- Нам не о чем говорить, - прервала она его. - Все, что было нужно сказать, мы сказали друг другу в Риверс Корте. Ты заставляешь ждать свою приятельницу.
Роланд тотчас же отметил нотку ревности в голосе своей жены и ухватился за нее с отчаянием умирающего с голоду человека. Что бы Жонкиль ни говорила, она все еще любит его! Он был уверен в этом. Она может играть роль, делать вид, что ненавидит и презирает его, но все еще любит его. Он заметил быстрый взгляд ее красивых глаз в сторону девушки, которая была с ним. Та стояла немного в стороне от столика, с любопытством наблюдая за этим трио. Вся ее поза выражала крайнюю усталость. Она стояла в покорном ожидании, как будто не надеясь, что ее представят, и не особенно желая этого.
Но Жонкиль не видела трогательной покорности или позы терпеливого ожидания. Она только знала, что девушка была молода, вероятно, не старше девятнадцати или двадцати лет, что у нее были правильные черты, и что все ее лицо, когда она поворачивалась к Роланду, освещалось улыбкой, которая делала ее красавицей. И Жонкиль ревновала. Она сразу возненавидела попутчицу Роланда, соображала, кто она такая, какие у них отношения, откуда она появилась.
- Жонкиль, - сказал Роланд. - Не смотри так. Давай постараемся остаться друзьями. Послушай... позволь представить тебе мисс Хендерсон и...
- Нет, благодарю, - отрезала Жонкиль. - У меня нет желания знакомиться с твоими друзьями. Каждый из нас живет своей собственной жизнью, и я бы хотела, чтобы ты понял это, Роланд.
- Я не могу спорить с тобой здесь, - сказал Роланд и сжал губы. - Но я хочу, чтобы ты уяснила, что каждый из нас не живет своей собственной жизнью. Я искал тебя несколько недель, и сейчас, когда я нашел тебя, я не позволю тебе так легко уйти.
Жонкиль озиралась вокруг с довольно затравленным выражением - выражением человека, который чувствует себя окруженным невидимой стеной и не знает, как вырваться... и, хуже всего, что он не уверен, хочет ли он вырваться. Какой бы холодной и твердой она ни казалась, внутренне она была сильно расстроена. Эта неожиданная встреча с Роландом, звук его голоса, выражение глаз с новой силой воскресили прежнее непереносимое желание простить его, открыть ему свои объятия, несмотря на то, что целые три месяца она делала все, от нее зависящее, чтобы убить это желание!
Но прежняя гордость тоже давала о себе знать, и за последнее время Жонкиль научилась лучше управлять своими чувствами, закалилась в тяжелой работе. "Нельзя уступить, - говорила она себе, - нельзя позволить Роланду Чартеру снова властвовать надо мной". Она бросила взгляд на Билли, как бы прося помощи. Но Билли безмолвствовал, он ничем не мог помочь ей. Он просто не знал, что сказать. Он хотел потребовать, чтобы Чартер оставил Жонкиль в покое, раз она явно не желает разговаривать с ним, но не мог тем не менее предписывать, что делать и как себя вести мужу Жонкиль. Кроме того, Роланд не был похож на человека, который вынесет какое-либо вмешательство.
Наконец Жонкиль сказала быстро:
- Пожалуйста, Роланд, иди и поищи себе столик, и давай закончим эту тягостную сцену. Мисс... э-э, Хендерсон ожидает тебя.
Кулаки Роланда сжались.
- Я не уйду, Жонкиль, пока ты не пообещаешь встретиться со мной где-нибудь сегодня же и поговорить.
- Я не хочу встречаться с тобой.
- Ты должна. Я должен увидеть тебя.
- Нет, - сказала Жонкиль в отчаянии.
- Да, - сказал он жестко. - Ты не можешь отказать мне. Дай мне полчаса, даже меньше, пять минут, если хочешь, но мне нужно поговорить с тобой наедине. Я чуть не сошел с ума, пока искал тебя с января...
Жонкиль закусила нижнюю губу. Ее сердце билось так бешено, что она боялась задохнуться. Она не хотела встречаться с ним, но однако он ослабил ее оборонительные укрепления. Она представила себе его долгие изнурительные поиски. Он говорит, что желание видеть ее чуть не свело его с ума. Микки Поллингтон твердит то же самое. Не может же она быть такой жестокой, чтобы отказаться увидеться с ним на пять минут?
- О, очень хорошо, - сдалась она. - Я согласна, хотя не хочу этого.
Он с облегчением вздохнул.
- Спасибо. Я кончаю работать в шесть. Буду ждать тебя около здания компании "Спидо" сегодня в шесть часов.
- Хорошо, - ответила она неохотно.
Он посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом.
- Я буду ждать тебя, Жонкиль, - сказал он. - А пока - до свидания...
Он повернулся к Билли Оукли, улыбнулся ему, но столько горечи, столько страдания было в этой улыбке, что Билли почувствовал себя неловко.
- Как дела, Оукли? - произнес он и, помедлив, направился к девушке, которая его ждала.
Жонкиль, бледная, слегка дрожащая, молча откинулась на спинку стула. Билли снова сел напротив нее, все еще не в состоянии вымолвить ни слова. Даже сквозь гул толпы они могли расслышать слова Роланда, обращенные к его спутнице:
- Прости, что я так долго, Поппи. А вот и свободный столик. Идем...
Затем его голос замер.
Через мгновение Жонкиль встретила вопрошающий взгляд Билли. Она нервно рассмеялась.
- Все это так неудачно и неожиданно, - проговорила она.
- Мне очень жаль, что все так вышло, Килли, - сказал он.
- Ладно, какое это имеет значение? Разве что-нибудь имеет какое-нибудь значение? - повторила она настойчиво, пожав плечами.
- Не надо, - сказал он. - Я не могу выносить, когда ты так говоришь, Килли. Ты всегда была такой жизнерадостной, а теперь...
- О, мой дорогой, это было так давно, - прервала она его. - Я столько пережила с тех пор.
- Но почему ты согласилась встретиться с ним?
- Только для соблюдения спокойствия. Я знаю Роланда. Он очень упрям. Он не отошел бы от столика, пока я не согласилась бы на встречу.
- Ты сдержишь обещание? - спросил Билли угрюмо.
- Да, сдержу. Но это ничего не значит. Я выслушаю то, что он хочет мне сказать, и буду дальше жить и работать, как я живу и работаю с Нового года.
- Он может уговорить тебя, Килли...
- Нет, - прервала она его снова. - Что бы он ни сказал, он не уговорит меня простить его или жить с ним. Не бойся за это. Мои намерения такие же, какие они были в Риверс Корте. Я никогда не прощу того, что он сделал, и не позволю дважды одурачить себя.
Билли закурил сигарету. Он так и не дотронулся до пудинга. Встреча Жонкиль с мужем испортила ему весь обед.
- Я бы так хотел, чтобы ты была свободна, чтобы я мог присматривать за тобой, - сказал он после некоторой паузы. - О, Килли, если бы ты могла заставить Чартера дать тебе развод... и если бы ты хоть чуть-чуть любила меня.
- Это бесполезно, Билл, - сказала она мягко. - Я не хочу любить тебя или кого-нибудь другого. Не стоит тратить на чувства душевные силы.
- Боже мой! Я не могу поверить, что ты стала такой циничной. Я мог бы убить Чартера за то, что он сделал с тобой! - пробормотал Билли.
- Давай не будем больше говорить об этом. Как было все хорошо, пока он не появился.
- Ладно. Расскажи мне еще о твоей работе, - сказал он с усилием.
Она начала рассказывать о салоне Пегги Фейбьян и о том, как они ведут дела. Она говорила легко, улыбалась с полным спокойствием. Но ее сердце начинало биться неровно и пульс становился учащенным, когда она вспоминала, что она обещала своему мужу увидеться с ним сегодня вечером в шесть часов, вспоминала, что он здесь, в этом зале, с девушкой, которую зовут Поппи Хендерсон. Поппи! Ну и имечко! Кто она? Просто какая-то девица, которую он подцепил для развлечения, или ее почему-либо нужно было пригласить пообедать? Она старалась не думать о девушке, но ее мысли упорно возвращались к ней.
Сегодня в шесть... Почему она сказала, что встретится с ним? Что он скажет? Будет ли это еще одна мучительная и бесполезная сцена между ними? Она никогда не простит, как бы он ни притягивал ее, заставлял ее жаждать любви, которая когда-то была между ними.
Микки будет рада, что она встречалась с Роландом. Миссис Фейбьян скажет, что она дура. Пегги Фейбьян права. Но сейчас уже поздно отступать. Она дала слово.
Глава 17
Недалеко от того места, где сидели Жонкиль и Билли, Роланд и его спутница заняли столик в углу; девушка ела, а Роланд курил, откинувшись на спинку стула, и мысли его были где-то далеко. Девушка тоже отложила нож и вилку и смотрела на Роланда со смирением и обожанием.
- Ты жалеешь, что пригласил меня? - спросила она. - Ты, я вижу, сыт по горло.
Он встряхнулся, улыбнулся ей, погасил сигарету и принялся за свой бифштекс.
- Прости меня, Поппи, я не очень обходителен со своей гостьей, - сказал он со свойственным ему обаянием. - Нет, конечно, я не жалею, что пригласил тебя. Почему я должен жалеть?
- У меня такой жалкий вид, - сказала она. - Тебе, наверно, стыдно за меня?
- Чепуха, - сказал он. - Ты совсем неплохо выглядишь.
Она посмотрела на свое сильно поношенное пальто и юбку и поспешно подогнула рваный манжет белого хлопчатобумажного джемпера так, чтобы его не было видно. Ее лицо приобрело мрачное, даже сердитое выражение.
- Я выгляжу плохо, - сказала она. - И ты знаешь это. Ты всегда ведешь себя со мной, как джентльмен. Ты бы сказал, что я хорошо выгляжу, даже если бы я была в лохмотьях. Но тебе было стыдно представить меня своим нарядным друзьям. Впрочем, я и рада, что ты не сделал этого.
- Детка! - воскликнул он. - Ради всего святого, не будь такой смиренной. Я не представил тебя потому, что не было времени, но я собирался.
Ее худенькое личико с довольно широкими скулами и заостренным подбородком просияло. Ее голос, который был от природы грубоватым и низким, стал почти хриплым от волнения, когда она сказала:
- Ты всегда очень мил со мной, Ролли. О, Боже, я вечно забываю, что ты сердишься, когда я тебя так называю, Роланд.
- Глупый ребенок, я не сержусь, но так звала меня бабушка. Поэтому мне не нравится, когда это имя звучит из уст кого-нибудь другого. Я очень сентиментален, не так ли?
- Ты для меня как бог, ты знаешь это, да? - сказала она.
Поставив локти на стол и подперев лицо руками, она с обожанием смотрела на него.
- Я никогда, никогда не забуду, как ты был добр ко мне, ведь я чуть не протянула ноги месяц назад.
- Фу, перестань, - сказал он. - Ешь.
- Подумать только, ты пригласил меня сюда. Ты - джентльмен, а я такая ободранная и бестолковая, - продолжала она. - Ты мог бы водить обедать леди, такую, как та, с которой ты только что разговаривал.
Он напрягся и сказал со странной улыбкой:
- Она не хочет, уверяю тебя.
- Она, может быть, слабоумная какая-нибудь? - предположила Поппи Хендерсон.
- О, нет, она очень разумная. Я ей просто не нравлюсь.
- Боже! - воскликнула Поппи. - Подумать только, есть женщины, которым ты не нравишься.
Роланд протестующе поднял руку.
- Прошу тебя, детка, перестань молоть чепуху. Ты знаешь, я не выношу этого.
Она вздохнула и воткнула вилку в картошку.
- Хорошо. Больше не буду. Но расскажи мне о леди, Ролли, то есть Роланд! Она такая хорошенькая, такая элегантная. Но как гордо она с тобой разговаривала!
Губы Роланда скривились. Жонкиль - элегантная, гордая... Это действительно была не та Жонкиль, которую он встретил на балу у Поллингтонов. Как время изменило их... всех их!
- Поппи, - сказал он. - Ты помнишь, я рассказывал о девушке, на которой я женился, и как низко я поступил с ней?
- Да.
- Ну вот, эта леди, с которой я только что разговаривал - моя жена.
Поппи вытаращила на него глаза.
- Это она?
- Да.
- О, Боже! Значит, она сумасшедшая. Я всегда говорила, что девушка, которая вышла за тебя замуж и не хочет жить с тобой, просто буйнопомешанная.
- Нет, Поппи, я же рассказывал тебе, как нечестно я поступил, какую отвратительную штуку я сыграл с ней. Я во всем виноват.
- Может быть, и так. Но ты же сожалеешь об этом и хочешь, чтобы она простила тебя. Она, должно быть, не в своем уме, раз не прощает тебя.
Роланд усмехнулся.
- Да, боюсь, она не простит меня.
- Боже ты мой! - сказала Поппи страстным полушепотом. - Будь я на ее месте, я бы простила тебе все.
Его глаза смягчились.
- Ты глупый ребенок, - сказал он. - Ты не должна растрачивать свою любовь на меня. Я говорил тебе это много раз.
- Почему это тебя беспокоит? Я совсем не жду, что ты влюбишься в меня. Но я обожаю тебя и буду обожать.
Роланд немного покраснел.
- Пожалуйста, не надо, - сказал он. - Ты ставишь меня в неловкое положение, Поппи.
- Тебе нечего стыдиться, - сказала она. - Ты для меня, как святой, никогда ничего не домогался, никогда ничего не требовал. Не то, что другие парни.
- Мужчины - животные, эгоистичные животные, Поппи.
- Но не ты! - возразила она с жаром. - Ты не такой, ты Роланд.
Роланд не знал, что сказать. Он был тронут непринужденностью ее признания, но чувствовал себя неловко. Несмотря на обширный опыт общения с женщинами, он никогда прежде не встречал ни одной, которая была бы так трогательно смиренна, так обожала бы его, как Поппи Хендерсон. Это нисколько не радовало его. Большинство мужчин чувствовали бы себя польщенными и воспользовались бы ее любовью. Но Роланд был достаточно порядочен; кроме того, любовь Поппи никоим образом не могла заглушить его страстного стремления к Жонкиль, надежды на прощение, желания быть с ней, около нее, раскаяния за то, что произошло.
Жонкиль изменилась. Сегодня это была выдержанная, довольно циничная, умудренная жизнью девушка. Но все равно это та Жонкиль, которую он полюбил впервые в жизни. Однако теперь ее можно было не только обожать, но и уважать. Он увидит ее сегодня в шесть. Она, конечно, сдержит обещание. Но что можно сказать или сделать, чтобы заставить ее поверить в искренность его раскаяния, заставить ее простить его? Он был в отчаянии.
Ему было жаль и Поппи, которая страдала сейчас от безнадежной любви к нему. Он делал все возможное, чтобы дать ей понять бесперспективность ее чувства к нему. Но она так все затрудняла, была так настойчива в выражении своей любви, так трогательно подобострастна... Он не жалел, что принял в ней участие, спас ее от многих невзгод и страданий. Но все же жаль, что она любит его так трогательно и безнадежно.
Он познакомился с ней, когда начал работать в компании "Спидо" и поселился в респектабельном, но довольно скромном доме, где сдавались меблированные комнаты. Он продавал не очень много машин и получал не очень много денег. Ему приходилось экономить на всем. Он хотел скопить денег для Жонкиль, хотел завоевать положение в обществе ради нее.
Поппи Хендерсон занимала комнату в том же подъезде, и он несколько раз встречал ее на лестнице, когда шел на работу или возвращался вечером домой. Она была продавщицей в небольшом магазине тканей недалеко от дома; получала мало, недоедала, была одинока в этом мире и вела, как казалось Роланду, собачью жизнь. Она была довольно хорошенькая, но очень усталая и измученная. Очень густые светлые волосы, коротко подстриженные и немного вьющиеся, делали ее лицо птичьим и незначительным. Но спасали ее пара действительно красивых глаз, темно-карих, прекрасно контрастирующих с бледно-желтым оттенком ее волос, и хорошо очерченный рот. В целом ее портил нездоровый цвет лица и худоба тела: казалось, что она больна или вот-вот заболеет.
Роланд жалел ее. Иногда он по пять-десять минут разговаривал с ней в холле; он немного узнал о ее тяжелой жизни, о мужчинах, которые докучали ей, об ужасной борьбе, которую она вела для того, чтобы выжить и не скатиться на дно. Она была хорошей неиспорченной девушкой, жаждущей настоящей привязанности; бедным ребенком, который никогда не знал истинной любви, который осиротел в детстве и с тех пор вел очень неравную борьбу за жизнь.
Иногда ее молодость и маленькая стриженая головка напоминали Роланду Жонкиль, хотя на самом деле девушки совсем не походили друг на друга. Но он представлял Жонкиль на месте Поппи, ведущую такое же ужасное существование, и это сводило его с ума, заставляло страдать.
А потом Поппи на самом деле заболела. У нее был очень тяжелый грипп, и она чуть не умерла. Хозяйка хотела отправить ее в больницу, но Роланд знал, что Поппи испытывает патологический ужас перед больницами. Однажды вечером, проходя мимо ее комнаты, он услышал, как она рыдает и упрашивает хозяйку не отправлять ее в больницу, дать ей умереть здесь. И Роланд решил вмешаться. Он взял на себя заботу о Поппи, вызвал доктора; он оплачивал счета, приносил ей куриные бульоны, супы, молоко - все, что было необходимо, чтобы укрепить ее подорванное полуголодным существованием здоровье. Она постепенно поправлялась. Поппи хорошо понимала: Роланд Чартер тоже не был состоятельным человеком, подозревала, что ему часто приходилось ходить голодным для того, чтобы оплачивать все расходы, связанные с ее затянувшейся болезнью. Она никогда прежде не знала такой щедрости, такой доброты, и поэтому пала ниц перед ним и стала боготворить его.
Теперь она была его рабыней. Ее беспокоило только, что он запрещал ей поклоняться ему, не принимал подарков, которые она подносила ему со всей бесхитростностью и обожанием, свойственным людям ее класса.
Нет, она никак не могла понять, как Жонкиль может отвергать такого короля среди мужчин. Независимо от того, помог бы он ей в тяжелую минуту или нет, Поппи все равно боготворила бы его.
Она уже опять работала и, хотя была еще слаба, быстро восстанавливала силы. Роланд все еще во многом себе отказывал для того, чтобы послать ей что-нибудь вкусненькое и оплатить счета за лекарства.
Сегодня в первый раз он пригласил ее пообедать вместе, обращался с ней, как со своим другом, но как всегда чувствовал себя неловко перед искренним обожанием, которое светилось в ее больших карих глазах.
Закончив обед, они вместе вышли из ресторана. Роланд бросил быстрый взгляд на столик, за которым сидела Жонкиль, и увидел, что она и юный Оукли уже ушли. Поппи тоже посмотрела туда и поджала губы.
- Я должна сказать, что я не понимаю, как твоя жена может так себя вести, - начала она. Но Роланд оборвал ее таким суровым голосом, какого она никогда не слышала у него:
- Ты не должна критиковать мою жену, Поппи, - сказал он. - Я многое тебе рассказал о ней, потому что ты мой друг, но я не позволю осуждать ее.
Поппи вспыхнула. Какое-то время она выглядела обиженной. Но потом, когда они уже вышли на улицу, посмотрела на своего спутника тоскливыми карими глазами:
- Послушай, прости, Ролли... Роланд, - сказала она, поспешно поправясь. - Я не хотела сказать ничего обидного.
- Все в порядке, детка, - ответил он. - Я знаю, что ты не имела в виду ничего плохого.
- Я просто не могу переносить, что ты так несчастлив из-за того, что она не хочет вернуться к тебе, - сказала Поппи печально.
Роланд поднял воротник пальто. Мартовский ветер пронизывал до костей, а он чувствовал себя необычайно усталым и продрогшим.
- Не беспокойся обо мне, Поппи, - сказал он. - Беги на работу и будь умницей.
- Мы увидимся вечером?
- Не думаю, Поппи. И тебе не следует ждать в холле, пока я вернусь. Это нехорошо, раз мы живем в одном доме, понимаешь, детка?
Щеки Поппи стали пунцовыми.
- Мне все равно, что говорят люди. Я только хочу видеть тебя.