17
Что же ей все-таки предпринять?
Черстин в раздражении выключила радио, настроенное у нее в ноутбуке и работающее через Интернет.
Льющиеся из динамика в изобилии рождественские песенки и шуточки диджеев, посвященные сочельнику, выводили ее из себя.
Ее настроение, ее восприятие праздничных мелодий было бы совсем иными, если бы с ней рядом был кто-то…
Черстин так и не придумала себе никакого занятия. Единственным ее занятием были попытки выкидывать из головы все события последних месяцев. События упорно лезли обратно. Они не желали раскладываться по полочкам, забываться и уходить в прошлое, где им было самое место.
"Наверное, было бы здорово сейчас оказаться дома, – неожиданно подумала она, – обнять Кирстен…"
А еще – посмотреть на картину, подаренную ей Андреасом.
Черстин внезапно ощутила, насколько сильно она соскучилась по этой картине. Ей нравилось ощущение волшебства и таинственности, возникающее при рассматривании картины. Девушка, изображенная на ней, была так легка, так невесома…
"Вот она-то наверняка свободна, – подумала Черстин, – не зависит от чужого мнения о ней. Хочет – отличается от леса и деревьев, хочет – сливаясь с ними, становится незаметной, неуловимой".
И вообще, какая, в конце концов, разница, что думают о нас даже самые ближайшие родственники?
Кто сказал, что они обязательно оказываются правыми?
Жизнь еще не прожита, еще рано подводить итоги, рано судить о том, что делалось правильно, а что неправильно…
Черстин все сильнее хотелось увидеть картину.
Может быть, если попробовать нарисовать эту картину самой, то отпустит желание непременно увидеть оригинал?
Одевшись и вызвав такси, Черстин отправилась в лавку художников, адрес которой привычно нашла в Интернете.
Очутившись в лавке, она даже потерялась. Растерянно подумала, что с нее вполне хватило бы карандаша с мягкой резинкой, акварельных или медовых красок, простого альбома. Все это продавалось в любом супермаркете. Зачем она сюда приехала?
Это было настоящее царство художников, рай для создающего произведения искусства. Разнообразие кистей и кисточек, красок, палитр, холстов, рам, мольбертов, бумаги и множества вещей, которым Черстин даже не знала названия…
Она растерялась.
– Черстин? Привет! Что ты тут делаешь?
Черстин подняла глаза.
Из глубины помещения к ней направлялся какой-то молодой человек. Лицо парня показалось Черстин смутно знакомым.
– Тоже стала художницей? – продолжал тем временем молодой человек, подходя все ближе. – Ты теперь настоящая красавица. Тебя и не узнать, поверь! Я наблюдаю за тобой уже минут десять. Все гадал, где же видел тебя. Когда ты подняла глаза, я понял, где мог тебя видеть. Ну, и твои чудесные волосы. Ты молодец, что не стрижешься. Их блеск ни с чем спутать нельзя. Но все-таки ты как-то неуловимо изменилась… Так зачем ты здесь? Пришла за маслом, холстами?
Черстин покачала головой:
– Прости… Боюсь, что не знаю тебя.
– Вот это новости, – рассмеялся парень, – как это ты меня не знаешь? Откуда же мне известно твое имя?
Девушка молча пожала плечами со смущенным видом.
– Мы учились в одной школе, – продолжал парень, – даже встречались. Правда, недолго.
– Аксель?
– Надо же, узнала. Не думал, что у тебя такая короткая память.
– Наверное, это потому, что мне не очень-то хотелось вспоминать вещи, связанные с тобой.
– Неужели ты до сих пор обижена на меня?
– Ты встречался и со мной, и с моей сестрой! А когда я попыталась пригласить тебя на последний школьный бал, открыл передо мной всю нелицеприятную изнанку!
– Как ты заговорила, – уважительно заметил Аксель, – как по писаному. Послушай, Черстин… Это было давно, согласись. Я был дураком…
– Дураком, это точно, – охотно согласилась девушка.
– Да ладно, брось. Прошло столько лет. Я часто вспоминал тебя…
– Меня или Кирстен?
– Иногда я вспоминал и Кирстен. Но тебя я вспоминал чаще.
– Даже и тогда ты не смог бы сделать выбор?
– Нет, не смог бы, – неожиданно ответил Аксель. – Наверное, это потому, что обе вы были не для меня.
– Вот как, – пробормотала Черстин. – Что ж, надеюсь, ты все-таки встретил свою любовь.
– Еще нет. Но ведь и жизнь еще не окончена. Пока что я могу целиком сосредоточиться на живописи.
– Как интересно. Ты ведь мечтал стать мотогонщиком?
Аксель засмеялся, задорно, дерзко:
– Мечтал. До тех пор, пока однажды не улетел на мотоцикле в канаву загородной трассы… Пришлось поваляться с гипсом. Но руки у меня были свободны… Не поверишь, от скуки я принялся раскрашивать книжки-раскраски племянника, которые валялись по всему дому в большом количестве. И по моей спальне в том числе. Раньше, чем закончились фломастеры, я понял, что меня не устраивает этот инструмент. Тщательно закрашивая элементы и детали на картинках, я понял, что мне не нравятся эти картинки, что надо попытаться нарисовать другие, лучше и интересней.
Он снова засмеялся:
– Не представляешь, куда только не заносило меня впоследствии это начинание. Без специального образования я иллюстрировал детские книжки, издания фэнтези, оформлял стенды, и стены в кафе раскрашивал. Даже компьютерным дизайном занимался.
– К чему же все это привело?
– К чему? Да к тому, что я теперь счастлив, занимаясь любимым делом. Некоторые из моих картин продаются в лавке, которую содержит моя мама, и, надеюсь, вовсе не потому, что она всячески впаривает их покупателям.
Черстин вежливо улыбнулась. Она не знала, что сказать.
Аксель помолчал.
– Мне пора идти, – нерешительно начала Черстин.
– Да, тогда я был дураком, – не слушая, перебил ее Аксель. – Но ты осталась одним из самых светлых моих школьных воспоминаний. Как-то я путешествовал по Норвегии. Меня поразил и вдохновил вид одной из лесных опушек. Я провел там несколько дней подряд, отрываясь лишь для короткого сна и еды. Получился замечательный пейзаж. Не банальный, не избитый, сочный лесной пейзаж с радующей глаз зеленью.
Черстин кашлянула.
– Но, сколько я ни смотрел на этот пейзаж, мне казалось, что ему чего-то недостает. Может быть, птицы, лесного зверя? Косули, вышедшей из чащи? Нет, все это было не то… И тогда я дорисовал на картине девушку. Очень тонко, светлыми, нежными красками. Словно фея озера или древесная нимфа заблудилась и вышла к людям. Я рисовал эту девушку с тебя, Черстин… По памяти. Не представляешь, как сложно пришлось. Но результат того стоил. Недавно эту картину купили, невзирая на внушительную цену. Я сам не хотел ставить такую цену на эту картину – мама настояла. Сказала, что это одна из моих лучших работ. Я спорил, но потом сдался. Картина удалась настолько, что не поднималась рука вставлять ее в раму… Впрочем, это неважно. Черстин, почему ты смеешься? В чем дело?
– Теперь я понимаю, почему подпись на картине показалась мне знакомой…
– О чем ты говоришь? Ты что, видела ее? Мою картину? Ты видела свой портрет? Где? Когда?
Аксель разволновался не на шутку.
– Он, – перебила его Черстин, – твой пейзаж уже несколько недель висит в нашей с Кирстен спальне, над кроватью… Твою картину мне подарили, Аксель.
– Звучит просто невероятно. Так не бывает.
– Видишь, бывает… Спасибо тебе за нее.
– Выходит, если бы не наши встречи в старших классах, я бы не написал эту картину…
– Выходит. Аксель, ты не поможешь мне?
– Сначала скажи, что ты простила меня.
– Да, – Черстин с удивлением прислушалась к своим ощущениям, – я действительно простила тебя.
* * *
Джек Девенпорт прикончил вторую порцию картофельного салата, запивая ее имбирным элем, и лениво размышлял, стоит ли съесть на десерт кусок яблочного пирога с корицей.
Официант то и дело пробегал неподалеку от Джека, но Джек все еще не мог определиться, следовательно, и официанта не подзывал.
Сидя в глубине зала, Джек с ленцой оглядывал других посетителей, останавливая взгляд на хорошеньких девушках. Поскольку симпатичных девиц в ресторанчике было немного, а новые посетительницы не спешили сменить их, Джек задумчиво уставился в окно.
Внезапно он чертыхнулся вслух, чуть не подскочив на месте. Бросив вокруг быстрый взгляд в поисках официанта и не обнаружив его, Джек махнул рукой, полез в карман, бросил на стол несколько купюр и стремительно покинул помещение.
Он шел быстро, но не настолько, как можно было ожидать. Самым простым было окликнуть или нагнать, подойти, хлопнуть по плечу, заговорить. Но Джек не знал, испортит ли это ситуацию. Он не хотел рисковать.
Пошел снег. Джек с досадой стряхивал снежинки, которые превращались на его смуглой коже в прозрачные водяные капельки. Пришлось ускорить шаг, так как его ускорила и преследуемая им особа.
– Андреас!
– Что?.. Кто это?
– Андреас, это я, Кирстен.
Остатки сна еще не слетели с него.
– Ты не могла бы позвонить попозже? Я еще сплю, – проворчал Андреас. – В конце концов, должен же я когда-нибудь выспаться? В Новый год все равно не удастся, так почему бы не перед сочельником?
– Говорю тебе, вставай, лежебока!
– Да что случилось-то?
– Черстин нашлась.
Они подъехали к месту встречи практически одновременно.
– Ты уже здесь? А где Джек?
– Вон он.
– Надо же, не узнал его. Привет, Джек. Где она?
Джек протянул руку, указывая на дом с красной крышей и низкими башенками по ее периметру.
– Я следил за ней от ресторана, – объяснил он, – решил, что могу и спугнуть.
– Она все-таки не дичь, – недовольно проворчала Кирстен.
– Это вместо "спасибо"? – удивился Джек.
– Спасибо, – сказал Андреас.
– Ну, приятель, я смотрю, ты все-таки не отступился от своего.
– Да, наверное. Так где сейчас Черстин?
– Второй подъезд справа, третий этаж, – кивая на дом, ответил Джек.
– Откуда ты знаешь этаж? – удивилась Кирстен.
– Она зашла в подъезд, кроме нее, никто туда больше не входил. Буквально через минуту зажегся свет на третьем этаже. Он пока не гас. Она дома. Номер квартиры можно высчитать… впрочем, Андреас, смотри – кто-то заходит в подъезд!
Андреас ринулся к дверям…
– Почему ты остановил меня?
– Если бы я тебя не задержал, ты непременно ломанулась бы туда вслед за Андреасом…
– И что такого?
– Кирстен, хоть сейчас подумай о ком-то еще, кроме себя любимой.
– О чем ты?
– Дай им побыть наедине, – с досадой ответил Джек.
Кирстен замолчала, но по ее возмущенному лицу ясно читалось, что она думает о таких самонадеянных и наглых типах вроде Джека.
– Посмотри, – продолжал он тем временем, – вон там, на углу, есть какая-то симпатичная чайная. Что скажешь насчет молочного улуна или просто зеленого чая с жасмином?
– Да с чего ты взял, что я собираюсь распивать тут с тобой чаи?
Джек крепко и решительно взял Кирстен за руку. Она попробовала вырваться, но попытка оказалась слабой.
– Во-первых, я готов гарантировать кому угодно, что раньше, чем через час, Андреас оттуда не выйдет.
Кирстен фыркнула:
– Ну, это вполне возможно. А во-вторых? Может быть, ты припас еще и "в-третьих"?
– Возможно, – миролюбиво ответил Джек. – А во-вторых, нам с тобой давным-давно следовало потолковать наедине по душам.
На этот раз Кирстен не стала спорить.
18
Черстин провела несколько совершенно захватывающих дней над бумагой, красками и восковыми мелками.
Аксель с удовольствием помог ей. Узнав о желании воспроизвести картину, он долго смеялся. Тем не менее, он похвалил начинание Черстин. Посоветовал, какую бумагу лучше выбрать. "Ведь пока ты будешь учиться, изведешь горы бумаги. Зачем тратиться на хорошую или мелованную бумагу? Возьми простой альбом для зарисовок. Если хочешь, возьми не один. Тренируйся на простой офисной бумаге стандартного формата".
Аксель сказал, что Черстин потребуется куча карандашей. Она взяла карандаши с мягкими грифелями, простые стирательные резинки. Вспомнив детство, приобрела восковые мелки.
Кроме карандашей и акварельных красок, Аксель посоветовал Черстин приобрести также пастель.
– Эти мелки, – объяснял он, – крошатся в пальцах, превращаются в пеструю пыль. Но они хорошо ложатся на бумагу. Ты сможешь оттачивать свою собственную технику рисунка. Будешь осторожна, не будешь давить на мелки, как на восковые. Кроме того, пастель при умелом использовании дает либо насыщенный сочный цвет, либо тонкие нежные линии. Как видишь, все в твоих руках.
– Спасибо, – кивнула Черстин.
Аксель нерешительно помялся, словно собирался что-то сказать, но боялся произнести нужные слова вслух.
– Знаешь, – наконец сообщил он, – я ведь веду курсы, учу людей рисовать. Группе уже полгода. Но, может быть, тебе будет интересно попробовать? Сможешь освоить азы, получить понятие о цветах, о технике рисунка… В честь школьной дружбы не стану брать с тебя денег. Правда.
– Спасибо, – Черстин засмеялась.
– Придешь? Я преподаю по вторникам и пятницам. Очень хочется посмотреть, что у тебя получится.
– Я подумаю.
Затворившись дома, Черстин превратила половину спальни в мастерскую. Повсюду были разбросаны альбомы, листки бумаги, коробочки с пастелью. Пальцы Черстин теперь были перманентно перепачканы разноцветной пылью от пастели. Одна из новых футболок была отдана на откуп творчеству. Нужно же было в чем-то рисовать. Нельзя же было делать это в изысканной ночной сорочке или шелковом белье.
Первое, что сделала Черстин – нарисовала собственный портрет. Без предварительных набросков, сразу акварельными красками. Внимательно глядясь в зеркало, поминутно сверяясь с изображением оригинала, она аккуратно наносила краски на бумагу. Это занятие настолько захватило ее, что она с трудом отрывалась на обед. Зато в душе подолгу отмывала пальцы от ярких пятен.
Черстин одновременно и веселила, и злила собственная привычка в задумчивости покусывать кисточку, уже обмакнутую в краску. Губы после подобных экзекуций тоже приходилось отмывать.
В активе Черстин уже значилось два автопортрета (некое сходство, кажется, было), четыре пейзажа (она старательно срисовывала виды из окна), один натюрморт (дань тренировкам) и три абстрактных "полотна", изображающих не то битву гоблинов, не то захват далекой галактической цивилизации.
В дверь позвонили.
– Какого черта, – вслух произнесла Черстин. Она задумчиво отступила на шаг от мольберта. Нет, здание, вид которого открывался из окна, определенно получалось каким-то кривым.
Надо все стереть… то есть, конечно же, выкинуть рисунок и все начать заново.
Ах, да, кажется, еще надо открыть дверь.
Недоумевая, кто бы это мог быть, Черстин вытерла руки о собственную футболку и отправилась отпирать.
Для вручения владельцу квартиры арендной платы за очередной месяц было еще слишком рано. Так кто может звонить в ее дверь?
Черстин благоразумно посмотрела в глазок. Не веря своим глазам, она отперла входную дверь и была атакована шквалом эмоций, имя которому было Андреас.
– Как ты меня нашел? – первое, что спросила она, перебивая все его противоречивые излияния.
– Скажи спасибо Джеку, – отмахнулся Андреас.
Не размышляя долго, он сгреб девушку в свои объятия.
– Пусти, – попыталась вырваться Черстин, – дай мне хотя бы дверь закрыть!
Андреас безо всяких церемоний захлопнул дверь ногой.
– Что ты себе позволяешь? – возмутилась Черстин. – Вломился в мой дом, командуешь, распускаешь руки! Между прочим, здесь частное владение!
Андреас прищурился:
– Может, вызовешь полицию?
Черстин открыла рот.
– Это меня Кирстен неоднократно отговаривала от обращения в полицию. Поставь себя на мое место! Черстин, ты пропала, несколько недель от тебя не было ни слуху, ни духу! Никакой информации о себе ты не сообщила! Это эгоистично и безответственно.
Девушка опустила глаза.
Это немного остудило гнев Андреаса. Но ненадолго.
– Может быть, ты теперь объяснишь, что означает твое поведение?
– Может быть, ты соизволишь объяснить, как ты меня нашел?
– Джек заметил тебя, когда сидел в ресторанчике неподалеку отсюда. Как ты догадываешься, он был в курсе твоего исчезновения. Сразу же позвонил Кирстен, естественно. Кирстен нужно было время, чтобы известить меня, чтобы приехать… Он незаметно пошел следом за тобой. Шел, шел и нашел, где ты живешь. Надеюсь, эта тема закрыта?
– Да, наверное, – пробормотала Черстин. – А где сейчас Джек?
– Не знаю, наверное, прогуливается неподалеку. В гости он пока не собирался напрашиваться.
– Ммм… понятно.
– Посмотри на меня.
– Что?
– Посмотри на меня. Черстин, это ты пришла ко мне ночью в день своего рождения?
– А кто сказал, что я обязана отвечать на этот вопрос?
– Ах, так? Я хотел по-хорошему… Но теперь тебе придется отвечать за свои действия.
– Ой! Какие действия?
– Необдуманные, в том числе. За действия, за бездействие, за эгоизм и за интриги.
– Я не строила никаких интриг!