Тем не менее, у каждого была своя цена. Она ведь не просто так охотилась за богатым мужем, а Итан уже обесчестил ее. Возможно, ее семья погрязла в долгах, а может быть, у нее были сестры, нуждавшиеся в приданом. Итан готов был заплатить сколько угодно, чтобы сделать ее своей любовницей, утолять с ней страсть какое-то время, а потом бросить. Ему хотелось поселить девушку в доме неподалеку, чтобы удобнее было удовлетворять свои прихоти, а взамен можно было бы решить все проблемы ее семьи.
Он снова провел бритвой по лицу и уставился в зеркало, разглядывая самое существенное препятствие на пути осуществления его плана.
"Если я еще раз встречусь с этой девушкой, у меня на лице уже не будет маски". Впервые за многие годы он изучал свое отражение. Шрам был глубоким и тянулся, натягивая кожу, по всей правой скуле, а затем резко преломлялся и шел вниз, по передней части щеки. Швы оставили характерные углубления по краям. Каждый сантиметр отметины резко белел при любом изменении выражения лица.
Браймер хорошо выполнил свою работу.
В ту ночь, когда Ван Роуэн осознал свою ошибку, он поспешил в конюшню, и ему стало плохо при виде того, что Браймер успел сделать с лицом Итана. В полуобморочном состоянии Ван Роуэн предложил щедрое возмещение или нанести такое же увечье ему самому.
Но у Итана были более грандиозные планы в отношении его и его жены, а также Браймера. Когда его освободили, Итан только скрипнул зубами от боли и, спотыкаясь, побрел к своей лошади. Лишь усилием воли он заставил себя держаться в седле, пока не выехал за пределы земель Ван Роуэна, и после этого, потеряв сознание, свалился в канаву, где провалялся два дня. Через несколько месяцев, прежде чем Итан смог реализовать свою месть, Ван Роуэна по пьянке спровоцировали на дуэль. Он был убит - умер, как принято, было говорить, в результате "джентльменского самоубийства".
Что касается Сильвии, то Итан разорил ее дотла, оставив гнить в трущобах.
В силу каких-то причин Итан пощадил Талли, но это противоборство так напугало конюха, что он быстро скрылся и, наверное, сейчас все еще живет в страхе.
А Браймер? Итан вспорол ему живот. Последнее, что негодяй видел на этом свете, было обезображенное шрамом лицо Итана.
До ранения Итан был бы подходящей парой для девушки. Сейчас же она, вероятно, стала бы смеяться над его внешностью. Разве она не определила себя как поклонницу мужской красоты?
Итан попытался улыбнуться, но нашел это неуместным - даже он сам считал свой вид при улыбке отталкивающим. В очередной раз, проклиная Ван Роуэнов, он бросил опасную бритву в тазик.
Глава 8
Часом позже, после случайной встречи с Хью и очередной братской размолвки, Итан направился к Куину. В это утро на улице Итан с особой остротой воспринимал то, как неприязненно смотрели на него люди, и отвечал злобными взглядами.
Дойдя до дома Куина, он снова ощутил, что возбужден. Проклятие, все равно девчонка не станет разговаривать с ним после того, как он вел себя с ней вчера. Итан решил, что это не имеет значения, поскольку ему, так или иначе, придется улаживать дело независимо от того, чем это завершится для него: победой или фиаско.
Куин недовольно взглянул на вошедшего в кабинет без приглашения и без доклада Итана.
- Отлично, придется иметь дело еще с одним Маккарриком. Утром мне уже пришлось оттаскивать твоего брата, ввязавшегося с кем-то в драку из-за Джейн.
- Я только что виделся с Хью, и он ничего не сказал мне о драке. - "Вот тебе, Хью, и тайная любовь издалека".
- Ну, я не стал бы называть это дракой. Когда дерутся, драчунов должно быть, по крайней мере, двое, - внес поправку Куин. - Нет нужды говорить, что, после того как Джейн увидела Хью в ярости, у нее пропало желание видеть его, не говоря уже о том, чтобы отправляться с ним в укрытие.
"Отправляться в укрытие". Это и было предметом спора его с братом. Хью уже согласился вывезти Джейн из города туда, где они были бы совсем одни. Грядет беда…
- Что ты здесь делаешь? - спросил Куин. - Я думал, ты охотишься за Греем.
- Я прочесал бывшие места пребывания Грея, все возможные убежища вчера вечером. Не думаю, что он успел вернуться в Лондон с континента.
- И чего же ты хочешь?
- Поговорить с девчонкой, которая гостит у твоих сестер.
- Мэдлин? Насчет Грея? Откуда она может знать что-либо о нем?
Мэдлин. Итану нравилось это имя. Но потом он нахмурился, будто вспомнил что-то.
- Грей здесь ни при чем. Это… личное.
- О чем, черт возьми, ты можешь с ней говорить? И вообще, откуда ты ее знаешь?
- Я встретил ее вчера на маскараде.
- А я все думал, что же ее так напугало? - Куин встал и прошел к окну. - Можно было догадаться, что лишь один человек в Лондоне мог так испугать бедную девочку.
- Испугать? О да, такая сладкая, невинная девочка. А ты знаешь, что она хотела женить тебя на себе?
Куин повернулся к нему:
- Я заподозрил нечто, когда она сказала мне, что с детства мечтала стать моей женой, а потом спросила, подумывал ли я о том, чтобы жениться на ней. Так изворотливо… Интересно, как ей спится ночами?
"Мечтала выйти замуж за Куина". Стиснув зубы, Итан ощутил вдруг желание ударить Куина в его холеное, не обезображенное шрамом лицо.
- И знаешь, Маккаррик, я-таки подумывал об этом. Она скрытна, временами нечестна и чрезмерно озабочена деньгами, но при этом также добра и привлекательна, к тому же умна и воспитана. Любой мужчина гордился бы такой женой.
- Тогда почему же ты не берешь ее в жены?
- Ты знаешь почему. - Роль Куина в Сети заключалась в том, чтобы обольщать женщин; при этом ему приходилось много путешествовать. - Кроме того, ей уже сделали предложение, - сказал Куин, повернувшись к своему столу. - Она намерена незамедлительно принять его.
Ни фига она не примет.
- Чье?
- Ты же не думаешь, что я скажу тебе?
- Ты ведь знаешь, что я и сам могу в течение суток получить эту информацию. - В обязанности Итана входило не только улаживание тех неприятностей, за которые никто не хотел браться, но и добывание информации.
- Какого черта ты так интересуешься ею? Она леди и девственница - не чета твоим любимым потасканным шлюхам.
- Хочешь, чтобы я тебя ударил?
- Просто держись от нее подальше, Маккаррик. Не знаю, что за ужасные дела произошли там, на маскараде - она отказалась рассказать об этом даже Клодии, - но когда я увидел ее сегодня утром, мне показалось, что она проплакала всю ночь.
"Проплакала всю ночь? Неужели все настолько плохо?"
- Да, Куин, случилось нечто ужасное. Она разыграла сцену, чтобы женить меня на себе. Но у нее не получилось.
- Разыграла сцену, чтобы выйти за тебя? - Куин хрипло рассмеялся. - Ты перенервничал. Девчонка чрезвычайно хороша. Да, она действительно хотела выйти замуж, поэтому и покинула Лондон сегодня утром.
Итан оцепенел.
- Что ты сказал?
- Она уехала, ей не терпелось уехать отсюда.
Черт побери! Итан собирался убить Грея, прежде чем заняться девчонкой.
- Скажи, как найти девчонку. - Он двинулся в обход стола, и Куин вскочил на ноги.
- Бросить ее на съедение волку? Не знаю, почему ты вдруг заинтересовался воспитанной девушкой, к тому же подругой моей сестры, но от меня ты ничего не узнаешь.
- Она была не очень разговорчива с вами, после того как я лишил ее девственности прошлым вечером.
Выпучив глаза, Куин бросился на Итана с кулаками, но тот перехватил и вывернул его руку.
- Не кидайся на меня, Куин. Мое терпение может лопнуть.
Тот заскрипел зубами от боли.
- Итан, я знал, что тебе чужды вопросы морали, но не думал, что ты способен испортить невинную девочку лет на десять младше тебя. - Итан отпустил Куина, и тот рухнул в свое кресло, тряся рукой для восстановления кровообращения. - Мой Бог, она обесчещена. Я знаю, что ты никогда не проявишь благородства, а ее суженый откажется от нее. Теперь я должен сделать ей предложение.
- Держись подальше от нее, - проскрежетал Итан. - Она моя.
Куин попытался возразить, но Итан оборвал его:
- Попробуй, женись на ней, и я убью тебя.
- Ты даже не знаешь, кто она, - огрызнулся Куин. - И ты на ней женишься?
- Не женюсь.
- Тогда зачем пришел? Что ты хочешь от нее?
- Решу после того, как разделаюсь с Греем. Я уезжаю, чтобы спасти твою сестру, так что догадываешься, как важен сейчас временной фактор. - Итану было наплевать на Джейн; его заботило лишь то, что брат был по уши влюблен в нее и был бы безутешен, если бы она умерла. - Чем раньше я настроюсь на убийство, тем лучше для всех. А потом поговорим о женихе девушки.
Напустив на себя задумчивый вид, Куин долго вглядывался в лицо Итана. Потом вдруг оживился.
- Маленькая Мэдлин запала тебе в душу, да? Она умеет это делать. Я-то знал об этом и был начеку, а ты… ты, наверное, был ошарашен. - Он с улыбкой кивнул Итану. - Я расскажу тебе о ней, потому что Грея нужно остановить любой ценой. А ты, к сожалению, единственный, на кого мы возлагаем все надежды в этом деле. Но кроме всего прочего, я оказываю тебе услугу, потому что в амурных делах ты ничего не смыслишь. Она запросто обведет тебя вокруг пальца.
Итан издал безрадостный смешок.
- Ты так думаешь?
Куин встретился с ним взглядом.
- Итан, мне почти жаль тебя.
- Просто назови ее чертово имя.
- Хорошо. Ее зовут Мэдлин Ван Роуэн.
Глава 9
Резкие хлопки пистолетных выстрелов, крики, звук разбивающегося стекла.
Мэдди вздохнула, добравшись, наконец, до Марэ.
"Ах, дом, милый дом…"
Хотя расстояние через Ла-Манш от Дувра до Кале составляло всего двадцать миль, процесс пересечения пролива обычно выматывал. Ее возвращение тоже было изнурительным. Большую часть дня маленький пароход - изрыгающее чадный угольный дым и провонявшее рвотой плавающее корыто - боролся с коварными течениями и встречным ветром.
Затем в железнодорожном вагоне третьего класса по пути из Кале в Париж на нее таращились шахтеры и ярко разодетые мошенники, которые едва не обчистили ее. Почему-то каждый раз, когда она ехала в поезде, приходилось изо всех сил бороться с сонливостью, иначе она моментально засыпала.
Даже зная, что попутчики готовы обокрасть ее, Мэдди с трудом удерживала отяжелевшие веки, находясь в полудремотном состоянии и вздрагивая каждый раз, когда, словно под пассами будившего ее гипнотизера, приходила в себя. К счастью, ее не обокрали, но, как обычно, она сошла с поезда в оцепенении и в течение еще нескольких часов ощущала вялость и сонливость.
А после завершения утомительного путешествия Мэдди, наконец, была вознаграждена тем, что очутилась в… Марэ.
Экипаж резко остановился у ее старого многоквартирного дома. Прошли века с тех пор, как этот район был игровой площадкой королей. Этот высокий, выстроенный в готическом стиле дом с покрытой шифером крышей в семнадцатом веке, наверное, был особняком знатного дворянина. Позже дом был разделен на сдававшиеся внаем маленькие дешевые квартиры, и, как весь район, со временем пришел в запустение и подвергся разрушению.
Едва Мэдди сошла с экипажа, как услышала разговор на английском с сильным акцентом, безошибочно определив, что это две завистницы - сестры Одетта и Берта Крена.
- Мисс Высокомерная Мэдлин вернулась, - взбивая выкрашенные в золотисто-каштановый цвет волосы, подала голос с крыльца напротив Одетта. - Да еще в экипаже. Омнибусы не для нее.
Когда кучер снял с расположенного сзади багажника чемодан, Берта добавила:
- Осторожнее, месье, она постарается заставить вас поднять чемодан наверх, а это шестой этаж.
Мэдди бросила злой взгляд на сестер. Им нравилось насмехаться над шестиэтажным домом, в котором она жила. В Париже самые высокие дома населяли самые бедные, ее же дом был шестиэтажным.
- На шестом? - удивленно переспросил кучер и протянул ладонь. Мэдди заплатила ему, и он тут же уехал прочь.
Фантастика. Ей придется как-то тащить чемодан наверх - сто две ступени неосвещенной лестницы.
- Ну и работенка выпала Шалунье, - прыснув в кулак, добавила Одетта.
Мэдди замерла, стискивая кулаки. Французское слово означало "шалунья, проказница", но это слово имело и другое значение - "уличное дитя". Она ненавидела, когда они ее так называли.
Мэдди уже готова была ввязаться в драку, когда услышала знакомый голос сзади:
- Берта, Одетта, заткнитесь.
Мэдди повернулась и увидела свою подругу Коррин, вышедшую из темного подъезда и спускавшуюся по ступеням крыльца. Коррин, покинувшая, как и она, родину англичанка, была ей как мать. Давным-давно, когда Мэдди некуда было податься, Коррин приютила ее.
Ухватив чемодан с одной стороны, Коррин жестом предложила Мэдди взяться за другой конец. Вздохнув, Мэдди подчинилась, и они, обогнув дремавших на ступенях безобидных пьяниц, вошли в подъезд и ступили на лестницу. Мэдди так часто в кромешной тьме взбиралась по этим расшатанным ступеням, что даже не хваталась за веревку, натянутую вместо перил.
Когда они добрались до ее площадки и опустили чемодан, распахнулась дверь напротив и показалась Синеглазая Беатрикс. Едва заслышав скрип досок на верхней площадке, Беа обычно тут же выскакивала из своей комнаты в надежде, что Мэдди или Коррин выходят на улицу и сделают для нее необходимые покупки, а именно: кофе, круассаны и сигареты - это все, что ей было нужно для жизни. При этом ей не пришлось бы лишний раз спускаться и подниматься по длинной темной лестнице.
Беа была проституткой, известной в Марэ как Шлюха Беа. Мэдди находила это прозвище оскорбительным; тем более что оно также не выполняло особой определительной функции ввиду того, что большинство женщин в районе, включая Берту и Одетту, были такими же проститутками.
Из-за красивых глаз Мэдди стала называть ее Синеглазой Беа, но это прозвище оказалось пугающе пророческим. У возлюбленного Беа Мориса была отвратительная привычка ставить ей синяки под глазами. Вот и сейчас у нее под глазом темнел синяк.
- Как съездила, Мэдди? - спросила Беа. - Успешно? Мэдди чувствовала себя грязной, усталой и совсем не радовалась возвращению домой. Беа же иногда бывала слишком прямолинейной.
- У меня ничего не получилось. Я ведь говорила вам обеим, что мы с ним вращаемся в разных кругах. - Она сняла с шеи ленту с ключами и открыла дверь в свою красочно убранную квартиру. Направившись прямиком к кровати, Мэдди рухнула ничком. Это была катастрофа, причем во всем, - пробормотала она, уткнувшись в потертое покрывало.
Коррин присела рядом и похлопала ее по плечу:
- Давай тогда попьем чаю, и ты нам все расскажешь.
Рассказывать о ее катастрофической поездке? Можно ли причинить еще больше страданий? Мэдди и так чувствовала себя хуже некуда.
- Очень хорошо. Много чаю. Покрепче.
Пока кипятилась вода, и подруги распаковывали все те ослепительные наряды, которые ей теперь придется продать, Мэдди раздвинула красные суконные шторы на окнах и открыла створки, чтобы проветрить помещение.
Втайне она гордилась своим домом, тем, как обустроила его при весьма скромных возможностях. Для того чтобы скрыть осыпающуюся штукатурку на стенах, она развесила яркие театральные афиши и плакаты с изображениями оперных исполнителей. Вся комната была завалена роскошными тканями благодаря подруге, которая работала в театре и снабжала ее ненужным труппе реквизитом. Мэдди всегда оказывалась на месте раньше тряпичников.
На ее маленьком балкончике вился плющ, и все еще цвели петунии. Ша-Нуар - независимый, живший на крыше черный кот - был постоянным посетителем ее балкона, где лениво нежился на солнце. Дул предосенний бриз, раскачивавший подвешенные деревянные колокольчики. Мэдди жила на шестом этаже не только из-за бедности. Кислая вонь, распространявшаяся по прилегающим улицам, не поднималась так высоко, кроме того, отсюда она могла любоваться морем крыш, простиравшихся до самого Монмартра.
Отвернувшись от окна, она обратила внимание на освещенное солнцем лицо Беа.
- Морис или клиент? - спросила Мэдди, указывая на ее опухшее лицо.
Беа вздохнула.
- Морис. Он бывает таким злым. - Тон у нее был совершенно безнадежный. - Не стоило мне его злить.
Мэдди и Коррин соответствующими возгласами выразили свое негодование, и Мэдди наклонилась к Беа, чтобы утешить. Хотя они с Коррин старались, насколько могли, убедить Беа в том, что она заслуживала большего, у них ничего не получалось. Беа была милой и доброй, но не верила, что ее ждет в будущем что-то лучшее, чем жизнь с Морисом.
Жизнь в Марэ часто оказывала подобное воздействие на обитателей. Их девизом было "от плохого к худшему". Они считали, что, какой бы невыносимой ни была ситуация, она всегда может стать еще хуже. Особенно у тех, кто осмеливался стремиться к лучшему.
"Лучше не искушать судьбу", - говорили они, на что Мэдди про себя отвечала: "Смелость города берет".
Но в этот раз смелость не помогла Мэдди…
Приготовив чай, они перешли на балкон, где расселись на ящиках из-под молока и приступили к чаепитию из разнокалиберных чашек. Черный кот снизошел до того, что позволил Мэдди посадить его себе на колени. Она с удовольствием гладила его теплую шерсть.
- Я думала, он с тобой в ссоре, - сказала Беа, кивнув на кота.
- Так и было. Неделями избегал меня. - Все из-за того, что она объяснила коту, что такая хозяйка ему не нужна. Он мог подыскать себе кого-то получше, кто мог позволить себе кормить его не только яблочными огрызками. Вытянув ноги, Мэдди уперла их в железную ограду, размышляя над тем, как ей недоставало этого - такого простого дружеского общения.
Ей нравилось быть с Клодией и другими представительницами семейства Уэйленд, но сейчас у них оставалось слишком мало общего. Беа, Коррин и Мэдди были близки по духу, хотя у каждой имелись свои тайные разочарования и безрадостное прошлое.
Беа, как и Мэдди, попала в Марэ молодой. Ее мать вышла замуж за бедного солдата и вместе с Беа таскалась за ним по миру - всюду, куда направляли его полк. Беа до сих пор просыпалась с рассветом, и барабанная дробь вызывала у нее подавленное настроение. Их с матерью пропитание зависело от жизни того солдата. Сводить концы с концами удавалось до тех пор, пока Беа не исполнилось двенадцать; потом все рухнуло.
В шестнадцать лет Коррин, дочь образованного английского приходского священника, вышла замуж за проезжего красавчика - французского портного.
"Я портной. У меня свое ателье", - говорил он, хотя на самом деле все было не так и его слова следовало понимать как: "Я живу четырьмя этажами выше пошивочного ателье, зарабатываю тем, что шью одежду для матросов, и каждый заработанный сантим трачу на джин".