Трогательная и волнующая история семьи Ханивудов - старожилов Америки с 1638 года. Мужественные женщины и отважные мужчины, составившие костяк американской нации, обрисованы в романе с исключительной полнотой и силой.
Содержание:
Глава первая 1
Глава вторая 4
Глава третья 17
Глава четвертая 22
Глава пятая 26
Глава шестая 30
Глава седьмая 32
Глава восьмая 35
Глава девятая 37
Глава десятая 39
Глава одиннадцатая 43
Глава двенадцатая 46
Глава тринадцатая 50
Глава четырнадцатая 52
Глава пятнадцатая 56
Глава шестнадцатая 61
Глава семнадцатая 64
Глава восемнадцатая 68
Глава девятнадцатая 74
Глава двадцатая 78
Примечания 83
Эни Сетон
Очаг и орел
Глава первая
В ночь страшной бури таверна опустела. Немного раньше сюда забрели случайные посетители из местных, сейчас уже постоянно жившие на берегу, по старости не выходившие в море ловить рыбу. Они были встревожены, кружки дрожали в их старческих руках, когда они прислушивались к бешеным порывам ветра. Рев бури в Большой гавани, в двухстах ярдах отсюда, заглушал звон кружек и редкие реплики людей.
Эспер, съежившаяся на стуле возле кухонного очага, могла видеть то, что происходит в пивном зале, через полуоткрытую дверь. Она смотрела на лицо матери. Та стояла за прилавком в противоположном конце зала, прислушиваясь, как и другие, к дикому грохоту. Даже подавая новую порцию пива, она смотрела не на людей, а в окно, ее крупное веснушчатое лицо было встревоженным.
Эспер это казалось странным, сама-то она любила штормовой ветер. Девочка с удовольствием ощущала тепло и уют родного дома в такие часы. От всего дома исходило чувство нежности и умиротворения. Снаружи ревет ветер, совсем как бык Рида на пастбище, но ни бык, ни буря здесь не страшны.
Эспер отодвинула стул от очага и прислонилась к буфету, где мать держала запасные горшки и кастрюли.
Девочке нравились кухонные запахи. Пахло жареной свининой из печи, рыбой, тушившейся на тагане под горящими поленьями, воском, которым натерты были дубовый стол, скамейки и большой ларь - ужасно старомодный, по словам мамы. Говорили, что этот ларь стоит здесь уже лет двести; мама говорит, что на него страшно смотреть - он весь в зарубках от ножей и следах от искр. Но папа не хочет с ним расставаться. Он любит старые вещи, которые были здесь всегда.
Новый шквал ветра обрушился на дом, и вода потекла по оконным стеклам.
- Дождь пошел, - сказал старый Саймон Граб, вытирая рот рукой, - дрянь погода. Поганый ветер с юго-востока, с Карибских островов, что ли? Опять в сентябре буря разыгралась. - Он вышел из-за стола и положил на прилавок три пенни, мать тут же убрала их в кассовый ящик.
- До Отмелей дойдет, как думаете? - спросила она. Голос у нее был как всегда резкий, но Эспер вздрогнула. Она почувствовала, что мать чего-то боится. Девочка почувствовала также и страх троих стариков, которые, не отвечая на вопрос хозяйки, пошли к двери, ступая осторожно, словно по качающейся палубе. Когда они выходили из дверей, на дом обрушился еще один удар и со стороны Франт-стрит донесся шум волн.
- Мама, я боюсь, - прошептала Эспер. Она подбежала к матери и уткнулась лицом в ее коричневую ситцевую юбку. - Боюсь, что море дойдет до нас. Не надо пускать его сюда.
Сьюзэн Ханивуд заперла дверь на тяжелый железный засов.
- Все может быть, - сказала она равнодушным голосом, - но дом устоит. Принеси тряпку, пол надо вытереть. И не бойся, ничего страшного не будет.
- Но ты испугалась, мама, - настаивала девочка, хотя страх ее улегся: дом был закрыт, это успокаивало ее.
Сьюзэн стерла со стола следы от пивных кружек, заперла дверь в зал и занялась тушившимся палтусом. Затем она заговорила, явно сердясь:
- Быстро же ты забыла про Тома и Уилли.
Девочка посмотрела на мать, пораженная ее внезапной неприязнью, хоть и знала, что та всегда любила ребят больше.
- Но они же далеко в море, на кораблях, - прошептала она.
Сьюзэн швырнула на стол оловянные миски.
- А завтра-послезавтра туда дойдет буря, - сказала она. - Совсем, как в двадцатом, перед тем как я встретила твоего отца. - Она сжала побледневшие губы и развязала завязки фартука на своей полной талии. - Зови папу - ужин готов. Я пойду посмотрю, в своем ли уме твоя бабушка, сможет ли она поужинать.
Эспер, удивленная и огорченная, прислушивалась к тяжелым шагам матери, направившейся в спальню, расположенную рядом с кухней. Мама не любила старую бабушку - папину мать. Но, кажется, никогда раньше не была такой сердитой. Мама была даже добра к ней, кормила ее с ложечки и качала в большой качалке, когда на бабушку находило, бывало, помрачение и она начинала плакать и думала, что она опять маленькая. Эспер любила бабушку, ее рассказы, ее ласковые руки.
Девочка подошла к двери отцовой комнаты и постучалась. Ее отец проводил большую часть своей жизни в этой комнатке, существовавшей еще даже до появления здесь бабушки. Теперь ее стали называть "папиной комнатой". Там были стол, франклиновская печь и так много книг на полках и на полу, что в комнатке трудно было повернуться.
Отец открыл сразу, что случалось редко, и улыбнулся дочери. Он был близорук, сутул и худощав.
- Дикая ночь, Эспер, - сказал отец задумчиво. С момента ее рождения он любил эту девочку больше всех на свете и назвал ее Эспер в честь Вечерней Звезды, несмотря на решительные протесты жены. Он погладил рыжие волосы дочери рукой, запачканной чернилами, и пошел вслед за ней на кухню.
Эспер поставила на стол миску с дымящимся палтусом, но отец отодвинул ее, все еще погруженный в свои грезы. Он медленно продекламировал:
"Дикий ветер поднялся на море,
И гнал тяжелые тучи он.
Мешало петь предчувствие горя,
Всю ночь звучал погребальный звон".
Эспер привыкла к стихам, которые он читал, и даже любила удивительные картины, которые они рождали в ее воображении, но сейчас она разделяла чувства матери.
- К черту твою поэзию, Роджер, - выкрикнула Сьюзэн. - Что ты знаешь о горе, о погребальном звоне и вообще о мире, если ты всю жизнь сидишь в этой комнате со своими книгами? - Она подтолкнула к нему миску и припечатала к столу кофейник.
Роджер Ханивуд поднял голову.
- Я только думал, что Шелли хорошо передал настроение этой ночи, - сказал он слегка насмешливым тоном, но руки его дрожали, и он словно ждал от дочери обычной поддержки. Но Эспер смотрела на мать. Но Сьюзэн не на шутку рассердилась:
- К черту твоего Шелли, кто бы ни был этот сукин сын! Ты слышал - вон буря началась? Не понимаешь разве, что это значит, бревно ты бесчувственное?
Ее зеленые глаза сверкали, лицо побагровело.
Эспер видела, что отец отступает, но он тем не менее ответил:
- Так бы сказала любая марблхедская рыбачка.
- А я такая и есть, мы все из рыбаков, и ты тоже, хоть уже лет тридцать не ступал ногой в рыбацкую лодку и от тебя не было проку ни как от рыбака, ни как от хозяина таверны, ни как от джентльмена из колледжа.
Эспер видела, как побледнел ее отец, и она ожидала увидеть вспышку ответного гнева, равного по силе материнскому. Но в кухне наступило молчание, нарушаемое только тяжелым дыханием Сьюзэн. А за окном от нового дикого порыва ветра сломалась ветка на большом каштане.
Сьюзэн разжала кулаки и опустила голову.
- Не обращай на меня внимания, Роджер, - сказала она тоскливо. - Ужинай себе. Я сегодня расстроилась из-за бури. - Сьюзэн поворошила кочергой поленья в очаге. - Но ведь там - твои сыновья, - добавила она очень тихо.
Роджер, кажется, ничего не слышал. Он сидел, задумчиво вертя в руках вилку. Девочка смутно понимала, что злость ее матери улеглась и уступила место тревоге, а вместе с тем и чувству безнадежности.
Но Роджер ответил через минуту.
- Не вижу причины беспокоиться о мальчиках. Флотилия выдержала не один шторм. А я вообще сомневаюсь, чтобы этот дошел до Больших Отмелей.
Сьюзэн отнесла миски, свою и Эспер, на мойку.
- Прошлой ночью я видела Старого Даймонда на Кургане, - тихо сказала она. - Он махал рукой и метался по могильным плитам, показывая в сторону Отмелей.
Эспер стало страшно. Все дети знали живших здесь давным-давно колдуна Старого Даймонда и его сумасшедшую дочь Молл Питчер.
- Ерунда, - заявил Роджер, вставая, - привидений не существует. И ты вроде женщина здравомыслящая, Сьюзэн.
Его жена налила воды в мойку и занялась мытьем посуды.
- Он обычно приходит предупредить, что наши мужчины в опасности. Ты не знаешь этого, ты - сухопутный человек.
- Я марблхедец, как и ты. Восемь поколений Ханивудов жили в этом доме, не забывай, Сьюзэн.
Женщина передернула массивными плечами:
- Как же, забудешь! Ты только и звонишь об этом.
Девочка в испуге переводила взгляд с отца на мать. Вот, мама опять начинает сердиться. Конечно же, не из-за Ханивудов, мамина семья - не менее старинная, чем любая другая, а из-за папы…
Эспер подошла к матери и дернула ее за юбку.
- Ма, я хотела бы, чтобы наши мальчики были дома, - сказала она, стараясь предотвратить новую вспышку материнского гнева.
Сьюзэн нахмурилась:
- Это не дело. Мужчины должны работать или сражаться, а женщины - ждать. Почти все мужчины, - добавила она, глядя на Роджера.
Девочка опустила руку. Ее порыв прошел даром. Отец выглядел холодным и замкнутым. Он вернулся в комнату к своим книгам и каким-то записям, о которых он не рассказывал. Было слышно, как он запер дверь.
Сьюзэн продолжала хлопотать, убирая посуду в шкафчик, добавив воды в горшок, стоящий в печи.
- Иди спать, - велела она Эспер, которая давно ожидала этого приказа.
Девочка послушно взяла свечу, огонь которой заколебался от сквозняка.
- Дай-ка ее мне, а то ты сожжешь дом, - сказала Сьюзэн, поднимаясь по лестнице вместе с рыжеволосой дочуркой. Она подождала, пока дочь переоделась в ночную сорочку.
- Читай молитву.
- Сейчас, отходя ко сну… - начала девочка. А в конце она робко добавила: - Пожалуйста, Боженька, защити Тома и Уилли. - И посмотрела на мать, ища одобрения. Она увидела, как лицо матери смягчилось.
- Аминь, - сказала Сьюзэн, и Эспер, довольная, улеглась в кровать. Мать наклонилась над ней, и лицо ее было на редкость ласковым. И. в это время дом слегка вздрогнул от нового мощного удара.
- Что это, мама? - вскрикнула девочка.
Сьюзэн посмотрела в окно.
- Это море, - ответила она. - Вода на Франт-стрит.
Эспер прижалась к окну рядом с матерью, и обе они смотрели на волнующееся темное пространство за окном. Не было видно ни улицы, ни двора, а мерцающая чернота была уже недалеко от большого каштана.
- Ма, что же будет? - прошептала девочка. Сьюзэн взяла ее на руки и положила в кровать.
- Дом выстоит. Спи, - сказала она.
Эспер вдруг снова почувствовала себя спокойно. Мама всегда права. Она сильная, как этот дом, простоявший здесь так долго. Бабушка тоже сильная - хоть она часто плачет и просит, чтобы ее покачали. Чувствуется, что тогда это как бы не она. А папа - не сильный, но у него есть мама, и бабушка, и дом, и я тоже, думала девочка.
И буря бушевала, волны достигали фундамента, а временами вода затекала даже в погреб, но Эспер спокойно спала.
Прошло три недели, прежде чем они получили известие, и та ночь стала для Эспер полузабытым воспоминанием. Плавучие коряги и камни были убраны с дорог, а водоросли выброшены в море. Суденышко, вынесенное на берег, починили. В доме Ханивудов ничего не напоминало о шторме, кроме следа от оторванной ветки на старом каштане.
От мальчика, прибежавшего в таверну, Ханивуды узнали первыми, что у ближних скал показалась шхуна. По словам смотрителя маяка Дарлинга, она была похожа на "Героя" Джона Чэдвика.
Сьюзэн закрыла таверну и побежала к валу разрушенного форта Сиволл. Она не обратила внимания, что Эспер, полная любопытства, отправилась за ней. Жители городка заняли свои наблюдательные посты на Кургане и башне Олд Норт. В полном молчании женщины и дети смотрели, как шхуна обогнула косу и вошла в Большую гавань. Кое-кто из детей начал весело кричать и размахивать руками, но ответных приветствий с борта судна слышно не было. Фигурки на палубе двигались неестественно, как марионетки.
Сьюзэн пробормотала что-то и стала спускаться по тропе. Эспер посмотрела на нее с удивлением, но сказать ничего не решилась. Они прошли набережную, Франт-стрит, Ловис Кос и Гудвинзхед, а по дороге к ним присоединялись молчаливые женщины и взволнованные дети, чье возбуждение сдерживали взрослые. Они дошли до причала, когда с "Героя" молча сходил капитан Чэдвик. Его сапоги громко стучали по сходням.
- Плохо, - проговорил он, качая головой и ни на кого не глядя. Лицо его было серым. - Чертовски скверно.
Толпа стояла в безмолвии еще минуту. Сьюзэн протиснулась вперед, к капитану.
- Сколько погибло? - спросила она тихо.
- Одиннадцать, насколько я знаю, мадам, с людьми.
- А "Свобода"?
- Я видел, как она затонула в полумиле от нас. Мы ничего не могли поделать. У нас у самих паруса были как тряпки.
Сьюзэн отступила, и ее место заняли другие. В голосах людей звенело отчаяние: "Сабина", "Мирный", "Трио", "Воин" - скорбный список все рос. Шестьдесят пять мужчин и юношей погибло. В редком доме в Марблхеде у утонувших не было родни. Где-то в толпе раздавались плачи и стоны.
Сьюзэн повернулась и пошла назад сквозь толпу. Эспер - за ней. Девочка была напугана и встревожена. Мама оказалась права: страшный шторм погубил рыбацкие суда, Том и Уилли погибли. Не то чтобы она чувствовала горе. Братья ее были взрослыми, шестнадцати и восемнадцати лет, по полгода они проводили в море, а дома мало с ней общались. Кузен Том Доллибер был на "Свободе". Значит, он тоже погиб. У Ловис Кос они встретили отца, спешившего им навстречу.
- Что такое, Сьюзэн? Отчего ты не сказала мне, что есть новости?
Девочка беспокойно смотрела на родителей, ожидая маминого гнева: ведь папа опять сказал что-то невпопад, Но Сьюзэн была еще тише, чем на пристани. Она взяла его под руку и тихо проронила:
- Пойдем домой, дорогой.
Роджер взглянул на жену, не меньше дочери удивленный этой мягкостью, и они направились к дому.
Эспер побрела следом за ними. Она приостановилась на берегу у форта, наблюдая за поймавшей рыбу чайкой, но тут почувствовала, как ее грубо схватили за волосы.
- Больно! - вскрикнула девочка, обернувшись со слезами на глазах. Двое мальчишек подкрались к ней сзади: Джонни Пич и Натан Кабби. Именно он схватил ее за волосы, издевательски выкрикивая:
- Ха-ха-ха! Смотрите, как Огневушке плохо!
Нат был тощий мальчишка, одиннадцати лет, с тусклыми желтыми глазами и острым носом. Эспер уже привыкла, что ее дразнят за огненно-рыжие волосы, но она еще не научилась защищаться. Девочка съежилась, стараясь сдержать слезы.
- Оставь ее, - равнодушно сказал Джонни. - Она еще маленькая.
Это был красивый темноволосый мальчик, годом младше Натана.
- Чего ты хнычешь, Огневушка, - продолжал издеваться Нат, - не оттого ли, что твоя голова горит?
Он снова дернул девочку за волосы.
Эспер пригнулась.
- Я плачу потому, что Том и Уилли утонули в море, - ответила она всхлипывая.
Джонни повернулся и ударил по вытянутой руке Ната.
- Это правда, - сказал он. - Они были на "Свободе". Мой дядя тоже погиб на "Клинтоне". У нее и без тебя есть от чего плакать.
- Плевать! - презрительно ответил Нат, подражая интонации взрослых марблхедцев. - Спорим, мой папаша тоже пропал. С весны не возвращался. Мамаша, наверно, его бросила.
Как ни мала была Эспер, она поняла, что слова Ната об отце - нечто хуже, чем детская жестокость или бравада. Хотя мальчишка был обычного для своего возраста роста и сложения, взгляд его был не по-детски острый, а в глазах было что-то злобное, он напоминал злого карлика на картинке в сказках братьев Гримм, которые давал ей отец.
- Нельзя так говорить, - сурово сказал Джонни, - и нельзя так разговаривать с маленькой девочкой. Беги домой, Огневушка.
Эспер подумала, что ей совсем не обидно было услышать ненавистную кличку от Джонни. Она посмотрела на него с обожанием, но оба мальчика уже потеряли интерес к ней. Они увидели лодку Питера Юниона, приближавшуюся к берегу, и побежали посмотреть, удачной ли была ловля.
Эспер вытерла слезы уголком передника и побрела домой. Большой старый дом всегда напоминал огромную симпатичную кошку. Некрашеная обшивка за два века стала серо-бурой, две большие кирпичные трубы, на старом крыле и на новом, торчали, как уши, а качавшаяся над таверной вывеска была похожа на кошачий язык. На вывеске с надписью "Очаг и Орел" когда-то была эмблема: пара каминных подставок для дров и летящая над ними птица, но вывеска давно потеряла первоначальный цвет и проржавела.
Эспер, чувствуя драматизм событий, вошла в дом не как обычно, через кухню, а через вход под вывеской. Дверь в распивочную была закрыта, но девочка слышала голос матери, говорившей медленно, с большими паузами. Ее родители закрылись там. Эспер побрела в кухню - та была еще теплая от солнца.
У большого очага в своем бостонском кресле сидела бабушка, укутанная шерстяным серым пледом. Она была похожа на старую чайку.
- Что там делают Роджер с Сьюзэн? - с любопытством спросила бабушка. - И почему он сегодня выбежал на улицу?
- С кораблями случилось что-то страшное, - сказала девочка, подражая капитану Чэдвику. - Том и Уилли никогда не вернутся. Мама рассказывает об этом папе.
Старая женщина зажмурилась, перестав качаться в кресле.
- Никогда не вернутся? - повторила она задумчиво. Открыв глаза, она посмотрела на девочку, но словно сквозь нее. - Так же, как Ричард. Он тоже не вернулся. - Она скользила взглядом по кухне, пока не увидела коврик у входа. - Вот там я стояла, когда последний раз видела Ричарда. Этот коврик я сама вязала. Мы назвали его "корабль закат".
Эспер послушно посмотрела на истоптанный и местами протертый коврик, по которому столько раз ходила.