше не пробовали шампанское? - спросила она.
- Нет, никогда, - призналась Ивейн, глядя на пузырьки золотистой жидкости в широких бокалах на длинных ножках.
- Salud, amor y tempo , - улыбнулся сеньор Фонеска. - Настоящий испанский тост, сеньорита Ивейн. Любовь и время, и чтобы мы насладились вполне тем и другим.
В течение следующего часа ужин шел весело и шумно, с разнообразными блюдами под пикантными соусами и легким фейерверком разговора, в котором Ивейн больше слушала, чем говорила. Играл оркестр, пары танцевали, и она знала, что скоро на сцене, один, в свете прожекторов, появится Кортес и очарует всех волшебными гитарой и голосом.
От этой мысли глаза Ивейн вспыхнули, и в тот же самый момент она заметила, что дон Хуан смотрит прямо на нее.
- Вам понравилось шампанское? - спросил маркиз.
- Да, оно… расслабляет. - Она осмелилась улыбнуться ему, а потом все свое внимание сосредоточила на помосте перед оркестром, на котором под гром аплодисментов возникла стройная фигура в узких черных брюках и свободной рубашке. Кортес поклонился, огляделся, и Ивейн почувствовала дрожь предвкушения, когда они встретились взглядами. Гитарист улыбнулся, и ей показалось, что все вокруг знают, что он улыбнулся ей одной.
- Сеньориты и сеньоры, я спою вам старую севильскую песню о любви. - Он прислонился к колонне и взял в руки гитару, свет почти погас. - Представьте себе балкон и девушку, а внизу, в ночи, влюбленного юношу, который знает, что между ним и предметом его любви стоит другой мужчина.
Манрике начал играть. Гитара словно ожила в его руках; он запел, и в зале все смолкло, не было слышно ни разговоров, ни звука столовых приборов, ни звона бокалов. В тот день, на пляже, Ивейн тоже почувствовала его магию, по сегодня его музыка смешалась с вином, еще непривычным для нее, и она представила себя той девушкой на балконе. Девушкой, которая должна была выбрать из двух мужчин, обожающих ее, одного.
Загремели оглушительные аплодисменты, и донья Ракель заметила, что Кортес очень симпатичный. Ивейн почувствовала на себе взгляд ее быстрых глаз и сжалась, как будто та, другая, могла спугнуть все волшебство ее мечты.
- Он прекрасный музыкант, да, Хуан? - Сеньор Фонеска наклонился, чтобы дать прикурить другу от своей зажигалки, и глаза его при этом сверкнули. - Но, похоже, обе наши юные дамы скорее прониклись симпатией лично к певцу.
Дым пеленой висел у лица дона Хуана, и Ивейн чувствовала на себе его взгляд, когда Манрике начал исполнять музыку Малаги, с неровным ритмом, веселую, бесшабашную, с латиноамериканским вкрадчивым шармом и довольно злыми шутками. Он отошел от колонны и грациозно пробрался между столиками. Сердце колотилось у Ивейн уже в горле, когда гитарист остановился перед их столиком и спел строчку песни для нее одной… а затем пошел дальше.
- Однако, - хмыкнул сеньор Фонеска. - "…Когда-то только невинным юным девушкам разрешалось заходить в виноградники".
- Ничего удивительного, что он подошел к нашему столику, - заметила Ракель, играя веером, и Ивейн показалось, что он похож на крыло встревоженной птицы. - Ивейн строила ему глазки все время, пока он пел.
На минуту Ивейн лишилась дара речи. Она посмотрела на испанку и почувствовала, что готова вскочить и вцепиться той в волосы.
- Собственно, все дело в том, что мы с ним знакомы, - возразила девушка. - На днях мы с Рике Кортесом встретились на пляже и подружились.
В этом момент люстры ярко вспыхнули, раздались аплодисменты, и на какое-то время ее слова потонули в общем шуме. Но Ракель выразительно взглянула на нее, и Ивейн с упавшим сердцем заметила, как прищурился ее опекун.
- Почему же вы не пригласили сеньора Кортеса в замок? - осведомился он, когда аплодисменты стихли. - У испанцев принято, чтобы молодой человек официально представился родителям или опекунам молодой девушки.
- Я - англичанка, - ответила Ивейн. - У нас в стране такие старорежимные правила давно не действуют.
В глубине темных глаз вспыхнуло пламя.
- Вы будете подчиняться нашим обычаям, пока гостите в моем доме. Когда в следующий раз вы познакомитесь с молодым человеком…
Тут дон Хуан замолчал, потому что оркестр заиграл танцевальную музыку, и Манрике Кортес опять подошел к их столику. Теперь он был одет в вечерний костюм, на лице - сама вежливость, он учтиво поклонился маркизу и его гостям.
- Позволит ли мне сеньор маркиз пригласить на танец senorita Inglesa? - спросил он. - Мы уже знакомы с ней, но сейчас я пользуюсь возможностью официально представиться ее опекуну.
Ивейн смотрела на все это, как на сцену из какой-то старой пьесы, словно была зрителем в партере, а не одним из главных действующих лиц. Она видела, как дон Хуан неторопливо стряхивает пепел с сигары, а Ракель прикрывается веером.
- Сеньор Кортес, должен поздравить вас с превосходным владением гитарой, - сказал наконец дон Хуан. - Мы получили большое удовольствие, и, если бы я знал, что вы знакомы с моей подопечной, я попросил бы вас выпить с нами бокал вина. Позвольте предложить это сейчас.
- Сеньор маркиз очень любезен. - Манрике взглянул на Ивейн и улыбнулся ей глазами. - Один танец с юной сеньоритой опьянит меня больше, чем самое отборное вино.
- Вы желаете танцевать? - Дон Хуан смотрел прямо на Ивейн.
- С удовольствием, - смущаясь, сказала она. - Только я… не очень хорошо умею.
- Позвольте же научить вас, сеньорита. - Манрике протянул руку, помог Ивейн встать и повел в центр круга танцующих, а когда она оказалась в его объятиях, прошептал: - Ну, привет, вот и встретились снова, Ля Соледад. Мой Бог, это все равно, что войти в клетку со львом, чтобы увести тебя от твоего сурового опекуна!
- Как я тебя понимаю! - Она застенчиво рассмеялась и вошла в ритм музыки. Манрике оказался превосходным танцором, он уверенно вел ее и был как раз самого подходящего роста, чтобы плечами закрывать ее от прожигающего насквозь взгляда опекуна и взоров Ракель Фонески.
- А говорила, что плохо танцуешь, - поддразнил ее Манрике. - По-моему, ты очень загадочная девушка - ну, расскажи, с кем ты раньше танцевала?
- С нашим дворецким, - хихикнула она, - когда на Рождество у нас устраивали бал для прислуги. Я тогда была служанкой. У нас считалось большой честью, чтобы Хиггинг пригласил на танец, и, когда мы с ним прошли несколько фигур, ему просто удержу не было.
Ивейн танцевала с Манрике целый час. С неохотой они покидали танцевальную площадку, а когда все-таки ушли, улизнули на террасу, под звезды. В голове и сердце Ивейн все кружилось и пело, она мягко и негромко смеялась.
- О, никогда еще я так не веселилась! А сейчас уже полночь? Может быть, мне уже пора бежать, пока мои наряды не превратились в безобразное бежевое платье?
- Как ты меня интригуешь! - Манрике взял ее за подбородок, словно собираясь поцеловать, но Ивейн испугалась и бросилась по ступенькам террасы вниз, в сад. Он побежал за ней, и вскоре они затерялись среди цветущих миндальных деревьев и кустарников. Здесь Ивейн почувствовала себя спокойнее, тени и кусты роз прятали ее от дона Хуана и его власти над ней.
- Ты ведь очень чувствительная, правда? - Манрике поймал ее и прижал к дереву, его глаза смотрели на нее сверху вниз, сверкая как звезды. - Но ты мне нравишься такой - девушка, которая щедро раздает поцелуи, скупа на любовь.
- А разве не рано еще нам обсуждать такие предметы? Ведь мы подружились совсем недавно, - спросила Ивейн, и хотя сердце скакало у нее в груди от выпитого вина и танцев, она боялась Рике гораздо меньше, чем дона Хуана, который мог буквально пригвоздить ее к месту одним лишь недовольным взглядом.
- Что ты, испанские парни и девушки говорят про любовь всегда.
- Но я не испанка, сеньор, - возразила она.
- То есть ты хочешь сказать, что никогда не говорила про еl flechazo с молодым человеком?
Она с улыбкой покачала головой, потому что до сегодняшнего дня даже не танцевала с молодым человеком; никогда не знала, что такое быть наедине с привлекательным мужчиной, который позволяет себе дерзкие замечания. Любовные стрелы еще не долетали до нее.
- Ты вела очень замкнутый образ жизни, - заключил Рике.
- Почти тюремный, я бы сказала. - Ивейн разгладила юбку своего бархатного платья. - Мне до сих пор так странно чувствовать себя в этой одежде… как будто я на маскараде или ношу чужое платье.
- Но ведь это не так. - Рике пристально смотрел на нее в сумраке. - Маркиз богатый человек и сделал тебя своей воспитанницей. Твое ожерелье отделано бриллиантами и изумрудами.
Он потрогал камни у нее на шее, и вдруг, сама не зная причины, Ивейн вздрогнула.
- Я ему очень благодарна, - сказала она. - Но это все равно что… как будто я принадлежу ему.
- Что ты имеешь в виду? - Рике крепко сжал ее плечи. - Ведь он обращается с тобой как с дочерью, разве нет?
- Да…
- Тогда почему ты говоришь, что принадлежишь ему? - Теперь темные глаза Рике были совсем близко от нее и уже не улыбались. - Мы употребляем это слово в другом смысле. Те quiero. Я тебя хочу! Только не как дочь, а как женщину!
- Не смей! - Она вырвалась от него. - Я не имела в виду ничего подобного - дон Хуан мой опекун, и я просто говорю, что он серьезно относится к своим обязанностям. Он даже выписал для меня из Испании дуэнью, и, прежде чем подружиться с кем-нибудь, я должна представить этого человека для его одобрения.
- А, теперь я понимаю! - Рике засмеялся. - Так всегда с этими родителями и опекунами. Да, наверное, сеньор маркиз так и должен поступать, потому что в качестве его воспитанницы ты теперь очень желанная девушка.
- Что это значит? - Ивейн была в замешательстве. - Когда ты говоришь "желанная", ты имеешь в виду женитьбу и приданое. Могу тебя уверить…
- Ну вот, ты рассердилась. - Рике дотронулся до щеки девушки как бы для того, чтобы ощутить, как горяча ее кожа. - Сагina , в качестве протеже сеньора маркиза ты пожинаешь плоды всех преимуществ, которые он тебе предоставляет! Ты ведь это понимаешь? А любой испанец очень серьезно относится к взятым на себя обязательствам.
- Но мне нужно только одно - образование!