Снова молчание. Эви смотрела, не отрываясь, на отражение любимого лица и видела, как оно мрачнеет с каждым мгновением. Ее сердце гулко стучало в груди. Рашид превосходно понимал, что ее тревожит и гнетет нечто гораздо более серьезное, нежели причуды матери.
Хотя она не солгала ни единым словом, мрачновато подумала Эви, глядя в стекло. Весь обед ее мать недвусмысленно объясняла Эви, как бы она была рада, если бы шейх Рашид Аль-Кадах не появился через две недели на свадьбе Джулиана, куда будут приглашены только сливки общества.
– Представить на этой свадьбе вашу связь означает полностью отвлечь внимание от жениха и невесты, – печально вещала Люсинда Делахи. – Если бы у него была хоть капля уважения и чувства такта, он понял бы это сам и сумел отклонить приглашение. Но поскольку ничего подобного он не сделает, думаю, твой долг – уладить это.
Однако и Рашиду, и ее матери было отлично известно, что таким манипуляциям Эви не поддавалась. В нормальной ситуации она даже не сочла бы нужным рассказать Рашиду об этом.
"Но разве сегодняшний день можно назвать нормальным?" – с горечью спросила она себя, глядя на отражение лица, на котором недоумение постепенно сменялось раздражением.
На самом деле весь день для нее прошел как в тумане. До тех пор, пока Рашид не увлек ее в постель.
Тогда туман чудесным образом развеялся, чтобы смениться туманом другого рода. Восхитительным туманом любовной страсти. И этот туман до сих пор не совсем рассеялся, подумала Эви, а Рашид, стоявший позади нее молча, только усиливал напряжение. Как будто она нарочно огорчила его.
– Только в этом все дело? – наконец спросил он.
– Да, – кивнула Эви, с грустью думая о своей неодолимой трусости.
– Тогда иди к черту, – пробормотал он сквозь зубы, явно отказываясь что-либо обсуждать. И, отвернувшись, пошел прочь.
Сердце Эви едва не выскочило из груди. Его тон только подтвердил, что Рашид прекрасно понимает: она бежит от настоящих проблем.
– Рашид, ты…
– Я отказываюсь это обсуждать, – отрезал он тоном, не допускающим возражений. Он говорил раздраженно и оскорбленно, и Эви невольно подумала, что было бы, если бы она сказала ему всю правду. – Твоя мать тебе не нянька, а тем более мне!
– Ее просьба вполне обоснованна, – возразила Эви, сама удивляясь тому, что вдруг принялась защищать мать. Похоже, все что угодно, лучше, нежели правда. – Ты не хуже меня понимаешь, какой ажиотаж мы вызываем, появляясь вместе. Мама только защищала интересы Джулиана и Кристины, а вовсе не хотела задеть тебя или меня.
– А мой отец очень близкий друг отца Кристины, – холодно парировал Рашид. – Фактически лорд Беверли оказывает немалое содействие моему отцу в преодолении политических и дипломатических препятствий в развитии и переустройстве моей страны. И я не могу обидеть отца Кристины отказом просто из-за каприза твоей матери.
Эви отметила, как гордо вздернулся его подбородок. Теперь перед ней стоял не ее любовник, а истинный восточный принц.
– Из-за ухудшающегося здоровья моего отца, – продолжал этот принц, – я обязан представлять его на свадьбе.
Обязан. Эви слишком хорошо знала о его отношении к обязанностям. Жаль только, что никаких обязанностей перед его женщиной у него не было.
– Да будет так, – внезапно холодным тоном ответила она. – Но не удивляйся, если я сама что-либо предприму для того, чтобы свести к минимуму возможные сплетни.
Рашид прищурился.
– И что же это означает? Эви пожала плечами.
– Я обязана сделать это, – возвратила она ему его же слова. – Я обязана сделать так, чтобы мой брат и его невеста – и только они – были в центре внимания.
– И как же ты собираешься сделать это? – язвительно спросил он. – Притвориться, будто меня нет на свете?
– А если бы я так сделала, ты заметил бы это? – цинично бросила Эви.
Лучше бы она откусила себе язык! Глаза Рашида сузились.
– Так вот в чем дело, – сказал он. – Вот что гложет тебя весь вечер, Эви? Я должен расценивать твои слова как намек на то, что совсем не уделяю тебе внимания?
Значит, он совершенно неправильно понял ее. Эви с усмешкой подумала: а как бы он отреагировал, скажи она ему то, что на самом деле гложет ее уже не первый день?
– Так разве тебя бы это задело? – спросила она, понимая, что, конечно, небезопасно размахивать красной тряпкой перед быком.
Рашид не ответил. Это, падая духом, отметила Эви, тоже по-своему может быть ответом.
– Я устала, – утомленно проговорила она. – Мне лучше поехать домой…
– Завтра я должен буду уехать, – сказал Рашид в ответ. – Приблизительно на неделю. Когда вернусь, думаю, нам надо будет серьезно поговорить.
Эви невольно поежилась, чувствуя, как холодные мурашки побежали по спине.
– Отлично, – отозвалась она, направляясь к двери. Рашид промолчал, следя глазами за Эви, пока она шла через гостиную. Его взгляд был твердым и острым, а в мозгу, словно в программе самого лучшего компьютера, прокручивались все ситуации, вплоть до мельчайших подробностей, со всеми возможными выходами из них. И работал этот компьютер со сверхзвуковой скоростью.
И он, и она понимали, что происходит что-то неладное.
– Эви…
Он ведь к тому же еще и мастер по укрощению строптивых, с досадой припомнила Эви, продолжая свой путь к двери. Она не стала оборачиваться, но ее глупое сердце готово было разорваться.
– Меня бы это задело, – негромко сказал он.
Это было выше ее сил. С всхлипом Эви развернулась и опрометью кинулась к нему.
Я так люблю тебя, хотелось ей закричать, но она не решилась позволить словам нарушить этот миг. Поэтому она молча обвила его шею руками и с наслаждением зарылась лицом в его рубашку, чтобы похоронить в ней все свои страдания.
"Я скажу ему после свадьбы Джулиана, – бессильно пообещала она себе. – Это вполне может подождать".
ГЛАВА ВТОРАЯ
Эта свадьба была заранее объявлена событием года, и все приглашенные лицезреть начало семейного счастья сэра Джулиана Делахи и леди Кристины Беверли принадлежали к высшим кругам общества: богатые, известные титулованные особы, не говоря уже о знатных иностранцах, приехавших сюда, дабы выразить свое почтение отцу невесты, с которым их связывали многочисленные дипломатические контакты.
Погода была великолепной, словно на заказ, и яркое солнце освещало стены старинного английского замка, окруженного валами и широким рвом, хотя на огромной, принадлежащей его владельцам территории в сердце Беркшира ему явно ничто не угрожало.
Более романтическое окружение и представить себе было невозможно. Неудивительно, что люди готовы были душу продать ради приглашения сюда. От этого Эви чувствовала себя еще более странно – ей, наверное единственной из гостей, хотелось оказаться как можно дальше от этого замка.
Она должна была возглавлять блестящую вереницу из шести подружек невесты. От нее этого ждали. Однако Эви вежливо отклонила это предложение, расстроив нескольких и раздражив многих. Она попросту не могла согласиться на это – ради самих молодоженов. В конце концов, что хорошего в том, чтобы такая белая ворона, как она, взяла на себя одну из главных и самых заметных ролей на свадьбе? Именно поэтому мать Кристины с трудом могла скрыть облегчение, когда Эви отказалась от предложения.
Впрочем, это не избавляло ее от определенных обязанностей. Как сестра жениха, она должна быть здесь.
Ради Джулиана. И белая она ворона или нет, но огорчать брата Эви не имела права. Она слишком любила и уважала его.
Потому-то она сейчас и сидела, неторопливо готовясь к предстоящему торжеству, в уютной комнате для гостей, отведенной ей в огромном гостеприимном доме семьи Беверли, и кожей чувствуя присутствие матери, которая делала то же самое в другой комнате, недалеко отсюда.
"Отчего мать так зла?" – недоуменно спросила Эви у своего отражения. Только потому, что леди Люсинда Делахи надеялась в один прекрасный день увидеть у алтаря свою дочь рука об руку с маркизом, а непослушная Эви предпочла ему своего нынешнего любовника?
– Он никогда не женится на тебе! – гневно восклицала ее мать два года назад, когда это произошло. – Бога ради, он – арабский шейх! И, в отличие от тебя, знает свой долг! Когда настанет время, он женится на женщине своего круга. Попомни мои слова, Эви. Попомни мои слова.
Да, она помнила слова матери, и очень хорошо. Особенно с того момента, как они с Рашидом виделись в последний раз.
С тех пор прошло две недели – две бесконечно долгих и мучительных недели, в течение которых Эви пыталась набраться сил, чтобы открыть Рашиду правду. "У тебя было вполне достаточно времени, – усмехнувшись, сказала она своему отражению. – И каков результат? Ты его избегаешь. Ты позволила ему улететь домой, ни словом не обмолвившись о главном, а всю последнюю неделю провела, откровенно от него скрываясь".
Оправдания, оправдания… Вся ее жизнь превратилась в длинную цепочку сплошных оправданий.
С ее губ снова сорвался негромкий вздох. За последние дни она вздыхала все чаще. Темные круги под глазами сегодня не удалось скрыть даже самым тщательным макияжем.
"Малодушная", – укоризненно сказала Эви своему отражению.
Стук в дверь заставил Эви отвлечься от печальных мыслей. Она отвернулась от зеркала, чтобы поздороваться с нежданным визитером, кто бы это ни был. Тяжелая дубовая дверь отворилась, и в комнату вошел Джулиан.
Он выглядел великолепно в светло-сером шелковом костюме с галстуком.
– Привет! – сказал он. – Как чувствуешь себя?
– Это мой вопрос, – с улыбкой ответила Эви. Джулиан только повел плечами. Он явно нимало не волновался по поводу предстоящей церемонии. Он был без ума от Кристины, а Кристина просто обожала своего жениха. Их брак вовсе не был браком по расчету, как часто бывает в высшем свете.
– У мамы настоящий нервный приступ из-за того, как выглядит ее шляпка или3 что-то там еще, – сердито пробурчал Джулиан. – Поэтому я решил спрятаться у тебя.
– Милости прошу, – сочувственно глядя на брата, сказала Эви.
Джулиан прошел в комнату и встал у окна.
Их мать могла быть настоящим домашним тираном, когда что-то выводило ее из себя или расстраивало. Вот и сегодня она была вне себя от беспокойства, как бы не посрамить честь своей семьи. По этой причине ее туалет должен был быть безупречным, как подобает истинной леди из высшего общества, матери жениха-баронета.
– Глазам не верю. Они отвели тебе комнату в каком-то дальнем углу дома, – сердито сказал Джулиан, глядя в окно на крыши конюшен, временно переоборудованных в гаражи для автомобилей гостей.
Просторный замок, в котором насчитывалось около пятидесяти спален, был на время свадьбы поделен пополам – восточное крыло отдали в распоряжение родственников и гостей со стороны жениха, а западное – невесты. Чем дальше на восток по коридору, тем меньше и уже становились комнаты. Эта – крайняя – с трудом вмещала в себя старинную широкую кровать с балдахином. Что ж, достойное место для белой вороны.
Улыбнувшись про себя, Эви снова повернулась к зеркалу.
– Меня поместили сюда только потому, что комната рассчитана на одного человека, – в точности повторяя слова матери Кристины, сказанные утром со сладкой улыбкой, объяснила она.
– Все они – жуткие лицемеры и ханжи, – с нескрываемым отвращением сказал Джулиан. – Да, они, конечно, могут не одобрять твои поступки и образ жизни, но зачем же так явно это выказывать? Они оказались настолько бестактны, – добавил он, – что пригласили и его!
– Но точно не ради моей персоны.
– Конечно, – сумрачно кивнул брат. – Они не могли не пригласить его, боясь обидеть, невзирая на то, чем он является для тебя.
– А он оказался настолько бестактен, что принял приглашение, – подытожила Эви.
– Твоя работа? – быстро спросил Джулиан.
– Нет, – отрицательно покачала головой Эви. Неужели Джулиан подозревает, что она собирается как-то использовать ситуацию с выгодой для себя? – Наоборот, я просила его не приезжать.
"А он отправил меня к черту", – с усталой усмешкой вспомнила она тот разговор. Впрочем, ничего другого она и не ожидала. Рашид родился высокомерным и упрямым. И нежелание рассматривать свое присутствие здесь как постыдное для ее семьи было вполне объяснимым и понятным. Потому что кто теперь может осуждать мужчину и женщину за то, что, будучи так долго вместе, они предпочитают при этом одиночество и свободу?
Одиночество и свобода. Какие избитые слова. Эви мрачно усмехнулась. Никакой свободы в их отношениях не было. Рашид управлял всем по своей воле. Что дорого обошлось обоим. А одинокой себя Эви не чувствовала с того самого момента, как встретила Рашида. Именно поэтому она и медлила с серьезным, необходимым и неизбежным разговором.
"Нет, не сегодня", – сказала она себе, обернувшись и посмотрев на брата. Сегодняшний день безраздельно принадлежит Кристине и ему – ее дорогому брату, который теперь стоит у окна, держа руки в карманах, – поза, свидетельствующая о крайнем раздражении. А сегодня его лицо должно озаряться только счастливой улыбкой – если будет иначе, все обвинят в этом только его беспутную сестру.
– Эй! – окликнула Эви Джулиана, поднимаясь из-за столика и беря брата за руку. – Перестань хмуриться – тебе это не идет.
В ответ он криво усмехнулся. Сердце Эви сжалось. Она очень любила своего старшего брата и знала, что такую же искреннюю и бескорыстную любовь получает взамен.
– Ты потрясающе выглядишь, – мягко сказал Джулиан. – Очень красивое платье.
– Спасибо, – улыбнулась Эви. – Л купила его специально к этому торжеству.
А еще для того, чтобы показать всем, что, хотя она и не играет на этой свадьбе одну из ведущих ролей, прятаться в тень тоже не намерена, несмотря на то, что многие от нее ожидают именно этого.
Ее платье было коротким и плотно облегало фигуру. Его шелковистая ткань подчеркивала каждый изгиб ее стройного тела от плеч до середины бедер, оставляя открытыми длинные красивые ноги. И к тому же оно было красным. Вызывающе алого цвета. Тонкая золотая цепочка-пояс свободно лежала на талии. На ногах у Эви были плетеные золотые босоножки на очень высоких каблуках. На кровати в ожидании своего часа лежал короткий жакет-болеро такого же алого цвета, как и платье.
Завершала композицию шляпка – широкополое золотистое произведение мастеров шляпного дела, призванное скрывать ее лицо от любопытных взглядов и в то же время привлекать к себе внимание.
– Спорю на что угодно, что твое присутствие не пройдет незамеченным, – сообщил Джулиан. Конечно, ее брат отлично понимал, для чего Эви здесь.
– Женщина в красном, – усмехнулась она.
– А он не будет недоволен? – вдруг спросил Джулиан.
Плечо Эви приподнялось в безразличном жесте.
– Он может быть моим любовником, но не надзирателем.
– А-а… – Джулиан вздохнул. – Чувствую электрические разряды в воздухе. Он решил тебя наказать, приняв приглашение?
Эви не ответила. Выпустив руку брата, она вернулась к столику, чтобы завершить свои приготовления.
После минутной паузы она вдруг услышала в его голосе тот самый тон, которого опасалась:
– Эви…
– Нет, – перебила она брата. – Не надо, Джулиан. Не сегодня; сегодня я к этому не готова. Что бы ни происходило между мной и Рашидом, это наше личное дело.
– Понятно, – протянул брат задумчиво. – Только вот интересно, что же ты сказала нашей дорогой матушке…
– Вот, значит, зачем ты здесь, Джулиан? – вздохнула Эви. – Чтобы выяснить, кто поверг ее в такое скверное настроение? Я ее даже не видела с того самого момента, как мы сюда приехали утром.
– И по пути она с тобой не разговаривала?
– С нами ехали другие люди, – пояснила Эви.
– Вот как, – кивнул Джулиан. – Значит, наша старушка попросту раздражена оттого, что ей не дали возможности прочитать тебе заготовленную часовую лекцию.
– На тему, что хорошо воспитанные юные английские леди не должны спать со скверными арабами? – как ни в чем не бывало спросила Эви, накладывая тушь на ресницы.
– Она такой сноб во всем, что касается социального происхождения, – вздохнул Джулиан.
– Не социального, Джулиан, а культурного, – поправила брата Эви. – Будь она так щепетильна только в вопросах социального происхождения, никаких препятствий и возражений не было бы, вздумай этот ужасный араб на мне жениться. Наоборот, его бы к этому всячески поощряли. Как-никак он шейх, денег у него больше, чем у десятка английских маркизов. Это – с социальной точки зрения.
– На самом деле, – поморщился Джулиан, – я не собирался поднимать эту тему. Я просто хотел сказать, что не стоит вам сегодня увиваться вокруг друг друга и ворковать, точно голубки, у всех на виду. К его изумлению, Эви вдруг рассмеялась.
– Скорее солнце взойдет в полночь, чем Рашид станет увиваться вокруг кого бы то ни было, на глазах у всех или нет – неважно! Он слишком высокомерен и горд для этого. Слишком хорошо знает себе цену. Как ни странно, – задумчиво добавила она, – но мама терпеть его не может именно оттого, что они очень схожи характерами.
– Звучит так, как будто ты его не одобряешь за это, – суховато заметил Джулиан.
Не одобряет? Да она ведь его просто обожает. Это саму себя она не одобряет.
– Он потрясающе хорош в постели, – уводя разговор от опасной темы, заявила она.
В дверь постучали, и оба они обернулись. Дверь открылась, и на пороге возникла их мать.
Высокая, как и ее дети, такая же стройная и красивая, в светлом кремовом с голубым костюме от Шанель, она являла собой образец матери жениха.
– Я так и думала, что найду тебя здесь, Джулиан, – сказала она. – Гости уже начинают собираться. Тебе пора занять свое место.
Иными словами, она хотела бы остаться наедине с Эви, чтобы наконец прочесть пресловутую лекцию. Джулиан открыл было рот, чтобы возразить, но Эви предупреждающе сжала его ладонь и подбадривающе подтолкнула в спину.
Джулиан не хуже Эви знал, что перечить матери в такой день означало понапрасну дразнить судьбу.
Поэтому, пожав плечами и поцеловав напоследок сестру в щеку, он вышел, хотя не удержался и, прохода мимо матери, одарил ее предупреждающим взглядом, таким холодным и суровым, что ее глаза широко раскрылись. И пока за Джулианом не захлопнулась дверь, мать молчала, сжав губы.
Воздух в комнате внезапно стал морозным.
– Ты собираешься идти в этом? – поинтересовалась Люсинда Делахи.
Эви сделала глубокий вдох, прежде чем ответить:
– Да.
– Это не совсем то, что я могла бы назвать приемлемым, Эви. Неужели ты не могла подобрать что-нибудь такое, что не было бы таким… вызывающим?
– Обещаю, что отвлекать внимание от Кристины не буду, – одними губами улыбнулась Эви. – Зато ты, мама, выглядишь великолепно, – добавила она. – Эталон изящества и стиля, честное слово.
– Да… – сердито пробормотала Люсинда и направилась к платяному шкафу, всем видом показывая, что ее дочь как раз напрочь лишена и того и другого.
Эви смотрела, как ее мать открывает шкаф и взглядом пытается выбрать что-нибудь более подходящее взамен красного платья. Именно поэтому она и не взяла с собой ничего такого. Похожие сцены случались не раз, и она кое-чему успела научиться.