– Тем не менее никто не нашел вас здесь, верно? – сказал он, как будто уже одно это было достижением.
Хлоя придерживалась того же мнения, поэтому подняла голову чуть-чуть выше.
– Не пытайся подлизываться к ней. Пусть миссис Уитен прочтет письмо Виржинии, чтобы я мог провалить свой подвиг и снова заняться тем, чем мне действительно положено заниматься, – недовольно проворчал лорд Фарензе, но, когда он встретился глазами с Хлоей, под его внешней холодностью она разглядела множество других сложных эмоций, которые виконт старательно прятал от остального мира.
– Чем раньше я прочту письмо, тем раньше вы получите свое, милорд.
– Горите желанием от меня избавиться? – пробормотал он и, встав со своего места, прошел мимо нее, показывая остальным, что пора оставить ее с мистером Палсоном, чтобы они могли начать это веселенькое дельце.
– Конечно, – ответила Хлоя, подняв брови, как будто это было совершенно очевидно.
– Обманщица, – шепнул Люк, наклонившись так близко, что едва не коснулся языком ее уха, а затем выпрямился и бросил на нее взгляд, полный предостережений и угроз.
– Я знаю, – одними губами произнесла она, как только Люк наконец вышел из комнаты в сопровождении сводного брата, лучшего друга и таинственного мистера Питерса.
– Я должен оставить вас, чтобы вы прочли это послание, леди Хлоя, – сказал мистер Палсон, бросив на нее один из своих коронных мягких взглядов. – Надеюсь, вас никто не побеспокоит.
– Маловероятно, – пробормотала Хлоя, когда замер звук тихо закрывшейся за маленьким адвокатом двери, и с сомнением взглянула на толстый конверт.
Сидеть здесь в надежде, что все как-нибудь рассосется, если она не станет его вскрывать, явно не имело смысла. Хлоя сломала знакомую печать с изображением двух сплетенных V от Виржила и Виржинии, и со смешанным чувством страха и нетерпения вперила взгляд в аккуратно написанное послание своей умершей хозяйки.
Моя дорогая девочка… – начиналось оно, и Хлоя, увидев знакомый изящный почерк Виржинии, с трудом удержала подступившие слезы, заставив себя сосредоточиться на том, что ее хозяйка и друг хотела сообщить ей.
Вы стали для меня дочерью, хотя, возможно, мне следует называть вас внучкой, раз уж вы настолько моложе меня. Я не смогла подарить Виржилу ребенка, но, когда в доме появились вы и Верити, я почувствовала, что он одобрил бы ваше присутствие здесь. Если бы он на самом деле был с нами, то стал бы настоящим прадедушкой для вашей дочери, потому что восхищался бы ее сообразительностью и проделками еще больше, чем я.
Хлоя моргнула и несколько минут невидящим взглядом смотрела в окно, пока не справилась со своими эмоциями и не смогла продолжить чтение.
Я понимала, что вы родились в более родовитом окружении, чем семья сельского викария, о которой вы упомянули, когда впервые появились в Лодж. И поскольку мне не понравилась ни одна из претенденток, присланных агентством, я закрыла глаза на вашу очевидную ложь и удовлетворилась тем, что мне понравились вы, а потом и Верити, когда вы забрали ее от кормилицы. Кстати, это тоже выдало вас, дорогая Хлоя, поскольку вы ни за что не поручили бы свое дитя другой женщине, если бы не отсутствие молока. А ведь у вас его не было, верно?
Хлоя снова прервала чтение и тряхнула головой, словно хотела успокоить беспорядочный водоворот мыслей, которые всколыхнули слова умершей хозяйки. Она подозревала, что временами Виржиния сомневалась в правдивости выдуманной ею истории своего происхождения, но никак не рождения Верити.
Вы были очень осторожны и не давали мне ни малейшего ключика к разгадке вашего настоящего имени. Так продолжалось до тех пор, пока несколько месяцев назад я не получила известие от леди Тайверли, которая шепнула мне про возмутительное происшествие в семействе Руперта Тиссели, и я догадалась, кто вы такая. Теперь я должна была продолжить свои поиски и вскоре нашла способ заставить вашего брата признаться, что он вместе с вашим отцом и бесхарактерным младшим братом трижды замышлял выбросить свое же родное существо на съедение собакам, а потом вернуть оставшуюся в живых сестру и племянницу. Боюсь, я оказалась недостаточно благородна и слишком полюбила вас и вашего предполагаемого ребенка, чтобы решиться расстаться с вами, поэтому я постаралась как можно дольше не замечать, что лишь усугубляю вред, уже причиненный вам обеим.
В последние несколько недель я осознала, какую глубокую рану нанесла вам, отказываясь делать то, что помогло бы вернуть вам ваше законное место в жизни. Я люблю вас и моего внучатого племянника со всей силой, которая мне отпущена, но, видимо, себя я люблю больше, чем вас обоих. Я вижу, как вы даже сейчас качаете головой, отказываясь верить в то, что между вами и Люком может быть что-то общее. Но я умею читать в вашем упрямом сердечке и молю Бога, чтобы вы оба увидели то, что слишком долго пытаетесь не замечать.
Хлоя окинула взглядом комнату, как будто хотела проверить, не наблюдает ли за ней дух Виржинии. Если бы покойная родилась в другую эпоху и в менее знатной семье, ее могли бы обвинить в колдовстве, с содроганием подумала она. Смела ли Хлоя всерьез задуматься о своих чувствах к Люку Уинтерли? Что-то подсказывало ей, что это может произойти уже скоро, но сейчас, держа в руках письмо Виржинии, она тряхнула головой, чтобы отогнать эти мысли. Впрочем, письмо не сильно помогло ей в этом потому, что каждое второе слово было о нем.
Если вы когда-нибудь решитесь снять свое боевое облачение и подумать, кем вы с моим дорогим Люком могли бы стать друг для друга, прошу вас, забудьте о мелочах и станьте наконец счастливой, моя милая Хлоя. Что до ваших братьев и других членов семейства Тиссели, то это их дело – исправлять то, что они сделали или не сделали, бросив вас одну растить ребенка вашей сестры как своего собственного. Подобные вещи прекрасно улаживались другими знатными семьями испокон веков. А поскольку вы – две девочки были брошены расти как придется, такое небрежение непременно должно было закончиться плохо.
Я надеюсь, что ваши братья провели последние десять лет с чувством глубокого стыда за себя после того, как вы доказали, что лучше и сильнее их обоих. Впрочем, я почему-то сомневаюсь, что в них осталась хоть капля чести. У вас есть совесть и доброе сердце, Хлоя, в то время как другие члены семьи Тиссели были готовы совершить убийство, оставив бедняжку Верити на холодных ступенях где-нибудь подальше от собственного гнезда. И я совершенно уверена, что они бы это сделали, если бы вы не выкрали ее и не сбежали, как вор, под покровом ночи.
Пенелопа Тайверли старая болтушка, но она была крестной вашей сестры, и я уверена, что она больше никому не расскажет эту историю. Ей просто хотелось облегчить свою совесть, поведав старой подруге ее матери, как неловко она чувствует себя во всей этой драме. Мои годы, похоже, располагают к откровенности, независимо от того, хочу я ее или нет, но, пожалуйста, не сочтите, что эта история стала широко известна в обществе. Я знаю, что это не так, и взяла с Пенелопы слово нигде ее не рассказывать. Из того, что она не видела, кто живет у нее под носом, я делаю вывод, что вы не были близки с крестной матерью своей сестры, и мне жаль, что ваша матушка не выбрала для вас такую крестную, которая помогла бы вам, когда пришлось исчезнуть.
Хлоя нетерпеливо развязала ленту, державшую ее вычурный чепец и, швырнув эту тугую удавку в темный угол, потерла разболевшиеся из-за нее виски. Она печально посмотрела на золотисто-рыжие пряди, выбившиеся из тугого пучка, и подумала, не объясняет ли их цвет различия между ней и ее белокурой, как ангел, сестрой. Должно быть, их мать решила, что Дафне нужна добросердечная крестная, а Хлоя может обойтись холодной, пуритански сдержанной кузиной, которая, считая ее неуправляемой безбожницей, отказалась от Хлои задолго до того, как та ушла из Кэррауэй-Корт с Верити на руках.
Глава 12
Хлоя подумала о словах Виржинии и решила, что Господь послал ей самую лучшую в мире крестную, и ей показалось, будто рука покровительницы погладила ее непослушные кудри, словно подтверждая ее мысли.
Теперь поговорим о ребенке. Я осознаю свою вину в том, что вы столько лет были отлучены не только от своей семьи, которая не стоит вас, но и общества в более широком смысле. Я проклятая старая грешница, чем больше я узнавала вас, тем меньше мне хотелось расставаться с вами и Верити. Теперь я чувствую, что мой путь почти пройден и времени осталось мало, так что не смейте горевать и плакать обо мне, моя девочка. Я подготовила свою совесть к тому, чтобы подумать о своих грехах чуть более серьезно, чем мне нравится, и сделаю все возможное, чтобы искупить самый тяжкий из них. Речь идет о вас и моем дорогом Люке, потому что я в конце концов поняла, почему он шарахается от Фарензе-Лодж, как от чумного барака. Та маленькая себялюбивая тварь, на которой он женился, убедила его, что он бессердечное чудовище, потому что не пожелал потакать ее капризам. Но я добровольно отказывалась видеть те чувства, которые он уже давно питает к вам.
Мне очень жаль, что я не догадалась обо всем раньше, дорогая Хлоя. Конечно, Люк увлекся моей красивой молодой компаньонкой и не мог позволить себе оставаться в доме, который я так люблю, больше, чем на пару дней, потому что здесь жили вы, а он благородный глупец. Не надо снова качать головой и думать, что я сошла с ума. Загляните поглубже в свое и в его сердце, прежде чем решитесь разбить их. Я подозреваю, Люк считал, что, если он решится на неравный брак, это навредит обеим вашим дочерям. Естественно, ведь бедняга понятия не имеет, что вы равны ему, а возможно, даже выше его по происхождению. Легенда гласит, что Тиссели были византийскими князьями до того, как обосновались в Англии, где стали знаменитыми полководцами.
Хлоя все же покачала головой, но не потому, что Виржиния лелеяла мечту о любви, связывавшей ее компаньонку с лордом Фарензе, а потому, что знала: предком Тиссели был варвар-пират, который захватил в плен вдову крестоносца, возвращавшуюся в Англию, чтобы потребовать назад свои земли, прежде чем их отберет король. Пират влюбился в эту леди и сам стал ее пленником. Она вышла за него замуж, привезла к себе домой и, чтобы отпугнуть тех, кто пытался отнять у них Кроудейл, сочинила легенду. Хлоя разрывалась между гордостью за своего предка-разбойника и сомнениями, насколько союз между их семьями показался бы Уинтерли удачным, если бы они узнали правду. Вести свое происхождение от пары отчаянных авантюристов, положивших начало длинной череде игроков, пройдох, а то и откровенных воров, – не лучший повод для гордости.
Так или иначе, но я слишком долго была глупой в отношении вас и Люка. Но недавно во время одного из его кратких визитов в Фарензе-Лодж мне представился случай увидеть вас вместе, и я поняла, что вы влюблены в него не меньше, чем он в вас, даже если вы сами этого не осознаете. Было бы еще большим грехом с вашей стороны отвергнуть любовь, чем, забыв обо всем, отдаться ее радостям. Годы бегут слишком быстро, так воспользуйтесь своей красотой и молодостью, чтобы добиться счастья, которого вы заслуживаете. Умоляю вас, не совершите ошибки, позволив чужим грехам встать между вами и человеком, который действительно достоин вас. Общество примирится с Верити, как и с вашей приемной дочерью, если Люк сделает то же самое. Он поистине благородный человек, поэтому, дорогая Хлоя, пожалуйста, не делайте ему больнее, чем сделала его проклятая жена за время их злополучного брака.
Вскоре вы узнаете, что существуют и другие вещи, которые надо исправить, хотя эта беспокоит меня больше всего. Прошу вас, не отказывайтесь от той роли, которую я вам отвела. Я намерена заставить вас открыть моему внучатому племяннику то, что вы, скорее всего, сохранили бы в тайне, но что должно выйти наружу.
Хлоя вздохнула и поняла, что, вопреки ожиданиям, леди Виржиния была вовсе не так тверда в том, чтобы открыть Люку происхождение своей экономки. Стараясь не замечать прискорбной дрожи в руках, Хлоя снова взяла письмо умершей хозяйки, чтобы прочитать последнюю страницу.
Упрямая независимость – это очень хорошо, но она грозит ужасным одиночеством, а для вас, кроме всего прочего, может представлять опасность. Получив наследство, ваш брат Кроудейл попал в плохую компанию, поэтому будьте осторожны, если под видом раскаяния он захочет забрать вас с Верити домой. Прошу вас, не отталкивайте Люка, когда он придет к вам с вопросом, кто вы такая, а ему придется это сделать, когда он получит письмо, которым я начинаю свой год загадок. Надеюсь и молюсь, чтобы он стал замечательным. Существует четыре несправедливости, которые необходимо исправить, и я благодарю Господа, что Он даровал мне время понять, что так не может длиться вечно.
Итак. Я верю, вы сделаете все возможное, чтобы убедиться, что мой грех бездействия исправлен. Вы лучше, чем была я, дорогая, и, в придачу к острому уму, обладаете добрым сердцем. Помните, Люк совсем не тот угрюмый монстр-отшельник, каким считают его в свете. Если вы сомневаетесь в моих словах, посмотрите, как он любит и балует свою дочь. В самом худшем случае у вас будет год, чтобы решить, как вам поступить, но я надеюсь и молюсь, чтобы вы выбрали достойного мужчину и лучшее будущее.
Прощайте, дорогая, живите хорошо и будьте счастливы. Никто не заслуживает Господнего благословения больше, чем вы с моим упрямым внучатым племянником.
Хлоя уронила письмо к себе на колени и, посмотрев в соседнее окно, с удивлением увидела сумерки, хотя, читая последние слова письма Виржинии, совсем не замечала, что ей не хватает света. Она подумала, как будет смотреть в глаза лорду Фарензе после того, как прочла это послание, и решила, что просто отдаст предназначенное ему письмо и уйдет, чтобы он мог его прочитать.
* * *
– Вот ваше задание от леди Виржинии, милорд, – сказала Хлоя Люку. Она выглядела такой хрупкой, что, казалось, стоит ему дохнуть посильнее, и она рассыплется.
Люк не спешил брать письмо из ее протянутой руки, пока она не посмотрела ему в глаза и он не увидел в них вызов. Так-то лучше. Это была его Хлоя, яростная и готовая драться со всем миром, если он угрожал тем, кого она любит. На том долгом пути, которым они десять лет шли навстречу друг другу, ему все же удалось узнать ее.
– Подозреваю, что моя двоюродная бабушка тоже задумала свести нас, миссис Не-Уитен. И это несмотря на то, что у меня почти не было времени видеться с вами, – сказал Люк, не отводя глаз и надеясь, что она ему поверит.
– Прочтите свое письмо, – ответила Хлоя с покорным жестом, который должен был бы продемонстрировать ее руки с длинными пальцами и изящными запястьями, если бы она не была его упрямой Хлоей и не желала ничего демонстрировать.
– Останьтесь, – приказал Люк, обхватив ее тонкую руку своей ладонью, и потянул к элегантному маленькому дивану у камина, у которого они сидели прошлой ночью. – Вы совсем замерзли, – упрекнул он Хлою, потирая ее ледяные пальцы, чтобы хоть немного согреть их.
– Дело не во мне. Вам надо прочесть свое письмо. Поймите, моя задача в том, чтобы удостовериться, что вы это сделали, – ответила она, и от ее пустого взгляда у него заныло сердце.
– Думаю, один раз мы можем себе позволить ненадолго отложить свои обязанности, не так ли? Посидите со мной, Хлоя, позвольте, чтобы о вас позаботились хотя бы один раз в жизни.
– Я не хочу, чтобы вы занимались этим только потому, что у меня нет никого другого.
– Если не считать наших дочерей, моей усопшей тетушки и Мантеня? Я считал, что Том слишком ленив, чтобы беспокоиться о ком-то, кроме себя, но теперь он вдруг проснулся и говорит, что я должен как следует присматривать за вами, пока не появился какой-нибудь другой мужчина, который сделает это за меня. Даже мой брат, занятый только собой, хочет быть уверенным в том, что вы не пострадаете в результате этого странного предприятия, а Палсон уже готов удочерить вас, если вы откажетесь от своего места в этом доме.
– Они очень добры.
– Я вам говорю, что окружающие люди хотят о вас заботиться, а вы отвечаете, что они очень добры? Вы решили, что всегда должны только давать?
– Это делают все матери, – ответила Хлоя, пожав плечами.
– И отцы, – добавил Люк и, поскольку ее руки были зажаты в его руке, обнял свободной рукой застывшие плечи Хлои, чтобы хоть немного согреть ее своим теплом.
– Но я не ваша дочь, – возразила она и воинственно дернулась, пытаясь освободиться из его объятий, но не смогла стряхнуть его руку, на что он ответил злорадной улыбкой.
– Миссис Уитен, разве вы не чувствуете, что я смотрю на вас как на совершенно зрелую женщину, не связанную со мной никакими родственными узами? – спросил он, ощутив, как, несмотря на ее шелково-бомбазиновую броню, на этот поистине абсурдный чепец, который Хлоя кое-как водрузила на голову, поток неистового пламени, вспыхнув там, где соприкасались их тела, промчался по его телу.
– Хм, да, – признала Хлоя.
Люк ждал, что за этим последует очередная воинственная тирада. К его удивлению, она глубоко вздохнула и прижалась к нему, как будто хотела, чтобы он никогда не отпускал ее. Но осторожность подсказывала Люку, что радоваться рано. Хлоя искала успокоения. Только вчера они похоронили женщину, дававшую ей кров, безопасность и любовь все последние десять лет, тогда как остальной мир повернулся к ней спиной.
Возможно, если бы его приятель Мантень в трудный день подставил ей свое широкое плечо и предложил какое-то человеческое тепло, она отреагировала бы также. Горе и несправедливость слишком долго правили в ее жизни, и теперь, когда рядом не было Виржинии, мир снова превратился для нее в хаос. Возможно, успокоить ее ничуть не хуже удалось бы и хитрому старому Палеону, и даже, не дай бог, его брату Джеймсу.
Люк почувствовал, что мог бы уничтожить любого из них, если бы застал на своем месте. Он сидел не шелохнувшись, словно каменное изваяние, стараясь дать ей то, что хотела она, а не то, чего до боли жаждал сам. Хотя, возможно, они и не могли бы предложить ей ничего, кроме успокоения, ведь, похоже, никто, кроме него, так остро не замечал ее красоты и скрытой страстности и не хотел ее с такой силой. Люк слегка приподнялся в кресле и подвинул Хлою, чтобы не испугать ее слишком откровенным доказательством своей требовавшей удовлетворения похоти, которая всегда охватывала его рядом с ней, не говоря уже о том, когда она была в его объятиях.
– Я не хочу, чтобы вы заменяли мне отца, – прошептала она.
Люк не мог поверить собственным ушам.
– Хорошо. Я жажду вас с такой силой, что едва помню, как меня зовут, – признался он, с тревогой видя, что Хлоя смотрит на него так, как будто небо вот-вот обрушится ей на голову.
– Поцелуйте же меня, глупец, – приказала она.